ГЛАВА 7. «Снова»
Ночь.
Я лежу в кровати, не выключая свет.
Телефон рядом. Никаких сообщений.
И всё же я жду. Глупо. Неосознанно.
Себя ненавижу.
Пальцы дрожат, когда открываю директ. Пусто. Только какая-то девочка пишет:
«Вы очень красивая🥺💓»
Удаляю. Закрываю.
Ложусь на спину. Закрываю глаза. В голове — не тишина, а голос Никиты.
«Один поцелуй. И я исчезну. Клянусь.»
Он не исчез. Я знаю. Он рядом. Где-то. И завтра — снова будет.
Утро.
В школе — как всегда: суета, звонки, шорохи, смех за углом, срачи в туалетах, слёзы после контрольных.
А я — как будто из стекла. На вид — обычная. Внутри — трещины.
Вхожу в класс, а он уже там. Сидит. Первый.
И улыбается. Мерзко. Дерзко. Привычно.
И чёрт подери — красиво.
— Доброе утро, — говорит он первым.
— Не уверена, что оно доброе, — тихо.
Он слышит. Подмигивает.
Я иду мимо. Спиной чувствую его взгляд.
Тот самый. С прожигом.
Во время урока он неотрывно смотрит. Ни записей, ни учебника. Просто смотрит.
И в какой-то момент — поднимает руку.
— Да, Никита?
— Можете повторить, пожалуйста, последнюю формулу?
Голос его абсолютно невиновен. Я подхожу к доске.
— Конечно.
Он смотрит, как я пишу. А потом — шепчет. Тихо, едва слышно.
— У вас спина красивая.
Я разворачиваюсь резко. В классе — тихо.
Он делает вид, что просто смотрит в тетрадь.
— Ещё раз такое, — говорю жёстко, — и вылетишь с урока.
— Простите, — улыбается, не глядя. — Больше не повторится.
Но он знает — повторится.
И я тоже.
После урока я запираю дверь и стою одна. Облокачиваюсь о парту.
Дышать тяжело.
— Прекрати, Ликуся, — шепчу себе. — Он просто ребёнок.
Но в голове снова его глаза. Его голос. Его дерзость.
И то, как губы дрогнули, когда он склонился ко мне тогда.
Я касаюсь шеи. Горит.
— Ты с ним флиртуешь? — врывается в учительскую Кира, преподавательница литературы, блондинистая, злая, с укладкой и лицом, будто она нюхает говно даже от кофе.
— С кем?
— С этим... Коробыко. Одиннадцатый класс. Весь этаж гудит. Типа ты с ним как будто... особенная.
— Это чушь. Он просто умный и борзый.
— Ты его защищаешь? Серьёзно?
— От тебя — да. А теперь отойди, у меня тетради.
Кира фыркает и уходит.
А я смотрю в окно. Там дождь. Холодный, быстрый.
Как мысли, как пульс, как боль под кожей.
На следующий день в туалете слышу девчонок:
— Он к ней зашёл вчера в кабинет.
— Одна осталась с ним?
— Ну да. Типа он что-то спрашивал.
— А потом цветы.
— Боже, представляешь, если они реально?..
— Он же влюбился. Это видно.
— Но она же взрослая!
— И что? Он — Никита. Он может любую.
Я выхожу и смотрю на них.
Молчат. Краснеют.
Одна шепчет:
— Извините...
Я ничего не говорю. Просто выхожу.
Плевать. Уже плевать.
Он снова приходит после уроков.
Никого нет. Я одна. Кабинет пустой.
Дождь за окном. Как будто весь мир сжался до этих стен.
— Что ты хочешь? — спрашиваю тихо.
— Быть рядом. Просто быть.
— Это невозможно.
— Почему?
— Потому что я взрослая. Потому что я отвечаю. Потому что это опасно.
— А если я готов?
— Ты не понимаешь.
— Я понимаю. Я не мальчик, Ликуся. Я мужик. И я хочу тебя. Я с ума схожу от того, как ты смотришь. Как двигаешься. Как сдерживаешь себя.
Он подходит ближе.
Я не отступаю. Но не двигаюсь.
— Не приближайся.
— Почему?
— Я сказала. Не надо.
Он делает шаг. Совсем рядом. Его дыхание — горячее.
Я отвожу взгляд. Он касается моей щеки.
Пальцами. Осторожно.
Я закрываю глаза.
— Никита...
— Один раз. Только один. Позволь.
Я не знаю, что во мне ломается, но ломается.
Мои губы сами тянутся к его.
Поцелуй — короткий, но глубокий. Не мальчишеский. Настоящий.
Он держит меня за талию, не сильно.
Я дрожу.
Потом — резко отстраняюсь.
— Уходи.
— Но...
— Уходи, блядь! Сейчас же!
Он молчит. Смотрит. И выходит.
Я падаю в кресло.
Дрожу. Плачу. Смеюсь. Всё сразу.
Я сделала то, чего не должна была.
И хочу большего.
Ночью он пишет:
«Прости. Я не должен был. Но я не жалею.»
Я не отвечаю.
Потом — снова сообщение:
«Ты хочешь меня. Я это вижу. Ты не обязана прятать. Не передо мной.»
Я кладу телефон.
Сердце колотится, как бешеное.
На утро он появляется с синяком под глазом.
Кто-то врезал. В классе все шушукаются.
— Что случилось? — спрашиваю у Оли.
— С Кириллом подрался. Тот ляпнул что-то про вас. Никита не выдержал.
Я молчу. Но внутри всё сжимается.
На уроке он молчит.
Глядит в тетрадь.
Не улыбается.
Но в момент, когда я подхожу к нему, шепчет:
— Защищаю то, что моё.
Я не реагирую.
Но это как удар током.
После уроков я снова остаюсь одна.
Никого.
Я стою у окна. И слышу шаги.
— Ты не слушаешься, — говорю, не оборачиваясь.
— Я не могу без тебя, — он подходит. — Я стал другим. Ты меняешь меня. Ты даже не понимаешь, как сильно.
— Я не имею права.
— А если я не ребёнок? Если я — тот, кто будет рядом всегда? Ты правда думаешь, что кто-то другой может понять тебя лучше, чем я?
Он касается моей руки.
Я поворачиваюсь. Гляжу в глаза.
— Ты стоишь у грани, Никита. И если ты шагнёшь — назад пути не будет.
— Я уже шагнул. Ты — моя. Пусть никто не знает. Но я это знаю.
И он целует меня.
Глубже. Смелее. Жадно.
А я... позволяю.
Я хватаю его за футболку. Он держит за спину.
Мы дышим быстро, почти рывками.
Я чувствую, как тело реагирует — каждую клетку.
— Нам нельзя, — шепчу.
— Нам уже не всё равно, — отвечает он.
На следующий день на двери кабинета — анонимная записка:
«Не забывай, что педофилию прикрыть нельзя. Все видят, как ты смотришь на него.»
Я рву её и бросаю в мусор.
В груди — ком.
Это начинает выходить из-под контроля.
Я подхожу к Никите в коридоре.
Говорю шёпотом:
— Мы должны прекратить.
— Мы только начали.
— Ты не понимаешь! Это может разрушить всё!
— Пусть. Главное — не потерять тебя.
Он тянет меня за руку.
Я вырываюсь. Бегу в туалет.
Плачу.
Это уже не игра.
Это страсть. Опасная.
И мы оба на краю.....
