Глава 7
Утро было серым и тихим. Туман полз по земле, скрывая очертания деревьев и искривлённых остовов кустов. Лес словно затаился, наблюдая за троими путниками — Огнезвёздом, Белкой и Воробьём.
— Туда, — Воробей указал носом, его слепые глаза были сосредоточены. — Я чувствую, мы близко.
Двигались медленно, не спеша, с каждым шагом приближаясь к тому, что когда-то было ареной. Сейчас же — безмолвное кольцо обломанных камней, заросших мхом, всё ещё хранило в себе память о битвах. Камни здесь были тёмными, и воздух гудел чем-то древним.
— Это и есть арена? — прошептала Белка. — Здесь… будто кто-то всё ещё смотрит.
Огнезвёзд обошёл круг, уши были напряжены. Но всё было пусто. Ни одного звука.
— Пойдём дальше, — сказал он. — Мы не за этим пришли.
Дальше они двигались вдоль ручья, пересохшего и заросшего. Ветки щёлкали под лапами, болотистая земля хлюпала под ногами. И вдруг…
— Смотри! — Белка замерла.
Перед ними открылся старый лагерь. Заброшенные норы, поваленные заросшие стены из терновника… но кое-что насторожило сразу: следы. Чёткие, свежие.
Воробей наклонился, понюхал.
— Кошки… живые. Недавние. Но не похоже на племя, — пробормотал он.
— Здесь кто-то живёт, — тихо сказал Огнезвёзд.
Они подошли ближе. Ни одного шороха, ни одной тени — но всё вокруг дышало чужим присутствием. Место было пусто, но аккуратно. Паутина убрана. В одном углу стояли кости — явно от свежей дичи. Гнёзда были разложены, словно кто-то собирался лечь.
— Это… невозможно, — выдохнула Белка.
— Кто бы это ни был, — Воробей щурился, — они нас ждали.
Они обошли весь лагерь. Заброшенные гнёзда, следы когтей на земле, несколько недавних косточек от мышей в углу. Но кошек не было.
— Я чувствую… запах знакомый, — прошептал Воробей, замирая у входа в одно из гнёзд.
— Это она, — голос Огнезвёзда дрогнул. Он вдохнул глубже. — Это запах Песчаной Бури.
— Мамочка? — Белка бросилась к соседнему укрытию, вглядываясь в тени. — Мам, ты тут?
Тишина.
И вдруг... шаги. Лёгкие, но уверенные. Все трое обернулись. Из-за старого кустарника, ведущего к лесной тропе, в лагерь вошла кошка. У неё в зубах была крупная дичь — крупная мышь или хомяк, покрытый болотной грязью. Она аккуратно подошла к куче добычи и положила еду рядом с другими остатками.
Сердце Огнезвёзда застучало в груди, словно молот.
— Песчаная… — прошептал он.
Кошка подняла голову.
Та же шерсть — золотисто-рыжая, с лёгким оттенком охры. Те же янтарные глаза… Но взгляд её был чужой, отстранённый. Она посмотрела на них, не проявив ни удивления, ни страха. Лишь спокойная, даже отстранённая настороженность.
— Кто вы? — спросила она просто, будто не чувствовала никакой связи.
— Песчаная Буря… ты не помнишь нас? — голос Огнезвезда сорвался. Он сделал шаг вперёд, как будто каждая мышца тела сопротивлялась поверить в происходящее.
Кошка чуть наклонила голову, изучая его.
— Я вас не знаю. Это… моё место. Кто вы такие? Что вы делаете здесь?
Белка застыла, глядя на мать. В глазах — растерянность и боль.
— Мамочка… это я… Белка. Я твоя дочь! — прошептала она, еле держась на лапах.
Песчаная Буря смотрела на неё. Ни одно воспоминание не вспыхнуло в её глазах. Только лёгкое замешательство, как будто имя было ей незнакомо.
— Простите… вы, должно быть, ошиблись. Я здесь живу одна.
Огнезвёзд чувствовал, как внутри всё рушится. Эта кошка стояла перед ним — живая, целая, но… она его не помнила. Не помнила Белку. Не узнала даже внука.
— Это проклятие… — прошептал Воробей, встав рядом. — Что-то стерло её память… Звёзды молчат, но здесь что-то большее, чем просто забвение.
— Я — твой… — Огнезвёзд не закончил. Его голос дрогнул. Он не смог сказать этого. Он просто стоял, глядя в глаза той, кого любил больше жизни — и кто теперь не знал, кто он.
Огнезвёзд не сводил с неё взгляда. Сердце рвалось наружу, лапы подгибались. Он сделал ещё шаг, но она чуть отступила, настороженно вскинув усы.
— Песчаная Буря… это же я… Огнезвёзд… — прошептал он, словно если он скажет это тише, то правда окажется менее болезненной.
Она выпрямилась. В её взгляде мелькнуло что-то твёрдое. Уверенное.
— Я не знаю этого имени.
Я — Пепельная Поступь, воительница Племени Пепельных Снов.
— Племя Пепельных Снов? — переспросила Белка, обернувшись к Воробью. — Ты когда-нибудь слышал о таком?
Воробей напряжённо кивнул.
— Именно о нём шептал тот старый одиночка… Проклятое племя. Призраки, обрывки памяти…
Песчаная Буря — Пепельная Поступь — посмотрела на них с высокомерным спокойствием, как будто она старшая среди младших, как будто именно она здесь хозяин.
— Я знаю, почему вы пришли.
Ты, рыжий кот… — она взглянула прямо на Огнезвезда. — Ты мне снился. Я звала тебя.
Ты пришёл, как я велела.
— Это был ты? — выдохнул Огнезвёзд, отступая, ошеломлённый. — Ты… звала меня во сне?
— Да, — спокойно кивнула она. — Я видела тебя. Ты стоял на вершине скалы. Один, в дождь. Я окликнула тебя, и ты пришёл.
Значит, ты услышал.
— Но… — Белка сделала шаг вперёд. — Это же не может быть… ты… ты — Песчаная Буря! Моя мать!
Ты жила в Грозовом племени!
— Я не знаю, о чём ты говоришь, — отрезала Песчаная. — Мой дом — здесь. Моё племя — Племя Пепельных Снов. Я не знаю никаких Грозовых кошек.
Но… я чувствую, что вы мне знакомы.
Как будто… как будто вы — сны, которые я уже видела.
Тени.
Наступила тишина.
Воробей прищурился. Он медленно отступил назад, обращаясь к Огнезвёзду:
— Она не врёт. В её душе — чужая память. Что-то затуманило её разум. Или… её душа живёт в двух мирах одновременно.
Огнезвёзд не мог говорить. Он только смотрел на неё, как на отражение в треснувшем зеркале.
Она была здесь. Живая. Но потерянная. Чужая.
И всё, что он чувствовал — это боль.
Огнезвёзд, Белка и Воробей провели в лагере ещё немного времени, наблюдая за Песчаной Бурей — или как она теперь себя называла, Пепельной Поступью. Она двигалась уверенно, словно действительно была частью этого мрачного места. Но в каждом её взгляде, в каждом жесте чувствовалась пустота, которую они не могли объяснить.
— Это... не может быть просто сном или ударом по голове, — прошептала Белка, когда они оказались наедине. — С ней что-то сделали.
Воробей сжал лапы. Его уши дёрнулись.
— Я чувствую… чужую силу. Чужие травы. Это не просто потеря памяти. Кто-то вмешался.
И словно в ответ на его слова, за их спинами раздался шорох. На опушке лагеря показался ещё один кот — тощий, высокий, с висящими на груди редкими листьями, высохшими от времени. Его шерсть была чёрно-серая, с пепельным оттенком, а глаза — тускло-зелёные, глубокие, как омут.
— Вы ищете правду? — прохрипел он, подходя ближе. — Тогда слушайте.
— Кто ты? — резко бросил Огнезвёзд, встав перед дочерью и Воробьём.
— Меня зовут Кипарисовый Лист. Я был целителем Племени Пепельных Снов… когда оно ещё жило. Я остался… как память.
Как свидетель.
Как… проклятье.
Он уселся, словно усталый старец.
— Та кошка… она пришла к нам из ваших земель. Израненная. Потерянная. Её звали Песчаная Буря, но она не помнила ничего — уже тогда.
Память ускользала, обрывками.
Я… закончил то, что началось.
Стер остатки.
— Ты что?! — Белка сорвалась с места, глаза пылали. — Ты стер ей память?! Почему?! Зачем?!
— Потому что память — это боль, — ответил Кипарисовый Лист. — А наш лагерь — не место для боли. Здесь остаются только те, кто хочет забыть.
Огнезвёзд подошёл ближе. Его голос был хриплым, низким:
— Ты не имел права.
— Я спас её. — Кипарисовый Лист не отводил взгляда. — Она больше не плачет во сне. Она не зовёт тебя, предводитель. Она живёт… пусть и в тени.
Это не ты её спас. Это я.
Тишина повисла между ними, будто в воздухе сгустился пепел.
Огнезвёзд чувствовал, как душа сжимается. Его Песчаная Буря была рядом… но отнята. Искусственно. Преднамеренно. Жестоко.
И теперь он должен был решить, что делать дальше.