lovesong
Полтора дня.
Амелия выключила телефон, потом включила.
Прочитала только новости. В телегу не заходила.
Не хотелось. Там всё - слишком живое.
Слишком он.
Она снова вернулась на площадку.
Работа - это щит.
Поток, рутина, бесконечные просьбы и поправления света.
Здесь никто не задаёт вопросов, только:
- Ам, ты можешь?
- Ам, поправишь?
- Ам, звук норм?
Никакого «а ты как?», и это - лучшее, что могло быть.
Гримёрка №3.
У неё дёрнулось в груди, когда ассистентка назвала номер.
- Просто проверь, всё ли в порядке перед интервью.
Обычное задание.
Обычная дверь.
Обычная табличка с номером.
Но внутри... было нечто.
Запах: освежитель, лёгкий запах кожанки, кофе и...
Он.
Призрачно, будто бы остался.
Амелия зашла. Механически проверила гримёрный стол, кресло, свет.
И тут увидела кепку.
Чёрная. Потёртая.
Знакомая до судорог.
Дима.
Всё в теле дёрнулось. Но лицо не изменилось.
Она достала телефон. Сделала фото.
Набрала коротко, будто это деловая переписка.
Но с таким тоном, что даже экран почувствовал холод.
Ам: Кепку оставил. 3 гримёрка.
Ам: Что, приезжать за ней или как?
Ответ не сразу.
Дима: Удивлён, что ты вообще мне написала
Дима: Или так сильно соскучилась по моим вещам?
Ам: Не льсти себе.
Ам: Она просто в кадре мешалась.
Дима: О, то есть моя кепка снова портит твою картинку?
Дима: Как в старые добрые?
Ам: Не настолько добрые, чтобы это вспоминать.
Дима: Ты всё ещё острая на язык. Скучал.
Ам: Я нет.
Пауза. Долгая. Она положила телефон, думала, что всё.
Через пару минут:
Дима: Заберу.
Дима: Жди.
Она фыркнула.
«Жди»? Указал, блядь. Как будто я что, ассистент у него?
Но осталась.
Он вошёл через полчаса.
Без стука.
Просто толкнул дверь и зашёл.
- Привет, - произнёс почти лениво, будто ничего не было.
- Забирай. - Она кивнула на кресло.
Он посмотрел на неё.
Никакой улыбки.
Никакой боли.
Чистое напряжение.
- Всё такая же.
- А ты всё тот же.
- В смысле?
- Лезешь туда, где тебе не рады.
Он взял кепку, натянул на голову, посмотрел в зеркало, прижал козырёк.
Потом - в её сторону.
- А может, ты не рада, потому что всё ещё хочешь?
- Или потому что я вспоминаю, как ты исчезал, как курил всё подряд, как мне приходилось стирать с себя запах твоих срывов.
Он подошёл ближе. Но не вплотную.
Просто чтобы слышать дыхание.
- А ты не думала, что я возвращаюсь потому, что хочу стереть всё это?
- А я не прошу возвращаться.
- Но и не выгоняешь.
Они стояли в двух шагах друг от друга.
Воздух дрожал.
- Я смотрел интервью вчера, - сказал он.
- И?
- Ты там смеялась.
- Ну и что?
- Ты почти не улыбаешься так. Только когда врёшь. Или когда тебе больно.
Она сжала зубы.
Пауза.
- Всё, что ты говоришь, - не имеет значения.
- Почему?
- Потому что ты разрушил. Всё.
- А если я хочу построить заново?
- Поздно.
Он кивнул.
Медленно.
- Тогда я просто заберу кепку.
- Вот и забери.
Он подошёл к двери.
Положил руку на ручку.
Пауза.
Не обернулся.
Но сказал:
- Ты всё равно напишешь.
Она осталась в комнате.
Вцепилась в стол.
Руки дрожали.
- Блять, - прошептала.
Но внутри что-то стучало.
*«Ты всё равно напишешь».
*«Ты всё равно напишешь».
«Ты всё равно...»
И она знала - он прав.
---
- У тебя съёмка через двадцать минут, модель всё ещё не приехал, - сказали Амелии с утра.
- А стилист?
- Отменился. Мы вызвали тебя.
- Кто клиент? - спросила она, идя к студии.
- Не помню, кто-то из музыкальных. Новый проект, хайповые лица. Тебе придётся руками его править, позы подсказывать. Ты же умеешь...
- ...править руками. Да уж, умею.
---
Амелия вошла в студию.
Свет - белый.
Фон - серый, пустой.
Оборудование расставлено. Техники шепчутся.
Фотограф проверяет угол.
И в центре, облокотившись на колонну, стоит он.
Дима.
Майка тёмно-синяя, на груди - потёртая печать.
Татуировки лезут из-под ткани, как змеи.
Штаны висят низко, как будто плевать на форму.
Сигарета в пальцах. Жарко. Глаза прищурены.
Он поворачивается. Видит её.
В глазах - пауза. Без удивления. Без эмоций.
Как будто ждал.
- Здрасьте, - буркнул он.
- Прямо как в школе, - ответила она.
- В каком смысле?
- Когда к доске выходишь, а училка та, которую не можешь забыть.
Он усмехнулся. Повернулся обратно. Не подошёл.
- Стилист ты, значит?
- Нет, домоуправ. Пришла выгонять тебя отсюда, - холодно.
Он не ответил. Только снял майку. Просто. Без театра.
Спина - вся в линиях, крестах, старых тату.
Мышцы напряжены. Свет скользит по ним.
- Ты всегда так раздеваешься при женщинах, которых довёл до истерики?
- Ты же не истеришь.
- Я внутри вся киплю. Просто не для тебя.
Она подошла.
Он стоял в пол-оборота.
Она касалась его плеча. Поставила ровно.
Потом рукой поправила локоть.
- Не зажимайся.
- Я не зажимаюсь.
- Тогда расслабь шею. Как будто тебе всё равно.
- А мне не всё равно.
Она остановилась. Молча.
Он повернул голову:
- Видишь? Даже твои пальцы дрожат.
- Это от неприязни.
- А у меня от воспоминаний стояк.
- Ты придурок.
- Но ты пришла.
- Работать.
- Трогать.
Она глубоко вдохнула. Пальцы у шеи его поправили цепь.
Он поймал её запястье. Не крепко. Просто держал.
Смотрел в упор.
- Я думал, ты сломаешь меня тогда.
- Я сломала себя, не тебя.
Он отпустил.
Встал прямо.
Развёл плечи.
Смотрел в точку за камерой.
- Скажи, как лучше стать.
- Повернись ко мне левым боком. Опусти подбородок.
- Ниже?
- Ниже. Глазами - в сторону. Как будто тебе похуй.
- А не похуй.
- Притворись.
Она провела пальцами по его груди - медленно, как будто разглаживая ткань.
Он вскинул брови:
- Прямо на съёмке?
- Просто хочу, чтобы ты выглядел хоть раз лучше, чем ты есть.
Он усмехнулся.
- Тогда тебе надо делать меня с нуля.
- Поздно.
Через пятнадцать минут съёмка закончилась.
Фотограф что-то бормотал про «сырую эстетику» и «уверенность в себе».
Дима сел на коробку сбоку. Достал бутылку воды. Отхлебнул.
Амелия вытирала руки влажной салфеткой.
Проходя мимо, он тихо сказал:
- Ты злишься, но всё ещё здесь.
- Потому что я не убегаю, когда вижу тень.
- А я теперь - тень?
- Ты - проблема.
- Сложно быть проблемой, когда так хочется быть решением.
Она остановилась. Резко.
- Прекрати.
- Что именно?
- Говорить со мной так, будто ничего не было.
- Но было. И ты это знаешь.
Пауза.
- Ты никогда не знал, как быть рядом.
- Я учусь.
- Я больше не твоя школа.
Он встал. Подошёл.
- Знаешь, что самое странное?
- Что?
- Ты всё ещё пахнешь, как тогда.
Она смотрела на него.
Пусто. Холодно. Но сердце било слишком громко.
- У тебя две минуты. Исчезни. Пока я не ударила.
- Ударь. Может, я проснусь.
Он ушёл.
Она осталась.
Руки сжаты.
Ладони горят.
Тепло от его кожи всё ещё на пальцах.
«Блядь, что он делает со мной...»