Глава 22
Моя спина становится деревянной.
В панике смотрю на Алёну. Ее глаза моргают и бегают по потолку.
- Милохин! Покинь аудиторию!
Сердце бьется о ребра, когда снова смотрю на кафедру, перед которой возвышается его фигура.
- Иди сюда, - повторяет еще раз.
Мои щеки становятся малиновыми.
На меня все смотрят.
В первую очередь он, и я не сомневаюсь в том, что если не сделаю то, что ему надо, он достанет меня отсюда за шиворот.
Выражение его лица гоняет мурашки по животу.
Сглотнув слюну, на дрожащих ногах выбираюсь из-за парты и поднимаю с пола сумку. Напряжение, которое душило все эти дни, прорывается наружу, мешая связно думать.
Я не думаю. Даже о том, что уже через час об этом представлении будет знать весь универ. Ведь он его звезда, и до нему всем есть дело!
Просто спускаюсь вниз, не отрывая от него округлившихся глаз.
- Гаврилина! Сядь на место!
- Извините! - выпаливаю, оказываясь рядом с Милохиным.
У него растрепаны волосы и ссадина на скуле. Он помятый и злой. Пальцы его руки смыкаются вокруг моего бицепса, впиваясь в него через куртку и свитер. Дернув меня за плечо, тащит за собой к выходу.
Тишина коридора давит на уши. От стен отражаются звуки наших шагов, и я еле успеваю переставлять ноги и поспевать за его широким шагом.
Распугав всех встречных студентов на нашем пути, толкает меня в двери пожарного выхода.
Спускаемся по лестнице, и за стуком собственного сердца я начинаю чувствовать трепет своих поджилок вперемешку с тревогой.
Что происходит?
Он решил убить меня и закопать в лесу? Чтобы не мозолила глаза?
Даже если так, его появление спазмом сжимает горло.
На глаза наворачиваются слезы, которые смаргиваю и проглатываю.
- Фффф... - бесшумно выдыхаю, вытягивая губы.
Если бы он пришел тогда, месяц назад... возможно, я бы решила, что могу ему довериться. Я пряталась, а он не искал, подтверждая слова своей матери о том, что уедет и... забудет...
Я не имею права таить обиду, но мне было больно тогда, и сейчас больно.
От внутренней усталости послушно следую за ним, пока выводит нас в коридор первого этажа, а потом на улицу.
Холодный ветер забирается под куртку и свитер, но моим горящим щекам и ватным мозгам становится свежо, как никогда.
Сойдя со ступенек крыльца, сворачиваем к парковке, где, среди других машин, я вижу черный "порш", на котором он отвез меня домой три дня назад. У него новая машина, и это в очередной раз напоминает мне о том, кто он такой.
Габаритные огни "порше" вспыхивают. Слышу, как щелкают замки.
Открыв пассажирскую дверь, Даня пихает меня внутрь.
Забравшись на сиденье, роняю затылок на подголовник и испускаю долгий выдох.
Слышу запах незнакомого салона машины. Чужой. С примесью табака и жвачки. Это странно, потому что в салоне его предыдущей машины пахло совсем по-другому. Там пахло будто им самим, ну или тем, что его окружает. Хоккейными шайбами, разбросанными по заднему сиденью, немного пластиком и чуть-чуть его парфюмом.
Когда его тело занимает соседнее сиденье, мое напрягается.
Посмотрев на меня, напрягает свой точеный подбородок и спрашивает:
- Ничего не хочешь мне сказать?
- Привет... - отвечаю сипло.
- Ты беременна?
Вопрос застает меня в гребаный расплох!
В панике кусая губы, бегая глазами по его лицу.
Оно решительное, в отличии от моего. Черные глаза предупреждающе горят, лежащая на колене ладонь сжата в кулак.
О том, чтобы соврать даже не думаю.
Я не смогла соврать даже своим подругам.
- Откуда ты знаешь? - смотрю перед собой, понимая, что вариантов у него не много.
Их всего два.
Какого черта?!
Я что, просила об этом?!
- Когда ты собиралась сказать? - игнорирует мой вопрос.
Молчу, отворачиваясь к окну и пряча от него лицо.
Нос щиплет.
Напрягаю подбородок, чтобы не дрожал.
- Ты вообще собиралась?
Этот разговор... я к нему не готова!
Если молчание - это ответ, то он его получил. Звенящая тишина тому доказательство. Не в силах ее терпеть, смотрю на него.
Он смотрит перед собой, и я не знаю о чем он думает.
С тоской смотрю на четко очерченный профиль. На линию его скулы и подбородка, переходящего в сильную жилистую шею.
Резко повернув голову и резанув своими глазами по моим, он вдруг подается ко мне и обнимает ладонью лицо.
- Милохин... - шепчу в панике, покрываясь мурашками с головы до ног.
Склонив набок голову, захватывает мои губы своими.
Так профессионально и выверено, что я теряю связь с реальностью.
Соблазняя, так, как он умеет. С легким напором он утягивает мои губы в возбуждающий до последней клетки поцелуй, и я хватаюсь за его куртку руками.
- Мммм... - стону, когда раздвигает мои губы языком, неторопливо и мягко лаская им мой язык.
На его языке привкус зубной пасты.
От прилива ощущений меня вытряхивает из кожи.
Я и так стала чувствительной ко всему. Даже к своей мочалке! Я могу почувствовать возбуждение даже сидя за ужином. А по отцу своего ребенка я истосковалась до гребаной боли в костях.
С дрожью цепляюсь за его бедро. Под мягкой тканью штанов оно каменное. Сила его тела кружит мою голову, губы неторопливо ее выключают.
Боже, как я скучала...
Разорвав наш поцелуй, он прижимает свой лоб к моему и шумно дышит. Мне тоже не хватает воздуха, я позорно хочу еще, но его хриплый голос заставляет внутренне взвыть.
- Прошла любовь, значит? - втягивает в себя воздух.
Зажмуриваю глаза до боли.
Его лоб горячий. Дыхание на моей щеке тоже.
Не получив ответа, встряхивает мою голову и рычит:
- Дура, что ты творишь? На хер ты это сделала?
- Тебе не понравится ответ! - выкрикиваю в сердцах, ударяя кулаком по его груди.
- Я только один раз спрошу, что не так было, - предупреждает у моих губ. - Не ответишь, катись.
Я не верю его словам.
Не верю!
- Ты катись.
- Уйду ведь.
- Уйди. Ну!
- У тебя тридцать секунд.
Выпутавшись из его ладоней, падаю на спинку сиденья и закрываю глаза.
Тридцать секунд - это очень мало для того, чтоб собрать свои разлетевшиеся во все стороны мысли, но мне уже некуда бежать...
Тот ужасный день встает перед глазами во всей своей уродливости.
Врать и изворачиваться сейчас у меня просто не хватит таланта. Я не хочу больше врать. Каждый раз, когда отталкиваю его, это вытягивает из меня все чертовы соки.
- Юля... - цедит угрожающе.
Пффф...
Потерять его один раз было невыносимо, потерять второй будет просто смертельно, черт возьми!
Глядя в потолок машины, выдавливаю:
- Она сказала... что... выселит меня из дома.
- Кто?
- Твоя... твоя мать...
Целая тонна - вот каким тяжелым был этот груз.
- Что? - спрашивает не понимающе.
Его удивление такое неподдельное, что меня опять одолевают сомнения.
Посмотрев на него, вижу, как сошлись на переносице прямые темные брови.
У него подбита скула, потому что, судя по всему, он с кем-то подрался, и меня это шокирует. Это не в его стиле. Совсем не в его. Если бы это помогло решить мои проблемы, я не отказалась бы избить боксерскую грушу, но мне остается только молотить свою подушку.
- Она пришла ко мне...
Боже. Почему это так сложно?!
Посмотрев в лобовое стекло, продолжаю:
- Она пришла ко мне после того юбилея. Сказала... что я тебе не пара и если увидит меня рядом с тобой еще раз, то выселит из дома.
Сглотнув вязкий ком в горле, смотрю на свои руки.
Те дни были такими ужасными, что вспоминать о них отвратительно.
- Че за бред? - бормочет Даня.
- Наш дом, он нам не принадлежит. Он принадлежит универу, а мы... просто арендаторы. Я бездомная, вот так, - смотрю на него, вскинув подбородок.
В жизни бывают вещи и похуже, я это знаю. Например, потерять родителей и... почти их не помнить.
Мои глаза в панике считывают его реакцию.
В его мире быть бездомным вряд ли возможно, а в моем, как оказалось, очень даже.
Его глаза наполняются пониманием, но не сразу.
Лоб прорезают складки, зубы сжимаются.
Молча смотрим друг на друга, и в моих ушах стучит сердце, но прежде чем он скажет хоть слово, выпаливаю:
- Она не должна узнать о нашем разговоре. Она выбросит нас с дедом на улицу, понимаешь? Пообещай...
Она его мать, но я не хочу выбирать выражения.
Не хочу, черт возьми!
Я ее ненавижу, и не собираюсь этого скрывать.
В его глазах вспышки. Я вижу усиленную работу его мозгов, пока он просто молчит, размеренно, но громко дыша.
Отвернувшись к окну, кладет руки на руль и хрипло спрашивает:
- Что еще она сказала?
Его спокойствие пугает меня даже сильнее, чем злость.
Облизнув губы, говорю:
- Что весной ты уедешь на практику в столицу. И... забудешь меня. А она не забудет. Сотрет меня в порошок. Так она сказала.
- Забуду тебя? - спрашивает, резанув по моему лицу взглядом.
- Да...
- И ты поверила?
Горечь в его голосе душит меня.
- Я не знаю! - прячу лицо в ладони, делая рваный вдох.
- Почему не рассказала сразу? - спрашивает ледяным голосом.
Этот холод действует на меня, как укол злости.
Вскинув голову, рычу:
- Ты не слышал меня?! Она сказала, что вышвырнет нас из дома! У меня другого нет, Милохин! У меня вообще ничего нет!
- То есть, ты трус? - цедит, глядя на меня с усмешкой.
От обиды мне хочется дать ему по лицу.
Он высокомерный. Всегда таким был.
- Да, трус! - кричу ему в лицо. - Самый жалкий на свете! А вы шайка уродов! Теперь катись, как обещал! - дернув за ручку, толкаю дверь его новой машины, собираясь убраться отсюда как можно дальше.
Схватив меня за локоть, тянет назад и орет:
- Ты из меня душу, блять, вынула! Если бы я не узнал, ты бы вообще не объявилась? Кто ты после этого? Говори?!
Прячусь от него, закрыв глаза.
Его слова бьют так больно, что терпеть просто нет сил.
Я предатель. Вот кто я.
- Что ты собиралась делать дальше? - цедит, сжимая мой локоть. - Аборт?
- Я не знаю! - вырываю свою руку. - Не знаю, понял?! Ты знаешь? Что мне делать, а? Ты уедешь... на практику. В столицу! - пихаю его плечо.
- И че? Брошу тебя? Одну? Беременную? Бездомную, блять?!
- Я не знаю! - со слезами запрокидываю голову.
- Да, так и есть. Ты меня нихрена не знаешь, - отталкивая от себя. - Нихрена ты обо мне не знаешь, - откинув на сиденье голову, закрывает глаза, будто видеть меня не хочет.
- А ты обо мне? - бросаю ему с горечью.
- Я о тебе? - бормочет бесцветно. - Кое-что знаю. Ты дура.
- Пошел ты, Даня, - толкнув чертову дверь еще раз, выбираюсь из машины.
На этот раз без препятствий.
Спрыгнув на землю, вешаю на плечо сумку и на ходу застегиваю куртку. Ухожу подальше от парковки и универа. В противоположную сторону от своего дома, потому что не хочу в него возвращаться. Под мерзким февральским дождем бреду по тротуару, смакуя на языке кучу обвинений, которые могла бы предъявить, если бы мне дали второй шанс. Впервые не думая о его чувствах, а только о своих.
Если я вынула из него душу, то из себя вынула тоже.
Думать о НЕЙ я не хочу.
Если она вышвырнет нас из дома, значит я боялась не зря. Это не спасет нас, но, по крайней мере, меня никто не сможет назвать дурой, даже ее сын.
Зайдя в какую-то кофейню по пути, сажусь за столик у окна и, сняв куртку, опускаю голову на согнутые локти.
Я хочу побыть одна.
И я надеюсь, что в этот раз он не станет меня искать.
Даня
По башке будто кто-то лупит отбойным молотком.
До побеления костяшек сжимая руль, смотрю в боковое зеркало и провожаю глазами удаляющуюся от "порша" фигуру.
Несется так, будто собираюсь за ней гнаться.
Я не собираюсь.
Если она опять хочет бежать, пусть убегает.
У нее это отлично получается.
Бежать, лгать, прятаться.
Лучше ей бежать, потому что нормального разговора сейчас у нас все равно не выйдет.
Потоки мыслей хороводом кружат в голове, и мне нужно хоть как то их систематизировать, прежде чем я решу, куда двигаться дальше.
Определиться мешают эмоции.
Их столько, что меня, твою мать, разрывает.
Я чувствую злость. Раньше это чувство мог вызвать во мне только один человек, он до сих пор вызывает, но все это была разминка.
Глядя на здание университетского корпуса, вспоминаю тот день, когда попал сюда впервые. Мне было десять. Мать водила меня по пустым коридорам и рассказывала о том, что здесь я буду учиться. Идея показалась мне офигенной, потому что я не знал, кем хочу быть. Зато она знала.
За мокрым лобовым стеклом крыльцо учебного корпуса дважды заполняется людьми и дважды пустеет, потому что сижу неподвижно почти четыре часа. Глядя перед собой и думая. Думая так усиленно, что взрывается бошка.
Когда начинают затекать мышцы, проверяю в кармане ключи и выхожу из машины.
Топча кроссовками мокрый снег, пересекаю парковку и поднимаюсь на крыльцо. Пройдя через турникет, киваю охраннику и сворачиваю в коридор, где скрываюсь за дверью пожарной лестницы. Я не хочу встретить знакомых, к людям у меня сейчас стойкое отвращение.
Взбегаю по лестнице на третий этаж, игнорируя звонок от Тани.
Вчера я поступил, как мудак, испарившись с ее дня рождения без объяснения причин. Странно, что она вообще мне звонит. Но после того, как токсичная Алена скинула на меня часовую бомбу, мне было не до Тани.
Я, блять, был в ярости.
- Ой, здрасте...- лепечет секретарша матери, встрепенувшись за своим заваленным бумагами столом. - А у нас совещание.
- Подожду, - сняв куртку, бросаю ее на стулья для ожидающих и сам усаживаюсь на них.
Вытянув перед собой ноги и сложив на груди руки, откидываюсь на стену.
В упор смотрю на серый узор линолеума, понимая, что каким бы ни был этот разговор, как раньше уже ничего не будет. Это не оставляет меня равнодушным, но это не моя вина.
- Хотите чаю? - слышу суетливый вопрос. - С конфетами.
- Нет, спасибо.
- Ладно...
Оставив меня в покое, девица принимается за работу. Стучит сантиметровыми ногтями по клавиатуре, и этот стук отдается молотками в башке.
Алкоголь - не моя тема. Мой организм перерабатывает его так долго, что если решаю напиться, всегда оцениваю последствия. Они для меня плачевные. Обычно я подыхаю пару дней, не меньше, но сегодня такой роскоши позволить себе не могу.
Из кабинета декана в приемную высыпает народ Преподавательский состав в лице заведующих кафедрами.
Выпрямившись, упираюсь локтями в колени, дожидаясь, пока покинут приемную. Дождавшись, пока за ними закроется дверь, встаю и направляюсь в кабинет матери. Войдя без стука, вижу ее, сидящую за рабочим столом.
- У меня что, сегодня день рождения? - наигранно изумляется. - Не ожидала такой чести.
Прикрыв за собой дверь, смотрю на мать.
Я чувствую хладнокровную решимость, от которой покалывает кожу и по щекам гуляют желваки.
Мое настроение она улавливает мгновенно.
Отложив в сторону телефон, пристально смотрит на меня. Выгибает брови.
- Что у тебя с лицом, - намекает на мой подбитый фейс.
- Несчастный случай.
Просто мне под ноги попался один дебил, а я был не в настроении сглаживать конфликт.
- Присядь, что ты как неродной, - просит нейтрально.
Пройдя к окну, упираюсь руками в подоконник и спрашиваю:
- Ты умеешь прощать людей?
Затылком чувствую напряжение и тишину. Я готов ждать, сколько нужно. Вряд ли у нас будет еще один разговор на эту тему.
- Это риторический вопрос?
- Нет. Обыкновенный, - смотрю на нее, развернувшись. - Я, кажется, не умею.
Ее лицо становится жестким. Она умеет быть настоящей сукой. Когда-то меня это восхищало. Я ею гордился. Всегда.
- Может быть, в тебе говорит максимализм? - предполагает ровно. - Жизнь штука длинная. Ценности и взгляды на вещи могут меняться только так.
- Может быть, - соглашаюсь.
Смотрю в ее глаза, ведь это то, что я умею на пятерку.
Она отводит свои первая.
Стряхнув с плеча пылинку, собирает в замок пальцы.
- Не томи, - просит миролюбиво. - Говори, зачем пришел.
- Не догадываешься?
- Догадки оставь философам, а я математик. Я вижу задачу и решаю ее. Всю свою жизни.
- Охеренно же ты решаешь задачи. Просто, блять, блестяще.
- Попридержи-ка язык, - бросает холодно, но я вижу, как учащается ее дыхание.
Мое учащается тоже, потому что новой волной кроют эмоции.
- Зачем ты это сделала? - спрашиваю хрипло. - Я же не уравнение. Я человек.
Блеск ее глаз говорит мне о том, зачем я пришел сюда и что мне от нее нужно. Мне нужно, чтобы она забрала все свое дерьмо назад. Хотя бы передо мной, потому что к Калининой, твою мать, я ее не подпущу.
- Не драматизируй, - ударяет по столу кулаком. - Я думаю только о тебе. Всегда только о тебе. Я тебя сделала таким. Успешным, Даниил. Не забывай об этом никогда.
- То есть, без тебя я никто?
Это не обида, а попытка скинуть с себя гребаный груз, который навалили мне на плечи. Избавиться от него, иначе я никогда не буду считать себя полноценным, сука, человеком, а буду считать себя продуктом чьего-то социального эксперимента.
- Не утрируй, - старается держать себя в руках. Но это ее постановка вопроса, не моя. - У тебя мозги. Все для тебя проложено. Поедешь на практику, там тебя ждут. Через десять лет ручкой шариковой будешь пользоваться, только чтобы сделки миллиардные подписывать. Тут для твоих мозгов ничего нет. Просто двигайся! Делай, что я говорю!
- Она тут при чем? - повышаю голос.
- Она? - смеется, но ненатурально и наигранно. - Я тебя знаю, - тычет в меня пальцем. - Я сама такая же. С головой нырнуть, и на все плевать. Я обожглась. Ты не обжигайся! У тебя их будет куча, таких Юль! Мне поверь! Через год ты думать о ней забудешь!
Перед глазами встает покрытое веснушками лицо.
Зеленые глаза, которые так и норовят спрятаться от моих. Краснеющие щеки и дрожь ее тела, когда просто касаюсь. В наш первый поцелуй она чуть не свалилась в обморок. Я помню ее губы до мельчайших подробностей. Каждый ее финт, каждый барьер, который пыталась передо мной выставить.
Забуду ее?!
Такое вообще возможно?
В какой, твою мать, вселенной?!
Даже сейчас, зная, какого дерьма наворотила моя бывшая девушка, я не могу испытывать к ней презрения. За слабость и дурость. В моей семье такого не прощают. В моей семье слабого растоптали бы.
В моей семье...
- Он не мой отец? - выдвигаю догадку, которая мучает уже пару лет.
Я тоже математик. И я тоже умею решать головоломки.
Лицо матери - это маска, но по шее бегут красные пятна.
- Нет, - отвечает бесстрастно.
В груди есть щелчок, и он болезненный.
- Ну и что? Твоего отца ветром сдуло. Я для тебя все сделаю. Я! Но не тащи за собой этот балласт. Эту Юлю. Тебе двадцать один. У твоих ног все возможности. Просто иди вперед. Не делай глупостей! Жизнь летит, не заметишь. Перед тобой все двери открыты. Все! Просто иди вперед и не отвлекайся! Это твое будущее! А не под провинциалку какую-то подстраиваться, которая забеременеет в два счета...
Смотрю на нее исподлобья, и она читает меня раньше, чем собираюсь хоть что-то к своему взгляду добавить.
- Господи... - накрывает рукой лоб.
Я знаю, какое будущее мы прокачиваем.
Топ-менеджера, не меньше. Костюм, галстук, офис в небоскребе.
Ничего не потеряно, твою мать.
Ничего.
- Так вышло. Виноват я, а не она, - отрезаю.
- Господи... - опускает лицо в ладони.
- Я чуть без нее не сдох, - бросаю с горечью. - Прямо на твоих глазах.
- И я чуть без НЕГО не сдохла! - выкрикивает, вскинув голову. - Где теперь он, а где я?!
- Где он я знать не хочу, - отвечаю хрипло.
Действительно не хочу.
Вообще не до того.
- Она тебе не пара. Это балласт! Ее приоритеты будут тормозить твои. Тебе нужно двигаться! Быть предпринимателем средней руки не твое. Тебя это пожрет. Ты тут усохнешь!
Посмотрев в окно, говорю:
- Знаешь, почему я выбрал ее?
Тишину принимаю за готовность услышать то, что я хочу сказать.
Это хорошо, потому что второго разговора у нас не будет.
- Ей нихрена не было от меня нужно, кроме меня самого, - говорю с той же гребаной горечью. - Впервые в жизни. Это доказывает, что я тоже личность. Может я чего-то стою. Тогда будешь мной гордиться. Если не будешь ставить палки в колёса. Отвали от Гаврилиных, - намекаю на то, что последствия ее поступков могут быть фатальными для нас с ней.
Просто смертельными. Я не знаю нюансов ее угроз, но я узнаю.
- Даня... - встает со стула.
Втянув знакомые с детства запахи этого кабинета, иду к двери.
- Сынок...
- Пока, - выхожу, захлопнув ее за собой.
Не знаю, когда мы увидимся снова.
Может через год, а может через два.
И это совершенно точно будет не моя инициатива.
Гаврилина была права. Просить прощения нужно уметь, и давать его - тот еще гребаный талант