Глава 23
"Заеду за тобой завтра в пять вечера. Поговорим.", - поджимаю губы, пробегаясь глазами по сухим и информативным строчкам входящего сообщения.
Я не собираюсь бросать телефон в стену, я взвинченная, но не сумасшедшая.
Не знаю, готова ли я "разговору".
Кажется, мы говорим на разных языках даже не произнося ни слова.
"Завтра в пять я буду работать", - пишу в ответ.
"Во сколько тебя забрать?"
Это простой вопрос. Элементарный. Но у меня ёкает сердце, потому что Милохин неотвратимо возвращается в мою жизнь, и от этого у меня сосет под ложечкой. Прежде чем открыть ему дверь стоит сто раз подумать, но я так устала думать, что просто печатаю: "В девять".
Швырнув телефон на кровать падаю на подушку, не дожидаясь от него ответа. Может мы и говорим на разных языках, но кое-какие черты его характера я выучила прекрасно, поэтому знаю - ничего отвечать он не будет.
Боже.
Глядя в потолок своей комнаты, чувствую как в тело бешеными потоками возвращается жизнь. В каждую клетку, в каждую косточку. Я провела в его машине пять чертовых минут, и уже наливаюсь жизнью, как какой нибудь стебель после дождя и в ускоренной перемотке.
- Так... ммм... кхм... что ты ему сказал? - слышу голос сестры.
Этот вопрос адресован не мне.
Отлепив от потолка глаза, перевожу их на Алёну, которая, поджав под себя ноги, сидит на моем любимом кресле и помалкивает.
Мы не разговариваем.
Она пришла вместе с Кариной.
На ней свитер толстой вязки и упрямое выражение лица.
Я хочу на нее злиться, но правда в том, что еще до того, как он вошел в аудиторию сегодня утром, я уже знала, что слишком трусливая, чтобы сделать то, что собиралась, за его спиной. Правда, она, черт возьми, на моей стороне. Так я думаю или хочу думать. Когда дело касается его семьи, он закрытый. Наглухо. Не знаю, замечал ли он это сам? И если бы я решилась на ЭТО за его спиной, у него бы не было никакого права смотреть на меня с презрением, но я, и это моя беда, кажется, слишком уважаю его мнение!
Отложив на комод мой стайлер, которым от скуки накручивала волосы, Карина разворачивается и смотрит на нее нейтрально.
Покосившись на меня, Алена вскидывает подбородок и объявляет:
- Ничего лишнего.
- Ну, - пожимает Карина плечом. - Это очень грамотно.
Они переглядываются, и мне хочется сощурить глаза, но в голову приходит мысль о том, что ни одна из них не далась бы матери Милохина голыми руками.
Тогда зачем я ему, такая трусливая?!
Его детям нужны идеальные гены. Такие, от которых все буду в восторге.
Отвернувшись, зло смотрю в окно.
- С ним вообще можно разговаривать? - продолжает сестра. - С виду ему корона жмет, причем очень сильно.
- Можно, - бросает Алена. - Только недолго, а то гастрит обострится.
- Хорошо если гастрит, - фыркает Карина. - А не язва какая-нибудь.
- Я спросила, в курсе ли он, как презервативом пользоваться? Он сообщил, что с шестнадцати лет в курсе. Ну, не придурок ли?
Если они считают, что эта комедия должна меня веселить, но ни черта подобного.
- Что он с ними делал в шестнадцать, - язвит сестра. - Изучал Теорию Вероятностей? Стратег хренов...
Это просто идиотизм, у меня по горло гребаных проблем, но мой рот все равно произносит:
- Наверное, использовал по назначению.
Секундная тишины заставляет меня внутренне чертыхнуться.
- Надеюсь, - бормочет Алена, - что не с Таней Глуховой.
- Почему? - приподнимаю с подушки голову.
Алена кусает губы. Морщит лоб. Смотрит на свой маникюр.
- Ты... - спрашиваю хрипло. - С ней общалась?
- Да, - отвечает глухо. - И если бы она могла, то сожрала бы его вместе с оберткой.
- А он? - лепечу.
- А он МИЛОХИН! - отрезает Алёна.
Очень громко хрюкнув, Карина начинает хохотать.
Сложившись пополам, хохочет тонко и со всхлипами.
Это так заразительно, что из меня тоже вырываются смешки. Вместе с влагой из глаз, они вырываются один за одним.
Глупо и не зрело, но я не могу сопротивляться.
Закинув за голову руки, накрываю лицо сгибами локтей и смеюсь. Смеюсь, не понимая, от веселья или от нервного напряжения, которое в эту минуту выпускает из тисков грудь.
Смех Алёны дополняет наш с Кариной дуэт.
Хохочем до тех пор, пока в дверь не раздается стук.
Выждав полуминутную паузу, дед заглядывает в мою комнату.
Он никогда не заходит в нее без предупреждения. Так было всегда, сколько себя помню.
Утирая слезы, смотрю на его седую голову, появившуюся в проеме.
Его лицо озарено мальчишеской озорной улыбкой.
- Красавицы, - объявляет довольно. - Чай готов. Со смородиной и малиной.
Отыскав меня глазами, кивает сам себе и прикрывает дверь.
Час спустя закрываю за Алёной и Кариной калитку.
От промозглого ветра кутаюсь в шаль. Чешу уши Демона и, глядя в его преданные собачьи глаза, глажу черную морду.
Вернувшись в дом, помогаю деду убрать со стола.
Падаю в постель, как подкошенная.
Глядя на черный проем окна, с тоской думаю о том, где он сейчас и чем занимается?
- Уффффф... - рычу в подушку, потому что, где бы он ни был, у меня тело вибрирует от долбаного желания оказаться там же, но все, о чем прошу его мысленно - не дать своей семье проехаться по мне бульдозером просто за то, что так сильно его люблю.
Даня
- Мне завтра нужна твоя помощь, - подняв от ноутбука глаза, смотрю на брата.
- Какая? - бормочет не особо внятно, стоя перед кофемашиной в одних трусах.
На моих часах половина восьмого вечера. Вернуться домой утром и проспать целый день для него норма. Я не врач, но выглядит он дерьмовее, чем на прошлой неделе.
- Съездишь со мной в пару мест, - проверяю свою почту и выключаю ноут.
- Завтра не могу.
- У тебя есть почки запасные? - спрашиваю, вставая с дивана и намекая на то, что продолжать кутить в таком режиме чревато для здоровья.
- Отвали, - просит, опрокидывая в себя чашку кофе.
- Мне нужна твоя помощь, - забираю с журнального стола свой телефон.
- Ну, попроси друга своего, Баркова, - бросает язвительно.
- Я тебя прошу, - смотрю на его лохматый белобрысый затылок.
У него на башке прям кукольные кудри, и сейчас, когда волосы отросли, башка его похожа на одуван. Мы не похожи. Теперь понятно почему. Между нами нет родства. Никакого. Но это не значит, что мне резко стало на него насрать.
Молчит, открывая холодильник.
Еды в нем нет.
Я не домохозяйка. Сам обедаю где придется.
Задержавшись у барной стойки, жду его ответа.
Захлопнув дверь холодильника, говорит раздраженно:
- Я не в ресурсе. Найди кого-нибудь другого.
- Когда будешь в ресурсе?
- Не лечи меня, - психует, уходя по коридору и пиная валяющийся на полу бумажный пакет.
Войдя в комнату, шарахает дверью.
Я не психотерапевт, но на мой взгляд у него слишком много свободного времени.
Он на два года моложе, и в детстве был моей тенью. Если я знаю его достаточно хорошо, завтра утром он будет здесь, ждать моих указаний, а если нет, значит все еще хуже, чем я думаю.
Пройдя мимо его спальни, обуваюсь и надеваю куртку.
Еще половина восьмого, и я не знаю на кой хрен выхожу из дома так рано. До Гаврилиной и ее кофейни мне добираться пятнадцать минут даже с учетом пробок.
Мне, сука, невтерпеж.
Включив автозапуск, выхожу из квартиры.
На улице густой туман. Не видно ничего уже на расстоянии в пару-тройку метров.
- Охрененно, - ищу в кармане брелок и отключаю сигнализацию.
Габариты "Порша" вспыхивают красными огнями, указывая мне дорогу в этом молоке.
Навстречу неожиданно попадается сосед-собачник и так же быстро исчезает.
Найдя тачку среди других на стоянке, забираюсь в салон и откидываюсь на сиденье, на секунду прикрыв глаза.
У меня было дофига времени, чтобы осознать ситуацию, но я что-то нихрена не осознаю.
Ребенок?
Че это вообще за явление? Че с этим явлением делать? Как вплести его в свою жизнь?
У меня шок и ступор. Шок и ступор, твою мать, но первое, что я почувствовал, когда девушка Баркова намекнула на мое возможное "отцовство" - чертов трепет между ребрами.
Я заделал Гаврилиной ребенка. С первого раза. Просто фантастика!
От меня беременна девушка, которая меня отшила и которая решила, что знать мне об этом не обязательно. Так я думал тогда. Если мне не обязательно об этом знать, то вариантов выхода из положения у нее не так много.
Их два: либо плюс, либо минус.
И она, судя по всему, выбрала минус.
Две недели назад она притащилась в мужскую раздевалку не для того, чтобы разбрасываться своими дебильными извинениями, а чтобы рассказать.
Не рассказала.
Что она собиралась делать, я знаю.
Уверен, что аборт.
Теперь, зная все подводные камни ситуации, тону в понимании, что не могу ей этого простить.
Я и не хочу.
Я не хочу ее прощать. Кого угодно, только не ее. Слишком глубоко она под кожей, и каждый гребаный раз отдирать ее от себя больнее, чем жрать стекло.
Я не хочу больше нырять в нее с головой. И я не буду. Не пускает внутренний барьер, который вот так с ноги не проломить.
Это нифига не меняет.
Она беременна, и эта проблема сама собой не рассосется.
У меня только один вариант решения этой проблемы для нас обоих - классический.
- Пффф... - смотрю на приборную панель.
Классический вариант в моей ситуации - прыжок с обрыва.
Я, считай, бездомный. У меня были планы на ближайшее будущее, и они не включали в себя ребенка, но виноват я, а не Гаврилина.
Твою мать, это не будет для меня гребаной жертвой. Я хочу ее так, что от недотраха готов подушку отыметь, представляя, как на кулак наматываю шелковые волосы.
Это не жертва, нет. Это эгоизм. Я понимаю, и мне плевать.
Я понятия не имею, что делать с "семьёй", но мне и на это плевать. Вариант у нас только один. И это не минус.
Может быть, она считает иначе, тогда ей придется сказать мне это в лицо. Я уже сдох один раз, и второй раз подыхать не собираюсь. Если она хочет минус, тогда пусть валит на все четыре стороны.
Дернув рычаг, по парктроникам выгоняю машину с парковочного места.
Боясь задеть чей-нибудь бампер, осторожно пробираюсь к воротам.
Желтые лампочки маячат в тумане, когда запускается механизм.
На дороге ситуацию спасают фонари и светофоры, но это все равно бредение почти в слепую.
Добравшись до кофейни, понимаю, что оставлять машину припаркованной у тротуара - русская рулетка. Словить "поцелуй в задницу" "Поршу" здесь проще простого.
Окна кафе светятся желтым.
Дернув на себя дверь, захожу внутрь и осматриваюсь.
На окнах и стенах красно-розовые сердечки. Смахивает на "День всех влюбленных". Он, кажется, через неделю.
Гаврилина стоит за кассой, одетая в рабочий фартук и дурковатую круглую хреновину на голове.
Блять.
Ей вообще обязательно здесь работать?
Я пока не знаю, и мне нужно подумать.
Подняв глаза, чертит круг по моему лицу. Проезжается ими по моему телу.
Упрямо поджав губы, отворачивается и говорит:
- Ты рано. Мне еще полчаса работать.
Фарфорово-бледное лицо в обрамлении волнистых волос похоже на сердечко с пухлым ртом. Она похудела, теперь вижу это отчетливо. От этого лицо не особо выиграло, потому что быть сердечком на тонкой шее ему идет больше, чем проступившие скулы и чуть впалые щеки. Может быть, кто-то со мной не согласится, но это мое чертово мнение.
- Поверь, клиентов у тебя сегодня больше не будет, - сую в карманы руки. - Сворачивайся.
- Ого... - выйдя из кофейни вслед за мной, Гаврилина расширяет глаза.
Крутя головой и перебрасывая через плечо сумку, смотрит по сторонам. На тротуар и проезжую часть, по которой улитками тащится транспорт.
Движение эпично медленно, и я с трудом представляю, как до ее дома добраться. Ожидаемо приходит мысль о том, как бы она добиралась до дома в этом тумане, не будь здесь меня.
Ее обманчиво невинные глаза смотрят на меня украдкой, когда подхожу к одному из окон и опускаю железные ставни. Гаврилинв принимается возится с другим окном. Как ни странно, они поддаются с первого раза.
Дожидаюсь, пока повесит замки и проверит дверь, после чего иду к машине и открываю для нее пассажирскую дверь «порша».
- Спасибо, - бормочет, забираясь в салон.
Забравшись на свое место, отъезжаю о тротуара и, протянув тридцать метров вверх по улице, торможу на первой попавшейся парковке. Это парковка какого-то административного здания, и в десять часов вечера она совершенно пуста, так же, как и улица вокруг нас.
Я не хочу больше ждать.
Я хочу внести ясность в каждый пункт нашей повестки прямо сейчас, поэтому глушу мотор, оставляя в качестве фона музыку какой-то радиоволны. Убавив звук по-максимуму, усаживаюсь поудобнее.
Юля не двигается.
Положив на колени сумку, смотрит в окно с таким видом, будто у нее вместо позвоночника металлический штырь.
Я хочу до нее дотронуться. Подыхаю от этого желания, но не могу. Теперь все не так, как раньше. Раньше я не знал, что она может засандалить мне в спину кухонный нож и провернуть пару раз, глядя в мои глаза и понимая, как это, твою мать, больно. По крайней мере, теперь я понимаю, за что она постоянно извинялась.
- Ты была у врача? - спрашиваю, глядя в свое окно.
- Да... У меня беременность. Если хочешь знать подробности, я пришлю тебе заключение врача.
- Есть подробности? - бросаю на нее взгляд.
- Не очень много, - продолжает смотреть в окно. - Он еще очень маленький, но...
Она жует губы, а я смотрю на ее профиль.
- Но? - стараюсь звучать нейтрально.
- Но это уже человек... - выпаливает. - У него есть сердце, и оно работает.
- Что еще у него есть? - ерзаю по сиденью.
- Кажется, пока больше ничего, и сейчас он передает тебе привет, потому что меня тошнит... - отстегивает ремень, толкая ладонью свою дверь, но та не поддается.
- Блин... - выбросив вперед руку, снимаю с дверей блокировку.
Распахнув свою, Юля стряхивает с колен сумку и выпрыгивает из машины.
Быстро отстегиваю ремень, выходя следом.
Фонари вокруг нас выглядят желтыми кругами. На тротуаре метрах в пяти слышу чьи-то голоса, но разглядеть кого-то там просто нереально.
Обойдя капот, вижу, как она вышагивает вдоль машины, запрокинув голову и закрыв глаза. Усиленно тянет носом воздух, изобразив на лице гримасу.
- Зараза... - шепчет в ночное небо.
Положив на пояс руки, наблюдаю за ней исподлобья.
Я не тупой. Кое-что о беременных знаю, но понятия не имею, что должен делать.
- Мне не нравится, как пахнет в твоей машине... - выталкивает из себя.
- Она не моя, - говорю ей.
- А чья?
Остановившись в шаге от меня, натягивает на ладони рукава куртки и смотрит в мое лицо.
Привычка скрывать ото всех реальное положение вещей в своей жизни настолько въелась в подкорку, что мне требуется минута, чтобы решить, какой конкретно информацией я бы хотел с ней поделиться. Может быть, она не знает многого, но я, кажется, отлично давал ей понять, что чувствую. Она не могла не знать.
- Моего двоюродного брата, - отвечаю на ее вопрос.
- А где твоя? - кружит глазами по моему лицу.
Ее лицо в тусклом свете фонарей кажется фарфоровым.
Даже сейчас, злясь и запрещая себе ее касаться, чувствую пожирающее желание именно это и сделать. Коснуться. Впиться в розовые губы своими, забив на все.
Она собиралась слинять из моей жизни, и сделала бы это, не вмешайся случай.
Доверить ей свои потроха еще раз?
Посмотрев на желтый круг фонаря над головой, отвечаю на ее вопрос:
- Сломалась.
Ее губы слегка поджимаются. Она знает, что я вру.
- Ясно... - вскидывает подбородок. - Извини, что спросила.
Пройдя мимо, снова забирается в машину и захлопывает за собой дверь.
Усмехнувшись, иду следом.