Змея на груди

Покачивая колыбель, омега поглаживает согнутыми пальцами свободной руки пухлую щёчку Джихуна и мягко улыбается, когда тот зевает. Глазки ребенка начинают медленно открываться и закрываться, а через некоторое время он и вовсе засыпает.

Чимин прекращает качать колыбель и, приказав слугам следить за спящим принцем, выходит из своих покоев. Он по привычке направляется в кабинет фараона и его уже без проблем пропускают, но предупреждают, что там несколько советников и жрецов.

Пак проходит вглубь и, пока ему кланяются, приветствуя, поднимает бровь, глядя на мужа.

— Что-то произошло? — он садится на софу, которую специально поставили для него, и ожидающе смотрит, когда же ему объяснят, почему все собрались.

— На южные поля напала саранча, — задумчиво говорит Юнги. — С этим нужно что-то делать, иначе она съест всю еду там и начнет наступать на нас.

— Пускай фермеры соберут оставшуюся там еду и здесь начнут собирать? Так сможет уцелеть хотя бы часть продуктов, — предлагает омега.

— Это хорошая идея, Ваше Величество.

— Да, я согласен, — кивает еще один советник.

— Но слишком рано для сбора урожая, — качает головой другой.

— Вот именно. Поспела всего малая часть. Зачем собирать не спевшее, если можно подождать? — поднимает бровь советник, глядя на мужа фараона.

— Может, потому что через некоторое время саранча прилетит сюда? А мы будем готовы. Это лучше, чем голод.

— Так-то — это так, но что делать фермерам, урожай которых уже пострадал?

— Пускай наймут работников, которые вручную пособирают саранчу?

— Это будет малоэффективно, — качает головой Чимин. — А если заманить их на одно поле и поджечь? Это может сработать?

Омега поворачивает голову к молчаливому фараону, пока советники обдумывают его предложение и обсуждают. Он молчит и ждет, когда что-то скажет Юнги, который переводит свой взгляд на него.

— Есть большая вероятность, что огонь перейдет и на другие поля, — качает головой один из советников.

— Так нужно потушить вовремя, — вздыхает Пак.

— Это все наказания богов, Ваше Величество, — неожиданно говорит молчавший до этого жрец.

— Какое еще наказание? — выгибает бровь Юнги.

— Вы прекрасно знаете о чем я говорю: боги рассердились на Вашего супруга, — альфа переводит свой взгляд на омегу, как и все остальные в помещение.

— Что я сделал? — не понимает Чимин.

— Все знают, что Вы, поклявшись перед богами, предали своего мужа и этот ребенок, возможно, не является наследником.

Пак молчит, не зная, что сказать в такое откровенное, тем не менее пустое, обвинение в свой адрес. Он уже собирается открыть рот, чтобы отстоять свою честь, как Мин говорит первым:

— Жрец Чон, насколько мне известно обсуждение слухов не входит в обязанности главного жреца храма Амона. Вы обязаны извинится перед царственным мужем, ведь Ваши обвинения не имеют ни грамма правды.

— Ваше Величество, а как же то, что случилось в коридоре дворца во время празднования? Всем известно, Вы отправили наместника Ли в темницу, — допытывается жрец, продолжая гнуть свое.

— Во время допроса он признался, что специально хотел оклеветать моего мужа по чужому приказу, — альфа скрещивает руки на груди.

— А что Вы скажете о волосах наследника? Они совсем не рыжие и даже не черные, как у Вашего мужа, — хмыкает Чон.

Фараон пуще прежнего хмурится, собираясь ответить, как его опережают:

— Волосы принца начали темнеть у корней. Думаю, через несколько месяцев его волосы будут полностью рыжие, как и должно быть в династии.

Жрец молчит, не находя больше, что сказать, в то время как Юнги смотрит на мужа, сомневаясь в чужих словах.

— Мы сделаем, как сказал царственный муж. Это значительно сэкономит время, в отличие от Вашего метода, советник Чан.

***

Омега возвращается в свои покои после того, как пришел его слуга и доложил, что Джихун проснулся и сильно плачет, а у них не получается его успокоить и уложить обратно. Чимин поспешно идет по коридору, придерживая полы одеяний, чтобы не споткнуться и не упасть, но он тяжело вздыхает, когда видит идущего на встречу наложника Ким.

Пак не собирается замедляться и не сразу реагирует на приветствие со стороны Чонуна. Останавливается муж фараона, когда понимает, что не может в открытую проигнорировать наложника.

— Ты что-то хотел, наложник Ким? — медленно выдыхает омега, стараясь успокоить дыхание после быстрого шага.

— Да, хотел поинтересоваться, как там принц?

— Прекрасно, — сжимает плотно губы Чимин и до его ушей долетает эхом плач альфочки.

— Видимо, не очень, — жмет плечами Ким, хмыкнув себе под нос. — Так же я хотел сказать, что мне очень жаль из-за того случая. Мне сказали, что Вы очень переживали за наследника.

— Моего сына похитили, как я мог не переживать? — поднимает бровь Пак.

— А раньше Вы говорили, что принц — не Ваш ребенок, а только фараона.

— Наложник Ким, мне сейчас не до разговоров, — раздражённо выдыхает Чимин и идет дальше по коридору.

Он распахивает двери и спешно подходит к слуге, что пытается укачать альфочку. Омега берет Джихуна на руки, прижимая к себе, и приказывает оставить его одного.

Покачивая сына в своих руках, осторожно поправляет одежду ребенка и целует в лоб, прижимаясь щекой к маленькой головке. Перечная мята еще слабо проявляется, но запах можно различить и понять, что этот настоящий аромат Джихуна, а не запах одного из родителей, что остался на ребенке. Да и вообще от него пахнет лишь собственным запахом и Чиминовым, запах Юнги и вовсе не присутствует.

Когда принц успокаивается, омега поднимает голову и подходит к креслу. Удобно устроившись, он кладет сына на свою грудь и придерживает за спинку, осторожно покачиваясь из стороны в сторону. Альфочка причмокивает и начинает дышать глубже, явно доволен, что теперь слышит запах папы лучше и чётче.

Джихун начинает похныкивать, потому Пак принимается напевать колыбельную и гладить по маленькой спине, иногда слабо похлопывая. Он поднимает глаза, когда дверь хлопает, и видит мужа, что идет прямо к нему. Омега молчит, продолжая напевать колыбельную.

Юнги присаживается на соседнее кресло и тянется рукой к маленькой голове со светлыми волосиками. Поглаживая мягко, он тихо спрашивает:

— То, что его волосы начинают темнеть — правда?

— Я же говорил, что не вру, — продолжая напевать колыбельную и растягивая слова, произносит Чимин. — А ты зачастил приходить, — он хмыкает, но, когда альфочка начинает кряхтеть, опускает свои глаза на сына. Переложив его обратно на руку, омега предлагает Мину взять мальчика на руки и, когда тот соглашается, передает.

— Он, кажется, стал тяжелее, — задумчиво произносит мужчина, рассматривая трепещущее реснички.

— К слову, ты не сказал, почему пришел, — Чимин облокачивается на спинку кресла и в ожидании смотрит на мужа.

— Мне нельзя навестить мужа с сыном? — поднимает бровь фараон, хмыкнув. Пак молчит, и альфа побеждено вздыхает: — Сегодня понедельник, Чимин, и я хочу, чтобы эту ночь ты провел в моих покоях.

— У тебя есть наследник, потому какой в этом смысл?

— Хотя бы в том, чтобы я мог побыть со своим мужем наедине, — Юнги переводит взгляд на омегу.

Чимин молчит, глядя в ответ на фараона, а затем вздыхает:

— Юнги, я твой муж и понимаю, что не имею права отказать тебе, но я это все равно сделаю, — он опускает глаза на свои руки и продолжает: — Я не понимаю, зачем ты это делаешь, но прошу тебя прекрати, потому что ты даёшь мне надежду, а потом жестоко отбираешь. Это делает мне очень больно, — Пак едва сдерживает свои слезы, но решает высказаться до конца: — Забудь, что я твой муж. Делай вид, что меня нет, хорошо? А я буду тебя тихо любить.

Альфа молчит. Его лицо совершенно спокойно, но вот запах... Кажется, Мин очень зол. Его сильные феромоны начинают давить не только на омегу, но и ребенка, который начинает похныкивать, ворочаясь в руках отца.

— Нет, — рычит Юнги и, положив сына в колыбель, подходит к мужу. Он поднимает его лицо за подбородок, заставляя смотреть в его глаза, и продолжает: — Ты не можешь так говорить, Чимин. Хочешь ты того или нет, ты обязан выполнять мои приказы, а я приказываю тебе явиться сегодня вечером в мои покои, — мужчина смотрит в глаза напротив, в которых застыли блестящие слезы. Фараон медленно отпускает чужой подбородок и уходит из покоев.

Чимин смотрит в пол, чувствуя, как больно сжимается его сердце, и резко подскакивает, подходя к сыну и беря его на руки. Покачивая, чтобы успокоить, омега роняет несколько слезинок, но старается успокоиться, не поддаваясь эмоциям, дабы хотя бы его запах смог успокоить ребенка.

Он нежно целует гладкий лоб Джихуна и, когда тот вновь засыпает, кладет в колыбель, а сам зовет слуг, чтобы те помогли ему подготовится.

***

Пак молчит, пока его с ног до головы обмазывают ароматическим маслом, пока его наряжают в одежду, которую он едва смог отвоевать, чтобы не надевать слишком нарядную. Молчит, когда его красят и когда ему укладывают волосы, но не выдерживает, когда на него начинают вешать огромное количество украшений.

— Достаточно, — рычит он, снимая с себя большую часть украшений. Омега оглядывает свое отражение и резко отворачивается от зеркала, направляясь к сыну. Чимин берет ребенка на руки, прижимая к себе, и садится на софу, принимаясь кормить его перед уходом. — Когда он проснется из-за того, что проголодался, принесите его ко мне.

— Но, Ваше Величество, Вы же будете с фараоном... — мнется слуга.

— И что? — вскидывает голову Пак, смотря с поднятой бровью на омег. — Это ничего не меняет.

Когда Джихун отстраняется, крепко уснув, Чимин кладет его в колыбель и, взглянув на свое отражение в последний раз, выходит из покоев. Он не спеша идет по коридору, надеясь, что никого не встретит по пути и, хвала богам, этого не случается.

Пак медленно входит в покои фараона и сразу же находит глазами его. Альфа стоит возле своего стола, оперевшись на него бедром, и просматривает свиток. Медленно дыша, омега проглатывает обиду и подходит ближе, но останавливается в двух шагах, не найдя в себе больше решительности.

— Пришел все-таки, — хмыкает Юнги, и кладет свиток на стол. Он поворачивается к мужу и подходит сам, глядя прямо в глубокие глаза. Прижав к себе омегу за талию и поглаживая ее пальцами, Мин рассматривает Чимина и довольно ухмыляется на одну сторону.

Омега отворачивает голову в сторону, чтобы не смотреть на мужа, и поджимает свои губы от досады. Но его голову быстро возвращают в прежнее положение и накрывают его губы, слегка прикусив.

Он впивается пальцами в широкие плечи альфы, не ожидая такого резкого напора, и старается сопротивляться, когда Юнги начинает задом вести его к кровати. Пак разрывает поцелуй, несмотря на недовольство мужчины, и, тяжело дыша, смотрит на него.

— Тебе настолько плевать на меня? — вырывается из Чимина и он молчит, ожидая ответа на заданный вопрос, но  не получает, ведь фараон вновь целует его и осторожно снимает одежду с его тела.

Омега не отвечает на поцелуй, а лишь убирает свои руки с плеч мужа, опустив руки по швам, и молча глотает слезы, что так и рвутся наружу.

Альфа, сняв с чужого тела всю одежду, проходится взглядом, отметив для себя, что тело его мужа практически полностью пришло в норму после родов и беременности. Поцеловав бледную ключицу, он откидывает чужие черные волосы за спину и осторожно опускает тело Пака на постель, нависая сверху.

Он старается заглянуть в чужие глаза, пока снимает с себя одежду, но Чимин вертит своей головой, прерывая любой зрительный контакт. Юнги лишь вздыхает и целует грудь мужа, оглаживая рукой бок и живот. Мин раздвигает ноги младшего и уже собирается войти, как омега отталкивает его и молча переворачивается на живот, приподняв таз над постелью.

Чужое поведение фараону откровенно не нравится, потому он резко входит в мужа, вырвав из чужих губ протяжный стон, и рычит:

— Что это за поведение, мой царственный муж?

Альфа не двигается, лишь тяжело дышит и ожидает ответа на свой вопрос, но его не получает, а молчание омеги очень раздражает и напрягает.

— Я даю тебе то, что ты хотел, — слышится тихий голос младшего.

— Так значит? — хмыкает Юнги и вновь толкается.

Внутри него начинает гореть непонятно откуда взявшаяся злость. Он сам не понимает, почему злится на своего мужа и главное — за что. В какой-то степени ему стыдно, что именно таким способом он сгоняет свою злость, так еще и на собственном муже, потому, чтобы хоть как-то извинится перед омегой, альфа принимается целовать чужую спину и шею.

Чимин пускает слезы, когда чувствует поцелуи на спине, и прикрывает глаза, старясь сдерживать всхлипы, а вместе с ними и стоны. Он лишь тихо мычит, когда Мин особо резко толкается, и сжимает одеяло в своей руке. Все происходящее больно режет по нему, его сердцу и даже душе.

Зачем омега позволил себе влюбится?

Он же с самого начала говорил себе не делать этого, но не послушался, а теперь расплачивается.

Когда Пак чувствует что-то теплое внутри и то, как из его тела выходят, накрывается одеялом практически с головой и поджимает ноги к животу. Уткнувшись лицом в подушку, Чимин тихо дышит. Слезы больше не льются, потому он приподнимается на локтях и хочет встать с постели и уйти к себе, как слышит чужой рычащий голос:

— Я не разрешал тебе уходить.

Омега ложится обратно, отвернувшись спиной к мужу, и молча лежит, буравя взглядом горящую свечу на стене. Он чувствует, как на его плечо ложится чужая рука, и дёргает ним, чтобы скинуть.

— Да что с тобой происходит?

— Ты говорил, что я эгоист, но настоящим эгоистом являешься ты, — безэмоционально отвечает Пак.

— В каком месте? — хмурит брови Юнги.

— Ты не уважаешь меня, хотя я твой муж, тебе плевать на мои желания и на мои чувства, — рычит с обидой в голосе омега.

— Не уважаю? Плевать? — фыркает Юнги. — Кажется, как раз таки наоборот.

— Да ты что! — взрывается Чимин и резко поворачивается к мужу, сев на постель. — Это я хожу в гарем, зная, что мой муж меня любит?! Я позволяю всем, кому не лень, унижать своего мужа и регулярно делаю это сам, как, например, несколько минут назад?!

— А ты хоть знаешь, когда я в последний раз ходил в гарем? — поднимает бровь Мин, наблюдая за разъяренным лицом напротив.

— Когда?

— Почти два месяца назад.

— Не ври, — усмехается омега, качая головой.

— А кто тебя унижал в последний раз?

— Жрец Чон, — не задумываясь отвечает Чимин.

— Я тогда промолчал?

— Нет, — сглатывает Пак.

— Еще когда?

— Твои наложники постоянно, — скрещивает руки на груди он.

— Ты вправе наказать их. А когда унижал тебя я?

— Я сказал, несколько минут назад.

— Ты не хотел этого? — еще сильнее прежнего хмурится фараон.

— Нет.

— Почему не сказал?

— Я говорил.

— Ты не сказал, что не хочешь. Ты сказал, что просто отказываешь мне.

— Я думал, понятно, что, если я отказываюсь, значит, не хочу, — вздыхает Чимин.

— Прости, — тяжело выдыхает Юнги. Омега хмурится, не ожидая этого услышать, и резко поднимает глаза на мужа. — Я могу сделать что-нибудь в качестве извинений?

— Распусти свой гарем, — требует Пак, не задумываясь над ответом.

— Не могу.

— Не можешь или не хочешь? — поджимает губы он.

— Не могу, честное слово, — Мин берет младшего за руки и заглядывает прямо в черные глаза. Поглаживая большими пальцами тыльную сторону ладони, альфа рассматривает мужа.

— Тогда больше никогда не ходи в гарем.

Фараон молчит, хмыкнув над словами омеги, но затем кивает, соглашаясь:

— Хорошо.

— Почему ты так легко соглашаешься на это? — Чимин сжимает пальцы мужчины, не понимая, что это за неведомая щедрость с его стороны.

— Потому что, — Юнги тянет мужа к себе и, поцеловав в лоб, продолжает: — Давай ложиться спать. Уже поздно.

Чимин молчит, но затем все же кивает, соглашаясь со словами альфы. Он нерешительно ложиться на плечо фараона, поражаясь нежности и внимательности со стороны мужа, но от усталости прикрывает глаза, погружаясь в сон.

***

Будит его стук в дверь и тихие перешептывания. Омега открывает глаза, когда в покои вносят плачущего Джихуна, и, моментально проснувшись, взял его на руки. Ему принесли сына, как только тот проснулся, и теперь ему нужно его покормить.

Пак старается не смотреть на фараона, пока удобнее перехватывает ребенка, оголяя грудь, которая была и так скрыта лишь одеялом. Когда альфочка начинает есть, прижимаясь к папе ближе, Чимин все же говорит:

— Я приказал, чтобы Джихуна принесли как только он проснется. Его нужно покормить, — он не поднимает глаза на альфу, чтобы не смутиться от столь пристального взгляда, который он чувствует и так. Ну не мог ведь он выгнать Юнги из его собственной постели, так?

— Я так и понял, — Мин обратно ложится головой на подушку и молча наблюдает за мужем. Он осторожно кладет руку на голову сына и рассматривает его. — Ты был прав: его волосы и правда начали рыжеть.

— Надеюсь, после эксперимента на крови ты больше не сомневался в том, что он твой ребенок, но теперь, когда его волосы начали рыжеть, ты даже мысль такую подпускать к себе не должен.

— Я верю тебе.

Чимин переводит взгляд на альфу и приподнимает уголки губ. Почувствовав, что альфочка отстраняется, он аккуратно кладет сына на постель между ним и Мином, а затем и сам ложится, поглаживая сына по животу.

Пак наблюдает за тем, как фараон целует мягкую щечку Джихуна, а зачем неожиданно замечает, что альфа наклоняется и над ним самим, так же оставив поцелуй, но только на губах. Он расширенными глазами смотрит на мужа и, когда Юнги прикрывает глаза, приходит в себя и тоже, закрыв глаза, засыпает, чувствуя, что на его талию ложится чужая рука.

Едва улыбаясь, Чимин зарывается носом в подушку и, вдыхая запах розмарина с перечной мятой, засыпает.