Змея на груди

Как только Чимин открыл глаза, не мог понять, где он и что с ним произошло, ведь тело ныло так, будто его машиной переехали минимум три раза. Омега едва слышным голосом зовет свою прислугу и просит, чтобы те принесли ему воды, ведь во рту у него пустыня побольше Сахары.

Когда ему приносят стакан с водой, Пак припадает к нему губами и выпивает все до дна за два глотка, потому просит еще и так же быстро осушает второй стакан. Он ложится обратно, хмурясь от боли и усталости во всем теле.

— Ваше Величество, принести Вашего ребенка? Он сейчас у кормильца.

Чимин молчит, прикусив губу. В нем плещется страх сделать что-то не то с ребенком, но он все же кивает и терпеливо ждет, когда слуга оставляет его одного, пока сам пошел за наследником.

Омега сжимает в руках одеяло и опускает глаза на свой живот, который постепенно становится меньше. Он вскидывает голову, когда слышит шаги, и смотрит на прислугу со свертком в руках. Пак большими глазами смотрит на новорожденного и пытается разглядеть маленькое лицо.

Нерешительно взяв трясущимися руками альфочку, Чимин смотрит на чужое лицо, бегая глазами по его чертам. Не сказать, что мальчик похож больше на него самого или на фараона, скорее, черты, что передались от родителей, уравновешены.

Он крупно вздрагивает, когда ребенок начинает плакать, и отдает его обратно в руки слуг, испуганно глядя на сморщенное лицо дитя. Пак прерывисто дышит и прижимает дрожащие руки к себе.

— Ваше Величество, он должно быть голоден. Может, Вы покормите своего сына? — осторожно спрашивает слуга, сам пугаясь такой реакции мужа фараона.

— Нет, убери его. Я не могу. Я ведь чуть не убил его, не приноси его мне. Я не хочу причинить ему вред, — быстро шепчет Чимин, качая головой.

— Как пожелаете, — кланяется омега и уносит ребенка обратно к кормильцу.

Пак же смотрит на свои крупно дрожащие руки и прерывисто выдыхает.

Это не его ребенок.

***

Юнги ложится на постель, стараясь восстановить свое дыхание, и скидывает чужую руку, что легла поперек его живота.

— Мой фараон, я сегодня видел наследника, — говорит наложник, подперев своей рукой голову, и смотрит на альфу перед собой. — Знаете, я был очень удивлен, когда увидел, что волосы не рыжие, как должно быть в царской семье, — медленно произносит Чонун, намотав прядь рыжих волос фараона на свой палец.

— Тебя не должно это волновать, — отрезает мужчина и поднимается на ноги, накидывая на себя свою накидку.

— Я просто хотел сказать, что меня это беспокоит.

— Не лезь не в свое дело, — чеканит Мин, повернув голову через плечо к омеге, и направляется к выходу из чужих покоев.

Он не спеша идет в сторону своих покоев, как, проходя мимо покоев своего мужа, решает зайти к нему. Фараон открывает двери и входит внутрь, как замечает плачущего Чимина в постели. Слуг нет и его муж один.

— Почему ты плачешь? — глубоким голосом спрашивает мужчина, чем пугает младшего. Он замечает, как омега вздрагивает, и подходит к нему, встав рядом с кроватью.

— Разве ты не знаешь? — всхлипывает Пак и вытирает слезы со щек.

— Из-за волос ребенка?

— Причем тут волосы? — не понимает он и поднимает блестящие от слез глаза на мужа.

— У него белые волосы, Чимин, — слова фараона, как гром среди ясного неба.

Омега расширяет глаза, пытаясь понять, правильно ли он расслышал чужие слова, и облизывает губы.

У королевской семьи есть отличительная черта — рыжие волосы. Если ребенок, не будет иметь рыжие волосы, значит, это не сын фараона.

— Но это твой ребенок.

— Как я могу быть уверен после того, как увидел тебя с наместником Ли? — хмыкает Юнги, подняв бровь.

— Ты сказал, что веришь мне, — а затем добавляет: — Ты соврал?

— Не сказал бы. Я не могу быть уверен в твоих словах, но так же не могу утверждать, что ты все же врешь. Но волосы ребенка очень сильно пошатывает мое доверие к тебе, — Мин складывает руки за спиной, глядя сверху вниз на мужа.

— Если не веришь, я могу доказать, что он от тебя.

— Как?

— С помощью крови. Я попробую смешать вашу кровь и, если же она смешается, значит, ты его отец. В этом нужды нет, ведь этот ребенок твой вне всякий сомнений, но раз ты не веришь, то, конечно, я проведу этот эксперимент, — медленно произносит Чимин, глядя на альфу, и сжимает в руках одеяло, ожидая согласия.

— Откуда ты знаешь про такое?

— Читал как-то, — жмет плечами омега.

— Ладно, — кивает фараон. — Как отойдешь от родов, покажешь мне, — он хмыкает. Кажется, ему не особо верится. — Но я спрошу об этом у своих советников и жрецов. Если они про такое не слышали, я навряд ли тебе поверю.

— Ты убьешь ребенка, если они окажутся необразованными? — усмехается Пак.

Юнги молча смотрит на него, а затем разворачивается и уходит из покоев, не проронив больше ни слова. Однако его молчание напрягло Чимина и не хило так испугало.

***

Омега берет своего слугу за руку, опираясь на него, и начинает аккуратно вставать с кровати. Тело даже спустя три дня все еще побаливает, но уже не так сильно, как в первый день после родов. Теперь он может даже ходить, не спеша, но ходить.

— Как там ребенок? — интересуется Пак, когда ему моют голову.

— С принцем все хорошо. За ним следит кормилец, так же он регулярно ест и спит, но часто просыпается и сильно плачет.

— Может, у него что-то болит? Его осматривал доктор? — поворачивает голову к прислуге Чимин, с тревогой в глазах ожидая ответа.

— Доктор сказал, что ему не хватает Вашего запаха. Вы его папа и ребенку очень важно присутствие обоих родителей, но папы в особенности, — поджимает губы омега, надеясь, что муж фараона все же прислушается и позволит хотя бы на некоторое время приносить ребенка в покои.

— Я не его папа, — отрезает он и отворачивает голову, обняв себя руками.

— Но как же, Ваше Величество, Вы ведь вынашивали его и родили. Как Вы можете не быть его папой? — не понимает слуга.

— Это не мой ребенок.

— А чей же, Ваше Величество, как не Ваш?

— Фараона.

— И Ваш ведь тоже, — вздыхает тот.

— Достаточно, — холодно говорит Пак. — Больше не поднимай эту тему.

— Как прикажете, — покорно кивает омега и принимается смывать пену с плеч Чимина.

***

Омега выходит в сад, чтобы подышать свежим воздухом. В этот раз он идет в царский, чтобы неприятная встреча, как в прошлый раз, не повторилась. Наложников видеть не хочется, ведь те начнут лебезить или того хуже — поднимут тему волос наследника.

В данный момент времени Чимин хочет, чтобы его никто не тревожил и он спокойно восстановился после родов. Его тело понемногу приходит в норму и уже и не скажешь, что всего пять дня назад он ходил с огромным животом, что весил минимум килограмм десять.

Пак, конечно, по привычке кладет руку на живот и подпирает свою поясницу, но каждый раз, как он это делает, убирает руки и говорит себе, что больше в этом нужды нет, теперь он может ходить, как нормальный человек.

За все это время ему неоднократно предлагали принести сына, но Чимин наотрез отказывался и даже пригрозил бросить в темницу, если ему еще раз это скажут. Это, между прочим, подействовало. Больше слуги его не тревожат. Иногда он сам спрашивает об общем состоянии ребенка, но ему продолжают говорить, что наследник ночами плачет, не давая никому спать, и из-за того, что маленький принц отказывался от молока, пришлось поменять кормильца. Не сказать, что это сильно беспокоит Пака. Ему главное, чтобы ребенок был жив и в будущем смог стать следующим фараоном, следуя истории.

Услышав чужие шаги, омега остановился и, заглянув за куст, увидел фараона, что шел вместе с советником, о чем-то разговаривая. Чимин собирался по-тихому уйти, но его окликнул альфа и он понял, что поздно, ведь его уже заметили.

Омега разворачивается, а напротив него, в двух шагах, стоит Юнги, сзади которого советник Ким.

— Я вижу тебе уже лучше, — он возвращается взглядом обратно к мужу и кивает. — Насчет того эксперимента, что ты говорил. Тэхен сказал, что слышал о таком. Он рассказал мне все тонкости, так что мы можем сделать это в ближайшее время.

— Хорошо, — соглашается Пак. — Я думаю, мне пора идти.

— А что это? — хмурится альфа и кивает в его сторону головой.

— Что? — не понимает омега и опускает глаза вниз, как видит небольшие мокрые пятнышка на ткани в области сосков. — Молоко, которого, по-видимому, слишком много, — вздыхает он.

— Молоко? Ты не кормишь ребенка? — поднимает бровь Юнги.

— Нет.

— Почему? Как вижу, проблем с молоком у тебя нет.

— А почему я должен? Это не мой ребенок, — Чимин поднимает глаза на мужа, замечает, как фараон машет рукой советнику, чтобы тот ушел.

— А чей тогда? Почему я этого не знаю? Я фараон или кто? Почему меня никто не поставил в известность? — начинает закипать Мин и подзывает к себе своего слугу. — Говори.

— С первого дня царственный муж приказал, чтобы принца не приносили в его покои. Пригласили кормильца. В первое время проблем не было, но затем принц начал очень сильно плакать, не спать ночью, а затем и отказываться от молока начал. Нам пришлось поменять кормильца. С кормлением проблем больше нет, но все остальное нам пока не удается решить.

— Почему нет? — рычит Юнги.

— Д..доктор сказал, что наследнику не хватает запаха царственного мужа, ведь тот является его папой, а это очень важно, — испуганно тараторит слуга.

Фараон переводит злой взгляд на мужа и, схватив того за руку, потащил в сторону дворца. Чимина испугала такая реакция альфы и он, откровенно говоря, боится.

Ударит?

Запрет в темнице?

Казнит?

Что?

Но вместо всего перечисленного Мин лишь толкает омегу в свои покои и захлопывает дверь.

Пак испуганно смотрит на мужа, сжав руки в кулаки, и не знает, что ему делать. Куда бежать и куда прятаться от разъяренной альфы, он не знает. У него начинают трястись руки, а за этим и все тело, как осиновый лист на ветру.

— Ты вообще понимаешь, что творишь? — устрашающе рычит Юнги и медленно подходит к мужу. — Ты заставляешь моего ребенка страдать, непонятно из-за чего.

— Заботься о своем ребенке сам, — тихо говорит Пак, пытаясь звучать уверенно. — Мне он никто.

— У тебя после родов голова кругом идет? Этот ребенок твой сын, а ты вместо того, чтобы заботиться о своем ребенке, обрекаешь его на страдания, — фараон подходит вплотную к омеге и смотрит прямо в черные глаза, что блестят от страха. — Что ты за папа вообще? Тебе не стыдно? — выплёвывает он. Чимин молчит, и Юнги не знает по какой причине именно, потому говорит: — Помнишь ты говорил, что любишь меня? Это все еще так?

— Так, хотя ты, зная это, все равно продол-

— Так если ты любишь меня, — перебивает Мин, — полюби и нашего ребенка. Если тебе будет легче полюбить его, помни, что он — часть меня.

— А почему я должен любить ребенка, отец которого все время причиняет мне боль? — хмыкает Пак, подняв брови.

— Потому что это твой сын тоже. И, чтобы ты не думал об этом, он — и часть тебя тоже.

— У меня есть условия.

— Серьезно? — фыркает Юнги. — Ты полюбишь собственного сына при условии?

— После того, как я проведу эксперимент и ты удостоверишься, что я тебе не лгу и он действительно твой ребенок, ты больше никогда не будешь подвергать мою верность тебе сомнениям.

Мин молчит. Он не знает, какова вероятность, что его не предавали, что не предают сейчас или не предадут в будущем, но альфа все же кивает, соглашаясь:

— Договорились, но с этого дня Джихун будет жить в твоих покоях, ты будешь о нем заботится, кормить. Естественно, вся забота о нем не ляжет на твои плечи, слуги будут тебе помогать, но больше никаких кормильцев и он должен находиться в твоих покоях. Если я узнаю, что ты не соблюдаешь это, я тебе клянусь, я прикажу казнить тебя.

— Ты уже и имя ему дал? — удивляется Чимин.

— В день же его рождения он получил свое имя, но тебя ведь он не интересует, вот ты и не знаешь, — безрадостно усмехается альфа.

— Хорошо, только ты тоже должен соблюдать мое условие.

— Я буду.

— Значит, договорились, — кивает омега.