Змея на груди

Чимин доедает вторую порцию печёных яблок с сахаром и мёдом и просит слугу принести еще. Пока он ждет, кладет руки на свой живот, довольно поглаживая, и в предвкушение ожидает еще одну порцию вкусного десерта.

Дверь открываются и Пак радостно смотрит на слугу, желая увидеть желанную еду, как замечает незнакомого человека. Омега хмурится и говорит:

— Что-то случилось?

— Ваше Величество, фараон зовет Вас в свои покои, — кланяется слуга и в ожидании смотрит на царственного мужа.

— Нет, — омега шокировано округляет глаза. — Я не собираюсь идти. Передай ему, что я не хочу, а теперь идти, — он машет рукой и улыбается, когда входит его прислуга, что держит в руках поднос с десертом.

Перед ним ставят печеные яблоки и Чимин начинает их есть, не обращая больше внимания на ошарашенного слугу.

Он довольно мычит, прикрыв глаза, а затем краем глаза видит улыбки своей прислуги.

— Почему вы улыбаетесь?

Омеги испуганно склоняют голову и просят прощения, но Пак не обращает на это внимания и переспрашивает. Один из слуг все же набирается смелости и говорит:

— Считается, что, если омегу во время беременности тянет на сладкое, альфа родиться. Так говорят, но, кто знает, правда ли это, — жмет плечами он.

Чимин вздыхает и опускает глаза на свой живот. По истории родится должен-то альфа, но, кто знает, как поменялся ход истории с его появлением.

— Знать, кто там, может только Ра, — хмыкает он и осторожно накрывает живот одной рукой.

— Ваше Величество, но совсем скоро праздник в честь Хатхор, — произносит тихо второй слуга, привлекая внимание мужа фараона. — Вы можете попросить его сказать Вам пол ребенка. У моего брата получилось. Хатхор(это женщина, но, так как женского пола в моих работах нет, Хатхор будет омегой) во сне прошептал моему брату, что у него родиться омежка, и это оказалось действительно так.

Омега хмыкает и вновь опускает глаза на свой живот. Вероятно, это просто совпадение, но, раз египтяне верят, пускай. Пожав плечами, он вновь возвращается к еде, как в его покои вновь входят.

Это все тот же слуга, но более испуганный.

— В..ваше Величество, фараон интересуется не плохо ли Вы себя чувствуете, раз отказались идти к нему.

— Я чувствую себя прекрасно, — раздражённо выдыхает Чимин. Этот омега не виноват. Не стоит срывать на нем свою злость. — Передай, что я не хочу его видеть. Вот и все.

Слуга бросает взгляд на прислугу мужа фараона и вновь уходит.

Пак же в свою очередь вновь смотрит на своих слуг.

— Как там ливийский принц? Устроился уже? — без особого интереса спрашивает он, уже не глядя на десерт с той же искрой.

Перехотелось.

— Да, Ваше Величество, сегодня он гулял в саду вместе с одним наложником. Мне говорили, что наложник Ким интересовался, каким способом фараон выбирает, кого посетить ночью.

— Что ж... — усмехается омега. — Надеюсь, ответ его устроил, — он с помощью слуг поднимается с мягкой подушки на ноги и выходит на террасу, чтобы подышать вечернем воздухом без дневной сухоты.

Чимин отпускает прислугу и, подождав, пока они соберут пустые и не очень тарелки после его ужина, смотрит им вслед.

Они уже собираются уходить, как двери резко распахиваются, из-за чего один из омег роняет несколько тарелок, что со звонким звуком бьются о каменный пол. Те испуганно кланяются и Пак замечает фараона, что ищет глазами, судя по всему, его.

Наконец, когда глаза альфы останавливаются на нем, омега поднимает бровь и замечает искры злости в чужих глазах. Чимин молчит, пока Мин выгоняет слуг, грозно рыча на них, а затем, когда они остались вдвоем, быстрым шагом идет к нему.

На самом деле омега готовится к худшему: что его сейчас ударят, сделают выговор, пригрозят отъездом из дворца или же даже отправят подальше. Он смотрит на горящие глаза мужа и молчит, ожидая его слов.

Видя перед собой Юнги, больно сжимается сердце от понимания, что той ночью альфа был у другого в объятиях и целовал чужие губы. Чимин накрывает свои предплечья руками и отворачивает голову.

— Значит, видеть меня не хочешь, — хмыкает фараон. — Кажется, ты совсем потерялся, мой царственный муж! — рычит он и бьёт кулаком по парапету.

Омега вздрагивает и испуганно смотрит на мужа, отшатнувшись на шаг.

— Что же... — запинается младший. — Что же ты ко мне пришел, а не к своим наложникам? — он старается не выдать своего страха, но это, судя по всему, выходит у него из рук вон плохо, раз его голос, как и руки, дрожит.

— Ты будешь говорить, к кому мне идти? — зло говорит Юнги и подходит к мужу на шаг, наблюдая, как тот отходит от него на два. — Откуда у тебя вообще столько смелости, чтобы говорить такое? Не хочет идти он, видеть меня тоже, — фыркает альфа. — Я вообще должен был тебя казнить, но я пожалел. Видимо, зря.

Чимин быстро дышит, сглатывая вязкую слюну, и чувствует, будто в сердце медленно загоняют острые клинки: один за другим, не спеша, чтобы боли, как можно больше, причинить.

— Я говорил, я тебя не предавал.

Фараон смотрит на мужа молча, прикусив язык, чтобы лишнего не сказать, но затем все же произносит колко:

— Может, казнить мне следует не Тэмина, а тебя?

— Я не предавал, — повторяет Чимин. — В отличие от тебя.

Юнги щелкает языком, поставив руки на бока, и отворачивает голову в сторону реки, медленно дыша.

— Так ты взъелся на меня из-за того, что я посещаю гарем? — хмыкает он.

— А ты хочешь, чтобы после того, как моего мужа, альфу, которого я люблю, трогал, обнимал и целовал другой омега, я принимал тебя с распростёртыми объятиями? — тоже зло чеканит Пак, но затем прикусывает свой язык.

— Так ты любишь меня? — усмехается альфа. — Как удивительно, я думал, что ты никогда не сможешь никого полюбить, — Чимин обиженно поджимает свои губы, едва сдерживая слезы в глазах, и отворачивает голову в сторону. Его живот начинает тянуть и он начинает идти в сторону своей кровати, как фараон хватает его за руку. — Куда собрался? Мы не договорили.

— Не трогай меня, — он пытается вырвать свою руку, но сил не хватает, а боль только усиливается.

— Я хочу, чтобы ты знал свое место и не смел указывать мне, — рычит Юнги, не обращая внимания на лицо мужа, который скривился от боли. — Я сам буду решать идти мне в гарем или к тебе. И не стоит давить на жалость своей брехней.

Пак огромными слезящимися глазами смотрит на мужчину напротив, ощущая, будто его предали.

Как?

Как он мог влюбиться в человека, который считает, что его слова о любви — брехня?

Это так больно...

— Да пусти ты меня! — Пак резко дёргает рукой и замирает.

Он смотрит на хмурого мужа, а затем опускает глаза вниз, на свой живот. Омега чувствует, как что-то теплое стекает по его ноге и, заметив испуганный взгляд Мина, может поклясться, что пугается сам, едва стоя на ногах, когда чувствует, как низ живота начинает тянуть сильнее.

Чимин вновь смотрит вниз и на полу возле своей правой ноги замечает небольшую лужу крови. Он широко открывает глаза и вздрагивает, когда слышит оглушающий крик мужа:

— Позовите доктора! Немедленно!

Пак поднимает глаза на испуганного мужа, который тянется к нему трясущимися руками, и падает, не чувствуя ног.

Сильная боль прорезает все его тело и он, перед тем как потерять сознание, шепчет тихое:

— Больно...

***

Омега, чувствуя неприятный запах, открывает глаза и видит перед собой знакомого доктора, что кладет свою ладонь на его лоб. Он тихо дышит и за доктором видит, ходящего из стороны в сторону, Юнги.

— Ваше Величество, Ваш муж очнулся, — произносит доктор, повернув голову к фараону.

Альфа поворачивает голову и, заметив открывшего глаза мужа, подходит к его кровати с другой стороны.

— С ним и ребенком все в порядке?

Пак замечает, что руки Мина по прежнему трясутся и потому прячет их за спину. Он нащупывает рукой свой живот и переводит свой взгляд на него. Ничего не изменилось и, кажется, все обошлось.

— Да, и с Вашим мужем, и с Вашим ребенком уже все хорошо. Но все же, Ваше Величество, — говорит доктор, обращаясь теперь к Чимину. — Вам стоит спокойнее реагировать на происходящее. Из-за Вашего такого сильного стресса, Ваш ребенок чуть не погиб. Я едва его спас.

— Он может умереть? — тихо спрашивает омега. Доктор кивает в подтверждение. — Но я бы не сказал, что сильно нервничал...

— Ваши слуги сказали наоборот, что в последние дни Вы ходили очень обеспокоенный, расстроенный и нервный. Я передал Вашим слугам успокаивающий чай. Пейте его перед сном и каждый раз, как будете чувствовать, что волнуетесь. Так же ближайшее два дня полежите в постели. Не стоит Вам ходить долгое время, даже просто стоять будет опасно.

— Хорошо, спасибо, — кивает Пак.

Когда доктор уходит, фараон вновь смотрит на мужа. Он недолго молчит, а потом произносит:

— Я тебе, кажется, не раз говорил, что ты должен заботиться о ребенке, но ты меня не слушаешь. Видишь, к чему это привело? А если бы доктор не смог спасти его? Ты же понимаешь, что ты подверг жизнь наследника опасности и он чуть не умер по твоей вине?

— Пожалуйста, перестань, — тихо говорит омега.

— Перестать? Ты безответственно относишься к жизни моего сына.

— Я стараюсь, но мне все еще не привычно, что я беременный, — Чимин пускает слезу и отворачивает голову от мужа. — Мне очень тяжело, а ты, вместо того, чтобы поддержать, предъявляешь претензии, — он стирает слезы со щек и отворачивается от альфы, ложась на бок. Юнги вздыхает и собирается что-то сказать, как младший опережает его: — Просто уходи сейчас. Я не хочу видеть тебя.

Он врёт.

В глубине души он просит его, чтобы фараон остался, просто лег рядом с ним и обнял, прижимая к своей груди, как тогда, когда в покои подкинули кобру.

Омега так сильно хочет, чтобы Мин поддержал его и не оставил одного с разбитым сердцем, но он лишь тихо всхлипывает, когда тот уходит, хлопнув дверью и перед этим сказав, что зайдет вечером.

Пак прикрывает глаза и старается выбросить эти гнетущее мысли из головы, пытаясь переключиться на что-нибудь иное. Он засыпает тревожным снов, держа руки на круглом животе.

***

Чимину слуга помогает принять полусидящее положение и передает чашку чая. Омега понемногу пьет горячую жидкость, пытаясь остудить, чтобы не обжечься. Он отвлекается, когда слышит стук и поворачивает голову в сторону дверей.

В его покои входит ливийский принц со своими слугами и стает перед его постелью, слабо поклонившись. Пак молчит, подняв бровь, и не понимает, что здесь делает столь неожиданный гость.

— Ваше Величество, я хотел поблагодарить Вас за прекрасные покои, что Вы мне выделили, — поднимает уголки губ Кибом. — Я хотел это сделать вчера, но стало известно, что Вы плохо себя чувствовали и чуть не потеряли ребенка. Мне очень жаль, я надеюсь, что сейчас Вам лучше.

— Не беспокойся, я в полном порядке, — Чимин передает пустую чашку слуге и вновь смотрит на наложника. — Так же я рад, что тебе пришлись по вкусу покои.

«И мой муж, судя по всему, тоже».

Ливийский принц кивает и осматривает покои мужа фараона.

— Во дворе все только и говорят, что Вы с фараоном разругались в пух и прах, — неожиданно произносит омега. —Вам все же стоит быть хоть немного уважительнее к фараону.

— В твоих советах я не нуждаюсь, — отрезает Пак.

— Ко мне тоже Вам стоит относиться уважительнее. Я все же принц Ливии, а Вы просто сын генерала.

— Что? — на удивление спокойно переспрашивает Чимин. — Ты требуешь от меня уважения? В первую очередь я второй правитель этой страны и муж фараона, в то время как ты просто наложник здесь.

— В будущем Вам все же нужно будет проявлять ко мне уважение. Я надеюсь, что в скором времени смогу обрадовать фараона новостью о скором рождении еще одного наследника.

— Даже если у тебя будет ребенок, на трон он не сядет.

— Почему же? Если я стану мужем фараона... — хмыкает Кибом, дёрнув бровью.

— Возвращайся в свои покои.

Пак смотрит в бесстыжие глаза наложника и удивляется с того, как же быстро этот омега освоился.

Так еще и угрожает ему.

Слишком высокого он мнения о себе.

***

Омега кладет свои руки на живот, раскрыв халат. Он осторожно гладит голую кожу и замечает деформации живота на несколько секунд. Чимин хмыкает, чувствуя пинки ребенка, и тихо говорит:

— Извини, я снова делаю тебе плохо. Фиговый выйдет из меня родитель, конечно, — он хмыкает и продолжает гладить кругленький живот. — Хотя если так подумать, то тебе я и не родитель даже. Так... человек, что занял тело твоего настоящего папы. Не знаю, что будет после твоего рождения, но я понял точно, что твой отец не позволит никому тебе навредить. Так что за тебя я могу быть спокоен, особенно, если меня всё-таки казнят, да, ребенок?

Пак хмыкает, когда дитё вновь толкается и переворачивается на бок, не имея больше сил лежать на спине. Он продолжает поглаживать оголённые живот и прикрывает глаза, наслаждаясь тишиной и одиночеством, в котором он наконец может расслабиться.

Чимин уже собирается спать, когда в его покои кто-то входит, но по запаху сразу же понятно, что это фараон. Омега не открывает глаз, продолжая лежать, будто уже спит, и чувствует, что на соседнюю сторону ложатся.

Он медленно дышит и едва сдерживается, чтобы не вздрогнуть от резкого прикосновения чужих рук к своему животу. Чувствуя, как скользят длинные пальцы и большие ладошки Юнги, Пак невольно покрывается мурашками и медленно выдыхает, а его ресницы начинают мелко подрагивать.

Открыв глаза, Чимин видит перед собой мужа, что лежит на соседней подушке и рассматривает его живот. Он продолжает молча лежать, не желая нарушать эту тишину, и слабо дёргается, когда ребенок несколько раз подряд толкает его.

Фараон продолжает гладить чужой живот, проходясь несколько раз по месту, где нечётко была видна маленькая пятка. Альфа не отрывает глаз от круглого животика и тихо говорит, продолжая гладить теплую кожу:

— Спи. Тебе стоит отдохнуть.

— Ты не уйдешь? — шепчет Пак, опустив глаза на свой живот.

— Не уйду, — соглашается так же шепотом Юнги.