Искра в холоде

Утро в пентхаусе пробивалось сквозь панорамные окна, заливая стерильно-роскошную кухню мягким, почти неестественным светом. За столом из черного мрамора сидели Банчан, Феликс и Хёнджин. Картина была сюрреалистичной. Банчан в идеальном домашнем костюме из темного шелка, читал планшет с биржевыми сводками, но без привычной ледяной концентрации. Рядом – Феликс в мягком свитере цвета морской волны (того самого), аккуратно намазывающий масло на круассан. И напротив – Хёнджин, в простой черной футболке, обнажавшей татуировки на предплечьях, с аппетитом уплетавший омлет с беконом. Воздух витал ароматами кофе, свежей выпечки и… относительного спокойствия.

– Дополнительный бекон? – спросил Банчан, не отрываясь от планшета, но пододвигая тарелку к Хёнджину.
– Да, спасибо, – кивнул Хёнджин, его голос был лишен привычной хрипотцы и дерзости. Он поймал взгляд Феликса и улыбнулся – коротко, искренне. Не та ухмылка гонщика, а что-то теплое, дружеское.
– Ты вчера хорошо спал? – спросил Феликс, его голос звучал осторожно, но без прежней паники. Он налил Хёнджину еще кофе.
– Как убитый, – ответил Хёнджин, отхлебывая. – Тишина тут… непривычная. Но кровать – космос. Не чета моему продавленному дивану в гараже.

Минхо, стоявший у кофемашины с чашкой в руке, наблюдал за этой идиллией с лицом покерного игрока, но его внутренний циник бушевал:
"О, да. Идиллия. Три мушкетера за завтраком. Только вместо шпаг – вилки, а вместо королевы – хрупкий омега, разрывающий их сердца. И все это под мою ответственность. Супер. Надеюсь, когда они режут друг друга ножами для масла, кровь не попадет на мою новую рубашку. Хотя пятна крови добавят ей характера. Или станут последним штрихом к моему резюме: "Обеспечивал безопасность во время гражданской войны на почве ревности за завтраком"."

– Что-то не так, Минхо? – Банчан поднял взгляд, уловив напряжение телохранителя.
– Все прекрасно, сэр, – Минхо отхлебнул кофе. – Просто наслаждаюсь утренней гармонией. Редкое зрелище. Как солнечное затмение. И так же… временно. – Он бросил взгляд в окно, но его мысли были далеко. О Чонине. О его запахе свежескошенной травы. О том нелепом признании, которое вертелось на языке с момента "инвестиции" в лечение его сестры. "Чертов стажер. Влез под кожу."

---

После завтрака Минхо не поехал с Банчаном в офис. Он отправился в небольшой сквер возле штаб-квартиры Bang Corp. Он знал, что Чонин часто здесь снимал птиц во время обеденного перерыва. И действительно, увидел его на скамейке, с фотоаппаратом, направленным на синичку на ветке. Сердце Минхо, обычно закованное в лед, странно сжалось.

Он подошел, его шаги были бесшумны на асфальте. Чонин вздрогнул, опуская фотоаппарат, увидев его.
– М-Минхо-сси? Что случилось? Юне хуже?
– С сестрой все в порядке, – Минхо отрезал, садясь рядом. Неловкая тишина повисла между ними. Он смотрел прямо перед собой, а не на Чонина. Говорить это было труднее, чем обезвредить бомбу. – Я… не из-за сестры. Я из-за тебя.

Чонин замер, его пальцы сжали фотоаппарат.
– Из-за… меня?
– Да. – Минхо повернул голову. Его взгляд, обычно острый как бритва, был непривычно… уязвимым? – Эти "нелепости". На крыше. На улице. Они были… пиздецом. Но. – Он сделал паузу, сглотнув. – Но это не единственное, что я помню. Я помню твой запах. Травы. И чего-то… сладкого. Глупого. Я помню, как ты дрожишь, но не от страха. А от… чего-то еще. И я помню твои слова про утес. – Он посмотрел Чонину прямо в глаза. – Я – утес. Ледяной, ебучий, неприступный утес. Но даже утес может дать трещину. И за этой трещиной… там не безопасность. Не инвестиция. Там – ты. Твой идиотский фотоаппарат. Твои котенки. Твоя улыбка, когда тебя не ломают проблемы. И я… я хочу видеть эту улыбку чаще. Не как телохранитель. Не как спонсор. А как… тот, кто стоит рядом с тобой. Нахуй все нелепости. Нахуй Сынмина. Нахуй осторожность. Ты мне нравишься, Чонин. Как человек. Как омега. Как идиот, который видит что-то хорошее в ебучем утесе. Так что… вот. Признание сделано. Можешь смеяться. Или бежать. Или…

Он не договорил. Его рука сама потянулась, пальцы коснулись щеки Чонина. Кожа была теплой, мягкой. Чонин замер, его глаза стали огромными, полными шока, недоверия и… нарастающей надежды. Он не отстранился. Его губы приоткрылись…

Сынмин, притаившийся за кустом с фотоаппаратом (его журналистский нюх привел его сюда по следу "нелепостей"), чуть не вскрикнул от восторга. Вот оно! Компромат высшей пробы! Телохранитель Банчана и его стажер-омега! Он навел объектив, пальцы дрожали от предвкушения сенсации. Щелчок затвора должен был стать началом конца карьеры Минхо и скандала для Bang Corp.

Но щелчка не последовало. Теплая, сильная рука накрыла объектив, а другая резко вырвала фотоаппарат из рук Сынмина. Чанбин стоял рядом, его лицо было темным от гнева, но в глазах горел знакомый опасный огонь влечения.
– Любопытство – не порок, журналист, – прошипел Чанбин, его голос был низким и угрожающим. – Но подглядывание за чужими чувствами – это уже моветон. Особенно за его чувствами. – Он кивнул в сторону Минхо, который, ослепленный своим признанием, еще не заметил подглядывающих.

Сынмин попытался вырваться, его глаза метались между Чанбином и украденным кадром.
– Отдай! Это сенсация! Им нельзя…
– Им можно все, что они хотят, – резко перебил Чанбин. Он швырнул фотоаппарат в кусты и схватил Сынмина за подбородок, прижимая его к стволу дерева. – А тебе… тебе пора усвоить урок. Или я тебя научу?

И прежде чем Сынмин успел что-то сказать, Чанбин наклонился и грубо, властно прижал свои губы к его губам. Это не был поцелуй. Это был захват. Наказание. Закрепление власти. Его язык силой вторгся в рот Сынмина, его тело прижало журналиста к дереву. Сынмин сначала сопротивлялся, но потом… его тело ответило. Его руки вцепились в пиджак Чанбина, его губы ответили на ярость своей собственной страстью. Это было грязно, больно, унизительно и невероятно возбуждающе. Поцелуй был битвой, в которой не было победителя, только взаимное разрушение границ и нарастающее влечение.

---

Феликс стоял на террасе пентхауса, глядя на город. Прошел почти месяц с тех пор, как Хёнджин переехал. Месяц неловкого перемирия, странных завтраков, совместных ужинов и… неожиданного спокойствия. Он видел, как Банчан старается – не давит, не контролирует, дает пространство. Видел, как Хёнджин постепенно перестает быть гостю-пленником, а становится… частью этого странного микрокосма. Видел их разговоры у окна с виски, их молчаливое понимание. И в его душе, наконец, наступила ясность.

Он услышал шаги. Банчан и Хёнджин вышли на террасу. Банчан подошел к нему, его взгляд был спокойным, вопрошающим. Хёнджин остался чуть поодаль, опершись о перила, его лицо было серьезным. Он чувствовал, что момент настал.

Феликс глубоко вдохнул. Сердце колотилось, но не от страха. От решимости. Он посмотрел на Банчана, потом на Хёнджина.
– Я… я знаю. Пора. – Его голос был тихим, но твердым. Он повернулся к Банчану, взял его руку. – Чан… я выбираю тебя. Не из страха. Не из долга. А потому что… – он посмотрел ему в глаза, – …потому что за твоим льдом я увидел человека. Увидел боль. Увидел желание меняться. Увидел дом. Не клетку. А место, где я могу быть собой. Где я могу дышать. Где ты… даешь мне крылья, а не подрезаешь их. Я люблю тебя. Не как альфу. А как Чана. Человека, который ради меня согласился на абсурд. Который научился… оттаивать.

Слезы блеснули в глазах Банчана. Он сжал руку Феликса, его другая рука потянулась, чтобы прижать его к себе, но он сдержался, дав Феликсу закончить. Его лицо светилось не победой, а глубоким, немым облегчением и счастьем.

Феликс повернулся к Хёнджину. Тот смотрел на него, его лицо было напряженным, но в глазах не было гнева или обиды. Была боль, но и… понимание.
– Хён… – Феликс подошел к нему. – Ты… ты мой огонь. Ты показал мне, что такое свобода. Что такое жить на полную. Ты зажег искру. И я никогда этого не забуду. Ты… ты мой лучший друг. Мой брат по духу. Если… если ты примешь это. Если сможешь остаться. Не как соперник. А как… семья.

Хёнджин замер. Потом медленно, тяжело выдохнул. Горечь смешалась с облегчением. Он улыбнулся – горько, но искренне.
– Принцесса… – он шагнул вперед и обнял Феликса крепко, по-братски. – Конечно, я останусь. Кто же еще будет учить тебя кататься на мотоцикле и защищать от этого ледяного чурбана, если он снова заморозится? – Он отпустил Феликса, шутливо ткнув его в плечо. – Ты счастлив? По-настоящему?
Феликс кивнул, слезы катились по его щекам, но это были слезы радости. – Да. По-настоящему.
– Тогда все в порядке, – Хёнджин повернулся к Банчану. – Слышал, Ледяной Король? Я теперь официально – младший брат. Со всеми вытекающими. Включая право воровать твои крутые рубашки и критиковать твой выбор вин. И готовься – скоро научу твою "золотую птичку" делать виражи на скейте так, что у тебя волосы встанут дыбом. Семейные узы – не повод расслабляться.

Банчан подошел, его взгляд скользнул с Феликса на Хёнджина. В его глазах не было ревности. Было что-то новое – ответственность. Принятие.
– Добро пожаловать в семью, Хёнджин. Официально. Братство – не по крови, а по огню и льду, скрепленным любовью к одному человеку. Воруй рубашки. Критикуй вино. Учи его виражам. Но учти – если он поцарапает коленку, отвечать будешь ты. И мой лед знает, где ты спишь. – Он протянул руку. Хёнджин, после секундного замешательства, пожал ее. Крепко. По-мужски. Договор был заключен. Не перемирие. А братство.

---

Когда новость (и невероятные детали нового "семейного уклада") достигла остальных, реакция была предсказуемой. Они собрались в баре, куда Чанбин притащил оглушенного Сынмина (все еще без фотоаппарата, но с опухшими губами), Джисон уже третий раз переспрашивал детали, а Чонин сидел, красный как рак, украдкой поглядывая на Минхо, который мрачно потягивал виски.

– Да вы все ебанутые! – Джисон вскричал, размахивая руками. – Банчан?! Принял гонщика как БРАТА? Феликс ВЫБРАЛ ледяную глыбу? И они все ТАМ ЖИВУТ? ТЕПЕРЬ ВМЕСТЕ? Это… это…
– …сюжет для плохой дорамы с бюджетом в миллиард, – закончил за него Чанбин, обнимая за плечи Сынмина, который пытался вырваться, но без особого энтузиазма. – Но черт возьми, если это работает… И, похоже, Феликс действительно счастлив. А Хёнджин… ну, теперь у него есть шанс не сдохнуть под мостом. И научиться отличать "Шираз" от "Пино Нуар".

Сынмин фыркнул, поправляя очки.
– Я все еще требую свой фотоаппарат обратно. И компенсацию за моральный ущерб. И… за незаконное лишение свободы и домогательства! – Он ткнул пальцем в Чанбина, но без настоящей злобы.
Чанбин только усмехнулся, притягивая его ближе.
– Домогательства? Это был урок, дорогой. И ты, кажется, усвоил его… частично. Остальное доучу позже. Наедине.

Чонин посмотрел на Минхо. Тот сидел, отрешенно вращая бокал в руках. Но уголок его губ дрогнул в едва уловимой усмешке.
– Ну что, Минхо-сси, – осторожно спросил Чонин. – Теперь вам охранять не только босса и его омегу, но и… младшего брата-гонщика. Напряженка?
Минхо поднял на него взгляд. В его глазах промелькнуло что-то теплое, быстро спрятанное за привычной маской цинизма.
– Напряженка? – Он отхлебнул виски. – О, да. Теперь моя работа включает предотвращение драк за последний кусок бекона, конфискацию ключей от мотоцикла в наказание за плохие шутки и, возможно, организацию семейной терапии. Но, черт возьми, если это значит, что Феликс-ним перестал реветь каждую ночь, а босс не ходит как призрак, то… пусть. Главное, чтобы новый "младший брат" не пытался прикрутить нитро к лифту. Хотя... это могло бы разнообразить рутину. – Он бросил Чонину быстрый взгляд. – А твоя работа, стажер, теперь – приносить мне кофе вовремя. И не терять свои идиотские котенки в коридорах офиса. Договорились?

Чонин улыбнулся – широко, счастливо, впервые за долгое время. Мир сошел с ума. Но в этом безумии, среди шокированных друзей, циничных шуток телохранителя и странного нового братства огня и льда, было что-то... невероятно правильное. И Феликс, наконец, обрел не просто выбор, а целый мир, где ему было место. Со всеми его абсурдными, шокирующими, но бесконечно дорогими обитателями.