Искра в холоде

Феликс стоял под ледяными струями душа, но вода не могла смыть хаос в его голове. Капли били по коже, как тысячи иголок, но внутри горело. Выбор. Этот страшный, освобождающий выбор, брошенный ему Банчаном как вызов и подтвержденный уходом Хёнджина, висел над ним, тяжелее свинцовой плиты. Он вышел из душа, дрожа, завернулся в махровый халат и упал на кровать, уставившись в потолок. Две дороги расходились перед ним, каждая – в бездну.

Банчан. Лед.
Плюсы: Безопасность. Стабильность. Роскошь. Признание… пусть и запоздалое, но оголенное, шокирующее в своей искренности. "Я люблю тебя. Безумно. Разрушительно". Он сказал это. Дал слово выбора. Пообещал свободу внутри их союза. Возможность выстроить что-то настоящее из обломков сделки? Его тело… его проклятое омежье тело… знало этот запах, откликалось на него глубоким, животным уровнем. Была ли в этом будущая любовь? Или вечная зависимость?
Минусы: Прошлое. Годы холода, страха, одиночества. Золотая клетка, пусть и с открытой дверью – останется ли она открытой? Не вернется ли контроль? Его мир – мир корпораций, льда и расчета. Сможет ли Феликс дышать там свободно? А Хёнджин? Банчан сказал "приму", но сможет ли? Или это мина замедленного действия? Ярость, скрытая под ледяной поверхностью?

Хёнджин. Огонь.
Плюсы: Свобода. Адреналин. Жизнь, бьющая через край. Чувство полета на краю пропасти. Его взгляд, полный веры в него, Феликса, а не в куклу. Его слова: "Люблю тебя как человека". Запах бензина, кожи, ветра – обещание мира без масок. Страсть, чистая и дикая. Шанс начать все с чистого листа. Настоящее.
Минусы: Хаос. Опасность. Мир улиц, гонок, где закон – условность. Где Банчан может раздавить Хёнджина как букашку. Где нет гарантий завтрашнего дня. Где "свобода" может обернуться голодом, страхом, вечным бегством. Отказ от всего знакомого. От Джисона? От… комфорта? Не иллюзорен ли этот огонь? Не сожжет ли он дотла?

Он сжал кулаки, чувствуя, как слезы снова подступают. Это не выбор между двумя альфами. Это выбор между двумя версиями себя. Забитой, испуганной омегой в золотой клетке или… кем? Дерзким скейтером с ветром в волосах? Но сможет ли он им быть снова? Или страх навсегда сломал его?

---

Звонок Джисона был как спасательный круг.
– Привет, котенок. Жив еще? Или ледяной айсберг уже превратил тебя в поп-сикл? – Его голос звучал нарочито бодро, но Феликс слышал напряжение.
– Джисон… – голос Феликса сорвался. – Я… не знаю что делать. Он… они оба… Банчан сказал… выбор…
– О, боже, драма! – Джисон фыркнул, но тут же смягчился. – Ладно, ладно, не рыдай. Выкладывай. Альфа номер один: холодный, богатый, внезапно влюбленный и предлагающий свободу в пределах особняка. Альфа номер два: горячий, бедный, дерзкий и предлагающий свободу в стиле «пиздец вокруг, но мы вместе». Тяжело. Как выбрать между королевским флаем с ядом и уличным хот-догом с риском сальмонеллеза?

Феликс невольно хмыкнул сквозь слезы. Только Джисон мог так свести адский выбор к абсурду.
– Это не смешно…
– Конечно, не смешно! Это пиздец как серьезно! – парировал Джисон. – Но слушай, Феликс-тян. Отбрось их запахи, их члены, их банковские счета (или их отсутствие). Задай себе один вопрос: с кем из них ты можешь быть собой? Не испуганной куклой. Не дерзким скейтером по принуждению. А просто… Феликсом. Со всеми твоими страхами, глупостями, любовью к выпечке и странными снимками облаков. С кем ты можешь зевнуть за завтраком, не боясь, что тебя пристрелят за неэстетичность? С кем можешь сказать: «Блин, я сегодня туплю»? – Он помолчал. – Любовь – это не только страсть и драйв. Это и быт. И доверие. И ощущение, что ты дома, даже когда мир вокруг ебется ко всем чертям. Кто дает тебе это чувство? Или… кто хотя бы не отнимает его нахуй окончательно?

Слова Джисона попали точно в цель. Феликс задумался. С Банчаном он никогда не был собой. Всегда – роль. Идеальный муж. С Хёнджином… он был собой в ту ночь на мотоцикле. Но был ли это он весь? Или это была вспышка бунта? А что будет, когда адреналин кончится? Дом… Хёнджин обещал ветер, но дом ли это?

– Я… не знаю, – честно признался Феликс. – Я так запутался.
– Знаешь что? – Джисон вздохнул. – Съешь что-нибудь сладкое. Иди погуляй. Не в центре, а где-нибудь в парке. Посмотри на уток. На дурацкие скульптуры. Просто… отдышись. Твой мозг сейчас как перегретый процессор. Ему нужен cooldown. А решение… оно придет. Не из страха. Не из долга. А отсюда, – он как будто ткнул пальцем в экран, прямо в грудь Феликсу. – Просто слушай. Очень тихо. И не бойся. Я с тобой, что бы ты ни выбрал. Даже если выберешь стать монахом-отшельником. Хотя, учитывая двух твоих альф, это не худший вариант.

---

Чонин сидел у постели Юны. Цвет вернулся к ее щекам, глаза сияли не только от болезни, но и от облегчения. Лечение оплачено на полгода вперед. Угроза отступила.
– Ты не представляешь, как я благодарна, Чон, – она сжимала его руку. – Ты мой герой.
Чонин покраснел, глядя в окно. Герой? Он был пешкой. Но пешкой, которой неожиданно помогли. Помог он. Минхо. Его строгий, каменный начальник. Инвестиция в безопасность, говорил он. Но почему тогда в глазах Минхо, когда он бросал деньги, была не только холодность? Почему его пальцы слегка дрожали? Чонин ловил себя на том, что думает о его резком профиле, о твердых руках, о том мимолетном ответе на поцелуй на крыше… Он быстро отгонял эти мысли. Нелепость. Только нелепость.

---

Минхо допивал кофе в своей квартире, разглядывая отчет о безопасности за неделю. Цифры и схемы не шли в голову. Навязчиво возвращалась картинка: Чонин, берущий деньги. Его дрожащие руки. Его голос: "Я отработаю!". И его сестра… живая, благодаря этим деньгам. Его деньгам. Не Сынмина.

"Инвестиция в безопасность", – мысленно повторил он свою же мантру. Но что-то не сходилось. Инвестиция не должна вызывать это странное тепло под ложечкой. Или… тупую боль при мысли о том, что Сынмин мог сломать этого парня. Он отшвырнул планшет.

– Отличная работа, Ли Ноу, – пробормотал он в тишину, наливая себе дешевой водки. – Охраняешь босса от угроз, а сам финансируешь лечение сестры его стажера-омеги. После двух «несчастных» поцелуев. Идеальная логика. Никаких дыр. – Он выпил залпом. Горечь во рту была знакомой. – Может, тебе сразу усыновить его? Или жениться, чтобы окончательно закрепить «инвестицию»? Хотя бы тогда у меня была бы законная причина зачистить Сынмина нахуй за его игры. А так… так я просто ебучий благотворительный фонд с пистолетом.

Он поймал себя на мысли о Чонине снова. О его запахе – свежескошенной травы. О его испуганных глазах. О его… нелепом мужестве. Минхо резко встал, чтобы налить еще. Контроль. Требовался железный контроль. Или еще одна бутылка.

---

Банчан и Чанбин сидели в кабинете Банчана. Ароматный кофе в дорогих фарфоровых чашках казался насмешкой над напряжением в воздухе. Банчан выглядел… опустошенным. Не разбитым, а выгоревшим изнутри. Его обычная ледяная собранность дала трещину, сквозь которую проглядывала усталость и глубокая, незнакомая неуверенность.

– Итак, – Чанбин отхлебнул кофе, его взгляд был пристальным. – Ты дал ему выбор. Драматично. Почти романтично. Для тебя. Что если он выберет… его? – Он кивнул в сторону окна, как будто там стоял призрак Хёнджина.

Банчан не ответил сразу. Он смотрел на свои руки, сложенные на столе. Крепкие, уверенные руки, привыкшие все контролировать. Теперь они казались чужими.
– Тогда… он выберет его, – произнес он наконец, голос ровный, но лишенный привычной стали. – Я сказал, что приму. Я… сдержу слово. – Он поднял взгляд на Чанбина. В его глазах была не ярость, а что-то более страшное – ледяная, бездонная пустота. – Я сожгу все мосты? Разорю этого гонщика? Могу. Легко. Но что это даст? Удержит ли это Феликса? Сделает ли его счастливым? Или превратит в еще более испуганного зверька, который возненавидит меня окончательно? – Он покачал головой. – Нет. Я… я хочу, чтобы он был счастлив. Даже если это счастье не со мной. Это… новое ощущение. Крайне неприятное.

Чанбин присвистнул.
– Черт, Чан. Ты и правда влюбился. По уши. И это тебя сломало. – В его голосе не было насмешки, а было изумление и… тень сочувствия. – А что если он выберет тебя? Сможешь ли ты быть другим? Не тюремщиком, а… партнером? Дай бог, любовником? – Он ткнул пальцем в окровавленную царапину на своей собственной губе – напоминание о вчерашней схватке с Сынмином. – Это сложнее, чем кажется. Отпустить контроль. Довериться. Особенно после всего.

Банчан взглянул на царапину Чанбина, и в его глазах мелькнуло понимание. Они оба оказались в ловушке своих чувств, своих альфа-инстинктов, столкнувшихся с чем-то большим.
– Не знаю, – признался Банчан с пугающей откровенностью. Он отпил кофе, но горечь осталась на языке. – Я попробую. Если он даст мне шанс. Если он… захочет видеть не льдину, а человека под ней. Человека, который… запутался не меньше его. – Он поставил чашку с легким звоном. – А ты? Твой журналист? Твоя "правда" с окровавленной губой?

Чанбин хмыкнул, дотрагиваясь до синяка.
– Пиздец, а не правда. Но… чертовски интересно. Он не боится. Меня это бесит. И заводит до чертиков. – Он усмехнулся. – Игра только начинается. Ставки высоки. И я не намерен проигрывать. Ни в бизнесе. Ни… в этом.

Они замолчали. Два альфа, два властелина своих миров, сидели в роскошном кабинете, потрясенные до основания хаосом чувств, который они сами же и вызвали. Кофе остывал. За окном гас вечер. А в роскошной гостиной пентхауса или в шумной кофейне, или в тихом парке, один хрупкий омега взвешивал их сердца и свои страхи на невидимых весах. Его решение, как разрывная пуля, уже летело, готовое изменить все их жизни безвозвратно. Тишина перед выстрелом была оглушительной.