Искра в холоде

Чонин чувствовал себя предателем и подонком. Конверт с деньгами жгло дно его старой сумки, как раскаленный уголь. Инструкции Сынмина звучали в ушах: "Будь внимательнее. Особенно к Минхо. К Банчану. К Феликсу". Он ненавидел это. Ненавидел себя. Но мысли о счетах за лечение сестры, о ее надеждах, приглушали голос совести. Он стал тенью. Тенью, следующей за Минхо.

Сегодня Минхо патрулировал крышу офисного здания Bang Corp – стандартная проверка безопасности. Чонин, придумав предлог о поиске "потерянного" пропуска, поднялся следом. Ветер на высоте был сильным, холодным. Минхо стоял у парапета, его фигура в черном костюме была резкой на фоне серого неба. Чонин замер у выхода на крышу, сердце колотясь как бешеное. Он достал телефон, притворяясь, что фотографирует вид (Сынмин просил "доказательства" его присутствия в нужных местах), но его руки дрожали.

Внезапный порыв ветра вырвал у него телефон. Чонин вскрикнул, инстинктивно бросившись вперед, чтобы поймать его. Он не рассчитал силу толчка. Его нога подвернулась на неровном бетоне. Он потерял равновесие и полетел вперед – прямо на спину Минхо, который в этот момент обернулся на его крик.

Столкновение было жестким. Чонин врезался в Минхо грудью, их ноги сплелись. Минхо, пойманный врасплох, инстинктивно схватил его за плечи, пытаясь стабилизировать, но импульс был слишком сильным. Они рухнули на холодный бетон крыши. Минхо оказался снизу, амортизируя падение своим телом. Чонин – сверху, его лицо в сантиметре от лица телохранителя. Их дыхание сплелось – учащенное, испуганное у Чонина, резкое, взволнованное у Минхо. И снова… их губы встретились.

Но на этот раз – не случайный удар. На этот раз губы Минхо, тонкие и твердые, на миг ответили. Сдавленный, инстинктивный вдох, легкое движение навстречу. Это длилось мгновение – вспышка чистого, неконтролируемого альфа-ответа на близость омеги, на его запах (свежескошенной травы и испуга), на его тепло. Минхо не поцеловал, но его губы приняли прикосновение, прежде чем разум вцепился в поводья.

Банчан выбрался на крышу именно в этот момент. Он шел с Феликсом и Джисоном – показывал им новый хелипорт компании. Его острый альфийский нюх уловил знакомые запахи еще до того, как он увидел сцену. Его ледяное спокойствие треснуло, как тонкий лед. На его лице отразилось сначала недоумение, затем – леденящая ярость. Его телохранитель. Его альфа телохранитель. И его стажер-омега. На полу. В компрометирующем положении. Губы слиты.

Феликс ахнул, застыв на месте. Его собственные проблемы на мгновение померкли перед этим шокирующим зрелищем. Джисон резко схватил Феликса за руку, его бета-инстинкты кричали об опасности. Воздух на крыше наэлектризовало.

Минхо первым пришел в себя. Он резко оттолкнул Чонина, вскочил на ноги с кошачьей ловкостью. Его лицо было каменным, но в глазах бушевала буря – ярость, стыд, и… что-то еще, глубоко запрятанное. Чонин, бледный как смерть, отполз на коленях, трясясь, не в силах поднять глаза. Его губы горели – от падения и от того мимолетного, шокирующего ответа Минхо.

– Объяснение. Сейчас. – Голос Банчана был тише шепота, но каждый слог резал воздух, как лезвие. Его альфийская аура обрушилась на крышу тяжелой, удушающей волной. Даже Джисон, бета, почувствовал, как сжимается горло. Феликс инстинктивно прижался к другу.

– Несчастный случай, сэр, – Минхо выпрямился, его голос был ровным, но напряженным, как туго натянутая струна. – Чонин-сси поскользнулся. Я попытался его подхватить. Падение. Нелепость. – Он даже не взглянул на Чонина.

– "Нелепость"? – Банчан медленно подошел, его взгляд скользил с Минхо на дрожащего Чонина. – Дважды? Подряд? И оба раза с… контактом? – Он остановился перед Минхо, их глаза встретились. Взгляд Банчана был бездонным, полным холодной ярости и… разочарования. – Ты позволяешь личным… "нелепостям" влиять на службу, Минхо? На мою безопасность? На репутацию этой компании?

Минхо не дрогнул.
– Нет, сэр. Это не повторится. Гарантирую. Чонин-сси, видимо, не предназначен для работы на высоте. – Его слова были направлены на омегу, как кинжалы. Чонин сжался в комок, тихо всхлипнув.

Сынмин, словно по мановению волшебной палочки, появился в дверях на крышу, с фотоаппаратом наготове (хотя объектив был прикрыт крышкой).
– О, простите, я не помешал? – его голос звучал невинно, но глаза, острые как бритва, сканировали сцену: разгневанный Банчан, каменный Минхо, плачущий Чонин, шокированные Феликс и Джисон. Превосходно. Лучше, чем он мог надеяться. Напряжение висело в воздухе, его можно было резать. "Выгода", – пронеслось в его голове. Этот "несчастный случай" был чистой воды золотом. Компромат на телохранителя Банчана? Да это козырь беспроигрышный.

Чанбин, вышедший следом за Сынмином (он заметил, как журналист слишком целенаправленно двинулся к крыше), замер на пороге. Его взгляд сначала скользнул по сцене, оценив ярость Банчана и унижение Чонина, а затем… прилип к Сынмину. К его профилю, к сосредоточенному, хищному выражению лица, к тому, как он ловко вписался в ситуацию, как акула, учуявшая кровь. И что-то щелкнуло внутри Чанбина. Что-то опасное и… притягательное. Этот чертов журналист, всегда копающий где не надо, всегда такой вежливо-ядовитый… В нем была искра. Искра дерзости, ума и бесстрашия, которая вдруг показалась Чанбину невероятно сексуальной. Его бета-рациональность на миг дала сбой.

– Всё в порядке? – громко спросил Чанбин, нарушая тягостное молчание, но его взгляд не отрывался от Сынмина. – Похоже, крыша не самое безопасное место сегодня. Может, спустимся? А то еще кто-нибудь "поскользнется". – В его голосе прозвучала не только насмешка над ситуацией, но и… вызов, брошенный лично Сынмину. "Я тебя вижу. Я знаю, что ты задумал".

Сынмин медленно обернулся, встретив взгляд Чанбина. Его губы тронула едва заметная улыбка – не вежливая, а хищная, понимающая.
– Отличная идея, Чанбин-сси, – мягко ответил он. – Воздух здесь стал… довольно грозовым. – Он намеренно задержал взгляд на Чанбине, в его глазах промелькнул холодный огонек интереса. Вызов принят.

---

Феликс не помнил, как они спустились с крыши. Шок от увиденного, от ярости Банчана, от униженного вида Чонина и каменного лица Минхо смешался в его голове в ядовитый коктейль. Он чувствовал себя виноватым без причины, загнанным в угол. Единственное якорное воспоминание – это взгляд Джисона, полный немой тревоги и вопроса: "Ты видел? Это мир, в котором мы живем. И ты вляпался в нечто похожее".

Джисон ушел, сославшись на срочную работу со звуком, но Феликс знал – друг дал ему время. Время подумать. Время сделать выбор. Он остался один в огромной, холодной гостиной пентхауса. Тиканье часов звучало как отсчет времени до взрыва. Его пальцы сами потянулись к потайному кармашку сумки. Клочок бумаги. Номер. Хёнджин.

Сердце колотилось так, что больно отдавало в ушах. Он оглянулся – никого. Банчан заперся в кабинете, Минхо исчез, вероятно, получая свою порцию "воспитания". Феликс схватил свой старый, ничем не примечательный телефон (личный, не подаренный Банчаном) и, дрожащими пальцами, набрал номер. Каждый гудок был ударом молотка по нервам. Он уже почти положил трубку, когда услышал тот самый, хрипловатый голос:

– Алло?
Феликс не смог вымолвить ни слова. Воздух перехватило.

– ...Принцесса? – в голосе Хёнджина не было насмешки. Было… ожидание. И мгновенное узнавание тишины.
– Я… – Феликс выдавил из себя, голос сорвался на шепоте. – Я не могу… Здесь… Я…
– Где ты? Дома? – Голос Хёнджина стал резким, защитным. – Он рядом? Он что-то сделал?
– Нет… Я… Мне нужно… поговорить. Увидеть тебя. – Феликс зажмурился, ожидая насмешки или отказа.
Ответ пришел мгновенно:
– Через час. "Старая Печка", кафе на углу переулка возле моста. Знаешь? Тихое. Без окон в зал. Я буду ждать. – Пауза. – И, Принцесса? Дыши. Просто дыши.

---

"Старая Печка" действительно была тихой. Полумрак, запах кофе и старого дерева. Хёнджин сидел в углу, спиной к стене, лицом ко входу. Он был в черной водолазке, его длинные волосы были стянуты в небрежный хвост. Он выглядел опасно и… невероятно притягательно. Феликс, закутанный в простой темный пуховик и шапку, скользнул к его столику.

Хёнджин не улыбнулся. Его глаза, темные и горячие, пронзили Феликса насквозь, сканируя его состояние.
– Ты выглядишь как загнанный заяц, которого вот-вот пристрелят, – сказал он без предисловий, отодвигая стул. – Что случилось? Он узнал?

Феликс опустился на стул, сжимая руки на коленях. Он не стал рассказывать про Чонина и Минхо. Он рассказал про ужин. Про ложное тепло Банчана. Про его прикосновения. Про то, как его тело откликалось на эту ложь. Про то, как он ненавидит себя за это. Про страх. Про ощущение ловушки, которая сжимается все туже.

– Он играет с тобой, – Хёнджин произнес это с ледяной уверенностью. Его пальцы сжались в кулаки на столе. – Как кот с мышкой. Видит твой страх, твою растерянность, и это его заводит. Он понял, что ты не просто вещь, что в тебе есть огонь, который может уйти к другому. И он хочет этот огонь приручить. Сделать своим. Задушить ложной нежностью. – Он наклонился через стол, его запах – кожи, кофе, дикой свободы – окутал Феликса. – Ты чувствуешь это? Чувствуешь фальшь в каждом его прикосновении? В каждом "ласковом" слове?

– Да, – выдохнул Феликс, и в этом слове была вся его боль. – Но… мое тело… оно…
– Твое тело – омега, – резко перебил Хёнджин. – Оно запрограммировано откликаться на своего альфу. Даже если этот альфа – ебучий психопат. Это инстинкт. Не вина. – Он схватил руку Феликса через стол. Его пальцы были горячими, шершавыми, сильными. Не как властные пальцы Банчана. Искренними. – Но ты же не только тело, Принцесса? У тебя есть тут, – он ткнул пальцем себе в висок, – и тут. – Он прижал руку Феликса к своей груди, где под толстой тканью водолазки билось горячее, живое сердце. – Что они говорят? Чего ты хочешь? Не твои гормоны. Ты. Феликс.

Феликс смотрел в его глаза. В эти темные бездны, полные огня, гнева и… странной веры в него. Его пальцы дрожали в руке Хёнджина. Он хотел верить. Хотел так сильно.
– Я хочу… не бояться, – прошептал он. – Хочу дышать. Хочу… чувствовать что-то настоящее. Не эту ложь. Не этот лед.

Хёнджин улыбнулся. Не дерзко. А как-то… горько-торжествующе.
– Настоящее? Оно редко бывает безопасным, золотая птичка. Оно может обжечь. Но оно – живое. – Он отпустил его руку, но его взгляд не отпускал. – Он подарил тебе ужин при свечах? Я подарю тебе ветер в лицо и звезды над головой. Он дарит ложь? Я дам тебе правду, как кулаком в зубы – жестко, но честно. Он строит тебе золотую клетку? Я научу тебя разбивать решетки. Выбор за тобой. Всегда за тобой. – Он откинулся на спинку стула. – Но сиди в клетке, если предпочитаешь ложный блеск настоящей свободе. Даже если эта свобода пахнет бензином и может разбиться вдребезги. Я не буду ломать замки силой. Ты должен захотеть выйти сама.

Его слова висели в воздухе. Вызов. Обещание. Приговор. Феликс чувствовал, как его собственная искра, приглушенная страхом и ложью, начинает разгораться в ответ. Это было страшно. Безумно страшно. Но… живое.

---

Банчан смотрел на экран своего ноутбука. Кадр с камеры наружного наблюдения возле "Старой Печки" был четким. Феликс, закутанный, но узнаваемый. Входящий в кафе. Потом – он же, выходящий через сорок минут. Лицо… не такое убитое, как до ухода. С тенью чего-то… решенного? Надежды? Хёнджин выходил следом, его взгляд, полный хищного удовлетворения, был направлен вслед Феликсу.

Ярость, холодная и всепоглощающая, охватила Банчана. Его альфа внутри ревел от бессилия и ревности. Он видел их. Вместе. Говорящих. Тронувших друг друга (он видел, как Хёнджин схватил руку Феликса через стол). Его собственность. Его омега. Его… что? Жена? Сделка? Человек, в которого он, черт возьми, влюбился? Эта мысль обжигала сильнее ярости. Он хотел разнести кабинет вдребезги. Послать Минхо, чтобы тот вытащил этого гонщика и сломал ему кости. Но… но тактика. Контроль. Солнце, а не буря.

Он глубоко вдохнул, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. Боль помогла сосредоточиться. Он набрал номер внутреннего телефона.
– Принесите в гостиную тот новый iPad Pro. Тот, с большой памятью и стилусом. И коробку шоколадных трюфелей. Тех, что он любит. Сейчас же.

Когда Феликс, все еще бледный, но с каким-то новым огоньком в глазах, вернулся в пентхаус, Банчан ждал его в гостиной. На кофейном столике лежал новенький iPad в упаковке и изысканная коробка конфет.

– Привет, – Банчан встал. Его голос был спокойным. Улыбка – теплой. Ложной? Или… в его глазах сейчас была странная смесь – привычный расчет и новая, неконтролируемая жажда обладания, граничащая с отчаянием. – Заходил дилер Apple. Думал, тебе понравится. Для твоих эскизов… или чтения. – Он подошел, взял коробку с iPad и протянул Феликсу. – Ты заслуживаешь хорошие вещи, Феликс.

Феликс взял тяжелую коробку, чувствуя себя еще более виноватым. Его разрывало. Искра от встречи с Хёнджином и этот… подкуп. Ложное солнце Банчана.
– Спасибо… – пробормотал он. – Это… очень дорого.

– Для тебя – ничего не дорого, – Банчан мягко положил руку ему на щеку. Его пальцы были теплыми. Его взгляд заглядывал в глаза Феликса, пытаясь прочитать, что там после встречи с гонщиком. Он увидел смятение. И воспользовался им. Он наклонился. Его губы коснулись губ Феликса – не мимолетно, как вчера, а плотно, властно, но с притворной нежностью. Поцелуй был долгим. Глубоким. Заявкой на собственность. Феликс замер, не отвечая, но и не отстраняясь. Его тело снова предало его, откликнувшись теплом на прикосновение своего альфы. Запах Банчана, дорогой и властный, смешался с остаточным запахом кофе и свободы от Хёнджина в его памяти. Внутри все кричало от дисгармонии. Когда Банчан наконец оторвался, в его глазах светилось холодное удовлетворение. И что-то еще… болезненное. Ненасытное.

– Наслаждайся подарком, – прошептал он, его палец провел по опухшей от поцелуя нижней губе Феликса. – И помни… все лучшее – только здесь. С тобой. Никуда не уходи.

Он развернулся и ушел, оставив Феликса стоять с дорогим iPad в руках, с губами, горевшими от поцелуя-метки, и с душой, разорванной между золотой клеткой с ложным солнцем и диким, опасным обещанием настоящего огня. Выбор висел в воздухе, тяжелый и неумолимый. Искра тлела, но вокруг нее сгущались тучи. Игра вступила в смертельную фазу, и фигуры на доске двигались к кровавой развязке.