Искра в холоде

Рев мотора заглушил все – стук сердца в висках Феликса, голос разума, кричавший об опасности, даже отдаленный гул города. Он вцепился в кожаные бока Хёнджина, чувствуя под пальцами жесткую ткань куртки и напряженные мышцы спины альфы. Мотоцикл рванул вперед, как разъяренный зверь, и Феликса прижало к спине Хёнджина. Воздух свистел в ушах, фонари сливались в огненные полосы. Скорость была опьяняющей, пугающей, освобождающей. Он забыл о пентхаусе, о Банчане, о своей золотой клетке. Существовал только этот рев, этот ветер, вырывающий слезы из глаз, и спина альфы перед ним, излучающая жар и тот дикий, неукротимый запах – бензин, пот, кожа и он. Глубокий, древесный, с нотками чего-то дымного и безумно притягательного.

Хёнджин не просто вел мотоцикл. Он танцевал с ним, с асфальтом, с ночью. Каждый вираж был плавен и смертельно точен. И все это время его мысли, его чувства были прикованы к хрупкой фигурке, прижавшейся к его спине. Он чувствовал дрожь в руках Феликса, слышал его прерывистое дыхание даже сквозь шум мотора. И этот запах… Боже, этот запах. Сладкая ваниль, испуг, но под ним – тонкая, едва уловимая нотка чего-то горячего, манящего, омежьего в самом интимном смысле. Это была не просто реакция на стресс. Это было глубинное притяжение, ответ на его собственный, не сдерживаемый больше альфийский вызов. Хёнджин никогда не верил в любовь с первого взгляда. Верил в химию, в искру, в безумие момента. И вот она – искра, ударившая с такой силой, что у него перехватило дыхание еще на набережной. Этот омега, с глазами как у затравленного оленя и окровавленными пальцами, пахнущий роскошью и отчаянием… Он был воплощением всего, что Хёнджин презирал в высшем свете, и всего, что его необъяснимо манило. Хрупкость и скрытая сила. Невинность и пробуждающаяся страсть. Он хотел разбить его хрустальную клетку, хотел увидеть, как тот настоящий огонек в глубине глаз разгорится в пламя. Он хотел его. Не как трофей, а как… как что-то живое, настоящее, что вдруг ворвалось в его хаотичный мир. Эта мысль, внезапная и всепоглощающая, заставила его сильнее сжать ручки газа. Он унесет его подальше, пусть хоть ненадолго, пусть хоть в этой безумной скорости.

Они мчались вдоль реки, сворачивали в узкие переулки Итэвона, где ночная жизнь била ключом, проносились мимо затихших парков. Хёнджин чувствовал, как напряжение в руках Феликса постепенно сменяется на что-то иное – на доверие? На азарт? Он слышал, как тот один раз тихо вскрикнул на особенно крутом вираже, но не от страха, а от восторга. И каждый раз, когда Феликс невольно прижимался к нему сильнее, по спине Хёнджина пробегали мурашки. Его альфа внутри рычал от удовлетворения и желания. Его. Он ловил отражение широко раскрытых глаз Феликса в зеркале заднего вида – восторженных, потерянных, живых. Это зрелище было сильнее любого допинга.

Остановились они на пустынной смотровой площадке высоко над городом. Тишина после рева мотора оглушала. Хёнджин заглушил двигатель, и мир словно обрушился на Феликса всей своей тяжестью и… невероятной красотой. Сеул лежал внизу, море холодных огней, но отсюда это выглядело волшебно. Он дрожал – от адреналина, от холода, от невероятности происходящего.

Хёнджин слез с мотоцикла и подошел к нему. Его глаза в лунном свете горели как угли.
– Ну что, Принцесса? – его голос был низким, хрипловатым от скорости и эмоций. – Очухался?
Феликс мог только кивать, не в силах вымолвить ни слова. Его сердце колотилось как бешеное. Запах Хёнджина, такой близкий, без прикрытия шлема и рева мотора, окутывал его, проникал под кожу. Теплая волна снова накрыла низ живота, заставив сжать бедра. Он видел, как взгляд Хёнджина скользнул вниз, к его дрожащим рукам, и задержался там. Альфа шагнул ближе. Очень близко.

– Ты… невероятный, – прошептал Хёнджин, и в его голосе не было насмешки, только искреннее, почти благоговейное изумление. Он медленно поднял руку, его пальцы в потертой перчатке осторожно коснулись щеки Феликса. Кожа была холодной от ветра. – Такое… в этом проклятом городе стекла и денег. Как ты там выживаешь?

Прикосновение, шершавое и неожиданно нежное, заставило Феликса вздрогнуть. Но он не отстранился. Не мог. Внутри все пело и горело. Он запрокинул голову, встречая его взгляд, и увидел в нем отражение своего собственного смятения и пробуждающегося желания. Хёнджин наклонился, его дыхание, теплое и пахнущее мятой жевательной резинки и чем-то глубинно альфийским, коснулось губ Феликса. Расстояние между ними сократилось до сантиметров. Феликс замер, ожидая… не зная чего. Жажда и страх боролись в нем с равной силой.

Но поцелуй не случился. Хёнджин резко выпрямился, сжав кулаки. Его челюсть напряглась.
– Черт, – выругался он тихо, но с яростью. – Ты пахнешь… Ты пахнешь так, что сводишь с ума. Но… не здесь. Не сейчас. – Он резко отвернулся, делая шаг назад, будто отрывая себя от магнита. – Ты должна вернуться. К своему… льду. – В его голосе прозвучала горечь.

Феликс понял. Его запах – запах возбужденной омеги рядом с чужим альфой – был как сигнальная ракета. Опасная. Он почувствовал жгучий стыд и разочарование. Хёнджин был прав. Безумная ночь заканчивалась. Действительность, холодная и безжалостная, накрывала его снова. Он молча кивнул, не в силах говорить.

Обратная дорога прошла в гнетущем молчании. Скорость была прежней, но магия исчезла. Феликс чувствовал лишь леденящий ужас перед возвращением и… невыносимую пустоту, когда мотоцикл остановился в том же переулке за отелем. Хёнджин помог ему слезть. Его руки были твердыми и быстрыми.

– Слушай, – он сказал резко, глядя куда-то мимо Феликса, как будто боясь встретиться с его глазами. – Залечи эти царапины. И… будь осторожна. Твой лед… он не прощает трещин.

Он завел мотоцикл. Рев двигателя прозвучал как прощальный выстрел.
– До встречи, Принцесса, – бросил он напоследок, и в его голосе снова мелькнула знакомая дерзость, но теперь она казалась защитой. Он рванул вперед, растворившись в ночи, оставив Феликса одного в холодном переулке, пропахшем бензином и тоской.

---

Пентхаус встретил его ледяным молчанием. Часы на стене показывали три ночи. Феликс крался по мраморному полу, как вор, сердце колотилось так, что, казалось, эхо разнесется по всем комнатам. Он сбросил туфли, пиджак, галстук. Запах Хёнджина – бензин, кожа, он – все еще витал вокруг него, въелся в волосы, в кожу. Он лихорадочно стянул с себя всю одежду и залез под ледяные струи душа, оттирая кожу до красноты, пытаясь смыть улицу, скорость, этот пьянящий, опасный аромат. Но он чувствовал его внутри. Чувствовал отпечаток пальцев Хёнджина на щеке, на ладони. Чувствовал, как тело все еще помнит вибрацию мотора и тепло его спины.

Он вышел из душа, завернувшись в банный халат, и замер. В дверях спальни, опершись о косяк, стоял Банчан. Он был в темном шелковом халате, расстегнутом на груди, в руке – бокал с темно-янтарной жидкостью. Его лицо было непроницаемой маской, но глаза… глаза были острыми, как скальпели, и они изучали Феликса с ног до головы. Воздух в комнате сгустился от его альфийского присутствия – тяжелого, властного, разгневанного.

– Где ты был? – Голос Банчана был тихим, ровным, но в нем вибрировала стальная струна. – Минхо искал тебя два часа. Ты исчезла после уборной. Без телефона. Без объяснений.

Феликс почувствовал, как ноги подкашиваются. Он схватился за дверцу гардероба.
– Я… Я просто вышла подышать. На набережную. Мне… стало плохо. – Голос дрожал, выдавая ложь.

Банчан сделал медленный глоток виски. Его взгляд скользнул по влажным прядям светлых волос Феликса, по его покрасневшей от трения коже, по широко раскрытым, испуганным глазам.
– "Подышать", – повторил он, и в его голосе прозвучала ледяная усмешка. – Три часа? И пахнешь ты… интересно. Бензином. Дымом. И чем-то… чужим. Диким.

Он оттолкнулся от косяка и медленно подошел к Феликсу. Каждый шаг отдавался гулко в тишине. Его альфийская аура, обычно сдержанная, теперь давила со всей силой, заставляя Феликса инстинктивно отступить, пока его спина не уперлась в стену. Банчан остановился в сантиметре. Его запах – дорогой парфюм, виски и та самая холодная, неумолимая альфийская основа – обволакивал Феликса, пытаясь подавить, стереть следы чужого альфы. Он поднял руку. Феликс зажмурился, ожидая… чего? Гнева? Наказания?

Но пальцы Банчана лишь легли ему на шею, чуть ниже линии челюсти. Прикосновение было неожиданно… нежным? Нет, не нежным. Изучающим. Властным. Большой палец провел по его пульсирующей артерии.
– Ты дрожишь, – констатировал Банчан, его дыхание с запахом виски коснулось губ Феликса. – И пахнешь страхом. И… возбуждением? – Его голос стал тише, интимнее, опаснее. Он наклонился ближе, его губы почти коснулись уха Феликса. – Кто он, твой ночной гонщик? Кто осмелился прикоснуться к тому, что принадлежит мне?

Феликс замер. Его разум отключился. Тело предательски отозвалось на близость своего альфы, на этот внезапный, нехарактерный флирт, замешанный на угрозе и собственничестве. Волна тепла прокатилась по животу, противореча ледяному страху. Он не мог ответить. Не мог пошевелиться.

Банчан отстранился так же внезапно, как и приблизился. В его глазах снова была привычная ледяная глубина, но теперь в них плавала тень… интереса? Любопытства хищника, нашедшего новую игрушку?
– Приберись, – сказал он отстраненно, поворачиваясь к выходу. – И смой этот вонючий запах улиц до конца. Завтра у нас важный день. – Он сделал пару шагов, потом остановился, не оборачиваясь. – И Феликс… Больше не исчезай. Мне не нравится, когда мои вещи теряются. Особенно… ценные.

Он вышел, оставив Феликса одного в огромной, холодной спальне, прислонившимся к стене, дрожащим от противоречивых эмоций – страха, стыда, остатков адреналина и странного, щемящего возбуждения, оставленного обоими альфами. Он медленно сполз по стене на пол, обхватив колени руками, и спрятал лицо. Запах Хёнджина все еще витал в его ноздрях, смешиваясь с властным шлейфом Банчана. Он чувствовал себя разорванным, потерянным, и в то же время… более живым, чем за все годы брака.

---

Утро было мучительным. Феликс почти не спал. За завтраком Банчан вел себя как обычно – холодно, сдержанно, погруженный в планшет с биржевыми сводками. Но Феликс ловил на себе его тяжелые, оценивающие взгляды. Взгляды, которые заставляли его кожу покрываться мурашками. Он чувствовал себя голым, разоблаченным. Когда Банчан уезжал в офис, его прощальный взгляд, брошенный через плечо, был красноречивее любых слов: "Я слежу".

Спасением стал звонок Джисона.
– Йо, Феликс-тян! – веселый голос лучшего друга прозвучал как глоток свежего воздуха. – Ты как, выжила после того помойного вечера? Выбирайся ко мне! Срочно требуется твой безупречный вкус и компания для шопоголического рейда. Мой гонорар за саунд-дизайн пришел, я готов спустить его на тебя! И тебе явно нужно развеяться. Ты в голосе… какая-то странная.

Джисон, бета, был его якорем с детства. Единственный, кто видел его настоящего, а не куклу из пентхауса. Через час его ярко-желтый мини-купер уже ждал у подъезда. Феликс, в простых джинсах, свитере и кроссовках (вызов Банчану, который настаивал на "соответствующем" гардеробе даже для прогулок), выскочил на улицу, жадно вдыхая свободу.

– Боже, ты и правда выглядишь как загнанный котенок, – Джисон пристально посмотрел на него, прищурившись, когда они уселись в машину. – Что случилось? Тот ледяной айсберг допек? Или… что-то еще? – Его бета-нюх был не таким острым, как у альфы или омеги, но он знал Феликса слишком хорошо. И он уловил что-то. Остатки напряжения, может быть, след незнакомого запаха, который Феликс не смог до конца смыть.

– Ничего, – быстро ответил Феликс, глядя в окно. – Просто… тяжело. Как всегда. Спасибо, что вытащил.
Джисон фыркнул, но не стал давить. Он включил громкую музыку, и они понеслись в район Мендон, в огромный, шикарный универмаг – храм моды и роскоши, где Банчан держал именную карту.

Прогулка с Джисоном была лекарством. Они смеялись, примеряли дурацкие шляпы, спорили о цветах. Джисон настаивал на чем-то ярком, кричащем для Феликса, а тот тяготел к мягким, пастельным тонам. На какое-то время Феликс забыл о ночных кошмарах и утреннем напряжении. Он чувствовал себя почти нормальным. Почти свободным.

Они зашли в бутик дорогой итальянской одежды. Джисон увлекся стойкой с кожаными куртками, а Феликс потянулся к стойке с роскошными кашемировыми свитерами. Его пальцы скользнули по невероятно мягкой ткани цвета морской волны. И в этот момент он почувствовал его. Тот самый запах. Бензин. Кожа. Дикая свобода. Сердце бешено застучало. Он медленно обернулся.

Хёнджин стоял в нескольких метрах, у стойки с аксессуарами. Он был в своих неизменных потертых черных джинсах, тяжелых ботинках, но вместо кожаной куртки на нем была дорогая, идеально скроенная черная рубашка из тонкой шерсти, расстегнутая на пару пуговиц. Она выглядела странно непривычно на его хищной фигуре, но подчеркивала его плечи и длинную линию шеи. Его длинные волосы были свободно распущены, обрамляя резкое, невероятно красивое лицо. Он разглядывал кожаный ремень, но его взгляд… его взгляд был прикован к Феликсу. Глаза горели все тем же огнем, но теперь в них читалась настороженность, оценка обстановки, и… неистребимая дерзость.

Феликс замер. Весь воздух словно выкачали из бутика. Джисон, увлеченный курткой, ничего не замечал. Хёнджин отложил ремень и медленно, с кошачьей грацией, направился к Феликсу. Его шаги были бесшумны на толстом ковре. Он остановился перед ним, его запах – теперь смешанный с дорогим одеколоном, но все равно неузнаваемо уличный и альфийский – накрыл Феликса волной. Внутри все сжалось и загорелось одновременно.

– Принцесса, – произнес Хёнджин тихо, так, чтобы слышал только он. Уголки его губ дрогнули в полуулыбке. Его глаза скользнули по свитеру в руках Феликса. – Морская волна. Хороший выбор. Почти как цвет твоих глаз, когда ты не боишься. – Он сделал паузу, его взгляд стал пристальным, пронзительным. – Твой лед… он растаял хоть капельку после нашей прогулки? Или заморозил тебя еще сильнее?

Феликс не мог ответить. Он чувствовал, как краснеет, как дрожат руки. Он видел, как взгляд Хёнджина скользнул в сторону Джисона, который наконец заметил их и замер с открытым ртом, держа в руках ярко-красную куртку.

Хёнджин снова посмотрел на Феликса. В его глазах мелькнуло что-то быстрое – предупреждение? Обещание?
– Держи, – он резким, почти незаметным движением сунул что-то Феликсу в руку, сжимавшую мягкую ткань свитера. Это был смятый клочок бумаги. – Если захочешь настоящего огня… а не этой холодной красивой мертвечины. – Его пальцы на мгновение коснулись пальцев Феликса. Горячие, шершавые. Искра. – Выбирай смело, Принцесса. Жизнь слишком коротка для серых тонов.

Он отступил на шаг, его взгляд еще раз скользнул по лицу Феликса, полный немого вопроса и того самого неистребимого огня. Затем он кивнул ошарашенному Джисону, развернулся и вышел из бутика так же бесшумно, как и появился, растворившись в людском потоке торгового центра.

Феликс стоял, сжимая в потной ладони смятый клочок бумаги и мягкую ткань свитера. Его сердце бешено колотилось. Запах Хёнджина все еще витал в воздухе. Слова горели в его ушах: "Настоящего огня… Жизнь слишком коротка…" Он чувствовал взгляд Джисона, полный немого вопроса и тревоги. Выбор. Он стоял на краю. Искра, зароненная ночью, тлела внутри, грозя разгореться в пожар.

---

В это же время, в тихом парке недалеко от офисного квартала Йонсан, Минхо совершал свой обычный обход. Он был не только телохранителем Банчана, но и его "ушами и глазами" на улице. Прогулка помогала ему сбрасывать напряжение, оставаясь начеку. Его альфийская сущность была сдержана, замаскирована под нейтральную бета-расслабленность, но взгляд за темными очками сканировал округу с привычной бдительностью.

На скамейке у пруда, где плавали утки, он заметил знакомую фигуру. Сынмин. Молодой журналист был погружен в ноутбук, его пальцы быстро стучали по клавиатуре. Рядом валялся фотоаппарат с длинным объективом. Минхо знал его в лицо. Сынмин писал резкие, разоблачительные статьи о коррупции в корпоративном мире и о нелегальных уличных гонках, которые то и дело заканчивались трагедиями. Он был настойчив, как бультерьер, и вежливо-опасен.

Минхо, без видимой цели, подошел и сел на дальний конец скамейки, доставая пачку сигарет. Он не курил при Банчане, но сейчас это был хороший предлог.
– Расследование в разгаре? – спросил он нейтрально, не глядя на Сынмина, прикуривая.

Сынмин вздрогнул и поднял голову. Его взгляд был умным, оценивающим.
– Минхо-сси, – кивнул он вежливо. – Да, материал собираю. Про последний заезд под мостом. Трое в реанимации, один погиб. Безбашенные ублюдки. – В его голосе прозвучала горечь. Он закрыл ноутбук. – И ваши корпоративные акулы, Минхо-сси, тоже не дремлют. Слухи ходят интересные. Про слияния, про давление на мелкие компании… Про то, как альфы высшего света играют людьми, как пешками.

Минхо медленно выдохнул дым, наблюдая за утками.
– Слухи – они как дым, Сынмин-сси. Могут указывать на огонь, а могут просто застилать глаза. – Он повернул голову, его взгляд за очками был нечитаемым. – А ты уверен, что тебе стоит копать так глубоко? Особенно в темы, где замешаны гонки и… влиятельные семьи? Это может быть опасно. Не только для тебя.

Сынмин встретил его взгляд без страха.
– Кто-то же должен искать правду, Минхо-сси. Даже если она спрятана под слоем льда и денег. Или вы считаете, что пешки не заслуживают права знать, что ими играют? – Он улыбнулся, но в его глазах не было веселья. – Кстати, вы не видели сегодня утром в центре интересного типа? Длинные волосы, лицо как с обложки, но одет… странно. То ли бандит, то ли модель. На мотоцикле крутом.

Минхо замер на долю секунды. Описание совпадало с тем, что он уловил прошлой ночью – слабый, перебитый запах чужого альфы на Феликсе и следы резины от мощного мотоцикла в переулке за отелем. Его внутренний хищник насторожился.
– Не видел, – ответил он ровно, гася сигарету. – Но Сеул полон странных типов, Сынмин-сси. Особенно тех, за кем лучше не следить. Ради твоего же здоровья.

Он встал.
– Удачи с материалом. И будь осторожен. Лед, о котором ты говоришь… он не только холодный. Он острый. И может порезать очень больно.

Минхо ушел, оставив Сынмина на скамейке с его ноутбуком и фотоаппаратом. Журналист смотрел ему вслед, задумчиво хмурясь. Его пальцы снова застучали по клавиатуре. Он что-то записывал. А Минхо, уходя, достал телефон и отправил быстрый, зашифрованный служебной кодировкой, запрос в базу данных: "Поиск: Альфа-гонщик. Длинные волосы. Мощный круизер. Аэрография (огни?). Связь с нелегальными заездами. Внимание: Опасен?"

Тени сгущались. Искра, зароненная ночью, уже начинала разгораться, угрожая поджечь хрупкий ледяной мир, в котором все они существовали. И Феликс, сжимая в кармане смятый листок с номером телефона, стоял прямо в эпицентре будущего пожара.