33. Возмездие
Tom
— Где они? — мой голос был слишком низким, чужим.
— Они здесь. В Лондоне. Работают на нового босса. Черт знает, как они устроились так быстро. Но они здесь, оба.
Кровь прилила к вискам. Я представил из лица — подлые, самодовольные ухмылки. Они думали, что спрячутся от возмездия.
— Адрес. — Потребовал я коротко.
Билл продиктовал. Я запомнил. Каждую цифру и букву.
— Жди меня, не лезь один.
— Том, может, не сейчас? — В его голосе прозвучало колебание. — Ты ведь не один. С ней.
Я посмотрел на Мэл. Она сидела на кровати, обхватив колени, и смотрела на меня широко распахнутыми глазами. Она все понимала. Слышала.
— Я буду вечером. — Я бросил трубку и отложил телефон.
Тишина повисла в номере. Тяжелая. Невыносимая.
— Ты уходишь. — Говорила она не как вопрос, а как констатацию факта.
— Я должен. — Я встал и начал одеваться. Черные джинсы, черная футболка, черная кофта. — Это они. Те, из-за кого все случилось. Это они.
— И что? — Ее голос дрогнул. — Снова убьешь? Станешь одним из них? Таким же, как мой отец?
Я остановился, сжимая в руке пистолет. Холодный металл. Знакомый вес.
— Это не месть, кошка.— Я сказал, поворачиваясь к ней. Солгал. — Это безопасность. Пока они живы, они представляют угрозу для тебя.
— Хватит врать, Том! Лжи хватит для нас обоих! Не используй меня как оправдание! — Она встала с кровати, ее глаза вспыхнули. — Если ты сделаешь это... Я не вынесу, Том.
Я видел ее боль. Ее страх. Страх передо мной.
— Я вернусь. — Я подошел к ней, взял ее за руки. Они были почти ледяными. — И я буду тем, кем ты хочешь меня видеть. Всем, что ты заслуживаешь. Но сначала я должен закончить это.
Она молчала. Просто смотрела на меня, пока по ее щекам беззвучно катились слезы.
Я отпустил ее руки, подошел к столу и написал на листке бумаги:
"Вернусь вечером. Жди меня. Никуда не уходи. Т."
Положил записку на подушку.
— Обещай, что будешь ждать. Хорошо? — Я посмотрел на нее в последний раз. — Обещай мне.
Она не ответила. Просто отвернулась к окну.
Я вышел из номера, не оглядываясь. Сердце было холодным, как сталь пистолета за поясом. Они думали, что скрылись. Ошибались.
Лифт медленно спускался вниз. Я смотрел на свое отражение в зеркальных стенах. Холодные глаза. Глаза убийцы. Ее монстра.
Но чтобы защитить ее, я должен был стать монстром. Выключить все свои человеческие факторы. Отключить эмоции. Стать бесчувственной машиной.
Адрес, который дал мне Билл, привел меня на заброшенный складской район, где пахло ржавым металлом, соленой водой и гнилью. Идеальное место для таких, как они. Для крыс.
Я припарковал машину в двух кварталах, пошел пешком. Пистолет упирался в бок холодным, знакомым весом. Каждый шаг отдавался в голове ровным, мертвым стуком, словно марш. Не ярость. Не адреналин. Пустота. Та самая, которая остается, когда все чувства выжжены дотла.
Они были в старом цеху по переработке рыбы. Свет внутри горел тускло. Стояли горы пустых ящиков и ржавое оборудование. Двое. Марко и Виктор. Марко когда-то был нашим лучшим снайпером. Виктор отвечал за логистику. Они знали все наши схемы. Все убежища. И они знали про Мэлиссу.
Я вошел без стука. Скрип двери заставил их обернуться. Они сидели на ящиках, играя в карты. Бутылка водки стояла между ними.
Марко понял первым. Его рука рванулась к поясу, но замерла, увидев мой пистолет, направленный прямо на него.
— Ох, Том..? — Его голос был хриплым от удивления и страха. — Черт... Мы думали, что ты...
— Вы думали, что спрятались. — Я сделал шаг вперед. Свет упал на мое лицо, и они оба побледнели. — Думали, что я забуду. Что вас сойдет все с рук.
— Том, послушай... – Начал Виктор, поднимая руки. — Это не то, что ты думаешь... Мы не хотели...
— Заткни, сука, свою гребаную пасть. — Я прозвучал тихо, но они оба вздрогнули, как от удара. — Вы сдали ее. Из-за вас ее держали в клетке. Из-за вас ее били. Унижали. Заставляли бояться собственной тени.
Я сделал еще шаг. Они отступили, уткнувшись в стену.
— Том, мы можем объясниться! — Голос Марко срывался на крик. — Мы можем работать на тебя! Мы знаем все о новых схемах Харта!
— Меня не интересуют схемы Харта. — Я прицелился Марко в колено и выстрелил.
Грохот выстрела оглушительно пронесся по цеху. Марко рухнул с громким стоном, схватившись за ногу. Кровь сочилась сквозь его пальцы.
— Это за каждую ночь, что она провела в страхе. — Сказал я спокойно.
Виктор замер, его глаза были полны ужаса и страха.
— Том... Том, ради всего святого... Ты не монстр, я же знаю...
Я выстрелил ему в плечо. Он вскрикнул, прижимаясь к стене.
— А это за каждый голодный день. За каждую унизительную работу, которую ей пришлось выполнять, чтобы выжить.
Я подошел ближе. Они оба ползали по грязному полу, оставляя кровавые следы. Их дыхание стало прерывистым, хриплым.
Подонки.
— Пожалуйста... — Прошептал Марко. — Мы же свои...
— Вы перестали быть своими, когда предали ее. — Я опустился на корточки перед ним, глядя в его глаза, полные слез и страха. — Я ведь вам доверял. Вы знали, кто она для меня. И все равно продали.
Я приставил ствол к его второму колену.
— А это, — Выстрел. В этот раз он прозвучал глухо. — за каждую ее слезу.
Его крик затих в горле. Он взвыл от боли и потерял сознание.
Я повернулся к Виктору. Он пытался отползти, но я наступил на его простреленное плечо, вдавливая его в грязный пол. Он закричал и задергался в агонии, в надежде, что я перестану.
Но я не переставал.
— Это, — Я прицелился ему в живот. — за то, что она до сих пор вздрагивает от каждого громкого звука или стука шагов.
И снова выстрел. Тихий, точный. Он содрогнулся и затих.
Я встал, глядя на них. Двое бывших товарищей. Теперь — просто окровавленные тела на грязном полу. Пустота внутри не исчезла. Она стала только глубже. Ведь Лисса этого не хотела для меня.
Я вышел на улицу. Ночь была такой же холодной, как и до этого. Я сел в машину и поехал обратно в отель. Руки на руле были чистыми, но я чувствовал на них кровь. В мыслях все плыло и смешивалось.
Я вернулся в "The Ritz". Лифт медленно поднимался. Я посмотрел на свое отражение вновь: глаза убийцы. Смогу ли я ей смотреть в глаза после этого?
Я открыл дверь в номер. Она сидела на кровати, в том же положении, в каком я ее и оставил. Записка все еще лежала на подушке нетронутой.
Она подняла на меня глаза. Зеленые, как лес после дождя. В них не было страха. Была боль. Понимание. И что то еще... Прощение?
— Том... — Ее голос был тихим, хрупким.
Я не ответил. Я пересек комнату за три шага, притянув ее к себе, прижав так сильно, будто хотел вшить ее в себя. Ее руки обвили мою шею, и она прижалась ко мне всем весом.
— Все хорошо. — Прошептал я ей в волосы, чувствуя, как ее дрожь проходит. — Тебя больше не обидят.
Она отстранилась, чтобы посмотреть мне в лицо. Ее пальцы коснулись моих щек.
— А ты... Ты вернулся?
Я посмотрел в ее глаза — чистые, полные доверия, несмотря ни на что. И впервые за этот вечем моя пустота внутри начала заполняться. Ее теплом. Ее светом.
— Я всегда с тобой. — Я прошептал и наклонился, чтобы поцеловать ее.
Это был не нежный поцелуй. Это было возвращение домой. На ее губах был вкус слез, прощения и надежды. Надежды на то, что мы сможем пережить все. Вместе.
Мы упали на кровать, не разрывая поцелуя. Одежда мешала, но мы не спешили. Каждое прикосновение ощущалось как рай. Каждый вздох — обещание о преданности.
Она была моим спасением. И я был ее.
Наши губы не разрывались. Мы утонули в поцелуе. В нем не было места для предательств, боли, страха, прошлого. Только мы. Только сейчас.
Я чувствовал, как ее пальцы впиваются в мои плечи, не отпуская, не давая мне исчезнуть. Как будто она боялась, что я рассыплюсь в прах, если она разожмет руки. Может, так и было.
Я медленно, стараясь не спугнуть, расстегнул ее платье. Ткань соскользнула с ее плеч, обнажив бледную кожу, разукрашенную синяками и царапинами — немые свидетельства тех недель, что мы провели врозь. Каждый шрам был ножом в моем сердце.
— Не смотри... — Прошептала она, пытаясь прикрыть шрамы.
— Смотрю. — Я прикоснулся губами к самому темному синяку на ее ребре. — И вижу не боль. Не слабость, принцесса. Ты выжила. Ты сильная. Ради этого стоит смотреть.
Она вздохнула, ее тело расслабилось под моими прикосновениями. Я снимал ее одежду, словно бинты с заживающих ран — медленно, осторожно, боясь причинить боль. Каждый сантиметр ее кожи становился сокровищем для меня. Она была здесь. Реальная. Живая.
Когда она осталась полностью обнаженной, я слегка отстранился от нее, чтобы оглядеть. Ее тело казалось хрупким но и невероятно сильным одновременно.
— Ты чудесная. — Выдохнул я, и это была самая правдивая фраза, сказанная мной за последние месяцы.
Она улыбнулась — робко, неуверенно, — и потянулась ко мне, чтобы расстегнуть мою кофту. Ее пальцы дрожали, но были твердыми. Она сняла с меня одежду, и я позволил ей это — позволил видеть все мои шрамы, все мои слабости.
— Мы похожи. — Она прошептала, проводя пальцами по старой ране на моей груди.
— Мы целое. — Я поправил ее и поймал ее губы своими.
Наши тела сплелись в отчаянном тандеме, где не было места нежности — только жажда чувствовать. Доказать друг другу, что мы реальны. Что мы живы. Что мы здесь, вместе.
Она изгибалась под моими прикосновениями с тихими стонами. Ее тело отвечало с такой откровенностью, что перехватило дыхание. Я любил ее медленно — пальцами, губами, пока она не начала молить о пощаде.
— Пожалуйста... — Она тянула меня к себе, ее глаза были полны желания.
Я вошел в нее медленно, давая время привыкнуть к каждому моему сантиметру. Ее тепло обожгло меня, заставив застонать. Мы замерли на мгновение. Два потерянных человека, нашедших друг друга в хаосе.
— Все хорошо? — Прошептал, чувствуя, как ее ноги обвиваются вокруг моих бедер.
— Лучше. — Она ответила, двигаясь навстречу.
Наш ритм был не идеальным — прерывистым, отчаянным, полный не произнесенных слов и не заживших ран.
Я входил в нее глубже, и с каждым движением стены между нами рушились. Ее ногти впивались в мою спину, оставляя следы, а мои губы находили ее плечи, шею, грудь.
— Я скучал по тебе. Моя кошка. — Вырвалось у меня, и получилось грубее, чем я планировал.
— Покажи мне, — она прошептала в ответ, прижимаясь к моей груди. — покажи, как скучал.
И я показал. Каждым движением, каждым вздохом, каждым стоном.
Когда волна накрыла нас обоих, она закричала — тихо, сдавленно, и в этом крике наконец-то был не страх. Не боль. Облегчение.
Я прижал ее к себе, чувствуя, как ее тело дрожит подо мной, а потом успокоилось, обессиленное.
Мы лежали, сплетенные, пытаясь отдышаться. Ее голова лежала на моей груди, и я чувствовал, как у нее бьется сердце — быстро. Очень быстро.
— Я тебя люблю. — Она прошептала в темноте.
— Я тебя больше. — Я пообещал, целуя ее в макушку.
Она подняла на меня свои зеленые, серьезные глаза, и впервые улыбнулась за вечер.
Мы заснули так — сплетенные, уставшие, но целые. За окном начинался рассвет, но нам было все равно. И это было единственным, что имело значение.