31. Этот чертов город
Tom
Проклятый Лондон. Этот город пропах ее именем, но не отдает ее мне обратно. Я живу в дешевом отеле Ист-Энде, где пахнет сыростью и отчаянием. Комната настолько мала, что я могу коснуться противоположной стены протянув руку. Идеально. Ничего лишнего. Ничего, что могло бы отвлечь от поисков.
Каждое утро начинается одинаково. Холодный душ, чтобы прогнать остатки сна. Черный кофе, горький, как и мои мысли. И — звонок Биллу.
— Новости? — Мой голос хриплый от бессонных ночей.
— Ничего, братан. Ни одной зацепки. Будто как призрак испарилась.
Я бью кулаком по стене. Штукатурка осыпается. Плевать. Она не призрак. Она где-то рядом. Чувствую это каждую ночь, когда ложусь спать и вижу ее глаза — напуганные, упрекающие.
Мои "помощники" — люди Билла — хорошие профессионалы. Но они ищут ее как цель. Как работу, задание. Они не знают, как пахнут ее волосы по утрам, не знают, что она боится темноты. Они ищут Мэлиссу Харт, дочь мафиозного босса. А я ищу ее. Ту, которая украла все, что во мне оставалось человеческого.
Мы проверяем камеры. Каждый чертовый угол этого города. Мы взламываем базы данных, отслеживаем транзакции, подкупаем копов. Ничего. Она не пользуется картами, ее телефон недоступен. Она не появляется там, где можно попасть в объектив. Как будто она знает все наши методы.
Я сам выхожу на улицу каждую ночь. Иду по самым грязным, самым опасным районам. Ищу в притонах, ночлежках. Моя голова взрывается от вопросов, на которые никто не может мне ответить. Моя душа — тоже.
Однажды ночью мне показалось, что я вижу ее. Девушка с ее походкой, ее длиной волос. Я рванул за ней, сметая все на своем пути. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Это должна быть она. Пожалуйста.
Я схватил ее за плечо. Она обернулась. Чужие глаза. Карие, испуганные. Не ее.
— Извините. — Пробормотал я, отпуская ее. — Я ошибся...
Она убежала, оглядываясь на меня, как на психа. Может, я и есть псих.
Я возвращаюсь в свой номер, включаю ноутбук. Снова и снова прокручиваю последние известные кадры с ней. Ее лицо. Последний взгляд перед тем, как она исчезла.
Я подвел ее. Своей жестокостью. Своей попыткой сделать ее сильной, не дав выбора. Я загнал ее в угол, и теперь она где-то одна. Напуганная. Раненая. Ненавидящая меня.
Иногда ночью мне кажется, что я слышу ее голос. Она зовет меня: "Помоги, найди меня."
Я просыпаюсь в холодном поту. Комната пуста. Только шум Лондона за окном — бесконечный и равнодушный. Проклятый.
Я достаю пистолет. Разбираю и собираю его снова и снова. Механические движения. Заученные, наработанные. Они успокаивают. Напоминают, что я все еще могу хоть что-то контролировать. Хотя бы это.
Люди Билла советуют сдаться. Говорят, что если бы она хотела быть найденной, уже дала бы о себе знать. Они не понимают. Она не дает о себе знать не потому, что не хочет, а потому, что не может. Потому, что боится.
Мысль о ее страхе жжет изнутри сильнее любого спирта.
Я смотрю на карту Лондона в спутниковом формате, испещренную красными крестами — отмеченными районами, которые мы уже обыскали. Остается все меньше мест, где она могла бы быть. Но она где-то есть.
Я не сдамся. Не могу. Не прощу себе. Даже если это убьет меня.
Я выхожу на улицу, снова. Туман опять затягивает этот город. Где ты, моя девочка?
Ответа нет. Только эхо моих собственных шагов по мокрому асфальту.
Прошла неделя. Семь дней пустоты. Семь дней, за которые я исчерпал все возможности, все ниточки, все гребанные надежды. Карта Лондона на стене моей комнаты была теперь разукрашена красным цветом настолько, что почти не оставалось чистого места.
Люди Билла начали избегать моих звонков. В их голосах сквозили усталость и... сожаление. Они думали, что я сошел с ума, раз все еще не опустил руки. Но сдались бы они, если бы это произошло с их самым дорогим человеком?
Я почти перестал спать. Сон приходил урывками, на час-два, когда бодрствовать было уже совсем невмоготу. Во сне я всегда видел ее — стоящей на краю пропасти. Она смотрела на меня, а затем отступала в темноту, ни оставляя ни следа. Я просыпался с криком, который застревал в горле. Беспомощность. Та самая, которую я всегда ненавидел.
Я вышел на улицу. Шел без цели, куда глаза глядят. Дождь моросил, превращая огни города в размытые пятна. Я зашел в первый же пивной бар, который попался на пути. "Орел". Вывеска кривая, стекло грязное. То еще захолустье.
Я заказал виски, потом еще. Алкоголь не приносил удовольствия, только заострял чувства. Каждый смех в зале отзывался болью — а она где-то одна, и ей не до смеха. Каждый взгляд казался мне презирающим. Будто они знают, что я уже неделю терплю неудачи.
Я достал телефон. Набрал номер Билла. Снова.
— Том, — Он ответил сразу, в его голосе была усталость. — Новостей нет.
— Она могла... — Мой язык заплетался. — Могла уйти из города... Или... хуже.
— Мы проверяем все вокзалы, аэропорты. Ничего. Если бы с ней что-то случилось... мы бы знали.
— А если нет? — Мои пальцы сжали стакан так, что стекло заскрипело. — Если она лежит где то в...
— Хватит! — Его голос прозвучал резко. Почти как у нашего отца. — Том, ты себя гробишь. Она взрослая. Она сделала свой выбор. Когда ты спал в последний раз?
— Ее выбор был сбежать от меня! — Я почти крикнул в трубку, чувствуя, как на меня оглядываются несколько гостей пивного. — Я загнал ее в угол, Билл! Это моя, блядь, вина!
Я замолчал, чувствуя, как по щеке скатывается что-то мокрое. Слеза. Черт возьми, слеза.
— Том, — Голос Билла смягчился. — Брат. Возвращайся. Там ты ничего не изменишь.
— Я не могу... — Прошептал я. — Не могу уйти, не зная...
Я положил трубку и заказал еще виски. Мир вокруг поплыл, но боль внутри оставалось острой и ясной.
Я вышел из пивного бара, шатаясь. Туман все больше сгущался, навевая на меня осознание провала. Я сказал ее имя. Сначала шепотом. Потом громче. Потом — во все горло, пока хрипота не настала.
Лисса!
Только эхо отражалось от серых высотных зданий. Никто не ответил. Как я и думал.
Я сел на обочину дороги, на мокрый асфальт. Еще один пьяница, думали они. Еще одно потерянное существо в этом огромном городе.
Я достал пистолет. Просто держал его в руках, чувствуя холод металла.
Так просто. Один выстрел — и конец этой боли. Конец поискам и моим страданиям. Конец её страданиям.
Но потом я представил ее лицо. Не то, что было в последний раз — испуганное, отчужденное. А то, что было раньше. То, которое еще не было испорчено мною — смеющееся, полное жизни и радости.
Нет. Она ненавидела бы меня за это. За слабость. За то, что не смог справиться с трудностями.
Я убрал оружие, поднялся. Вытер лицо.
Нет, я не имею права сдаться. Не сейчас.
Я буду искать. Даже если это займет всю оставшуюся жизнь. Даже если единственное, что я найду — это ее ненависть.
Я обязан найти ее.
Чтобы сказать, что я люблю ее.