Глава 17. Алмаз
Если бы не ошейник, обхватывающий мое горло, я бы задумалась о том, чтобы стащить перочинный нож у одного из гостей и выскользнуть через черный ход, растворившись в ночи. Я бы вырезала устройство слежения из своей шеи и удрала, нисколько не заботясь о том, что на мне нет ничего, что могло бы защитить от непогоды. Лучше умереть в одиночестве посреди леса, чем от лап секс-торговцев.
И Франческа знает это. Она знает, что все мы пойдем на такой риск. Именно поэтому на каждой из нас сейчас красуется черный металлический ошейник с рубиновыми кулонами. Она наглядно продемонстрировала нам еще один способ контроля, от которого без ключа не избавиться.
Дом погружен в атмосферу развлечений и гламура. В нем сейчас толпа мужчин, одетых по высшему разряду, с ледяных запястий которых утекают сотни тысяч долларов. И огромное количество возможностей незаметно ускользнуть от посторонних глаз.
Я никогда не понимала, почему самые больные представители человечества всегда стремятся выглядеть самыми красивыми. Ведь можно и змею обсыпать блестками, но тварь все равно укусит.
- Ты прекрасно выглядишь, - шепчет мне на ухо глубокий голос.
Я вздрагиваю и, обернувшись, вижу Ксавьера с дьявольской ухмылкой на лице.
Франческа велела нам общаться с мужчинами, поэтому я расположилась в гостиной. Даже после нашей тщательной уборки в доме витает запах безысходности. Слишком много ужаса въелось в эти щели, и уже никакое чистящее средство не возьмет его.
Я заставляю себя улыбнуться, отступаю от него на шаг и опускаю подбородок. По всему телу разливается тепло, но совсем не то, которое приятно. Это больше похоже на расстройство желудка, а ты застрял в машине - холодный пот и тошнота.
- Спасибо, - говорю я, понижая голос.
Его взгляд напряжен, он медленно и не торопясь разглядывает меня. Естественно, первое, чего мне хочется, - это ударить его по яйцам и сбежать. Но я стою и терплю. С прямой спиной, отказываясь изогнуться так, как ему хотелось бы. Единственное неповиновение, которое я могу себе позволить. Не считая, конечно, желания выхватить фужер с шампанским из его руки и разбить о его физиономию.
Расслабься, мышонок.
Он не поймал меня сегодня, поэтому не может наказать этим вечером. Однако во мне шевелится ужасное предчувствие, что Франческа с радостью позволит этому человеку лапать меня, несмотря на правила.
А это значит, я должна вести себя хорошо.
- Ты была великолепна сегодня, несмотря на то что та мерзкая девчонка немного отвлекла нас, - мило произносит он.
Я вижу, что он пытается придать своему образу теплоту, но я словно сую руку в камин, которым не пользовались несколько столетий.
- Хотя, должен признаться, мне всегда казалось, что выбраковка непродуктивна, - продолжает он. - Даже если она развлекает.
Откашлявшись, я тихонько спрашиваю:
- Могу я узнать почему?
Он усмехается, словно видит что-то скрытое.
- Она учит вас убегать от нас. Это многовековая традиция, но, как по мне, я бы предпочел, чтобы мои женщины не были способны к побегу.
Медленно киваю.
- Вы правы, - признаю я.
И он действительно прав.
Выбраковка предназначена для того, чтобы проверить нас на выносливость. Это я могу понять. Если мы будем слишком слабыми и подавленными, то превратимся в безжизненных кукол, и в результате им постоянно придется нас менять. Она должна сломать нас ментально и духовно. Вызвать ужас и внушить надежду на возможность побега, а потом снова заковать нас в цепи.
Тем не менее Ксавьер прав. Выбраковка учит нас убегать.
Он делает шаг ко мне, и лесной аромат его одеколона обжигает мои носовые пазухи. Мне хочется сказать ему, чтобы он убирался на хрен из моего личного пространства, но я не могу представить ни одного положительного варианта развития событий после этого.
Как ни стараюсь, я не могу сдержать напряжения, охватившего мои конечности, и мои плечи поднимаются по меньшей мере на пару сантиметров. Пальцы судорожно подрагивают от желания сжаться в кулаки, но я сдерживаюсь.
- Скажи мне, Дарья, ты бы убежала от меня, если бы я сделал тебя своей?
Боже, конечно да. Я бы бежала до тех пор, пока мои ноги не сотрутся до костей. И продолжила бы бежать дальше.
- Конечно нет, - ровным голосом отвечаю я.
Он усмехается, и в его голосе смешиваются веселье и снисходительность. Его дыхание обжигает мою щеку. Он наклоняется ко мне, и грубая щетина скребется о раковину моего уха.
- У тебя не выйдет, даже если захочешь, - шепчет он. - Потому что ты не сможешь стоять. Настолько сильно будут дрожать твои ноги после того, как я тебя оттрахаю.
Чувствую его дрейфующую по моей спине руку. Закрываю глаза, ища в себе силы не вздрагивать от его прикосновений. Не убежать от него к чертям собачьим, чтобы потом молиться Дьяволице, прося, чтобы он никогда меня не нашел.
- Звучит неплохо, а, Алмаз? Как думаешь, ты будешь вспоминать Виолетту после меня?
Я открываю глаза, и мое зрение заволакивает красная пелена. Сейчас я действительно дрожу - от ярости.
Бог? Ты нужен мне прямо сейчас. Мне нужно, чтобы ты наделил меня любым волшебным заклинанием или вуду-дерьмом, которое припрятано в твоем рукаве, чтобы я не прикончила этого человека.
Он отклоняется назад, и его холодный взгляд изучает мое лицо в ожидании реакции. Я отвожу взгляд, не в силах сдержать огонь в них, и решительно закрываю рот.
Что, черт возьми, он хочет услышать? «Да, господин насильник, я забуду о Виолетте и буду думать только о тебе и твоем маленьком, тщедушном члене»?
Пошел ты на хрен, мудак.
Он еще раз хмыкает от удовольствия, и я кусаю внутреннюю часть щеки, пока во рту не появляется привкус меди. И тогда я кусаю сильнее.
- Отвечай мне, - шипит он.
- Нет, - шепчу я, опуская взгляд, чтобы скрыть ложь. - Думаю, мне будет очень трудно думать о ком-то еще, кроме вас.
И как сильно я хочу убить тебя.
- Да? - переспрашивает он, и его голос дрожит от восторга.
- Да, - лепечу я.
Мой голос срывается, когда его рука грубо хватает меня за задницу, еще сильнее прижимая к его широкой груди. Мои мышцы напрягаются до невозможности, и я чувствую, как его член упирается в мой живот. Мои внутренности скручивает отвращение, и клянусь, это будет своего рода торжеством справедливости, если меня сейчас вырвет прямо ему в лицо.
Он вжимается в меня бедрами, и как раз в тот момент, когда я готова сорваться, кто-то громко кашляет у меня за спиной.
Ксавьер отпускает меня, и я отступаю на несколько шагов, сразу же поправляя помятое его лапами платье. Когда я рискую поднять глаза, то вижу Рио, его руки сцеплены за спиной, а на лице - абсолютно нейтральное выражение.
- Прошу прощения за беспокойство, - произносит он, на мгновение наклонив голову. - Мне необходимо сменить повязку на ее спине перед началом мероприятия. Вас также ожидают в красной комнате, - сообщает он официальным, но любезным тоном.
Ксавьер поправляет пиджак, бросая на меня взгляд, на который я отказываюсь отвечать. Чувствую, как горит мое лицо, когда он опускает подбородок, давая понять, что услышал, а затем уходит. Я перевожу взгляд на Рио, и он кивает головой в сторону коридора у кухни, который также ведет в ванную.
Все еще дрожа, я следую за ним, надеясь, что не слишком шатаюсь и не подверну себе лодыжки на этих каблуках. Франческа наверняка сама обеспечит мне новые швы из-за такой глупой ошибки.
Войдя в ванную, мы молчим; Рио закрывает за нами дверь. Когда мы остаемся одни, мои плечи немного расслабляются.
Интересно, когда Рио начал внушать мне чувство безопасности?
Но, признаюсь, я благодарна ему. Он ни в коем случае не союзник мне, но - наименьший из всех моих врагов в этом чертовом доме.
- Что за красная комната? - спрашиваю я.
Он смотрит на меня.
- Комната в задней части дома, заваленная брезентом и всякими пыточными инструментами. Уверен, ты догадаешься, почему ее прозвали «красной», - сухо отвечает он.
Я сглатываю.
- Там... Фиби и Бетани? - спрашиваю я.
- Да. Туда попадают только те, кто провалил выбраковку.
Моя грудь сжимается, и желудок скручивается. Они делают с ними сейчас невыразимые вещи, и от этого мне становится чертовски плохо.
- Повернись, - командует он.
Я сужаю глаза, не понимая, с чего это он требует, чтобы я повернулась. Заметив выражение моего лица, он вздыхает и добавляет:
- Por favor.
Сжав губы, я поворачиваюсь к нему спиной.
- Почему ты меня спас? - тихо спрашиваю я, заглядывая через плечо и наблюдая, как он достает из-под раковины аптечку и кладет ее на пожелтевшую столешницу. Уверена, в былые времена она была белой.
- С чего ты взяла, что я тебя спас? - возражает он, бросив на меня взгляд, пока достает бинты и неоспорин[8]. - Тебе придется задрать платье.
Вздыхаю, делая, как он просит. Знаю, как это происходит, и не первый раз мне приходится обнажать свое тело перед ним, чтобы поменять повязки. Поднимаю платье, и мне становится грустно оттого, насколько я стала безразлична к обнажению перед мужчинами.
На мне стринги, но их, считай, нет - так, просто веревочка. Рио медленно развязывает шнуровку корсета, и с каждой петлей мне становится немного легче дышать. Когда он полностью спадает с моего тела, я глубоко вдыхаю, и мое блаженство почти болезненно. Живот покраснел и на нем отпечатался узор ткани, настолько туго Франческа затянула его.
- Тебе придется заново зашнуровать его, - замечаю я.
Рио усмехается.
- Тогда тебе лучше быть милой. Я могу затянуть его еще туже, чем она.
По моему позвоночнику пробегает дрожь, когда его пальцы касаются меня. Он ощупывает повязку, пока не зацепляет ее край, и сдирает старые бинты с моей кожи.
- Значит, будешь делать вид, что их было так необходимо поменять? - настаиваю я. - Ты же сменил их прямо перед вечеринкой.
То есть всего два часа назад.
- Хочешь, чтобы в следующий раз я не мешал? - отвечает он натянутым и немного раздраженным тоном.
- Нет, - шепчу я.
- Тогда прими это как данность и заткнись на хрен.
Я замолкаю. На этот раз я без вопросов подчиняюсь ему. Независимо от того, признает он это или нет, он увидел, как Ксавьер распускает руки, и вмешался. Это совсем не свойственно тому, кто торгует людьми. Так что я просто буду благодарна ему за это вмешательство и не стану ни о чем расспрашивать, иначе он больше никогда мне не поможет.
Черт побери, это не самый последний раз, когда этот мужчина становится слишком привлекательным в моих глазах. И от этого осознания у меня бегут мурашки по коже.
Ведь из-за Рио я тут и оказалась. Или, по крайней мере, он одна из причин. Он сыграл огромную роль во всем этом, и этого я никогда не забуду. Но я также не забуду и те крупицы доброты, которые он проявлял ко мне, когда он окажется перед дулом пистолета Виолетты.
Не знаю, смогу ли я сохранить ему жизнь, но постараюсь сделать так, чтобы его смерть была быстрой.
Прочищаю горло и облизываю пересохшие губы.
- Потом ты поможешь Фиби и Бетани?
Он вздыхает.
- Я уже не смогу им помочь.
- Почему? - ощетиниваюсь я. - Ты просто будешь стоять в стороне и ничего не делать, пока двух невинных девушек насилуют и пытают?
Он отвечает мне не сразу, и похоже, на этот раз мне удалось его задеть.
- Я тот, кто я есть, куколка. Скверный человек, не испытывающий угрызений совести.
Лжец. Если бы он не чувствовал угрызений совести, то мы бы не сидели сейчас в этой ванной, обрабатывая рану, когда в этом совершенно не было необходимости.
- Зачем ты это делаешь? - спрашиваю я шепотом, шипя, когда спирт попадает на швы. - Ради денег?
Он усмехается.
- Мне плевать на деньги. Я не смогу забрать их с собой в могилу, так какая мне от них польза?
- Тогда зачем? - наседаю я.
Он вздыхает, разворачивая новую упаковку марли.
- Ты не единственная, кто попал в рабство к влиятельным людям, - коротко обрезает он, тоном давая понять, что разговор окончен.
Но я не слушаю.
- Виолетта собирается убить тебя, и ты это знаешь. Так если ты знаешь, что все равно умрешь, зачем продолжать?
Он несколько жестко прихлопывает к моей спине полоску пластыря, раздраженный расспросами.
- Черт возьми! Как насчет того, чтобы воспользоваться своей маленькой симпатичной головкой и разобраться в этом самой? - огрызается он, его акцент становится гораздо заметнее от гнева. - Если кто-то остается здесь не ради собственной жизни, что еще может заставить его остаться?
Меня осеняет, и я застываю.
- У них кто-то из твоих родных, - выдыхаю я.
- Моя младшая сестра, - бормочет он. - Пока я веду себя хорошо, ее не продадут.
Между моими бровями возникает складка.
- Почему ты просто не сбежишь с ней?
- Потому что я не знаю, где она. Она у них, а я не могу до нее добраться, comprende? Ты уже наигралась в двадцать вопросов или мне еще рассказать, как я потерял невинность?
Зажимаю рот. Он рассказал более чем достаточно. С моей стороны несправедливо распрашивать дальше.
Рио заканчивает свое занятие и накладывает свежую марлю на мои швы.
- Их уже скоро снимут, - произносит он и отодвигается, чтобы выбросить мусор и убрать аптечку.
Затем наклоняется, поднимает корсет, прикладывает его на талию и быстро завязывает - значительно свободнее, чем это сделала Франческа.
Я опускаю платье и поправляю его. Повисает неловкая тишина.
- Спасибо, - быстро произношу я, и это слово обжигает мне язык.
Рио бросает на меня взгляд.
- Подожди благодарить меня, princesa.
Он открывает дверь и без лишних слов выходит из ванной, оставляя меня одну. Сердце колотится; мне не понравилось, как зловеще это прозвучало. Затем в моей голове проносятся его слова Ксавьеру:
«Мне необходимо сменить повязку на ее спине перед началом мероприятия».
Что это за гребаное мероприятие такое? Разве мероприятие еще не окончилось? Разве это не вечеринка после него?
Ужас заполняет мой костный мозг, я выхожу из ванной и возвращаюсь в гостиную, понимая, что выбраковка была лишь началом. Несколько мужчин, сидящих в разных углах, пьют, смеются и выглядят совершенно беззаботными. Девушки стоят в центре, высоко подняв плечи и опустив глаза.
Все, за исключением Сидни, конечно. Она демонстрирует свое неповиновение, точно парадное платье. Смотрит в глаза присутствующим и даже улыбается им.
Я встаю рядом с Джиллиан и как можно тише интересуюсь:
- Что происходит?
Ее глаза перебегают на меня, и я замечаю, насколько пепельной стала ее кожа.
- Худшая часть этой ночи, - шепчет она в ответ.
Тревога смешивается с ужасом, сливаясь воедино в моем теле, и я превращаюсь в клубок растрепанных нервов. Неужели она об этом хотела меня предупредить в лесу?
Как только я открываю рот, чтобы задать следующий вопрос, до моих ушей доносится громкий крик. Зубы щелкают, а затем скрежещут, когда крик становится все громче. Сердце колотится в груди, а на ладонях выступает пот. Это Фиби и Бетани, и, что бы там ни происходило, это ужасно.
Чертовски ужасно.
Я начинаю нервничать и суетиться, не понимая, что происходит, но отчаянно желая так никогда и не узнать.
Тем не менее их визг приближается, становясь почти нестерпимым. Двое мужчин втаскивают их в комнату за волосы, совершенно голых и изувеченных до неузнаваемости. Поскольку Бен мертв, Фиби тащит тип с густыми черными волосами и бородой, и выглядит он таким же безжалостным, как и его компаньоны. Бетани тащит худой пожилой мужчина с тонкими губами и в очках.
Я едва сдерживаю возглас, не в силах ощутить ничего, кроме ужаса и паники. Джиллиан и Глория неловко переминаются с ноги на ногу, обе - почти плачут. Сидни же наблюдает за происходящим с холодной отрешенностью, даже когда их бросают к нашим ногам.
Фиби и Бетани почти не шевелятся. По моему горлу все выше и выше поднимается тошнота. Я физически не в силах выдержать это зрелище, и мне приходится отвести взгляд. У них отсутствуют конечности и куски кожи. Целые части их тел отрезаны. Из них течет кровь, и лужа становится все больше и больше, пока не касается подошв наших туфель.
- Они все ваши, девочки! - гордо объявляет черноволосый мужчина, тяжело дыша от напряжения и азарта.
Их одежда заляпана кровью, и хотя глаза всех присутствующих горят от возбуждения, кажется, что эти двое под кайфом. Скорее всего, в это состояние их привели пытки двух молодых девушек.
Их брюки все еще расстегнуты, рубашки распахнуты, волосы взъерошены. С кончика носа черноволосого капает пот, а на белой рубашке второго видны пятна под мышками.
Я смотрю на все эти детали широко раскрытыми глазами, и мой мозг медленно пытается осмыслить происходящее.
Через минуту входит Франческа. Она смотрит на девушек, скривив губы. Затем переводит взгляд на нас, выглядя спокойной и собранной. Она так много видела в этом доме - так много сделала. Неужели ее уже ничто не сможет напугать?
- Благодарю вас, джентльмены, что привели их сюда, - любезно произносит она.
Глория ломается первой, она отворачивается и закрывает рот рукой. Из ее глаз текут слезы, она задыхается. В глазах Франчески загорается недобрый огонь, она поворачивает голову в ее сторону.
- Не смей блевать на мой пол, девчонка. Иначе я вырву язык из твоего рта, - шипит она. Ее лицо настолько искажается, что макияж на нем трескается.
Глория кивает головой, и, хотя она вся позеленела, она еще только на грани того, чтобы потерять самообладание. Все, что я могу, - это уговаривать себя снова и снова не терять голову окончательно.
Франческа приближается к нам, стараясь не испачкать свои драгоценные каблуки кровью. Она смотрит на нас с непроницаемым выражением.
- Сейчас вы выведете их на улицу и избавите от страданий.
Мои глаза расширяются, а Сидни хихикает. И мне требуется большое усилие, чтобы не поднять руку и не ударить ее по губам.
- Что ты имеешь в виду? - Мой вопрос вырывается прежде, чем я успеваю его остановить, и я сразу же чувствую сожаление, когда все взгляды обращаются на меня.
- Это значит, - рычит Франческа сквозь стиснутые зубы, - что ты положишь конец их жалкому существованию. А потом выкопаешь им могилы и будешь надеяться, что не станешь следующей.
