Часть 17.
Когда мы уезжали с аэродрома, то в кузове стояла гробовая тишина. Слышались глухие всхлипы Никиты и отделяющиеся крики Студера. По приказу Антона Вячеславовича его должны были закопать заживо рядом с трупом Маэстро. Как по мне, это было самое справедливое решение. Внутри моему обострённому чувству социальной справедливости стало хорошо, будто-бы кошке от сметаны. За преступлением выступило наказание. Только вот сердцу было больно. Даже как-то слишком. Билось то быстрее, то медленнее, и дышать было тяжелее.
Спустя часа полтора дороги стало совсем плохо. Укачало. Теперь ко всему прочему пришла тошнота. Я придвинулась ближе к Тяпе.
—Ты чё бледная такая? — Спросил он шёпотом, чтобы никто не услышал, увидев мой жест.
—Не знаю. — Я пожала плечами, прикусила губу.
—Ничего, вернёмся - там и обед будет. Поешь - лучше станет. — Произнёс Тяпа спокойно.
—Маэстро жалко. — Грустно сказала я, посмотрев на свои руки.
—Не напоминай. Забыть хочется. — Хрипло ответил Валя и повернул голову в сторону.
***
По приезде в лагерь стало действительно легче. Похлёбка на обед сделала своё, и улучшилось не только состояние, но и настроение. Ситуация в голове почти забылась. Я начинаю замечать, что школа меняет меня изнутри. Раньше я бы долго тосковала и переживала из-за смерти музыканта, наверняка подолгу плакала... А сейчас - нет. Даже слезинки не уронила. То ли мне помогли улыбки, хоть и утомлённые и натянутые, ребят, то ли усталость приглушила чувства, но было как-то спокойно.
Когда пшёная похлёбка усвоилась, то стало совсем хорошо, захотелось спать. Благо, что сейчас свободное время, а то тренироваться в таком состоянии я бы не смогла. Уснула бы, наверное, прямо во время отжиманий.
Сейчас мы расположились некой кучкой. Кот сидел и вырезал яблоко покрасивше, своим любимым ножом, конечно же. На его коленях лежал Тяпа, а я устроилась у него под боком комочком, пока Луна, прижав к груди колени, и обняв их, сидела, положа голову на плечо Кости. Глаза были прикрыты, дышалось легко, каждый вдох был глубоким, и было очень, очень странно чувствовать, как лёгкие расширяются. Странно, но приятно. Мысли в голове обрели свой порядок и свой ход, в ней же мелькали самые больные моменты из жизни, разгоралось пламя горящей избы, но на удивление мне было совсем плевать, словно не было ничего, будто это не со мной.
Слышался скрежет. Это Паша рядом чистил автомат, стоя у деревянного стола и активно работая шомполом, что царапал оружие изнутри, вытаскивая из него порох и чёрную гарь. Вместе со свежим воздухом нос щекотал, залетая, терпкий орудийный запах, будто-бы мы в гостях у артиллеристов. Он был как огонь, как горящая спичка, мешался с запахом металла и машинного масла, как ни странно, смолы, и, почему-то, крови. Так, кажется, пахла война. Но знаем ли мы, что такое война на самом деле? Можем только догадываться. Война - наш приговор. Это не судьба, а наказание.
—Тяп, а, Тяп. — Сквозь полудрёму дошёл до меня голос усатого. —А ты ведь настоящая сволочь! Почему я - старый, больной человек должен вместо тебя - молодого кобеля, оружие чистить?
Луна издала короткий смешок.
—Дядь Паш, какой же Вы старый? Ну это вообще! Кот, ты слышал? — Ответил ему Тяпа.
Я ухмыльнулась.
—Во-во. — Подтвердила я сонным и хриплым голосом. Глубоко вдохнув запах Тяпкина, смешанный с табаком и ромашками, я улыбнулась.
—Заткнись. — Коротко сказал Паша, кажется, нам обоим. —В прошлый раз, автомат с каким нагаром в стволе сдал? И пистолет весь в дерьме... — Он сел рядом с нашей компанией. —А если его заклинит? А если он тебе понадобится? А это может в любую секунду быть, понял?
—Ну, я больше не буду, дядь Паш, чес-с слово. — Ответил Тяпкин, на что я издала смешок. Врет, конечно.
Кот коротко посмеялся.
—Врёшь ты всё, а знаешь почему? — Смотря в небо спросил кладовщик.
—Почему?
—Потому что у тебя в поле ветер, а в жопе дым. — Он улыбнулся.
—Дядь Паш, — обратился Кот — а почему Антона вниз вызвали?
—Не знаю. — Усатый опустил взгляд вниз.
—Это не из-за тех заморочек на аэродроме? — Добивался правды Чернов.
—Не-а. — Коротко ответил Паша.
—А откуда тогда знаешь что не из-за тех? — И, издав самодовольный хмык, он протянул ему половинку яблока на ноже, вырезанную красиво, ребристо. Старался. Глаза Кости, как всегда, по-особому блестели. Озорной огонёк играл в них. —Темнила ты, дядь Паш, темнила.
—Меньше знаешь - дольше живёшь, понял? — Проговорил мужчина и откусил яблоко.
—Думаешь? — Кот слизал с ножа сладкий яблочный сок.
***
Ночь. Тишина. Только редкие вздохи Тяпы и собственный пульс слышатся в ушах. Кота вызвали к Антону, а мы с Тяпкиным, ибо две любопытные морды, стоим и ждем его у палатки, желая узнать что же ему рассказали самыми первыми, а точнее рассказывают. Настроение было прекрасным.
—Тя-я-яп. — Протянула я, опираясь на одно из брёвен, что держит палатку спиной.
—Чё? — Спросил он спокойно.
—А как у тебя дела? — Тихо прозвучал мой вопрос. Валя подошёл ближе и встал прямо передо мной.
—Нормально. — Он посмотрел на меня сверху вниз, думая. —А твои?
—Нормально. — Снова настала тишина. Но поговорить о чем-то невесомом хотелось.
***
Авторская речь. Тем временем у Кота:
Кот сидел в комнатке с Пашей и Антоном перед столом с множеством карт и прочих бумаг. В три жестяные кружки седой из-за возраста кладовщик наливал кипяток, готовя чай. Крепкий, солдатский чай. Не самый, конечно, вкусный, но тоже ничего.
Каждому известно, что самый лучший чай у разведчиков. У них вообще всё лучшее. И каша у них самая густая. Греча с тушенкой разваливается, падает с их деревянных ложек... В свободное время в палатках у разведчиков всегда слышен низкий, вибрирующий мужской смех и сочное чавканье, хлопанье сладкими травяными чаями. У них, обычно, у одних на всю передовую чайник. И сапоги у них всегда чищенные, и форма с иголочки. Разведчиков на земле уважают, а в небе лётчиков и диверсантов.
—На задание пойдете со своим, штатным оружием. Подумайте, что ещё можно взять с собой.
***
От лица Синицы. Тем временем у ребят...
—А что ты ко мне чувствуешь? — Спросила я беззаботно. Осознание собственного вопроса, заданного либо случайно, либо от собственной глупости, пришло только спустя минуту, которую Тяпа рассматривал меня.
—Что чувствую? — Тяпа ухмыльнулся. Глаза блеснули хитрецой.
—Да, что чувств... — Тяпкин прервал меня нежным поцелуем.
Я, по началу, испугалась, и хотела было отпрянуть, но что-то не дало. Ноги задрожали как тростинки, сердце забилось где-то в гортани в бешенном ритме, а голова закружилась. В животе всё зашевелилось, дыхание моментом стало быстрым и тяжёлым. Решившись, я всё же ответила на поцелуй. И в этот момент я поняла, что здравый смысл куда-то улетучился, забрав с собой осознание происходящего.