Глава 12: То, что невозможно контролировать
Прошла неделя.
Т/И каждую ночь не спала, строя план побега.
Она запоминала, кто когда приходит. Как часто охрана меняется. Где слабые места в охране. Где стоят машины. Где тупо можно спрятаться и выждать.
Всё было почти готово.
Ещё пара дней. И я съебу отсюда, оставив этих ублюдков нюхать мою пыль.
Она сидела в своей убогой камере, сжав кулаки.
Лицо было в синяках. Пэйтон бил её так, будто хотел выбить всю душу наружу. Иногда просто потому что "хуйня в глазах у тебя, бесишь". Иногда за каждую дерзость. А Т/И материлась всегда — на каждое его слово, на каждый его удар.
— Чё, доволен, мразь? — шипела она, вытирая кровь с губы.
— Доволен, когда ты у меня на поводке, сука, — ухмылялся он.
И каждый раз, когда он прижимал её к стене, когда рвал на ней рубашку, оставляя синяки от хватки, она должна была ненавидеть его ещё больше.
ДОЛЖНА.
Но почему-то внутри начинала тлеть какая-то ебаная искра, от которой она злилась на себя ещё сильнее.
Что за хуйня? Почему, блядь, я думаю о нём иначе?
День побега настал.
Т/И стояла в коридоре.
Все было готово: охрана снаружи бухала, ворота были не заперты.
Она могла сейчас выбежать в темноту.
Свобода — в двух шагах.
Но... она стояла.
Что-то внутри кричало: БЕГИ! ДУРА!
Но что-то ещё сильнее, глубже, шептало:
А если ты его бросишь?
А если он... твой?
Стиснув зубы до скрипа, Т/И обернулась.
И в этот момент в коридоре появился Пэйтон.
Он был злой как черт — явно опять что-то не по его плану пошло.
— Где шляешься, сука? — заорал он.
Т/И не испугалась. Она развернулась к нему, глаза горели бешенством:
— Иди нахуй, Пэйтон. Может, я, блядь, тебя ищу, чтобы ебальник набить.
Он подошёл, схватил её за горло, прижал к стене.
Сердце колотилось, не от страха — от злости... и чего-то другого.
— Ты заебала меня! — орал он, держа её так крепко, что звенело в ушах. — Сколько можно терпеть эту хуйню?!
Она захрипела, но, глядя прямо ему в глаза, усмехнулась:
— Потерпи ещё, ублюдок. Может, понравится.
Он отпустил её, резко оттолкнув.
Т/И, пошатываясь, стояла и плевалась кровью на пол, но в душе уже знала:
Я никуда не пойду.
Да, он мразь.
Да, он зверь.
Но он мой зверь.
И Пэйтон это, кажется, начал чувствовать.
Он больше не запирал её в камере. Теперь она жила в особняке. Била посуду, кидалась вещами, орала на охранников и на него самого.
А он... он не убивал её.
Он только сильнее сжимал кулаки, сильнее швырял её на стены.
Но всё чаще оставался рядом после очередного скандала, молча глядя на неё с каким-то странным огнем в глазах.
Т/И всё ещё материлась, дралась, шипела как бешеная кошка.
Но внутри что-то сдавало позиции.
И это её пугало больше, чем все побои вместе взятые.