24 любая чушь может стать правдой
Шесть шрамов на душе
24. Любая чушь может стать правдой
С момента задержания прошло уже больше часа, а Маринетт так и не позволили ни позвонить родным, ни связаться с адвокатом. Ей до сих пор не сказали, по какому поводу она была задержана, да и то, что девушку не вызывали в полицию для допроса обычной повесткой, а арестовывали целой толпой, наводило на определенные мысли.
Этим шагом они наверняка пытаются выманить Кота Нуара.
В прессе Маринетт окрестили «любовницей главного злодея Парижа», решили, что из-за нее он убил Антуана Перро, а теперь ждут, как Нуар отреагирует на ее арест? Кот, конечно, бывает глуповат, но не настолько же, чтобы попасться в такую простую ловушку! Во всяком случае, Маринетт очень надеялась, что ему хватит ума не поддаваться на провокации и не предпринимать опрометчивых действий.
Вот только картина, как Нуар разносит здесь все «Катаклизмом» и забирает ее с собой на край света, где будут только они да пара квами, назойливо всплывала в воображении. И самое страшное: Маринетт не могла понять, боялась она этого или мечтала.
Она потрясла головой, чтобы успокоиться и прогнать лишние мысли. О Нуаре можно будет подумать и позже, когда она выберется отсюда. Как только в полиции поймут, что приманка из «кошачьей подстилки» никудышная, необходимость держать ее здесь отпадет. Конечно, Маринетт понимала, что ее в любом случае просто так не отпустят, особенно учитывая то, какой резонанс получила в прессе история о ее «любовной связи» с Нуаром за столь короткий период. Но в том, что в ближайшее время все разрешится, она была уверена: во-первых, Бражник уже знает о том, что ее задержали, во-вторых, ему удалось привлечь к содействию Хлою. Даже если мэр Буржуа и не сможет повлиять на следствие, то, как минимум, найдет очень хорошего адвоката.
А уж с его помощью наверняка можно будет даже свою репутацию если не восстановить, то хотя бы реанимировать.
Маринетт кивнула сама себе, предвкушая, что скоро все это закончится, полиция принесет свои извинения, ее отпустят и она сможет, наконец, приступить к плану по возвращению напарнику доброго имени. Удивительно, что на мысль о том, как заставить общество снова поверить в то, что Кот Нуар герой, Маринетт натолкнул тот, кто раздражал ее всякий раз, когда она мыла памятник! Надо будет обязательно отблагодарить месье Дефо за это…
Но сначала в любом случае нужно выбраться из-под стражи.
Вот только гадая о том, что случится раньше — приедет адвокат или все-таки соизволит заглянуть следственный судья, — Маринетт и представить не могла, кто уже через час будет ждать ее в кабинете для допросов.
Мужчину, сидевшего на стуле напротив нее, Маринетт узнала сразу — его отвратительно-запоминающееся лицо постоянно мелькало на экране телевизора.
И теперь она очень надеялась, что в данный момент у Натаниэля была возможность наблюдать за происходящим, поскольку уверенности в том, что все разрешится в кратчайшие сроки, у нее больше не было.
Зато становилось вполне понятно, почему ее вдруг решили заключить под стражу, в нарушение процессуальных норм не дали позвонить родным, не предоставили адвоката и даже не сказали, в чем именно обвиняют.
Потому что ее не столько обвиняют, сколько используют.
Густав Моро, один из кандидатов на пост президента Франции, не раз в своих предвыборных речах утверждал, что герои представляют опасность для города и общества. Он настаивал на внесении в уголовное законодательство поправок, запрещающих им действовать без лицензии, предусматривающих тюремное заключение за незаконное использование супер-сил. Вот только все опросы показывали, что популярностью среди избирателей он не пользовался, ведь даже последователи Карла Руссо, как правило, отдавали предпочтение другим кандидатам. Моро не имел ни реальной власти, чтобы протолкнуть поправки в законодательство, ни влияния на общественность, какой обладал тот же Руссо, отчего Маринетт и Натаниэль даже не обращали на него внимания.
Как оказалось, очень зря.
Наверняка шумиха в прессе, вызванная возвращением в Париж Кота Нуара и обвинением его в смерти текстильного магната, добавит Густаву Моро определенный процент голосов. Все-таки в отличие от избирательных кампаний остальных кандидатов, его кампания с самого начала строилась на том, что герои Франции не нужны. Неудивительно, что он решил воспользоваться ситуацией и извлечь из нее выгоду по максимуму.
Было понятно: если бы Моро преследовал цель показательно отправить за решетку «любовницу Кота» или использовать ее как приманку, то он бы не стал встречаться с ней лично. Вот только что ему было нужно? Собирался узнать настоящую личность Нуара? Бесполезно, Маринетт ни за что не выдаст личность напарника. Даже если бы она знала, кто он под маской, то не сказала бы ничего. Политикан надеялся, что девушка выступит на телевидении с рассказом о том, что Нуар злодей? Черта с два. На такое она никогда не пойдет!
— Не надо испепелять меня взглядом, мадемуазель Дюпен-Чен, — строго произнес месье Моро, облокотившись о стол. — Я не желаю вам зла и пришел исключительно для того, чтобы поговорить, как взрослые люди.
— Учитывая тот факт, что мне до сих пор не дали позвонить родным, я до сих пор не разговаривала ни со следственным судьей, ни с адвокатом, у меня складывается впечатление, что это не вы пришли пообщаться со мной, — фыркнула девушка, — а что меня арестовали только ради нашей встречи.
— Вам ведь так и не разъяснили, за что вас заключили под стражу? — спросил мужчина, а затем, не дожидаясь ответа, продолжил: — Думали, никто ничего не узнает?
— Я не понимаю, о чем вы, — ответила Маринетт, глядя прямо ему в глаза. — Я уже говорила офицеру Ренкомпри, повторю специально для вас. Да, на фотографиях на руках у Кота Нуара нахожусь я, и это был единственный раз за все шесть лет, когда я его видела — смутно, к слову, в какой-то момент я потеряла сознание, — Маринетт подавила хмыканье. — И он герой, потому что в тот день спас меня.
— Весьма занимательная история, мадемуазель Дюпен-Чен, — покачал головой Густав Моро. — Но я расскажу вам другую. Шесть лет назад вы сговорились со своим любовником Котом Нуаром. Он убил Габриеля Агреста, чтобы все его состояние перешло к сыну, которого уже вы должны были соблазнить.
— Что за чушь вы несете?
— Чушь? Есть ряд свидетелей, готовых подтвердить, что видели вас с Адрианом Агрестом вдвоем в ресторане. Ваши соседи видели, как он не единожды подвозил вас домой. Должен сказать, вы весьма успешно справляетесь со своим планом: еще чуть-чуть, и месье Агрест сделал бы вам предложение руки и сердца. Полагаю, после свадьбы вы с Котом Нуаром собирались убить и его тоже?
— Неправда! — вскочив на ноги, воскликнула Маринетт. Черт возьми, да как вообще в здравом уме можно придумать подобное? Это же нелепо, абсурдно, лишено всякого смысла!
— Ах, да, чуть не забыл… — откинувшись на спинку стула, произнес Моро. — От Антуана Перро вы избавились из-за того, что он узнал о вашей любовной связи с Котом Нуаром и мог помешать плану по присвоению себе богатства Агрестов. Вам грозит пожизненное заключение, мадемуазель Дюпен-Чен.
Глубоко вдохнув и медленно выдохнув, чтобы успокоиться, девушка вновь опустилась на стул. Это все ложь, это просто про-во-ка-ци-я. Моро выдумал эту историю, в ней нет ни грамма правды, а значит, и ничего, абсолютно ничего он не сможет доказать. Он всего лишь пытается надавить на Маринетт, запугать ее. Ему что-то нужно. Нельзя поддаваться. Хлоя обязательно найдет хорошего адвоката.
Маринетт не позволит себя шантажировать.
— Это неправда, — ровным тоном повторила она.
— Однако стоит запустить этот слух в прессу, как общественность тотчас же в него поверит, и ни один судья не задумается над оправдательным приговором.
— И чего же вы от меня хотите? — сжав кулачки, процедила Маринетт.
— Ваши серьги, мадемуазель Ледибаг.
Когда Натаниэль вернулся в номер и вместо Маринетт обнаружил записку с текстом «Ушла на патруль», он недовольно цокнул языком, готовый высказать все, что думает об опрометчивом поступке подруги, как только она вернется. Он даже поймал себя на мысли, а не обратиться ли Бражником, чтобы наслать бабочку на какого-нибудь бодибилдера и силой вернуть Маринетт в отель.
Вот только прежде, чем он успел взвесить «за» и «против» внеплановой трансформации, телефон оповестил о входящем сообщении от Хлои, в котором была важная информация от Сабрины.
Роджеру Ренкомпри приказали арестовать Маринетт Дюпен-Чен.
Превращение в Бражника себя ждать не заставило, а Сабрина ответила «Да», стоило только бабочке вселиться в подаренные Хлоей очки. Девушка предоставила Мотыльку абсолютный контроль над своим телом: Нат видел ее глазами, слышал ее ушами, полностью управлял ее телом.
Невидимым телом.
На то, в кого превратится человек, влияли его мысли и эмоции: бабочки Габриеля наделяли силой и обликом, связанным с затаившейся в душе обидой, бабочки Натаниэля — с искренним желанием защитить. За все время, что в Париже были герои, не так много людей подвергалось повторной акуманизации. Но если случалось подобное, то образы акуманизированных не повторялись.
И лишь Сабрина Ренкомпри была исключением, вновь превратившись в Невидимку.
Натаниэль не знал, почему так произошло: то ли из-за того, что Сабрина всегда была верной тенью подруги, то ли из-за того, что и тогда, и сейчас, именно невидимость представлялась девушке идеальной способностью. В любом случае, Бражнику это было только на руку: он мог незаметно проследовать за Роджером Ренкомпри и его отрядом, которые, как считал Мотылек, отправятся к съемной квартире, пекарне или в отель.
Вот только кто-то направлял их по телефону и привел прямо в переулок, в который спустилась с крыш Ледибаг.
Через свою марионетку Бражник успел шепнуть подруге, что он рядом, а Маринетт, словно предчувствуя что-то, незаметно сняла с себя серьги и передала Невидимке.
И сделала она это вовремя, потому что уже в следующую минуту на ее запястьях сомкнулись наручники, а один из полицейских принялся обыскивать девушку, ощупывал ее карманы, перерыл содержимое небольшой сумки и дважды проверил мочки ушей.
«Они знают» — набатом раздавалось в голове Бражника, но он боялся поделиться догадками с Маринетт. Кто-то вычислил Ледибаг, а затем через «Ледиблог» и СМИ наблюдал за маршрутом ее патруля и направлял полицию вслед за ней. И этот кто-то точно был очень влиятельным, раз смог устроить задержание Маринетт.
Повезло, что она успела превратиться в себя до того, как стражи порядка свернули в переулок, и что в данный момент серьги Удачи крепко сжимала в кулаке Невидимка.
Они не смогут ничего доказать.
— Он не сможет ничего доказать, — устами Невидимки прошептал Бражник на ухо Маринетт, когда Густав Моро потребовал серьги Удачи.
Мотылек был уверен… во всяком случае, убеждал себя в том, что еще не совсем все потеряно. Натаниэль не знал, как этот политикан раскрыл личность Ледибаг, но полагал, что никаких доказательств у него нет. Ведь если бы они были, Моро мог бы просто прийти к Маринетт и шантажировать ее раскрытием, а не устраивать весь этот цирк с заключением под стражу.
Знать бы только, откуда у этого человека такая уверенность в том, что перед ним героиня Парижа! Как ему удалось обойти защиту Камней Чудес? Он лично видел ее трансформацию? Нанял кого-то за ней проследить? Вычислил, используя другие методы?
И зачем ему ее серьги?
Уж точно не для того, чтобы носиться по городу в красном пятнистом костюме.
Натаниэль надеялся, что ему удастся найти ответы на эти вопросы, если он проследит за Моро, благо Нууру пока еще мог поддерживать и контроль над акуманизированной Сабриной, и трансформацию.
Вот только покинув кабинет для допросов, Густав Моро сунул крупную купюру в карман ожидавшему его в коридоре следственному судье и приказал сделать две вещи: конвоировать Маринетт Дюпен-Чен в больницу на рентген, чтобы проверить, не проглотила ли она важную улику, и заключить под стражу еще одного человека.
У Альи Сезер было много знакомых в самых разных кругах, благодаря чему она часто узнавала новости одной из первых. Так случилось и сейчас, когда один молодой полицейский не удержался и нарушил приказ начальства не разглашать информацию, отправив создательнице «Ледиблога» сообщение о том, что они задержали любовницу Кота Нуара.
А спустя пятнадцать минут, когда взволнованная девушка ловила такси, намереваясь отправиться в участок и добиваться, чтобы ее подругу отпустили, она получила еще одно смс.
Вместо следственного судьи Маринетт Дюпен-Чен допрашивал лично кандидат на пост президента Франции пренеприятный месье Густав Моро.
Помимо того, что этот человек строил предвыборную кампанию на тезисах Карла Руссо о том, что герои представляют опасность, Алья знала о нем три вещи. Во-первых, он никогда не скупился на взятки. Во-вторых, если задержание Маринетт устроил именно он, надеясь извлечь пользу из шумихи вокруг Кота Нуара и заручиться поддержкой избирателей, то добиться того, чтобы подругу отпустили, будет непросто. Вот только, в-третьих, у него были очень плохие отношения с Андре Буржуа.
А у Хлои был должок перед Сезер, сумевшей достать эксклюзивные фотографии Ледибаг и нового Бражника.
— Отель «Гранд Париж», — сообщила Алья адрес таксисту.
Хлоя грызла ногти, не понимая, как Маринетт смогла покинуть отель.
Черт возьми, ее не засекла ни одна камера видеонаблюдения! Более того, одна из них была направлена прямо на дверь ее номера, из которого, если верить записи, Дюпен-Чен не выходила!
Но как-то же ее арестовали?
И почему этот рыжий недоумок Куртцберг за ней не уследил? Хлоя ведь специально поселила их вместе. Но нет, этому неудачнику приспичило прогуляться по этажам, простоять полчаса перед дверью самой Буржуа, чтобы сказать совершенно ненужное ей «спасибо».
Лучше бы сказал, как ей теперь перед Мотылечком оправдаться!
Прав был отец, когда говорил, что с художниками — особенно рыжими — лучше не связываться. Надо было самой за Дюпен-Чен присматривать. Или Адрианчика попросить, но уж никак не Куртцберга.
Пылая праведным гневом, Хлоя намеревалась спустить его на Натаниэля.
— Мне некогда, — буркнула она, столкнувшись в дверях лифта с вытаращившей глаза Альей Сезер.
— Это важно, ты мне должна, Маринетт арестовали, — протараторила та.
— Мне именно поэтому некогда! — огрызнулась Буржуа, когда двери лифта открылись на шестом этаже, где располагался номер Ната и Маринетт.
Уверенным шагом Хлоя направилась прямо по коридору, а Алья, пожав плечами, пошла следом за ней.
Дверь номера открылась прежде, чем блондинка дотянулась до ручки.
— Хорошо, что ты здесь, — прошептал до ужаса взволнованный Натаниэль. Оглядевшись по сторонам и не обнаружив в коридоре никого, кроме Альи и Хлои, он сунул в руки Буржуа резную шкатулку.
И прежде, чем она успела что-то сказать, а ворвавшийся в здание отряд полиции достигнуть нужного этажа, Куртцберг внезапно поцеловал Хлою в губы и произнес:
— Сохрани это, Сладкая.
