шесть шрамов на душе

Шесть шрамов на душе
8. Разговор по душам — лучшее средство от серьезных ошибок

            «Ошибка».

      Это слово Маринетт повторяла множество раз, когда разговаривала с Тикки о своем прошлом.

      Ошибкой было вступать в бой с Бражником без Кота. Ошибку Ледибаг допустила и тогда, когда решила позволить Нуару самому разобраться с последствиями финальной битвы. Она ошиблась, когда в первую очередь подумала не о самом близком друге. Ошибкой являлось и то, что Ледибаг отказывалась узнавать напарника ближе, отчего уже шесть лет никак не могла найти его. В каждой своей мысли, в каждом действии и решении Маринетт все эти годы находила все новые и новые ошибки.

      А еще ошибкой она называла свою влюбленность в Адриана.

      И не потому, что он был плох, нет. Напротив, он и сейчас оставался для нее идеалом, ведь даже в тот день, когда потерял отца, именно Адриан помог истекающей кровью Ледибаг прийти в чувства. Если бы не его голос, умолявший героиню не умирать, она бы не смогла подняться на ноги и призвать «Чудесное Исцеление».

      Вот только его отца ей не удалось вернуть к жизни.

      Для Маринетт Дюпен-Чен великий Габриель Агрест был кумиром. Бражник был для Ледибаг злейшим врагом. Адриану же этот человек был отцом, самым близким на свете, и девушка даже представить боялась, что в тот момент творилось у него на душе. Ведь тот, кто для Ледибаг и Кота был злодеем, для Адриана оставался семьей. И Нуар, возвращения которого Маринетт так сильно ждала, для Адриана наверняка являлся самым ненавистным человеком в мире!

      И потому она не смогла бы даже посмотреть ему в глаза.

      Когда Маринетт обнаружила Адриана в своей квартире после долгой разлуки и чуть не приняла за Нуара, она могла чувствовать только разочарование и злость. Причиной первого была тоска по Коту, второго — напоминание о совершенных ошибках. Она раскаивалась в том, что устроила ни в чем не повинному парню столь холодный прием, и опасалась, что и в следующую встречу с Агрестом будет ему грубить и причинять боль невольно вырвавшимися словами. Однако, как только схлынули эмоции, вызванные встречей после столь долгого перерыва, желание выплеснуть скопившийся негатив на Адриана исчезло.

      Но теперь Маринетт совершенно не представляла, как себя с ним вести.

      Адриан был ее первой любовью и в то же время сыном врага, к смерти которого она же и была причастна.

      Что говорить? Что делать? Как не сделать ему еще больнее?

      К тому же Агрест прекрасно знал о том, что ей было известно о злодействах его отца (пусть и не догадывался о ее второй личности), и о том, как Маринетт относилась к Нуару, который лишил его всего. Наверняка ему противно находиться в ее присутствии! А ведь им предстояло вместе работать над модной коллекцией.

      Девушка уже давно не надеялась на его любовь. Понимала, что и друзьями им уже не быть. Но, возможно, если она попытается вести себя как профессионал, задвинув все не связанные с коллекцией мысли и чувства на задний план, то хотя бы рабочие отношения у них наладятся?

      Вот только когда Адриан поинтересовался, все ли в порядке у нее с ногой, Маринетт потребовалось приложить немало усилий, чтобы удержать себя в руках.

      Какой же он все-таки добрый… Раньше он всегда думал в первую очередь о других, и сейчас, похоже, совсем не изменился.

      Отвечая ему, что все в порядке, девушка задавалась вопросом: а был бы Адриан к ней хоть чуточку добр, если бы знал, что она причастна к смерти его отца?

      Вряд ли.

      Наверняка, если бы он узнал, что она Ледибаг, то спросил бы, почему в тот день она не остановила Нуара, почему залечила свои раны, но не вернула ему отца, и почему после всего лишь молча ушла, забрав с собой брошь. И Маринетт совершенно не представляла, что на эти вопросы ответить.

      Девушка настолько ушла в свои мысли, что даже не слушала, о чем Адриан спрашивает в данный момент. Она на автомате что-то отвечала ему, а потом и вовсе не слышала его слов.

      А опомнилась только тогда, когда едва не ткнулась в спину парня, застывшего на пороге кабинета.

      То ли часть фраз Адриана все же достигла ее сознания, то ли она догадалась об этом по его реакции и интерьеру помещения — в любом случае, Маринетт поняла, почему он выглядел так, словно вот-вот заплачет. Время не залечило рану, оставленную у него на душе смертью Габриеля Агреста от рук Нуара. Адриану было больно видеть кабинет, когда-то принадлежавший отцу, и не видеть того внутри.

      — Может, нам лучше пойти в другое место? — осторожно поинтересовалась Маринетт, опустив руку на плечо парня, пытаясь показать ему, что он не один. Ей очень хотелось хоть как-нибудь ему помочь, но она не представляла, что может для него сделать.

      И не догадывалась, что даже это простое прикосновение уже ему помогло.
  
***

      Все время, начиная с того момента, как Натаниэль сказал Маринетт, что ей придется работать с Адрианом, и до тех пор, пока не переступила вместе с ним порог кабинета, когда-то принадлежавшего его отцу, девушка волновалась, что они не смогут работать вместе. Но стоило ей достать папку с эскизами, все переживания отошли на второй план. Показывая Адриану свои наброски, Маринетт и думать забыла обо всем, что не связано с будущей коллекцией. Они обсуждали каждую деталь, избегая, пожалуй, лишь названия, и этому факту она была очень рада.

      Она не изменила своему желанию назвать коллекцию в честь бывшего напарника и лучшего друга, но даже если Нат прав, и Адриан согласен на любые условия, чтобы работать вместе, Маринетт не посмела бы даже заикнуться об этом.

      Что ж, она назовет ее так в следующий раз. И быть может, Котенок, где бы он ни находился, увидит рекламный щит с черной толстовкой с зеленой лапкой и надписью «Black Cat» и поймет, что остались еще те, кто помнит о том, сколь много он сделал для Парижа.

      Складывая эскизы в папку, Маринетт незаметно смахнула слезу. Еще шесть лет назад она и представить не могла, что, находясь в одной комнате с Адрианом, будет безостановочно думать только о Нуаре. Ей ужасно не хватало взбалмошного, наглого, самовлюбленного, шутливого и такого родного Кота. Девушка очень сожалела о том, что так мало знала о своем напарнике, что сама же пресекала его попытки познакомиться ближе. Ведь сейчас, когда он был ей так нужен, она даже не представляла, где его искать.

      Если бы ей было известно о нем хоть чуточку больше, может, у нее получилось бы найти своего Котенка?

      А ведь последним Нуара видел именно Адриан. Иначе он бы не смог поддержать его ложь.

      Маринетт закусила губу. Спрашивать его о том, что произошло в тот день, было слишком жестоко. Но вдруг это поможет ей в поисках лучшего друга?

      — Мы можем поговорить? — Маринетт удивленно распахнула глаза, осознав, что произнесла эту фразу одновременно с Адрианом.
   
***

      После фраз «Начинай» и «Давай лучше ты», сказанных так же одновременно, Маринетт настояла на том, что уступает первенство Адриану. Все-таки тема, которую она собиралась поднять, была для него далеко не из приятных, и не факт, что он вообще захочет о чем-либо с ней говорить после ее вопроса.

      Вот только начинать так сразу Адриан сам не решался. Ухватившись рукой за край столешницы, словно пытаясь набраться таким образом храбрости, парень некоторое время молчал, а потом чуть слышно произнес:

      — Скажи, Маринетт, ты меня ненавидишь?

      Девушка чуть не выронила папку с эскизами. Как, черт возьми, Адриану вообще пришла в голову подобная мысль? Как она может его ненавидеть? Он ведь ей ничего плохого не сделал! Это у Агреста было полное право ненавидеть ее, причастную к смерти его отца, пусть он об этом и не догадывался.

      — С чего ты взял? — закусив губу, спросила Маринетт.

      — Ты ведь знаешь, кем был мой отец, — вздохнул Адриан и, похлопав по столу, добавил: — И я имею в виду не модельное дело.

      В кабинете вновь воцарилось молчание.

      Когда шесть лет назад Ледибаг просила Нуара не разглашать личность Бражника всему миру, она боялась, что из-за этого может испортиться отношение людей к Адриану. Что его будут ненавидеть, презирать из-за отца, а то и вовсе какой-нибудь бывший акуманизированный решит отомстить. Она понимала, что Адриан не знал и не мог знать, чем занимался Габриель втайне от всего мира, и не могла его ни в чем винить — только сочувствовать и задаваться вопросом, почему судьба оказалась столь жестока к этому парню, раз сделала его сыном такого отца.

      Маринетт не хотела, чтобы Адриан хоть раз подумал о том, что относятся к нему не как к сыну великого дизайнера, а как к потомку злодея. Но сама же и заставила его пройти через подобное.

      — Ты не виноват в том, что делал твой отец, — произнесла она, не поднимая глаз. — Ты — не он, и это самое главное.

      — В коллеже мы были друзьями, — Агрест взял со стола ручку и принялся вертеть ее в руках. — Тогда почему сейчас ты относишься ко мне, будто я хуже, чем незнакомец?

      — Я не отношусь к тебе плохо, Адриан, — покачала головой Маринетт. — Я просто не знаю, как мне себя рядом с тобой вести.

      — Почему? — щелкнув ручкой, парень крепко сжал ее в кулаке.

      — Потому что тебе самому наверняка неприятно в моем обществе, — девушка горько усмехнулась. — Я ведь приняла сторону Кота Нуара.

      — Дело только в этом? — из груди Адриана вырвался облегченный выдох. — Если так, то не беспокойся. Нуар — герой. И я знаю это, как никто другой.
  
***

      Услышав от Адриана эти слова, Маринетт готова была наброситься на него с объятиями, но смогла сдержать этот порыв, обхватив себя руками. То, что Агрест назвал Нуара героем, очень много для нее значило. Он ведь имел полное право обвинять Кота в том, что тот убил его отца, сказать, что был и другой выход. Да, Бражник несколько лет терроризировал Париж своими марионетками, превращал людей в чер-те что, разрушал памятники, но не убивал. Как бы то ни было, Габриель Агрест не заслуживал смерти, и это Маринетт прекрасно знала. Как знала и то, что если бы Кот не увидел, что Ледибаг грозила смерть, то не стал бы применять «Катаклизм» к врагу.

      В тот день Адриан был там, он видел окровавленную Леди, прах отца, а возможно даже и момент его смерти. Скорее всего, свои шрамы он получил, заслоняя родителя от Нуара, ведь когда Леди грозила опасность, Котенок зачастую не мог контролировать свои действия. И то, что после всего случившегося Адриан признал Нуара героем, давало надежду на то, что он поможет найти такие нужные Маринетт ответы.

      И, черт возьми, девушка в очередной раз поймала себя на мысли о том, что Адриан слишком хороший человек. Любой другой на его месте давным-давно покрывал бы Нуара гадостями, проклинал, упрекал, но ни одного дурного слова о Коте из уст Агреста она не услышала.

      — А о чем хотела поговорить ты? — после некоторой паузы поинтересовался Адриан.

      Маринетт, не ожидавшая подобного вопроса так скоро, вздрогнула. Может, не стоило поднимать эту тему? Адриану ведь будет тяжело вспоминать все это… Но, с другой стороны, никаким другим способом она не сможет воссоздать полную картину произошедшего. А вдруг это поможет, наведет ее на мысль о том, где же искать Кота? Нельзя отступать. Это ведь всего лишь разговор. Многих ошибок можно было бы избежать, если бы в прошлом Ледибаг чаще разговаривала с Нуаром.

      Впервые за все время Маринетт решилась поднять взгляд на Адриана.

      Второй раз за шесть лет она прямо посмотрела на шрамы, оставленные когтями ее лучшего друга.

      — Пожалуйста... расскажи, что случилось в тот день.