28
Лалиса
Я вытерла глаза и решительно кивнула. Собралась и поехала в больницу вместе с мамой и Лиином. Я верила, что Чонгук справится. Он сильный. Ничто не способно убить его.
Мама взяла меня за руку и сжала.
- Чонгук сделал то, что должен. Я всегда буду благодарна ему. - Мама говорила так, будто все уже было кончено.
Чем ближе мы подъезжали к больнице, тем сильнее страх овладевал мной. Я сглотнула, слезы выступили на глазах.
Лиин забеспокоился.
- Он будет в порядке, Лалиса.
Когда мы прибыли в больницу, нас провели в зону ожидания, где находились родные и близкие тяжелых пациентов. Энцо сидел на одном из неудобных голубых пластиковых стульев, уперев руки в бедра и низко опустив голову. Рядом была девушка, которая, как я предполагала, являлась младшей сестрой Чонгука - Мили.
Она обхватила себя руками и уставилась на дверь, ведущую в операционную. Я неуверенно топталась у входа. Мама направилась прямо к Энцо и села с другой стороны, а затем положила руку ему на плечо. Он посмотрел на нее затуманенными глазами. Я вздохнула и подошла к ним, а после опустилась на свободный стул и взглянула на Мили.
Девушка была одета как послушница: белая вуаль и черное платье. Похоже, вскоре она должна была принять обет и стать настоящей монахиней. Я никогда не встречала ее, но, судя по историям, которыми Чонгук время от времени делился, у нас с ней было что-то общее.
Она лишь мельком покосилась на меня, ее глаза оставались пустыми и смотрели сквозь меня. Я импульсивно взяла ее за руку и сжала. Было странно утешать почти монахиню, но я напомнила себе, что она такой же человек, как и я. В другой руке она держала крест.
- Мне очень жаль, - прошептала я.
Наконец она повернулась ко мне:
- За что?
- Чонгук здесь из-за меня: ведь он хотел защитить меня.
- Чонгук живет ради своей работы, ради тебя! - Она почти прокричала последнее слово, и мое сердце сжалось.
Что я наделала?
Дверь распахнулась, к нам вышел врач. Энцо сразу же вскочил и бросился к хирургу.
Мы последовали его примеру, но держались на расстоянии.
- Он стабилен. Нам пришлось удалить селезенку. У пациента было внутреннее кровотечение. Не волнуйтесь, его жизни ничего не угрожает.
Я вздохнула с облегчением. Мама одарила меня обнадеживающей улыбкой.
Энцо и Мили исчезли за дверью, ведущей в палаты. Мне хотелось пойти с ними, находиться рядом, когда Чонгук очнется, но никто не знал о нашей связи, за исключением, возможно, Мили, если только я правильно расценила ее загадочные слова.
Возможно, благодаря ее статусу Чонгук поделился с младшей сестрой нашей историей, хотя ему ни капли не нравилось желание девушки стать монахиней.
Я не знала, что делать. Мама тихо разговаривала с врачом, вероятно, желая убедиться, что Чонгук получит самое лучшее лечение. Синдикат позаботится о нем.
Мне хотелось увидеть его! Неужели я уйду, не навестив его?
Но у меня не было выбора. Когда мама закончила беседовать с врачом, она вернулась ко мне. Приобняла за плечо.
- Он поправится.
Я оцепенело кивнула. Не могла объяснить плохое предчувствие, которое у меня возникло.
- Давай поедем домой.
Я замешкалась. Мама нахмурила брови.
- Мы сейчас ничего не можем сделать для него и его семьи. Но родные Чонгука рядом. Ему нужны близкие, вот что самое главное.
Вина и боль съедали меня. Он любил меня. Я знала это всеми фибрами души.
И я любила его, но иногда любви недостаточно. Порой мы должны принимать трудные решения ради блага другого человека.
Мы с мамой направились к выходу.
- Лалиса! - крикнула Мили.
Я повернулась
- Наверное, тебе стоит присоединиться к нам. Чонгук всегда стремился защищать тебя. И он давно тебя знает.
Удивление отразилось на лице мамы, но потом сменилось пониманием.
Мама кивнула, сжала мою руку, и я поспешила к Мили.
- Спасибо, - прошептала я.
- Я стараюсь ради Чонгука. Но вы с ним выбрали опасный путь.
Я промолчала. Разве я могла возразить? Она сказала правду. И не имело значения, почему она позволила мне увидеться с ним, важно лишь то, что она сделала.
Когда я очутилась в палате Чонгука, меня поразили гудящие приборы и запах антисептика. Энцо сидел возле койки.
Я застыла, когда увидела Чонгука. Он выглядел ужасно бледным. Процедура переливания крови еще не завершилась, многочисленные датчики контролировали функции его организма.
Он был мускулистым и рослым, однако мне казалось, что он слился с простыней. Парадокс, который трудно объяснить.
Я приблизилась к койке и коснулась руки Чонгука. Я не знала, что сказать, что сделать.
Энцо посмотрел на нас, и меня охватил стыд. Он тоже знал. В глазах мужчины застыло молчаливое обвинение, и я мигом сообразила: это вовсе не потому, что Чонгук принял пулю на себя.
- Я сожалею о случившемся.
- Но не сожалеешь о том, о чем следовало бы, - отчеканил Энцо.
Я напряглась. Энцо всегда проявлял ко мне доброту, шутил и даже играл, когда я была ребенком.
Но он, конечно, предан Чонгуку всей душой.
- Папа, Чонгук виноват не меньше, чем Лалиса. Он мог бы положить конец всему. Он взрослый человек, который должен нести ответственность за свои поступки.
Энцо покачал головой, устало глядя на сына:
- Нет. Его сердце не позволило ему.
Я отступила от койки, подальше от Чонгука. Энцо не ошибся.
- Нам не стоит обсуждать это сейчас. Нам неизвестно, как много слышит Чонгук, - предупредила Мили.
- Твой жених находится в больнице. Пожалуй, тебе стоит навестить и его, - сказал Энцо.
Я кивнула, тяжело сглотнув.
- Надеюсь, Чонгук скоро очнется. А я не буду беспокоить ни вас, ни его. - Развернулась и ушла.
Энцо прав. Как и Лиин. Мне надо быть сильной и отпустить Чонгука.
Он не смог бы расстаться со мной даже после свадьбы, несмотря на его уверения. Он будет моим любовником и постепенно увянет от горечи, которая будет причинять ему боль и страдания, поскольку ему придется делить меня с Сехуном.
Наша связь становится поистине ядовитой, однажды вся ее красота увянет.
Мама была в зоне ожидания, при виде меня выражение ее лица стало встревоженным.
- Что случилось?
- Ничего. Надеюсь, Чонгук сегодня очнется, а мне, конечно, стоит навестить Сехуна. Я слышала, он здесь.
Мама определенно знала - что-то не так, но не подталкивала меня к откровенности. Она всегда уважала мои границы и не сомневалась, что в конце концов я исповедуюсь именно ей. Так было всегда - за исключением моей связи с Чонгуком. Я задавалась вопросом, смогу ли я когда-нибудь поговорить с ней, возможно, через несколько лет, когда буду замужем и годы усмирят боль удручающей правды.
Вместе мы расспрашивали медперсонал, пока услужливая медсестра не повела нас в палату Сехуна. Два наших телохранителя остались в коридоре вместе с мамой и телохранителями Сехуна, я же проскользнула внутрь.
Сехун находился в палате один. Он сидел на краю койки, глядя на свои босые ноги. Верхняя часть его тела оказалась обнажена, однако левую грудь, плечо и руку закрывала повязка.
Жених посмотрел на меня сквозь свои непослушные светлые волосы. Я даже не заметила, что он снова отрастил их.
Сехун как-то странно улыбнулся.
- Вот еще один важный человек в моей жизни, для которого я всегда буду на вторых ролях.
Я опустилась на койку. Поскольку мы были наедине, я не стала целовать жениха и задавалась вопросом, когда необходимость приласкать Сехуна превратится в реальное желание.
- О чем ты говоришь?
- Папа обожает публичность и с воодушевлением дает пресс-конференцию перед зданием больницы, рассказывая, как он потрясен нападением на сына. Мама беседует с личным психотерапевтом, поскольку не в состоянии справиться с травмой. - Парень усмехнулся. - Ну а ты была со своим телохранителем, человеком, за которого мечтаешь выйти замуж.
- Неправда, - прошептала я.
- Не ври. Ненавижу лжецов. Я окружен ими.
- Как ты себя чувствуешь? - Я указала на его руку.
- Обезболивающие помогают. Пули меня практически не задели. Жизненно важные органы не пострадали. - Он встретился со мной взглядом и снова загадочно улыбнулся. - Но меня все же подстрелили. Интересно, принесет ли это мне уличную славу и увидишь ли ты теперь во мне мужчину?
- Я уже вижу в тебе мужчину, - возразила я.
- До свадьбы осталось две с половиной недели.
Точно. Две с половиной недели. Я всегда округляла цифру в голове, чтобы действительность не столь сильно пугала.
- Да. Все подготовлено. Папа наверняка утроит охрану. Волнуешься, что не влезешь в костюм из-за бинтов?
- Ты хочешь стать моей женой?
- У нас договор. Родители все устроили. Сотни гостей приглашены.
- Верно. Но ты хочешь выйти за меня?
- А ты? Я - женщина твоей мечты?
Сехун не задумываясь помотал головой:
- Ты великолепная и умная, но у меня такое ощущение, что у тебя есть склонность к манипулированию, и ты классная лгунья, что не является здоровой основой для брака.
Ох. Он проницателен. Если я чего-то хотела, то легко могла манипулировать, а о том, что я отличная лгунья, знали все. Это полезные таланты в суровом мире мафии, особенно для дочери дона, но в браке они не очень помогали.
Сехун невозмутимо продолжил:
- Но я вступаю в брак без багажа прошлого.
- Не тревожься о моем багаже. - Я вскочила. - Тебе что-нибудь нужно?
Похоже, Сехун был обескуражен.
- Ты первая, кто задал такой вопрос. Отец лишь просветил меня, как нам следует поступить в подобной ситуации. Спасибо.
- Всегда пожалуйста. - Я засмущалась. - Я постараюсь быть хорошей женой, Сехун.
- А я - хорошим мужем. Возможно, в следующий раз я приму на себя пулю.
Я натянуто улыбнулась, мои мысли на миг вернулись к человеку, который принял за меня не одну, а целых три пули.
Я ушла. И не позволила себе думать о Чонгуке. Нам надо делать то, что лучше для будущего наших семей и Синдиката.
* * *
Когда мама разбудила меня на следующее утро, я поняла: стряслось что-то плохое.
- Что случилось? - спросила я и села на кровати, сонная и дезориентированная. Мне снилось, что я снова в Париже и лежу в объятиях Чонгука.
Мама коснулась моего плеча, ее взгляд смягчился.
- У Чонгука был сепсис, его пришлось ввести в искусственную кому.
Мой мир рухнул.
- Он будет в порядке?
- Врачи пока не могут сказать. Они делают все возможное.
Я чувствовала себя опустошенной, особенно потому, что тело до сих пор чувствовало призрачные прикосновения Чонгука из сна.
- Мне нужно к нему!
Мама погладила меня по голове.
- Энцо сообщил нам о Чонгуке и попросил предоставить ему личное пространство. Он попросил, чтобы я передала тебе следующее: тебе нужно сосредоточиться на подготовке к свадьбе, поскольку именно этого хотел бы Чонгук.
- Да, - прошептала я. - Наверняка.
Семья Чонгука желала, чтобы я отпустила его и тот мог жить без меня.
Я выполню их требование. Они знали Чонгука, и если мой визит только навредит ему и поставит под угрозу его лечение, то мне стоит проявить самоотверженность. Чонгук заслужил право быть счастливым.
***
Чонгук
Я был чертовски дезориентирован, когда открыл глаза. Зрение расфокусировалось, а окружающая обстановка оказалась незнакомой.
Однако я услышал звуки больничных аппаратов. Я уже слышал их раньше, когда навещал коллег-головорезов после того, как они получали ранения на работе.
- Сынок, - сказал папа.
Я с трудом повернул голову. Он сидел рядом и был таким же уставшим, как и я. Седовато-каштановая борода отросла и выглядела неряшливо.
Мили тоже была здесь. Она поднялась со стула, ее монашеское платье помялось, и она впервые не надела вуаль.
- Привет, пап. Привет, Ми, ты выглядишь измотанной. - Услышав собственный голос, я вздрогнул. Он был грубым и хриплым, словно я не разговаривал вечность.
Мили направилась к койке и поцеловала меня в лоб, словно я маленький ребенок. Она даже не поправила меня за то, что я не использовал ее полное имя. Значит, дело совсем плохо.
Я начал озираться по сторонам.
- Где Лалиса? Она в безопасности?
Папа уставился на свои руки. Его ногти стоило бы подстричь.
- Лалисе ничего не угрожает, не беспокойся о ней.
Я попытался сесть, но тело наказало меня за скороспелую попытку волной тошноты и головокружения.
- Мне нужно ее увидеть! - простонал я. - Немедленно. - Я собирался рассказать ей о чувствах.
Когда меня ранили, вся жизнь пронеслась перед глазами: каждый проведенный с Лалисой момент. Я еще успел помечтать о нашем общем будущем. Когда меня реанимировали, спасая мою жизнь, мне хотелось видеть ее рядом. Я не позволю ей стать женой Сехуна. Меня не волновало, придется ли убить его, но она не выйдет за него замуж.
Лалиса не выйдет ни за кого, кроме меня. И плевать, как долго придется с ней разговаривать, чтобы вбить это в ее упрямую голову. В конце концов она согласится.
Папа и Мили обменялись жалостливыми взглядами, которые я ненавидел.
- Что там еще? - спросил я. В пересохшем горле першило. Даже после неудачных вечеринок я никогда не чувствовал себя настолько паршиво.
Я потянулся к горлу и нащупал повязку. Я замер.
- Я был в коме?
Папа кивнул.
- Вскоре после операции у тебя случился сепсис. У тебя было несколько пулевых ранений. Врачи удалили селезенку.
Я заставил себя сесть, хотя терял сознание. Папа встал и быстро помог мне опереться на подушки.
- Как долго я пробыл в коме?
Папа вздохнул. Судя по бороде и ногтям моего старика, минуло определенно больше недели, а может, даже около двух. Черт.
- Пап?
- Две недели и два дня.
Я моргнул.
- Какой сегодня день?
Папа не был глупым. Он знал, о чем я спрашиваю. Мили положила ладонь на мою руку.
- Сегодня день свадьбы Лалисы. - Я попытался встать, чуть не вырвав катетер из вены, и упал вперед, когда на меня обрушилась очередная волна головокружения.
Папа поймал меня, иначе я бы разбил лицо.
- Что ты делаешь, сынок? Ты только что вышел из комы! Тебе надо спокойно лежать и набираться сил!
- Я должен остановить свадьбу! Мне все равно, что я буду оттаскивать Лалису от алтаря, прежде чем она успеет спросить, что я творю, но я должен помешать ей выйти замуж за Сехуна.
- Сейчас три часа дня, Чонгук, - мягко проронила Мили.
Моему ошеломленному мозгу потребовалось некоторое время, чтобы обдумать ее слова. Я запомнил расписание свадьбы из соображений безопасности. Церемония назначена на два часа дня. Лалиса уже замужем.
Я покачал головой и откинулся на подушки. На секунду крепко закрыл глаза.
- Ты найдешь другую, - добавила Мили.
- Я хочу ее. Ты не понимаешь. Бог никогда не оставит тебя, поэтому ты никогда не поймешь боль разбитого сердца.
Мили кивнула и погладила меня по руке.
- Прости, - выдавил я и еще раз попытался встать. - Может, пока не поздно, все аннулировать?
- Сынок, Лалиса выбрала Сехуна. Она не стоит того, чтобы за нее бороться.
Я не хотел в это верить. Возможно, папа прав. Лалиса предпочла его, или, скорее, думала, что ей необходимо поступить благородно и выполнить долг перед Синдикатом и семьей.
Но одно можно утверждать наверняка: она выбрала не меня.
- Мы найдем тебе хорошую жену, - заверил меня папа.
- Мне не нужна жена.
- Не желай чужой жены, - напомнила Мили.
Мне было легко быть вторым мужчиной, случайным любовником. С другими женщинами это не являлось проблемой. Но с Лалисой? Мысль о том, что Сехун прикоснется к ней, сводила ума.
Я встал. Папа подхватил меня, чтобы я не рухнул на пол.
- Я убью его. И проблема будет решена. Желать вдову - не грех.
- Только если ты сам не сделал ее вдовой, - заметила Мили.
- Любое действие, направленное против этого брачного союза, приведет к суровому наказанию, сынок. Данте обозлится, если ты сделаешь глупость.
- Мне без разницы.
- Она тебя не заслуживает. Ты заслуживаешь того, кто выберет тебя! - крикнул папа.