Нити судьбы

Багряное утро окрасило Пограничье, но не светом надежды, а отблесками тлеющего кошмара. Солнце, словно раненый зверь, медленно продиралось сквозь рваные облака, бросая призрачные лучи на руины города, где каждый камень хранил отпечаток былой жизни и печать неминуемой гибели.

Канна пробуждалась не от зова нового дня, а от тягучего оцепенения, словно её душа противилась возвращению в этот мир, где грань между жизнью и смертью истончилась до предела, где каждый вздох мог стать последним.

Она поднялась со своего ложа, и накинула на плечи простую одежду, лишённую всякой красоты, кроме той, что давала ей защиту от холода и бесстыдства. Её движения были плавными, но в то же время настороженными, как у дикой кошки, готовой в любой момент броситься в бегство или вступить в схватку. Девушка направилась к месту сбора, которое среди руин этого мертвого мира стало подобием зловещего капища, где решались судьбы выживших.

В зале, когда-то бывшем сердцем какого-то величественного здания, теперь царила атмосфера напряжённого ожидания, словно перед бурей. Разбитые витражи пропускали внутрь бледные лучи восходящего солнца, окрашивая пыль, висящую в воздухе, в зловещие золотистые оттенки. Закопчённые стены, украшенные некогда изысканными фресками, теперь зияли провалами, обнажая каменную плоть этого умирающего мира. В центре этого скорбного капища возвышался Шляпник, его фигура, облачённая в экстравагантное одеяние, казалась ещё более нереальной на фоне окружающей разрухи. Он окинул собравшихся холодным, пронизывающим взглядом, словно оценивая их не как людей, а как пешек в своей безумной игре.

Его голос, лишённый всякой теплоты, разнёсся по залу, словно карканье зловещей птицы:

— Канна, — произнес он, — если ты действительно хочешь быть с нами, тебе нужно пройти испытание.

Агуни, стоя рядом, кивнул и жестом показал девушке, чтобы она следовала за ним. Они вышли на задний двор. Когда-то это место, вероятно, было внутренним двориком, но теперь превратилось в подобие тренировочной площадки.

— Покажи, на что ты способна, — сказал Агуни, протягивая ей оружие. В его голосе звучала сдержанная оценка, и Канна почувствовала, что этот момент многое определит.

Девушка подобна кошке взяла пистолет, ощутив в ладони тяжесть и холод металла, словно приняла в дар от мрачного божества орудие возмездия. В этот момент время словно замедлило свой бег, мир сузился до размеров мишени перед её глазами, и Канна погрузилась в состояние транса, где разум и тело стали единым целым. Она сосредоточилась, отбросив все страхи и сомнения, словно изгоняя из себя слабых духов, и прицелилась. Её выстрелы были быстрыми и точными, каждый из них находил свою цель с безжалостной неотвратимостью, словно её рука была продолжением самой судьбы.

Агуни, наблюдавший за ней с непроницаемым выражением лица, наконец кивнул с одобрением. В его глазах мелькнуло что-то похожее на уважение, но оно было мимолетным, как вспышка молнии в ночи.

— Теперь — ближний бой, — произнёс он, и его слова прозвучали как вызов, брошенный в лицо самой смерти.

Прежде чем Канна успела ответить или хотя бы подготовиться, из тени словно вынырнула зловещая фигура. Это был Нираги, его лицо, искажённое злобной ухмылкой, напоминало маску демона. Он приблизился к ним, словно хищник, почуявший запах крови.

— Я прослежу за её испытанием, — сказал он, и в его голосе Канне послышался нескрываемый садизм.

Агуни нахмурился, но не стал возражать. Канна почувствовала, как её охватывает тревога. В присутствии Нираги воздух словно наэлектризовался, пространство сузилось, и она оказалась в центре зловещего ритуала, где её жизнь стала ставкой.

Бой начался стремительно и яростно, словно столкновение двух противоположных стихий. Нираги атаковал с неожиданной жестокостью, в его движениях не было ни грации, ни благородства, лишь звериная ярость и жажда крови. Канна едва успевала уклоняться от его ударов, её тело двигалось инстинктивно, словно ведомое древним инстинктом выживания. Но Нираги был неумолим, и в один момент его нож, словно продолжение его злобной воли, слегка задел руку Канны, оставив на её бледной коже тонкую, но кровоточащую линию.

Боль пронзила её, словно укус ядовитой змеи, но Канна не позволила ей сломить себя. Она стиснула зубы, подавляя стон, и посмотрела в глаза Нираги. В её взгляде не было страха, лишь холодная решимость и непоколебимая воля к жизни.

— Смотри, как мило, — усмехнулся он. — Уже красишь землю под себя?

Боль пронзила руку Канны, но она не отступила. Она собрала всю свою волю, всю свою решимость выжить. Девушка контратаковала, её движения стали более уверенными, в них появилась сила.

Бой продолжался, она сражалась с Нираги, её тело работало на пределе возможностей. Канна чувствовала усталость, но не сдавалась. В каждом её движении была ярость и отчаяние человека, загнанного в угол.

В конце концов, Агуни остановил поединок. Он сделал шаг вперед, его лицо оставалось бесстрастным.

— Достаточно. Ты доказала свою готовность. Добро пожаловать в наши ряды. — Пройди со мной, я выдам тебе оружие.

Когда они вернулись, Агуни подвёл её к другому ящику — уже с настоящим оружием. Он молча вытащил пистолет, проверил его, затем протянул ей.

— Это теперь твоя ответственность, — сказал он. — Не теряй.

Канна молча кивнула, поблагодарив взглядом, и отправилась в сторону своей комнаты. Солнце всё ещё не взошло до зенита, но день уже был прожит наполовину.

Только когда она толкнула дверь в комнату, она поняла — внутри кто-то есть.

Нираги.

Он сидел на подоконнике, лениво покачивая ногой. Свет ложился на его лицо так, что оно казалось почти мёртвым, но глаза — живыми, как у дикого зверя, что только притворяется спящим.

— Смотри-ка, солдат вернулся, — сказал он, не вставая. — Или лучше сказать — солдатка?

Канна закатила глаза и прошла внутрь, не отвечая.

— Думаешь, если тебе дали игрушку, ты теперь одна из нас? — в его голосе звучала смесь насмешки и раздражения. — Ты всё ещё просто милая кукла с иностранным именем.

— Я не обязана слушать твою ересь, — холодно бросила она. — Убирайся.

Он резко встал, пересёк комнату за пару шагов и прижал её к стене, сжав горло пальцами, но без удушья — лишь символически, давая понять, кто здесь «старший».

— Осторожнее, — прошипел он. — Здесь всё решает сила, а не дерзость.

Канна медленно подняла пистолет, приставив ствол к его ребрам. Тишина стала глухой, как перед грозой. Нираги посмотрел вниз, затем рассмеялся. Его смех был грубым, почти пьяным, с отголоском безумия.

— О-о, как дерзко... — прошипел он, с нескрываемым удовольствием скользнув взглядом по её лицу. — Будь ты чуть посговорчивее — возможно, я бы даже подумал, что влюблён.

Он отступил, ухмылка не покидала его губ.

— Но ничего, куколка. Игра только началась. Теперь ты одна из нас... А значит — ты уже на моей территории.

Сугуру исчез за дверью, оставив за собой лишь шлейф напряжения и запах пороха, всё ещё впитывавшийся в воздух.

Канна осталась одна. Опустив пистолет, она села на край своего жесткого ложа и позволила себе на мгновение выдохнуть, освобождаясь от сковывающего напряжения. Но её взгляд упал на небольшой блокнот с ручкой, лежащий на прикроватной тумбочке, словно напоминание о хрупкости её ускользающей жизни. Взяв его в руки, она обнаружила, что её "виза" в этом жестоком мире заканчивается завтра... завтрашний день принесет новую игру, новую битву за выживание.

С момента попадания в Пограничье она вела скрупулезный отсчет дней, оставшихся до истечения срока, словно это могло дать ей хоть какую-то определенность в этом хаосе. Это не облегчало её бремя, но, по крайней мере, давало иллюзию контроля над временем, которое здесь текло по странным, нечеловеческим законам.