Глава 25.
Ночью поднялся такой ветер, что казалось, он продувает камни насквозь. И хоть камера ничем не напоминала древнюю темницу, звучала так же. Удобств тут практически не было — нужник в углу за каменной перегородкой, раковина там же и матрас у противоположной стены.
И это озадачивало. Я не натворил ничего такого, чтобы сидеть в этом месте вместе с убийцами и прочими преступниками. Но вопросов упорно не задавал. Да и задавать было откровенно некому. Охрана ничего не знала, а диалогов со мной не вели. Поэтому единственное, что объясняло все это представление — это наказание. Не было ничего хуже, чем сидеть в клетке без понимания, на сколько это все и каковы условия выхода из этого положения.
Но и к худшему я тоже готовился.
Потому что если Майк ошибся, и нас сливал кто-то сверху… черт его знает, сколько у этого «кого-то» власти и связей. Но это совсем уж паршивый вариант…
Когда в камере стало нестерпимо холодно даже для меня, я стянул одежду, сложил аккуратно на матрасе и обернулся зверем. Так было проще согреться, но ни черта не проще усидеть взаперти. Зверь принялся ходить вдоль стены туда-сюда и недовольно рычать, тоскуя по Лисе сильней, чем я бы тосковал в человеке.
Стоило подумать о том, что ей предстоит провести ночь одной, перед глазами темнело. Обратится она за помощью? Вряд ли. Это же Лиса!
И только вспоминая ее кошку той единственной ночью, когда засыпал с ней в кровати, я успокаивался. Невероятно разумное и спокойное существо — полная противоположность моей женщины. И я надеялся, что она не даст их двоих в обиду и никуда не потащит…* * *
— Лиса…
Я вскинулась, уверенная, что уснула мгновение назад… Только лежала я голышом у ступеней, ведущих на веранду. Светало, и утренняя муть топорщила зябкой влагой каждый волосок на теле.
— Ч-ч-черт, — выдохнула я сдавленно и вскинулась, оглядываясь.
Меня тут же заботливо укрыли пледом, и я наконец сфокусировала взгляд на лице Ронни.
— Как ты? — присела она рядом, вглядываясь в мои глаза.
Я оглядела себя и попробовала встать, но вышло только усесться на первую ступеньку.
— Что же я натворила? — прошептала, дрожа.
— Ничего. Я услышала тебя только что… Ты ничего не помнишь?
— Я не оборачивалась до встречи с Гуком, — жалась я под пледом в комок. — И я ничего не помню…
Но я все еще была тут. Выходит, побродила по округе и вернулась к дому?
— Пойдем? — осторожно предложила Ронни, и я судорожно кивнула.
Ноги уже окрепли, да и паники так и не случилось. Я не ушла, ничего не натворила… Ничего ведь?
Дверь в дом была открыта настежь, значит, никакое окно не разбила. Внутри все тоже казалось на месте — тихо и пусто.
— Иди в душ, а я приготовлю завтрак, — предложила Ронни.
Я дышала все чаще, пока настороженно ползла по лестнице в спальню. Ну да — майка порвана, постель кувырком… Моя кошка пыталась высвободиться из одежды, поставив все вверх дном. Но она никуда не ушла. Она меня услышала!
— Умница, девочка, — ошалело похвалила я. — Вот так и впредь, ладно? А я обещаю тебя не пеленать в майки…
* * *
— Может, все дело в том, что Чонгук от тебя не отказывался? И ты в животной ипостаси не чувствуешь опасности быть брошенной.
Мы сидели с Джастисом на веранде все в том же саду. Погода немного подпортилась — солнца не было, но и ветер стих. Все будто замерло в каком-то ожидании, как и я сама. Мать Джастиса куда-то уехала по делам, и, честно сказать, без ее душной заботы дышалось легче.
— Рано радоваться, но мне кажется, вторая часть меня слышит первую, — пыталась объяснить я то, что чувствую.
— Смотри, главное, — подался вперед Джастис, складывая руки на столе, — это не пытаться контролировать. — Он сделал паузу, давая мне возможность запомнить главное. — Мы с Робин это проходили. Когда появляется первая надежда на контакт, хочется все взять под контроль, как привыкло ваше сознание. — Он мягко усмехнулся. — В этом вы похожи на людей. Вы и жили как люди в зверином обществе до определенного момента.А люди любят все контролировать. И не только люди — человеческие ипостаси медведей тоже на этом погорели… Но это другая история. Так вот — не пытайся контролировать своего зверя. Позволяй ему быть на равных и делать то, что важно делать ему.
— А если ей будет важно навредить кому-нибудь? — взволновалась я. — Звери же не понимают разницы…
— Вопрос сложный. Но я уверен — ваши звери связаны с вами с детства. Они не безбашенные дикие зверюги, Лиса. Это просто ваше сознание с другого ракурса… Сделай зверю удобней. И не бойся его. Доверяй. Он — это ты.
Я слушала, затаив дыхание, и пыталась пропустить эти важные правила глубже в себя, чтобы не я одна их слышала.
— Понятно, что очень страшно осознавать, что часть твоей жизни перестала тебе подчиняться, — продолжал Джастис, — но на самом деле никакая часть тебе и не принадлежала. Это все — иллюзия контроля.
— Я думала, ты специалист по мутациям, — улыбнулась я.
— Робин тяжело было открыться психологам, — усмехнулся он, откидываясь на спинку кресла. — Пришлось заполнять пробелы в обучении. Она меня апгрейдит…
— Она ничего тебе обо мне не говорила? — осторожно поинтересовалась я.
— А какая тебе разница? — прищурился он насмешливо. — Вы привыкли делать вид, что вам все равно… Но это не так. И это тоже важно принять, понимаешь? — Он медленно вздохнул, переводя взгляд поверх крон деревьев. — Мне все больше кажется, что стоит убрать эти ваши баррикады против мира, и все наладится…
— А Робин хоть что-то помнит из ночных похождений?
— Их почти не осталось, — огорошил он меня. — Даже не помню, когда она оборачивалась последний раз.
— Как это? — опешила я. — Я думала, что зверь теперь будет всегда…
— Пока что мне кажется, что у вас свои правила. Зверь — ваш способ снять напряжение внутреннего конфликта.
— Но я же его чувствую, как живого внутри, — возразила я. — Я меняюсь. Джастис, я перестала мерзнуть, как раньше. Я чувствую различия в восприятии окружающих — мир стал казаться более объемным…
Мне вдруг стало обидно, что шанса стать нормальной у меня никогда не будет. Будто посулили эту возможность и отобрали вновь.
— Это все останется. Ты действительно изменилась. — Он напряженно вздохнул. — Но у Робин зверь не приходит просто так… И для меня это индикатор того, что у нее все в порядке…
* * *
К родителям я ехала вся в своих мыслях. Элтон пока ничего толком не узнал, и я решила заняться чем угодно, лишь бы не сидеть дома и не выть в подушку. Сначала хотела поехать на бывшую работу и учинить там допрос с пристрастием, какого черта меня уволили… Но решила не повторять за Чоном, чтобы не исчезнуть вдруг самой в неизвестном направлении.
А еще — чтобы удержаться от исследования территории.
Меня тянуло сунуть нос в каждый ящик и шкаф своего мужчины. И это стремление возникло непривычным внутренним диалогом — мне хотелось именно внюхаться в то, чего касался Гук… ведь его вещей не касался никто, кроме него. Но «привычная я» пресекала это непотребство — еще чего не хватало! Копаться в личных вещах Чона!
Встреча с родителями прошла не в пример последним. Не стало напряжения, недомолвок и попыток обтечь острые углы, потому что и их тоже стало. Я просто рассказала, что Чона взяли под стражу и теперь неизвестно, чего ожидать.
— Может, переедешь пока к нам? — тревожно спросила мама.
— Нет. Там Эрик и его няня. — Я не рассказывала маме о своих новых способностях, нагло пользуясь старыми — искусством вранья. — У меня правда все хорошо. Отчим Чона предложил мне работу у него в отделе по связям с общественностью. Сейчас занимаюсь подготовкой статей для него…
Хватит с нее войны за меня.— А обвинение Чонгука связано с тем делом, в результате которого вы пересеклись? — интересовался отец, напряженно хмурясь.
— Скорее всего. Нам ничего не сказали вчера с Элтоном, — сникла я. — Ему не позволяют сделать ни единого звонка…
Ожидание изматывало. И то, чем я пыталась наполнить пустоту, ни черта ее не заполняло. От родителей я уехала обессиленная тем, что делала вид, что справляюсь. Но справлялась я плохо.
Когда Ронни увидела меня в гостиной, не позволила улизнуть наверх.
— Лиса, проходи, мы с Эриком как раз напекли орешков с начинкой. Ты какой будешь, со сгущенкой или малиной с сахаром?
— Оба, — рухнула я на стул.
Эрик поставил передо мной тарелку, схватил печенье и побежал на улицу, а Ронни уже привычно поставила передо мной кофе:
— Знаю я вас — забиться в уголок хочется, да?
— С недавних пор, — пожала я плечами, только тут осознавая, насколько она права. Если раньше я бежала к маме, зная, что та всегда облегчит боль, то с Чоном я повзрослела. Наконец.
— Не надо, Лиса.
— Кто бы говорил, — подняла на нее глаза.
Ронни сначала удивилась, но тут же мягко усмехнулась:
— Ты права, конечно. Но я уже все решила. И у меня нет больше любимого мужчины. А у тебя есть.
— Мы сейчас не знаем будущего, Ронни. А в данную минуту мы с тобой не так и различаемся…
— Соглашусь. Но людям свойственно думать будущим… В этом тоже наше различие.
— Ну, в таком случае, бери с меня пример, — пожала я плечами. — Твое «сейчас» не сулит уже перемен — тебе нечего больше бояться. У тебя есть Эрик.
— Мне кажется, ему будет лучше со своими…
— Ты не искупишь вину, пока сама себя не простишь.
Мама так всегда говорила. Но только с возрастом многие вещи становились понятными. Ронни впервые на моей памяти съежилась, изменяя прямой спине:
— Ты не представляешь, что мы творили, — глухо начала она. — Такое сложно простить…
— Но тебе есть ради кого пытаться… Мы же не меняемся сами по себе. Мы меняемся ради других…
Она молчала долго, глядя в стол перед собой. За окном зашелестела от порыва ветра листва, застучал в окна дождь, и Ронни встрепенулась, намереваясь броситься на веранду за Эриком, но тут же себя одернула. Наши взгляды встретились, и я улыбнулась.
— Я подумаю, — покачала она головой, отвечая на мою улыбку.— Спасибо, Лиса.
— Тебе спасибо, — кивнула я.
На какое-то время внутри стало спокойно. Я даже достала ноутбук и села за работу. Мы обсудили с Элтоном, что пока просто расскажем историю Эрика — мальчика-сироты, отец которого погиб на задании. А потом уже перенаправим информацию в то русло, которое способствует процессу его усыновления. К вечеру мне согласовали материал и тут же выпустили релиз в новостные каналы.
Я готова была делать что угодно, лишь бы отвлечься и не броситься звонить Элтону с допросом лично. Он не звонил не просто так — значит, ничего нового сообщить не мог.
Но молчание мобильного изводило все больше, разрывая напряженные нервы на волокна. Тело начинало ломить как от жара — так хотелось почувствовать Чона рядом. У меня начиналась ломка привязки к самцу. Я скучала и задыхалась от его отсутствия.
Неприятно.
Но не опасно. Если Чон не появится, наша связь начнет слабеть. Только мне не хотелось, чтобы она слабела...
К ночи я вымоталась так, что не было сил даже сползать в душ. Я только вылезла из майки и белья, вспомнив обещание, данное зверю… и уснула, едва донеся голову до подушки.