Зверь

Два дня назад
София
Дана Пачаманова

Я крутилась по комнате, не зная, что делать. Смотрела на проклятое платье, и глаза снова наполнялись слезами, но ни одно решение не приходило в отчаявшийся ум. Едва удавалось сдерживать слёзы. Я садилась на стул, затем вставала и металась по комнате, словно была заперта в клетке. Ну, не так уж далеко от истины – София для меня – одна клетка, а жизнь – другая, и обе они давят на меня всё сильнее. Я не могу ни сдвинуться с места, не расскажешь об этом отцу, и, конечно же, не обходится без охранника буквально в метре спереди и сзади. Но скоро всё это закончится, и у меня будет новый надзиратель. Возможно, скоро я даже не смогу выходить из Софии. Новый хозяин построит новую тюрьму – с высокими стенами и дорогой мебелью – как и то платье, в которое я продолжаю впитываться взглядом. Сегодня отец объявил об этом за завтраком, и с тех пор я нахожусь в таком состоянии.

Пока мама потягивала свою утреннюю «Мимозу», отец появился, одетый в новый дизайнерский костюм от «Джио». Он поставил кожаную сумочку на стол, как и каждое утро, и уселся на стул, занимающий центральное место в столовой. Он посмотрел на меня тем взглядом, который мне не нравится. В нём была довольная улыбка, а это обычно означало плохие новости для меня. Домашняя служанка Елка наливала ему кофе из фарфорового чайника с золотой каймой в чашке из того же набора. Он дождался, пока она отойдёт.

— Сегодня вечером готовься, — строго сказал он и посмотрел на маму.

— Мы пойдем вместе, дорогой? — удивленно подняла брови мама, а он ответил ей такой милой улыбкой, что если бы я его не знала, подумала бы, что он лучший муж на свете.

— Будет обидно, если мы не придем на помолвку твоей дочери.

Я замерла!

— О чем ты говоришь? — выстрелила я вопросом, не раздумывая, и тут же пожалела, как только он посмотрел на меня.

Эти голубые глаза – те же, что и у меня, но я не могу смотреть на мир так, как он. Он может прижать меня к стене и задушить одним взглядом. И вот именно такой взгляд он мне и подарил. Его кулак ударил по столу так неожиданно, что я подпрыгнула вместе с посудой.

— Разве я позволял тебе говорить?! — его лицо покраснело, а я опустила голову.

— Папочка... — тихо сказала я.

Я ненавижу это слово – ненавижу его с тех пор, как стала достаточно большой, чтобы понять, что он никогда не будет отцом ни для меня, ни для моей сестры.

— Да, Дана? — ответил он, словно со мной говорил не тот, кто бьёт по столу и кричит или кто достает ремень, чтобы ударить.

Я проглотила, пытаясь осмыслить его слова, хотя они не переставали крутиться в голове ни на миг. Мне хотелось задать вопрос, но смелость меня подвела. Я уставилась на его руку, которая уже была отпущена, но продолжала лежать на столе, и я понимала, как быстро она может вновь обратиться против меня.

— Какой помолвкой, Стамате? — спросила мама вместо меня, и мне стало легче.

Порой она так поступала. Редко, и наверное, даже не осознавая этого, но всё же – и тогда я вспоминала, как она когдато пыталась нас защитить.

— Этот, на твою дочь! — резко ответил отец.

Мама улыбнулась: 

— А кто же кандидат?

Как будто обсуждали, какой туалетный мыло купить для гостевой ванной, а я вовсе не присутствовала за столом. Мне хотелось убежать, но я прекрасно знала, что не смогу оторваться от стола – по крайней мере, пока он не подойдёт; поэтому я прижалась кстулу. Отец потянулся ко мне, положил пальцы на мой подбородок и приподнял его, заставляя меня взглянуть на него. Он улыбнулся триумфально, и я догадалась, о чём речь.

— Найден Горанов! — сказал он столь торжественно, что у меня закружилась голова, и он подтянул меня к себе. — Ты не против, милая?

Опять тот тон. Всё во мне сжималось. Он не спрашивал, потому что хотел услышать мой отказ, а потому что показывал, что в доме семьи Пачаманов происходит то, что он говорит – с согласием или без него, он навязывает нам всё, и ему это нравится.

— Нет, — выдавила я губами, а ум кричал. Он ехидно улыбнулся. Меня поймали в его ловушку, и выхода не было – наверное, с того самого момента, как я родилась.

— Тебе тоже надо быть невероятно красивой сегодня вечером, милая! — приказал он. Он проглотил кофе одним глотком и встал от стола.

Сейчас я не знала, куда деваться и что делать. Я не могу выйти замуж за этого человека. Я его даже не знаю. И я знаю, что всё это – часть политической игры моего отца, я уверена. Он продал меня за что-то, от чего получит дивиденды.

В приступе паники я схватила ножницы из ящика моего ночного комода и направилась к платью. В тот момент, когда я уже собиралась разорвать его на маленькие кусочки, остановилась. Неважно, буду ли я в этом платье или в каком-то другом – он всё равно сделает то, что решил. Стамат Пачаманов всегда побеждает – так или иначе. Как и кошки – он не падает на спину, и не упадёт и сейчас.

***

Вечер наступает так быстро, а мир кружится вокруг меня с ужасающей скоростью. Машина останавливается перед галереей, и мама смущенно осматривается. Она отпивает мартинито – точнее, выпивает его залпом, съедает две зелёные оливки и бросает розовый зонтик на сиденье рядом с собой. Она облизывает губы, выпрямляет спину и, наконец, улыбается самой искренней улыбкой, существующей на свете. Только я могу распознать фальшивый блеск в её глазах, но я давно научилась не обращать внимания и не питать надежд на спасение. Такого спасения нет!

— Давай, дорогая, познакомимся с твоим будущим мужем!

У меня поднимается тошнота, и я чувствую, что вот-вот вырву. Я не хочу выходить из машины, не хочу заходить в галерею. Совсем не хочется находиться здесь, но как только водитель открывает дверь, я выхожу вслед за мамой, которая опять так околдована, что совершенно не понимает, что происходит вокруг. Надеюсь, когда-нибудь она выйдет из этого пьяного бреда и, по крайней мере, признает свои ошибки. Я знаю, что это не изменит ни настоящее, ни мое тогдашнее состояние, но мне хочется верить, что где-то ещё остался хоть капелька разума, не размягчённого алкоголем. Я не могу заставить себя улыбнуться, но чувствую, как моё лицо остаётся слишком спокойным, думая о ней.

Галерея полна людей. Ещё при входе я замечаю нескольких соратников отца и их женщин, держащих их за руку. Они одеты официально, как и мы с мамой, потому что, в отличие от меня, они были уведомлены о событии как минимум за неделю. Я уверена, что им были разосланы приглашения, и всё организовано по плану. Только жертвенное ягнёнок не должно знать – оно никогда не узнает, пока его не заколют.

Одна из моих сотоварищей улыбается так ослепительно, что я почти готова ей поверить. Почти. Всегда задавалась вопросом, похожи ли их семьи на нашу. Слезы снова угрожают вырваться, но я поднимаю взгляд к большим хрустальным люстрам, освещающим залу. Медленно опускаю глаза на картины и людей вокруг. Первым, кого я вижу, становится он – мой будущий муж. Я уже изучила его в интернете – если не что иное, теперь я знаю, как он выглядит. Мама настояла, чтобы я была готова ко всем неожиданностям. Но замуж за этого человека – невозможно.

Он впивает в меня свои тёмные, безэмоциональные глаза и приковывает меня своим взглядом. Полагаю, почти каждая другая девушка на моём месте была бы счастлива выйти за Найдена Горанова – молодого политика с многообещающей карьерой. Высокий, хорошо сложенный, красивый, элегантный, состоятельный и из известной семьи – предпочитаемый выбор для любой матери, заботящейся о благополучии своей дочери. Но не для меня. Я предпочла бы умереть одна, но даже это, похоже, не суждено, ведь, вероятно, всё организовано по приказу моего отца.

— Госпожа Пачаманова, для меня честь! — сказал Найден, подходя к маме. Он взял её за руку, поправился и поцеловал.

У меня всё сильнее поднималась тошнота.

— И для меня тоже честь! — продолжала мама улыбаться, хотя её голос выдавал обиды.

Найден встал и устремил взгляд ко мне. На его губах появилась улыбка, которая, однако, не затронула его черты. Он сделал шаг, разделив нас, и, даже не представившись, подошёл ко мне и протянул руку, как будто мы знакомы всю жизнь. Я не смогла отказать... как бы отчаянно я этого ни хотела.

Он разговаривает с политиками и влиятельными людьми из бизнес-среды Болгарии, а я просто стою рядом, обняв его руку – словно аксессуар. Время от времени я принимаю какой-нибудь комплимент, но в целом я остаюсь лишь украшением. Мама настаивает, чтобы я была готова, и уже у меня пропадает надежда на её помощь. Она не смогла помочь моей сестре – зачем же помогать мне?

Когда отец появляется в своём чёрном смокинге, Найден уже поговорил с большей частью гостей, но со мной даже ни слова не обменял. Я знаю, какая меня ждёт жизнь – как и сестра, я пойду по стопам нашей матери: выйду замуж за него и стану его личной игрушкой. Говорю «игрушкой», потому что за проституток платят. Мне не удастся ничего делать без охраны, которая будет ходить за мной, как тень. В течение нескольких лет – может, не больше двух – я родила бы первого ребёнка, ведь это ожидается, и я буду горько сожалеть, если это не мальчик – наследник фамилии Горановых. Я буду ненавидеть отца, ненавидеть Найдена, ненавидеть себя и свою жизнь, а может, даже своих детей. У меня будет два выбора – быть слабой, как мама, и тянуться к алкоголю, или самой покончить с жизнью – если, конечно, мне повезёт, быстро и безболезненно.

Мне становится слишком жарко. Сердце стучит так, что я чувствую, как оно бьётся в груди, и если бы не тихая классическая музыка, оно бы огласило зал. Потом мне становится холодно, и холодный пот стекает по лбу, угрожая разрушить мой идеальный макияж. Высокий воротник моего платья сдавливает горло, и я чувствую, как живот бунтует против этих ощущений. Стакан вина, который я выпила, почти застрял в горле. Весь зал начинает кружиться, колени подкашиваются, и мне кажется, что стены сжимаются, пытаясь меня задушить – дышать становится всё труднее. Мне нужно уйти, нужно выбраться отсюда, где мне не хватает воздуха. Я резко отталкиваю руку Найдена, и он смотрит на меня с суровым видом. В этот момент я вижу в его лице первую искреннюю эмоцию за этот вечер. Проходит целая секунда, но он ни о чем не спрашивает.

— Извини меня! — тихо говорю я, и он кивает, но его глаза сверлият меня с подозрением. — Я вернусь через минуту.

Он уступает мне проход, и я иду в туалет. Шаги мои звучат в голове, и я спотыкаюсь о собственные ноги. Звук каблуков оглушает меня, и я чувствую, как взгляд мамы смущенно останавливается на мне, прежде чем она уходит из зала, но я не обращаю внимания. У меня нет времени останавливаться и обдумывать её слишком трезвый вид. Я влетаю в дамский туалет, с силой хлопая дверью ладонями. Опираясь на холодную столешницу у раковин, я наклоняюсь и закрываю глаза. Нет – я не выдержу, не смогу больше. Фуркеты, прикреплённые к волосам для идеальной причёски, начинают колоть мне мозг, словно иглы. Нервно я пытаюсь их снять, пока не освобожусь, и волосы распадаются по плечам и спине.

— Вы в порядке? — спросила пожилая дама с излишним макияжем, положив руку мне на плечо и заставив меня вздрогнуть.

— Да, всё хорошо! Спасибо! — поспешно ответила я, но она смотрела на меня своими понимающими зелёными глазами. 

— Вы ведь дочь Стамата Пачаманова, не так ли? — имя отца заставило меня содрогнуться.

 — Да, — кивнула я и проглотила.

Я хотела, чтобы она убежала, но всё труднее находила голос. Образ того, кем я стану через несколько лет, не покидал меня – словно сцена из фильма ужасов. Женщина сжала моё плечо и вновь заставила меня взглянуть на неё.

— Через кухню есть выход сзади, который выведет тебя, — деловито и серьёзно сказала она. — Там тебя никто не увидит.

Я не знала, кто она и почему так говорит, поэтому смотрела на неё с ужасом. Когда несколько секунд прошло без реакции с моей стороны, она переместила руку на моё запястье и резко потянула меня к себе. Её выражение стало твёрдым, а взгляд пронзал меня, но не так, как отец.

— Иди! — приказала она, а глаза её расширились угрожающе.

Я уже миллион раз думала о побеге, но никогда не представляла, что всё случится именно так. Я не собиралась уходить с собственным помолвочным вечером, ни с копейкой в кармане, ни даже не взяв своё пальто. И уж точно не в этом обличии – в платье, которое притягивает все взгляды. Видимо, когда судьба даёт тебе такой шанс, ты просто действуешь, не задумываясь ни о пальто, ни о сумочке.

Еще до того, как я зашла на кухню, я сбросила обувь. Я побежала изо всех сил, пробегая между поварами и официантами, не замечая, смотрят ли на меня. Вышла на улицу, и первое, что я почувствовала – свежий воздух, а затем холод, пробегающий по ногам. Идет дождь. Я оглядела узкую и тёмную улицу – никого не было. Сделав глубокий вдох, я продолжила бежать, несмотря на холод и босые ноги. Знаю, это не чисто, могу пораниться, промокнуть – но это были последние мысли, о которых я могла думать.

Прошло, как мне показалось, полчаса, хотя, вероятно, всего несколько минут. Я мчалась по узким улочкам ночной Софии. Мои мышцы свивались от конвульсивных судорог, но остановиться было невозможно. Я знала, что должна бежать как можно дольше, потому что, если ещё не поняли, что меня нет, всё случится очень скоро. Если я остановлюсь, не смогу им увернуться. Не знаю, кто была та женщина, но буду ей благодарна всю жизнь. Даже если ничего не получится, хотя бы я попробовала.

Я оказалась на узкой улице без выхода – думаю, это задняя сторона какого-то бара. У стен двух зданий, между которыми она расположена, стояли ряды ящиков с пивом и безалкогольными напитками, коробки с каким-то хламом и контейнеры для мусора. Было темно – всего одна лампа, которая даже не освещала дно улицы. Я была измотана и мокра. Хотя дождь уже закончился, тело дрожало, а зубы стучали. Больше бежать не могла, и я была уверена, что меня уже ищут. Решила посидеть здесь некоторое время – пока не станет безопасно. Надеюсь, успею уйти до того, как меня догонят и наступит гипотермия.

Я пробивалась сквозь грязный мусор и оглядывала маленькое свободное пространство, как вдруг дверь одного из зданий открылась, и двое крутых мужиков выкинули третьего, не особенно широкоплечего, на асфальт, а затем с грохотом закрыли дверь. Он встал, поправил одежду и накинул рубашку. Я попыталась разглядеть его – возможно, он из людей моего отца, но его лицо ничего не говорило.

Он положил руки на лицо, затем провёл пальцами по своим волосам, словно собирался их зажать. Всего через мгновение из его горла вырвалось рычание, и я, поджав колени, спряталась в углу, но коснулась бутылки – и она зазвенела. Его взгляд устремился прямо на меня, и сердце замерло. Я обхватила колени руками, вся дрожала, и вдруг снова услышался какой-то звук. Его голова наклонилась набок, и он колебался на мгновение, но затем сделал четыре медленных и размеренных шага; из моих уст вырвался крик, который я успела подавить, но я понимала, что уже слишком поздно. Он идёт. Он достаточно слышен. Сделав ещё два шага, его громкий и чёткий голос разнёсся по улице:

— Выходи! — сказал он сердито, а я, скованная от страха, не могла сдвинуться.

Он улыбнулся, показывая зубы, и я задрожала ещё сильнее. Он наклонился и толкнул один из ящиков, который упал на землю. Раздался грохот разбившегося стекла и звенящие бутылки. Даже если он меня не искал, его действия привлекут внимание окружающих. Мысль ужаснула меня, и я была на грани истерики, когда он сделал ещё один шаг ко мне – словно собирался опрокинуть ещё один ящик.

— Не двигайся! — почти закричала я, поднимая руки над головой, чтобы защититься.

— Подними голову! — приказал он, вставая прямо передо мной.

Медленно я опустила руки и подняла голову. Он смотрел на меня с любопытством. Каким-то образом я увидела себя в его глазах – испуганную, одну, промерзшую и мокрую. Я знала: мой вид безнадежен. И в тот же момент я поняла, что он отдаст меня отцу. Слезы опять пытались вырваться, но я не позволяла им. Я не собиралась возвращаться туда, расплаканная.

И тут он меня удивил. Вместо того чтобы тянуть меня обратно в галерею, он просто опустился на колени передо мной и протянул руку. Я не могла отвести от него взгляд.

— Я не причиню тебе вреда, — его голос теперь шептал, совсем не тот, что звучал несколько секунд назад. — Я помогу тебе, хорошо? Подай мне свою руку.

Я колебалась несколько секунд. Действительно, не знала, что делать. Ноги болели, я вся мокрая и ужасно замёрзла. Чувствовала себя измотанной и на пределе, и прошло ещё меньше часа. Но я не была готова сдаваться, даже когда этот незнакомец протянул мне руку. Я всё ещё обдумывала его слова, как моя рука протянулась к его. Он очень нежно схватил мои пальцы и начал подниматься. Как только я оказалась на ногах, он оглядел меня взглядом и задержался на моих босых ногах, но затем быстро поднял взгляд. На его лице мелькнуло какое-то чувство, которое я не смогла сразу распознать.

— Давай, позаботимся о тебе.

Он отпустил мою руку, наклонился вперёд и поднял меня в своих объятиях. Сначала я испытала шок, но когда почувствовала запах лимонной травы и мяты, моё тело начало расслабляться, и я положила голову ему на плечо. Едва закрыв глаза, я в последний раз молилась, чтобы он меня не вернул.