Фао. Глава 3
А потом все внезапно кончилось. Лето было уже на исходе, шумела гроза, грохотал гром, и тут яркая молния разорвала небо. И мне показалось, что ударила она в меня, и вместе с ней накатила ослепляющая, оглушающая ясность. Что я делаю тут посреди нигде, жаря на костре зайцев и трахаясь до потери сознания? Ради этого я покинул Ат Луайн, где занимался примерно тем же самым? Ради этого забыл о том, чтобы стать сильнее, круче, найти применение своим боевым навыкам, завоевать высокое положение — и, может быть, вернуться к мечте об одном Князе Молний, который прежде на меня никогда не смотрел, не замечал, даже словом не удостоил?
Четких планов у меня не было, но ясно было одно: если я вернусь в Маг Туиред, то во главе собственного войска, богатым и знаменитым, чтобы говорить с Князьями Стихий на равных (или хотя бы не с позиции бесправного смертного).
Надо сказать, что наше с Цэрэном уединение даже мои три зверя не нарушали. Без Иншу я привык обходиться: в Ат Луайн научился ездить на коне, да и не особенно в лесу нужны кони. Пока там был, волка своего вызывал пореже, чтобы не спалиться. Тут прятаться вроде как не от кого было, и Эршу я Цэрэну показал. Жалко, что нельзя было его на охоту посылать. Но изредка Эршу все же нам помогал — добычу загонял, или можно было его отправить проверить ловушки.
Цэрэн про киринов знал, но своего не имел, и понятно почему — от отца духовной силы не унаследовал, не тренировался никогда. Конечно, пробовал призвать и приручить аккирина, пару раз всего, и каждый раз неудачно. Я так понял, ему жалко было убивать аккиринов, бессмысленным казалось — ни мяса с них, ни шкур. И самому ему ездовой кирин был без надобности, в лесу толку от него немного. В конце концов он перестал призывать аккиринов, а сами они без призыва к нему не совались — они людные места предпочитают, где добычи больше.
Так что я не стал ему на мозги капать насчет призыва, это дело личное. И Эршу своим старался в нос не тыкать. А Саншу даже не вызывал ни разу, стремно было. Вдруг не откликнется? Вдруг снова уронит, как в тот раз? В Ат Луайн говорили, что ежели конь тебя скинул, надо сразу же снова на него сесть, чтобы страх не закрепился. Но с киринами по-другому: если он тебя сбросил, то вроде как обижен на тебя, и надо дать ему время остыть. Признаться, и я на Саншу был чуток обижен. Хотя сам и был виноват, но от этого больше обижаешься, а не меньше.
Я только-только сам подумал о том, что пора валить; только-только решился Саншу вызвать и потренироваться, а Цэрэн сразу все понял. И как тут было не понять — я ж все это время мог просто сесть на орла и улететь, не ждать, пока снег растает (который и так уже сто лет как растаял), не собирать припасы в дорогу и все такое. А может, он увидел третьего зверя, про которых даже в песнях не пели, потому что вещь неслыханная, и решил, что я никогда не буду считать ровней нищего охотника без роду без племени, у которого даже ездового кирина нет.
В общем, Цэрэн опять опечалился, опять стал смотреть в пол и вздыхать. И так-то от него ни слова не допросишься, а тут вообще замолчал. Иной раз мы рты и языки всю ночь по-всякому пользуем, чуть не до мозолей стираем, но ни слова друг другу не говорим. В постели он еще горячее стал, как будто было куда — и так огнище мужик был. Я вот недавно только понял, что он в отца пошел и во всю эту вашу ебливую породу Князей Огня, просто она долго не пробуждалась, у сидов же год за пять человеческих идет, верно? В общем, видно было, что он смирился с тем, что опять останется один, и хочет вдоволь натрахаться до того, как это случится.
Я тоже по молодости лет был немного дурак. Или даже не немного. Мне хотелось, чтобы Цэрэн меня уговаривал или со мной напрашивался. Мог бы не пустить меня, если б захотел — ну, попытался бы, меня вон даже Дайре Мак Кормак не удержал со всей своей магией. Хоть что-то, а то все я да я — в постель его тащи, с собой к людям тащи, а может, он в гробу видал этот цивилизованный мир и этих людишек, которые его изгнали? Даже не поговоришь с ним толком, будет плечами пожимать и говорить «Мн».
И тут меня опять как стукнуло. Я вызвал Саншу, поуговаривал его немножко — мы уже вроде как помирились, но тут случай особый — да и затащил Цэрэна к нему на спину. Обычно кирины не любят кого-то еще возить на себе, кроме хозяина, но если это самый твой близкий человек, и особенно если сам он кирина не имеет — ребенок, жена, в таком духе — то вполне могут согласиться пару раз. Саншу не особенно упрямился и поднял нас обоих в воздух.
Я сам опять вопил от восторга, пока мы кружили над лесом, наслаждаясь видом на десять дней пути во все стороны: с одной стороны горы, с другой степь, лесную избушку Цэрэна не видно, даже ближайшая деревушка еле видна, зато на горизонте раскинулся большой город на караванном пути из Аньчжоу — Далянь. Цэрэн не вопил, но просто рот разинул от восхищения, крепко в меня вцепившись. Вид у него был такой же ошалевший, как в тот раз, когда я его наглядно познакомил с минетом.
— Ты ведь даже не представлял, какой огромный мир лежит за пределами твоего леса? — сказал я ему. — Мы можем уйти туда вместе. Стать побратимами, вместе делить горе и радость, богатство и бедность. Впрочем, я сильно рассчитываю на богатство. С нашими боевыми навыками можно одинаково успешно что грабить караваны, что охранять их. Даже пешком пиздовать до города не придется, Саншу на спине донесет.
Цэрэн ничего не ответил, только стиснул меня своими медвежьими лапами, чуть кости не затрещали. «Ладно, — подумал я. — Время еще есть, успею уговорить до зимы». Но когда Саншу спустился, Цэрэн первым спрыгнул и куда-то деловито направился.
— Ты куда, блевать под кустом, что ли? — пошутил я.
Он оглянулся и сказал, немного удивленно, как само собой разумеющееся:
— Оружие, припасы собрать.
И я захохотал, повалил его в траву и принялся целовать. Он тоже смеялся, отвечая мне жадно, пылко. В этот момент я верил, что всего задуманного добьюсь. Вот уже первый воин в моей личной дружине, который троих стоит — или даже пятерых!
Сразу мы не улетели, конечно — надо было мяса навялить, сухих лепешек напечь, оружие проверить и наточить. Цэрэн еще не поленился все свои ловчие ямы засыпать и капканы убрать, чтобы в его отсутствие звери в них не попались. Даже крышу у избушки починил, чтобы дольше простояла. Оставил там соль, огниво, дров, пшена и риса немного, чтобы какому-нибудь путнику пригодилось. В последний раз навестил могилку матери, попрощался, почистил от травы камни, которыми ее когда-то выложил.
Потом, уже в Ханбалыке, я предлагал перенести могилу куда Цэрэн захочет, хоть на священную гору Дагушань, чтобы мать его покоилась с облаками и небожителями. Но он отказался. Сказал, что она любила тот лес, чувствовала себя там ближе к возлюбленному, отцу Цэрэна. Теперь-то ясно: где-то там она изначально попала в Ангайне, где-то там и вышла заново, уже беременная. Может, до конца жизни надеялась вернуться обратно. Хотелось бы мне услышать эту историю целиком — надеюсь, его величество Руад Рофесса снизойдет до рассказа, когда отыщется.
Немножко еще потянули время, конечно, под предлогом сборов. Трудно было прощаться с лесной вольницей, где под каждым кустом можно было валяться друг с другом, не стесняясь никого. Я Цэрэну пояснил, конечно, что наши отношения придется тщательно скрывать. В степи обычное дело укрываться одним одеялом, особенно побратимам. И на постоялом дворе обычное дело взять комнату с одной кроватью, особенно если больше нет свободных, или лишних денег нет. Но кругом будет слишком много лишних глаз и ушей, а стены на постоялых дворах тонкие.
В общем, я представил дело так, что надо будет быть осторожными. И не нашел в себе духу сказать, что если мы соберем дружину, как я всегда мечтал, то я, разумеется, стану командиром — юйтао, а юйтао ни под кого не ложится. Решил, что этот мост мы перейдем, когда он перед нами появится.
И махнули мы вдвоем в Далянь.