Русфея. Прелестное создание

— Готов? — в моем голосе звучит неуверенность. Наверное, потому что понятия не имею, насколько сильно изменится его отношение ко мне с приходом утраченных памятных кадров. Все-таки он вспомнит не только, как вонзил мне в шею свои клыки, как впервые ощутил мою кровь на своих губах, ее вкус на языке, или то, насколько ярким, безбашенным и будоражащим вампирские обостренные чувства колоколом звучал в ушах пьянящий аромат моей кожи, — но и поцелуй, бесконечно короткий и жаркий, тот, что свел с ума нас обоих в ту роковую ночь.

— Делла, я хочу помнить всё, что связано с тобой. И не спрашивай больше, готов ли я. Тогда как, вероятно, ты сама сомневаешься в том, стоит ли позволить мне помнить. Я скажу тебе одно. — Выразительная пауза, серьезный взгляд, смотрящий в самую глубину души. — Стоит. Иначе ты сама всё испортишь между нами. Не ты ли говорила, что нужно сделать шаг друг к другу? Помнишь, тогда, в моем кабинете?

Помню, конечно. Я вообще не могу ничего забыть, а порой так невыносимо хочется сбежать, отцепить болезненный прицеп прошлого.

— Считаешь, наши противоположные полюса могут пойти навстречу друг другу и отлично поладить?

Жду ответа как глоток свежего воздуха, и Аарон не разочаровывает, отвечает серьезно, без грубости, вполне дружелюбно:

— Всё зависит от нас самих.

— Хорошо, — киваю, почему-то в этот момент вспомнив, что сижу перед ним совершенно в раздрае, с опухшими веками, красными глазами и, должно быть, бледная, точно статуя мраморная в Марианнском саду. Некрасивая и непривлекательная. — Хорошо, — повторяю зачем-то, сникнув. — Смотри в мои глаза.

Однако прежде чем приступить, мужчина сжимает мое предплечье и строго предупреждает:

— Не смей стирать память, поняла?

— Аарон, я не стану этого делать, — шепчу тихо, отрицательно качая головой. — Я не откажусь от союзника в твоем лице. Просто верь мне. Абсолютное доверие, помнишь?

— Ты права, — в нерешительности его большой и указательный пальцы на миг прижимаются к внутренним уголкам прикрытых на секунду век. — Я просто не привык... — тихонько вздыхает, — неважно. Я верю тебе. Давай. — Он отпускает мою руку, и наши взгляды встречаются, более ни на миг не разрывая зрительной связи.

Легкая, подбадривающая улыбка сама собой появляется на моем лице, а в следующее мгновение я слышу, как вампир сглатывает. Будто и ему наша неуместная близость то ли доставляет какой-то странный дискомфорт, то ли затрагивает нечто волнующее внутри нас, что-то микроскопически тонкое, эфемерное, то, что, вопреки всему, в конечном итоге объединяет нас с мужчиной на необъяснимо-глубоком, душевно-энергетическом уровне. Будто мы — половинки одного, две части целого, расколовшиеся и потерявшие друг друга очень давно. Ранее, до этого самого переломного момента, не имевшие возможности отыскать ту важную связующую наши судьбы красную нить. Она отыскалась, шепчет разум — нет, не чужеродный голос, что свойственно психическому расстройству, а ясное осознание, пришедшее в голову.

Ох, как сильно всё это походит на бред. Интересно, Аарон тоже чувствует подобное притяжение?

Уф, он так близко, так смотрит на меня — хочется прижаться и не отпускать, вернее, чтобы он ни за что не отпускал меня, берег в своих объятиях и дарил тепло.

Ну что ж, пора. Иначе эта затянувшаяся пауза через десяток секунд грозит стать поистине неловкой.

Под воздействием моего гипнотического взгляда у мужчины туманится взор, рябит картинка перед глазами. Его разум и воля в моем полном подчинении. Настало время ключевых слов, понимаю я, потому, с затаенным дыханием приложив ладошку к колючей щеке — не смогла устоять, это выше моих сил, — четко проговариваю следующее:

— Ты вспомнишь всё, о чем я просила тебя забыть два года тому назад. Вспомнишь меня и нашу первую встречу.

Начинается минута забвения. И пока мужчина приходит в себя, решаю не испытывать судьбу и на всякий случай держаться от Аарона подальше. Наскоро нащупываю ручку на автомобильной дверце и выкатываюсь из машины, стоящей посреди одинокого безлюдного поля.

Место выбрано нами неслучайно, было задумано всё решить без ненужных свидетелей, как городских жителей, так и потенциальных следаков. Однако, будь мы настолько беспомощны, это бы стало основной причиной нашего здесь нахождения. Но так как Даркнесс умеет делать отвод глаз, угроза в лице свидетелей тут не причем. Важным критерием стало другое — я попросила вампира выехать за город, туда, где тихо, ни души, комфортно лично мне, чтобы вода была рядом, и он исполнил мою просьбу без единого замешательства с его стороны. Порой меня его противоречивое поведение изумляет настолько, что я задаюсь вопросом: а не маску ли жестокости он носит, каждый божий день скрывая истинные чувства? Что движет им, когда он намеренно выказывает равнодушие?

Высокая луговая трава щекочет колени, туманная вечерняя дымка стелется над озером в трех десятках метрах от нашей остановки. Недолго думая, несусь к манящему озеру и, бросив на ходу рубашку и шорты с кобурой на прибрежную зону, с разбегу и вытянув руки стрелой, ныряю в пресные воды.

— Я вспомнил. — Вампир, появившийся внезапно на берегу, стискивает зубы, пытаясь сдержать порыв войти бесцеремонно в воду и приблизиться ко мне.

Пришел в себя. Хорошо.

— И? Можешь держать себя в руках? — уточняю, точно зная, что ему на данный момент нелегко держать контроль над собой. Да и настоящий запах, проявивший себя, как только воды смыли отцовский парфюм, видимо, заставляет прокручивать ту свежую памятную сцену снова и снова.

— Да. — Аарон время от времени морщится, корчит гримасу, словно бы отчаянно хочет отогнать навязчивое воображение, а потом неожиданно усаживается на траву, нещадно смяв последнюю под собой, вероломно отламывает травяную соломинку и подносит к носу, жадно вдыхает полевой запах. — Вылезай оттуда. Теперь моя очередь помочь тебе.

— Привел чувства в порядок?

— Привел, — признается неохотно, прослеживая за тем, как мои руки беспокоят прозрачную гладь, пуская круги на воде.

— Уверен, что мой запах не сыграет с тобой злую шутку?

— Уверен, Делла. Выйди, пожалуйста. — Голос утомленный, хозяин его успокоившийся. Неужели какая-то там трава перебила мой запах? Не поверю. — Я не хочу твоей смерти. В любой момент тебе может стать плохо, не нужно так рисковать. Это смертельный яд, Делла.

Ты это говоришь мне уже третий раз. Почему ты волнуешься за меня, Аарон? Что я для тебя значу? Хотелось бы мне знать, кем на самом деле ты видишь меня в своей жизни.

— А ты сможешь и дальше контролировать себя, когда твои клыки окажутся в моей вене? Когда моя дурманящая кровь опьянит тебя, напрочь сорвет крышу как в ту ночь? — Я должна убедиться, что мужчина сможет себя сдержать в нужный момент.

Ох, тебе бы самой, Делла, не растечься под наркотическим воздействием вампирских клыков и сохранить здравый смысл, не лезть целоваться, не совершать прочие глупости, за которые в будущем станет очень стыдно.

— Я постараюсь, Делла. Ничего обещать не могу. Но я отлично представляю, чего ожидать, потому сделаю всё от меня зависящее, чтобы ты не пострадала, слышишь меня?

— Хорошо. — Я подплываю к берегу и, рывком выбравшись из озера, ложусь спиной на траву рядом с ректором, крылья носа которого с моим появлением приходят в подозрительную активность, а сам мужчина натягивается как струна. — Аарон, если не можешь выносить аромат моей кожи, то...

— Делла, у тебя безумно приятный аромат. С этим проблем нет. Но сила, с которой твой сумасшедший запах бьет в легкие, слегка... эм, будоражит... и напрягает. — Он отдает мне мою одежду, заботливо подобранную им с земли.

Отложив на время свои вещи, начинаю высушивать кожу и хвост, проводя раскрытой ладонью по чешуям.

— Я в курсе, как я действую на тебя. Просто... не целуй меня больше, хорошо? Это... всё испортит.

Собираюсь поговорить на чистоту, без стеснения. И более того, если Аарон поцелует меня во второй раз, я же умру... Умру, но не отпущу его больше ни на миг, ни на день, ибо влюбленная русалка — это сродни концу света, то есть сулит неизбежный исход. Так мама твердила мне из года в год. А влюбленная фея, как говорил отец, — то еще проклятие, поскольку мы чувствуем за двоих, чувствуем вторую половинку. Не это ли случаем происходит со мной каждый раз, едва наши тела сближаются?

Но вампир предпочитает хранить молчание, ему неловко говорить об этом? Вместо ответа он, отвернувшись к озеру, произносит другое:

— Обязательно нужно было прыгать в воду?

Если он не хочет ни коим образом затрагивать тему нашей первой встречи, то ладно, так тому и быть. Не будем ворошить, только пусть прислушается — и не целует. Не нужно этого делать, потому как в таком случае придется, мой новый друг, брать на себя ответственность за свои маленькие "преступления". С тебя спрошу, если мое сердце разобьется! И не дай бог, ты тогда меня отвергнешь — я тебе это век не забуду!

— Да, Аарон, обязательно. Я же не знала, как ты себя поведешь, когда очнешься рядом со мной. Я стала бы для тебя... раздражителем, — нахожу более-менее пристойное название тому, кем бы я предстала перед возбужденным не на шутку вампиром. Поцелуя тогда точно было бы не избежать.

Потемневшие зрачки Даркнесса молниеносно перехватывают мой взгляд, а позже спускаются к моей тонкой шее с блестящими на ней капельками озера, к бирюзе на груди, рукам, по-прежнему напряженно-скользящим движением испаряющим молекулы воды в порах эпидермиса и между бирюзовыми чешуйками; переходит на талию, и наконец его внимание привлекает сияющий в лунном свете русалочий хвост.

— Ты красивая.

Кажется, будто сказал он это случайно. Бывает же, задумываешься и не осознаешь, в какой момент твой язык-предатель озвучивает за тебя твои же мысли вслух. Вот, думаю, с Аароном произошло то же самое.

— Забавно, ты говоришь это моему хвосту, — пытаюсь обратить всё в шутку, видя, что тот едва заметно смутился, нахмурившись. Такие эмоции — а я и не видела их никогда, ловлю вот завороженно каждое их отражение на красивом мужском лице. Тонкий шрам на виске ничуть не портит его, украшает даже.

— Нет, Делла, вообще-то я имел в виду тебя.

О боже, ты, смотрю, из тех мужчин, что не привыкли давать заднюю. Если что-то сказал, значит за это в ответе. Уважаю.

— Выходит, ты все-таки научился делать девушке комплименты. Похвально.

Ну и что с того, что он назвал меня красивой, это каждый второй мне скажет. Так что, Делла, это не признак его симпатии к тебе.

— Вчера тоже был комплимент. Просто я предпочел его завуалировать...

— Равнодушием, — заканчиваю я за него и меняю тему, пока мужчина не начал нести еще какую-нибудь прелестную чушь. Делла, закатай губу и не ведись на его невольные провокации. Он сам не понимает, какие обнадеживающие вещи говорит, а мне страдай потом и горькими слезами салон автомобиля заливай. Нет уж, спасибо. Не надо. — Так, слушай, отвернись, а. Через десять секунд исчезнет мой хвост, а щеголять совершенно голой перед самим ректором Академии Одаренных Марианны Карсонфли как-то не комильфо, согласись?

Лицо мужчины меняется, уголок губ нервно дергается, и он отводит глаза в сторону своего джипа.

— Жду тебя в машине, — бросает вдруг и рывком поднимается, отвернувшись и сунув руки в карманы черных джинсов, оставляет меня одну.

— Хорошо, — бормочу, озадаченная поведением вампира. Неужели я ему тоже нравлюсь?

Одевшись и в последний раз глянув на свое отражение в воде — отлично, вода привела меня в тонус, никаких мешков под глазами и красной сеточки на белках, лицо сияет и блестит свежестью, — спешу к машине Аарона.

— Готов? — Забираюсь на переднее пассажирское сиденье, начинаю ерзать от волнительного напряжения.

— Делла, я более не стану отвечать на подобные глупые вопросы. Немедленно открывай шею, мы и так уже кучу времени потеряли.

Не успеваю ни опомниться, ни протеста вымолвить, ни кроху сомнения, вампир решительно оттягивает ворот моей рубашки и без предупреждения впивается зубами в рану, одной ладонью придерживая мою шею, второй крепко прижимая меня к своей груди.

— А-а! Мне больно! Аарон!

И его рука в ответ на мой мученический крик напряженно застывает на моей спине, не дает вырваться, а затем начинает ласково поглаживать, словно бы успокаивая.

Проходит не меньше тридцати адовых секунд, прежде чем вампирские клыки вылезают наружу.

— Всё будет хорошо, Делла, — приглушенно рычит мужчина, сдерживая инстинкты и выплевывая в открытое окно, вероятно, ядовитую жидкость. — Боль вызывает действие яда на твои ткани, я максимально стараюсь обезболить, но эта гадость гораздо сильнее. Пожалуйста, потерпи еще немного. — И снова вонзается в шею, пока я не успела что-либо возразить.

Мои стоны постепенно утихают, поскольку концентрация яда в организме спустя долгих три минуты начинает стремиться к нулю.

Обессиленная, я обмякаю в руках Аарона.

— Получилось, Делла, мы успели, — умиротворенный шепот шелестит возле уха, но мне сложно ухватиться за смысл. Кажется, я отключаюсь, на краю сознания что-то бормочу, показываю на кармашек джинсовых шорт и полностью скатываюсь в спасительную бессознательность.

***

Я вмиг стала беззащитной перед мужчиной, что сейчас аккуратно скользит пальцами по моему плечу. И вместе с тем будто под защитой. Я не понимаю, как объяснить это чувство. Словно я... наконец-то могу не "бежать" больше этот дурацкий марафон жизни. Как будто мне есть, на кого положиться. На кого-то сильного.

Может быть, это и неправильно — доверять Аарону, но... у меня нет выбора и нет пути назад. Как нет и желания что-либо изменить. Ведь я могу в любой момент обезопасить себя, стерев моему новому другу память, воспоминания о себе. Но не делаю этого. Потому что... кажется, люблю его. Глупость какая.

Влюбилась в того, кто не знает такого слова, как "любовь", в совершенно не романтичного, жесткого и грубого, не умеющего быть вежливым и добрым. Однако, сегодняшнее — разве не доказательство тому, что он способен быть другим, более открытым и живым на эмоции? Проявил же в конце концов доброту по отношению ко мне, к незаконному чаду, фактически спас меня от смерти, тогда может есть шанс? Шанс, что мужчина так же полюбит меня? Порой его взгляд, та близость, которую он сам всякий раз создает между нами, сокращая расстояние и разрывая пространство, касаясь руками, дыханием, взглядом, голосом, — вынуждают верить в чудо, в такую желанную взаимность.

Тяжело не обращать внимания на такие, казалось бы, мелочи — невероятно редкая, но имеющая место быть теплота во взгляде, голос мягкий, обволакивающий и согревающий, касание рук, разжигающее во мне тихий ужас и страсть одновременно, дыхание, настолько близкое, что свое собственное безнадежно сбивается, настолько волнующее, что меня всю в дрожь бросает и сердце начинает биться о ребра как бешеное, — когда я уже примирилась со своими чувствами, когда открыла глаза на происходящее, когда поняла, что хочет сердце. Кого хочет так упорно.

Вот и сейчас Аарон бережно промывает мою рану морской водой, а я лежу в его апартаментах, в его роскошной ванне, белоснежной, большой. С хвостом и в лифовой бирюзе, обтягивающую грудь. Смотрит на меня так странно, мягко, будто даже ласково, что невыносимо хочется коснуться его лица, почувствовать его кожу под своей ладонью. Как тогда, в машине, когда был заворожен и не понимал, какую вожделенную слабость я себе дозволила, прикоснувшись кожей к коже.

— Как ты? Всё хорошо?

— Да, Аарон... Спасибо.

По правде сказать, та картина, какую мы с вампиром образовываем в эту самую секунду, вызвала бы у иных созданий приступ безудержного хохота. Потому что, в лучшем случае они бы решили, что их искусно разыгрывают, в худшем — что они сами тронулись умом, ибо сцена, где сильнейший, отнюдь не прослывший в народе доброжелательным и компромиссным вампир заживляет раны русалке, спокойно жующей свой честно оплаченный гамбургер, лежа в теплой приятной воде и облаках пушистой пены, — как не крути, неправдоподобна.

— Знаешь, я по-прежнему под впечатлением, Делла. Какая-то жалкая соленая вода, которой в океане... целый океан... — (смеюсь, ибо сравнения не получилось), — заживляет любую царапину на твоей коже.

— Ты никогда русалок не видел? — усмехаюсь, про себя же размышляя над тем, что ректор в очередной раз меня удивил: ради меня он нарушил правила Академии, применив отвод глаз, чтобы пронести меня, лишенную чувств, тайком в свою комнату. Прелестно, не правда ли?

— Я... нет, не видел. Их уже лет так двадцать не встретишь ни в Академии, ни на улице. А привычку гулять по дну океану, знаешь ли, как-то не завел, — тихий смешок, скупой, но я всё же подмечаю для себя эту милую роскошь. Она вносит в его черты некую веселость, или нет, не так, скорее Жизнь вносит. — И последнее общее собрание королевских представителей трех миров я не застал. Оно было давно, и с тех пор новшеств никаких не вводилось. А по случаю других маловажных целей ни король Грозар, ни его представители не выходят на сушу. Потому, как видишь, не видел.

— Ну не мог же ты в коконе расти и не прислушиваться к слухам. Да и, уверена, в книгах о нас написано предостаточно.

— Всё так, но... я не верил, знаешь? Мне всегда казалось, русалки специально преувеличивают свои возможности, выставляют себя неуязвимыми, дабы показать свое превосходство, выглядеть сильнейшими из сильнейших, ну или элементарно избежать возможных конфликтных ситуаций, вражеской агрессии, наперед вселив в других созданий уверенность в абсолютной неудаче подобных боевых действий. Теперь же выходит, то были не пустые слова и красочные легенды, вы действительно бессмертны там у себя, где кругом целебная вода.

— Аарон, не думай, что мне повезло. У всего, к сожалению, есть обратная сторона медали. Если есть позитив, будь уверен, ему противостоит негатив. — Облизываю пальчики. Всё, вроде больше я не голодна. Откладываю пакет с недоеденным куском на серебристую полку, поворачиваюсь снова к мужчине. — А мой заключается в том, что я не в океане, а на суше, и потому не могу долгое время быть раненой. Либо натворю что-то грандиозно-зрелищное из-за силового выброса. Либо временно сил лишусь. Ну или, что бывает намного чаще, в обморок грохнусь. Ты, кстати, это уже видел. Тогда, в подземелье я разодрала в кровь коленки, ты не учуял сразу, потому что я использую специальный парфюм, блокирующий мой запах, ну ты это, наверное, сам понял. А потом... — Вижу, он хочет что-то возразить или уточнить, но я предупредительно высказываюсь по этому поводу сама. — Нет, Аарон, беременной я не была. Эту легенду придумала Роза.

— Она знает, — понятливо кивает, хмуря брови.

Не знаю, правильно ли это — во всё его посвящать, но, как мне кажется, он бы сам рано или поздно догадался. Когда знаешь что-то одно, путем логических цепочек можно прийти к такому умозаключению, что порой нам и не снилось. А Аарон мужчина умный, которому сложить все пазлы — раз плюнуть. Поэтому смысла скрывать не вижу. Налаживаем, так сказать, доверительные отношения.

— Знает.

— Значит, она не против. — Кивает каким-то своим мыслям и, подцепив кармашек моих шорт, лежащих на ванной скамейке, убирает туда полупустой зеленый флакон.

— Ты о чем? — интересуюсь.

— Я никогда не говорил с ней на тему межвидовых отношений. Но с твоих слов ясно, что королева вовсе не против подобных союзов.

— А ты? — Отдернуть и прикусить язык не успеваю. Хотя, я бы все равно задала ему этот вопрос. Не сегодня так завтра или через месяц, год. Так к чему глупое безмолвие? Вот она возможность, Даркнесс сам и заговорил.

Аарон не произносит ни слова, смотрит странно, так пристально и мучительно долго.

— Почему ты молчишь?

— Потому что у меня нет ответа на этот вопрос.

— Но ведь это же просто. Да? Или нет?

— В будущем — да. В нынешнее время это несет в себе опасность.

Не понимаю.

— Какую? Что такие, как я, могут натворить? Я ведь не зло, Аарон. Меня не нужно бояться или ненавидеть, — шепчу, чуть повернувшись и оперевшись двумя руками о край ванной раковины. Вампир возвышается надо мной на целую голову, сидя рядом на кафеле у края.

— Ты права, — на мой шепот он тоже отвечает глубоким шепотом. Мне это мерещится, или черные глаза время от времени смотрят на мои губы? Между нами невыносимо мучительное расстояние, жалкие десять сантиметров — разве не идеальный повод для того, что бы закружилась голова? — Но... — сглатывает, — я имел в виду, что не полукровки несут опасность, а те, кто враждебно настроен против таких, как ты.

— Так значит... — Мое сердце непривычно греется его словами. На меня что-то такое находит, непреодолимое желание коснуться поцелуем его губ. По-моему, мои губы уже зудят в предвкушении. — Значит...

— Делла, если ты уже подлечила свои душевные раны, сушись и одевайся, я жду тебя в комнате. — Аарон резко отстраняется, и мне становится холодно.

Гад! Сбежал! Просто взял и сбежал!