Карма

Поздняя ночь. Из света — настольная лампа с теплым освещением. На кровати — множество листов со схемами тайных проходов Блэквуда, взятых у торнадо-Джинни, в центре которых расположилась Гермиона, окутанная ворсистым красным пледом. Окно продуваемо, отопление не работает, но ей не в первой спать в холоде. Жить в холоде. С промёрзлой душой. Ей так привычно. Ей так необходимо.

— Мне до сих пор не даёт покоя один вопрос, — она выглядела виноватой, неуверенной рядом с дочерью босса: трёт друг об друга руки, заламывает пальцы, отводит глаза. — Как ты поняла, что я из клановой семьи?

— Интуиция подсказала, — сухо ответила тогда Гермиона, перелистывая в руках потёртые страницы.

Интуиция, как же.

Гермиона солгала, разумеется. Джинни выдала себя не только такой нужной информацией о Генри, но и чёрной краской за ухом. Скорпион. Она не слышала об Уизли лишь потому, что, как оказалось, они принадлежат её клану. Её семье. Дядя Оливер наверняка отругал бы за неосмотрительность.

Но дядя Оливер далеко. Здесь некому читать ей ненужных нотаций.

Гермионе казалось, что та самая дыра в груди — чёрная, обгоревшая — пуста, не наполнена. С высосанной энергией, жизнью. Протяни руку, давай, не бойся. Дотронься. Прикоснись. Прошла насквозь? Да, забавно.

Казалось, что она похоронила вместе с Генри эмоции, залила бетон в сердце, чтобы не чувствовать. Чтобы не болело. Но оно вновь кровоточит. Прямо сейчас, когда Гермиона пытается запомнить каждую из схем. Не получается, в голове настоящий хаос, вертящийся вокруг двух имён. Генри. Малфой. Его слова о каком-то плане, каких-то стремлениях выйти из грязи. Абсурд. Полная чушь. Генри бы не стал, он был...

Каким он был? Давай же, расскажи, Гермиона.

Ты не знаешь обратной стороны его жизни в поместье. Может, его также тренировали? Лучший стрелок на факультете. Его тяжёлые шаги в сумраке ночи. Бинты, перевязки, синяки. Засохшая кровь в его комнате: на бежевом ковре и стенах.

Какая же ты идиотка, Гермиона. Наивная идиотка.

Ей до безумия хочется приехать домой, только чтобы узнать — это правда? Из него также воспитывали цепного цербера? Он терпел то же, что и она? Проходил через то же самое, через что прошла она. Разница лишь в том, что Генри не сломался под адским давлением. Генри улыбался, излучал тепло, ловил каждый момент и наслаждался им. А Гермиона... Гермиона сдохла, убила себя самостоятельно, и та крошечная надежда ушла под землю. С костьми брата.

Внимание против воли приходит к следующим фигурам на воображаемой шахматной доске.

Теодор Нотт. Конечно, он не знает о свадьбе, иначе его поведение в её сторону не было бы столь... равнодушным. Как минимум, он бы замечал её. Как максимум — Гермионе не хочется знать этот максимум. Она не уверена, что свадьба состоится, потому что не уверена в собственной сохранности — если только его поженят на иссохшем трупе. В гонке за правдой, за ответами, которые наверняка приведут её к чему-то поистине опасному, шансы на выживание значительно низки.

Грейнджер не покидает сомнение-ощущение, что она тонет. И чем дальше она зайдёт в поиске кровавой истины, тем глубже уйдёт под воду. Захлёбываясь.

Гарри Поттер. Назойливый, любопытный. Сующий нос, куда не следует. Не чувствующий опасности, угроз. И он, несомненно, также тонет. Ныряет глубоко, но двигается медленно.

— Послушай, это прозвучит странно, ведь ты совсем меня не знаешь, — в спешке говорил он, догоняя убегающую Гермиону в коридоре. — Ты можешь мне доверять. Здесь происходит что-то странное, и если ты расскажешь, что произошло, то я...

— Не лезь, Гарри, — она резко остановилась, сбивчиво проговаривала, задыхаясь от быстрой ходьбы. — Просто оставь меня в покое!

— Твоя татуировка! — он разозлился, видимо от её нежелания идти на контакт. Сжал руки в кулаки и строго смотрел изумрудами из-под прозрачных линз. — Я знаю о кланах, хоть Рон и считает меня идиотом, но...  Я хочу помочь, хочу узнать... я слышал твой разговор с Малфоем! Я...

— Поттер, — он вальяжно шагал позади, как тень. Бесшумно, незаметно. Руки в карманах брюк, на лице кривая усмешка.

— Не вопи как девчонка, а то не только Уизел, но и весь Блэквуд решит, что ты не в себе.

— Заткнись, Малфой!

Гермиона воспользовалась преимуществом. Сбежала, бросая короткий взгляд на остановившегося на её прежнем месте Малфоя. Он нарочно её спас? Избавил от необходимости объяснятся, а может намеренно — не только ей грозят всплывающие проблемы, ведь он такой же наследник, живущий на обратной, аморальной стороне, ведущий двойную жизнь. Этот разговор с Гарри завёл бы её в тупик. Кто он, что он из себя представляет? Знает о мафии. Рон считает его идиотом, скрывает правду. И Малфой явно намекнул, что да, от Гарри необходимо прятать информацию. Увидел татуировку... Опять вопросы. Гермиона окружена ими, воображаемыми вопросительными знаками. Они летят не мимо, а прямо в неё.

Много ли он слышал при её разговоре с Малфоем?

И какого чёрта он вообще посмел...

Она злится, мнёт в руках листы и опрокидывает остальные с кровати. Ей не нравится чего-то не знать. Быть в подвешенном состоянии. Быть неуверенной в чём-то. В ком-то. Достаточно убегать от источников, так охотно пытающих преподнести ей информацию. Мир уже рухнул и перевернулся, так почему бы не подстроиться?

Гермиона надеялась на собственную самостоятельность: придти, не привлекать внимание, узнать, убить. Но всё, чёрт возьми, пошло не по плану. Незнание и множество запятых выводят из себя, неимоверно изматывают.

Гермиона не может похвастаться запасом терпения.

Гермиона следует за эмоциями, за внутренними рычагами. Действует по наитию.

Поэтому Гермиона подскакивает с кровати, с силой открывает шкаф, накидывает поверх пижамы толстовку на пару размеров больше. Мужскую толстовку. Её носил Генри. И она до сих пор пахнет им, его одеколоном.

К чёрту.

Открывает чемодан, достаёт пистолет дяди Оливера и прячет в сплошной карман толстовки. Она должна продвинуться вперёд, расставить точки. Первая, с которой она начнёт — неясный план Генри.

— Хватит игр, — шепчет в пустоту, сжимая рукоять холодного оружия. Надёжного, тяжёлого. — Хватит полуправд.

Лунный свет проникает через витражные окна в коридор, освещает путь. Падает на стены; на её тёмный силуэт в капюшоне. Наверняка со стороны выглядит загадочно и... опасно. На улице спокойная ночь, слишком спокойная для того момента, что Гермиона так упорно откладывала. Отдёргивала себя, прислушивалась к внутренним наставлениям дяди.

Хватит.

Решила — это будет просто. Просто придёт. Просто добудет информацию. Просто доберётся до правды. Сольётся с безмозглыми пижонами богатеньких родителей, но своей тишиной она только выделялась из числа тех красоток-модниц, из основных проблем которых неподходящий цвет сумочки к туфлям.

Хватит.

За ней по пятам следует тревога, паника. Она уже покалывает на кончиках пальцев, повышает адреналин и ускоряет сердцебиение. Она долго готовилась, так отчего же тело так подводит сейчас? В груди начинает что-то вопить, низким голоском подсказывая развернуться. Убраться. Придумать новый план. Как учил дядя Оливер, тихо и без лишнего шума.

Хватит!

Коридоры мужского крыла пустынны. Общая гостиная тонет в запахе дорогой кожи и табака. Гермиона идёт вдоль изумрудных стен, стараясь не дышать. Не издавать лишнего звука, но кажется, что стук её сердца слышен даже за пределами Блэквуда. В самом конце гостиной, с правой стороны приоткрыта дверь, и чем ближе Гермиона подкрадывается к ней, тем отчётливее звучат стоны. Женские. Тихие. Они смешиваются с низкими, мужскими, хриплыми.

Она подходит ещё ближе, заглядывает в щель. Мир сужается до точки, глаза округляются от увиденной картины, а вздох застревает в горле. Замирает.

Малфой прижимает к стене Дафну Гринграсс. Её стройные ноги обвивают его бёдра, чёрное кружевное белье сползло на локоть. Его рубашка висит расстегнутой, обнажает напряжённые мышцы спины. Ритм жестокий, грубый, а звук... звук ударов от слияния тел эхом отдаётся о стены.

Жар.

Он поднимается снизу живота, обжигает щёки, сжимает горло. Она не может оторвать взгляд. Жадно, с каким-то маниакальным вниманием смотрит, как его пальцы впиваются в бёдра Гринграсс. Как капля пота скатывается по его позвоночнику. Как он сжимает челюсти, ускоряя движения. Дафна вскрикивает, запрокидывает голову с его именем на губах...

Пистолет в кармане становится раскалённым. Стыд? Гнев? Запретное любопытство? Она резко отходит назад, спотыкается о ковёр, но сохраняет устойчивость. Сердце вот-вот пробьёт рёбра, пока в голове кричит лишь одно:

Бежать. Сейчас же!

Она несётся к выходу, дышит сбивчиво, глотает воздух короткими вздохами. Перед глазами продолжает стоять интимная сцена, невольной свидетельницей которой она стала. На теле мурашки и мелкая дрожь. До двери остаётся пару метров.

Но уже поздно.

Теодор выныривает из-за колонны, как призрак, блокируя доступ к выходу из гостиной.

— Гре-е-е-йнджер, — в глазах хитрый блеск, на губах не менее хитрая улыбка. Больше похожая на кровожадный оскал.

— Какими судьбами? А! Я, кажется, по-о-о-нял, — вновь сладко тянет, кивает в сторону комнаты Малфоя, откуда продолжает доносится приглушённое дыхание. — Хочешь встать в очередь?

Вот же чёрт. Гермиона пытается собраться, успокоить заметно поднимающуюся грудную клетку, что так явно показывает... панику? Растерянность? Рука сильнее сжимает рукоять, чтобы собраться. Чтобы сконцентрироваться.

Из-за его спины возникает Блейз Забини. Двойное проклятие. Чёртовы прихвостни. Взгляд острый, оценивающий, пробегает полностью по её фигуре, стоящей перед ними. Взъерошенные волосы, неестественный румянец, выпуклость в кармане свитшота — Гермиона уверена, что от глаз мулата эти факторы не прошли.

— Проблемы, Грейнджер? — его голос ровный, на тон ниже обычного. Во взгляде мелькает враждебность, предостережение. — Пистолет — херовый аргумент для ночных визитов.

Она ведёт плечом, надеясь сбросить оцепенение. Пытается пройти мимо них, прорваться, но чувствует хватку на руке. Нотт ловит её за запястье, останавливает, улыбается ещё шире в ответ на нахмуренные брови и колкие глаза.

— Не спеши! Драко сейчас... занят, — он меняет интонации, имитируя хриплый голос и подходит ближе. — Но мы с Блейзи составим тебе отличную компанию! Расскажи, зачем пришла?

Его прерывает громкий вскрик Дафны. Гермиона опять неестественно вздрагивает. Жар сменяется ледяной яростью.

— Пошли к чёрту! — отдёргивает руку и вырывается, но Забини делает большой шаг вперёд, вновь перекрывая путь к отступлению.

— Карман, — он указывает подбородком на спрятанную в свитшоте руку. — Покажи её. Медленно. Или Тео проверит сам. Весело же будет, да?

— О, да! Я аккуратный, тебе понравится! Хотя, — она чувствует, как его взгляд скользит по задней стороне шеи, где всё ещё ярко фиолетовым горят следы от пальцев. — У тебя уже есть синяки, не понадобится проявлять нежность, — он тихо хмыкает, явно наслаждаясь от процесса. — Добавлю парочку новых. Думаю, ты не будешь против.

Она кусает губу до крови, смотрит исподлобья, пока тело трясётся от бушующего внутри урагана, сносящего какую-никакую выдержку.

— Ты меня не услышал? — никаких медлительных движений. Чистый импульс и напряжение. Достаёт пистолет и направляет дулом точно в голову Забини. — Я сказала прочь!

— Любишь играться с пистолетами, крошка-скорпиошка? А то как не посмотрю, ты всё с ними, — как-то утомлённо комментирует из-за спины Нотт. Да, Гермиона окружена. Да, её положение сейчас более чем невыгодно. — Если у тебя забрать его, то что ты будешь делать, м? Кто ты без оружия?

Гермиона не выдерживает. Что-то срывается в ней. Стреляет в потолок и шустро отшагивает влево, чтобы в поле зрения был не только Забини, но и чёртов Нотт. Перед её глазами. Их двое, она одна. Зажата. Но с преимуществом. Руки с пистолетом выставлены вперёд, прицел меняется с одного на другого.

— Ты чокнутая?! — вопит Теодор, и по его лицу бежит непонятная судорога. Нет, понятная. Гермиона видела её, знает, что она означает. Потому что сама сталкивалась с ней. С этим страхом: выстрела и пуль. Нотт боится?..

— Блять, сейчас придёт Снейп и... — Забини не успевает договорить. Замолкает. Торопливо-тяжёлые шаги вдали приближаются к дверям гостиной.

Проклятье.

Если её застанут в таком виде...

При таких обстоятельствах.

Шаги ближе. Гермиона внутренне съёживается, готовится к отчислению. Выговору. Позору. Фоновые голоса пропадают, она смотрит прямо на дверь, которая вот-вот должна открыться. Ощущает себя в вакууме, в самой что ни на есть глупой ситуации.

Дядя Оливер бы не оценил столь поспешного решения. Неразумно поспешного.

Кто-то вновь хватает её за руку, разворачивает и резким движением закидывает безвольное тело на плечо. Воздух вырывается из лёгких, пистолет выпадает из рук на пол, и она приходит в себя. Гермиона бьёт кулаками по спине, дёргает ногами, извивается словно змея, пока некто пинает с ноги дверь в чью-то комнату. Куда-то ведёт, пока мир кружится.

Шкаф, в который её поместили, пахнет дорогим одеколоном и деревом. Поставили, как тряпичную куклу и с силой оттолкнули вглубь. Большой, вместительный. Гермиона приходит в себя, моргает, но ничего кроме тьмы не видит. За дверцами слышен голос профессора Снейпа. Громкий, недовольный. Опять эта растерянность и страх. Гермиона не знает, что делать. Сидеть здесь или выйти? А вдруг её специально поместили сюда, чтобы эффектно продемонстрировать Снейпу?

Поджимает губы, делает осторожный шаг вперёд. Упирается во что-то твёрдое и... живое.

— Ни звука, Грейнджер, — вакуум растворяется в тихом шёпоте. Исчезает, и теперь она слышит его глубокое дыхание, голоса за дверьми. Чувствует запах пыли и секса.

Это он? Он поместил её сюда? Чтобы... что? Злится. Ну конечно, эта эмоция вжилась в неё настолько, что Гермиона, кажется, и не знает о существовании других.

Почему именно он?!

— Малфой, какого... — сквозь зубы, но непродолжительно.

Он толкает её к стене. Перекрывает рукой рот. Не сильно, но настойчиво. Слишком близко. Настолько, что его горячее дыхание опаляет вновь покрасневшее лицо. Робость, смущение, жаркая волна, окутывающая тело. По кругу. Эти картинки перед глазами, как он сжимает-ускоряет-кусает...

— Я сказал ни звука, — повелительные нотки, хрипотца. Гермиона теряется в острых ощущениях, но сосредотачивается на голосе разума. — Иначе Снейп вытащит тебя отсюда за волосы.

Безуспешно. Помещение трещит от напряжения, исходящего от них. До него можно прикоснуться, обжечься. Страх, адреналин, понимание того, что если их найдут... это только больше распаляет внутренний пожар. Гоняет жгучую кровь по венам.

Хватит.

Она пытается укусить руку, но его пальцы сильнее вдавливают щёки. Тело Малфоя прижимает к стене, не оставляя никакого пространства. Как тогда, в библиотеке. И как тогда, Гермиона понимает, что вдыхает раскалённый воздух. Дышит одним воздухом. С ним. Нервы щекочут грудную клетку.

Шаги Снейпа в комнате. Голос — ледяная глыба льда.

— Нотт. Объясните выстрел. Или завтра будете чистить канализацию Блэквуда.

Теодор лепечет полную чепуху про взорвавшийся баллон с лаком для волос, мол, истёк срок годности, профессор, а я пытался сделать укладку.

Гермиона выпрямляется, как натянутая тетива. Глаза — два блюдца с пляшущим пламенем внутри. Жар от кожи Малфоя доходит до её тела даже сквозь свитшот; бёдра интуитивно сдвигаются вместе. Сильно. Его пальцы на её губах ослабли, превращаясь из захвата в невесомые касания.

Что происходит?

— Дрожишь? — его шёпот касается уха, и Гермиона лишь плотнее прижимает бёдра друг к другу. Жмурится, стараясь думать о чём-то другом, но тело предательски льнёт к нему, просит большего. Невыносимая, мучительная агония. — От гнева? Или потому что чувствуешь, как я хочу тебя трахнуть? Прямо сейчас.

Это последний выстрел в голову. Разум отключается. Это... волнительно, жарко, жадно, мало. Мало. Недостаточно. Нагло. Коленки подгибаются, но его рука перехватывает её за талию, удерживая. Близко. Она не видит, но чувствует его нахальную ухмылку. Этот мерзавец играет с ней, доводит до точки кипения.

Откуда столько желания?

Его рука соскальзывает с губ вниз, к шее. Опять. Но не сдавливая, а обвивая, как ожерелье.

— Ты... извращенец, Малфой! — голос дрожит, смешанный с неприкрытой похотью и злостью. — Гринграсс недостаточно удовлетворила?

Он издаёт смешок. Высокомерный, в его духе. Другой рукой он отодвигает свитшот, больше оголяя шею. Зубы неожиданно впиваются в место, где пульс бьётся как птица в клетке. Гермиона глушит стон наслаждения, выдыхает тяжело, громко. Мурашками по телу, огнём в месте укуса.

— Подглядывала? — его рука с шеи переходит к её рукам: фиксирует над головой, прибивает к стене, отчего спина выгибается навстречу к нему. Как безвольная кукла, не оказывая сопротивления. — Как крыса? Снова.

Ладонью начинает водить по рёбрам, спускаясь ниже. Под свитшот. Гермиона сжимает зубы до боли. Что он себе позволяет?! Возмутительно! Невесомые касания по плоскому животу. Выше, к ткани бюстгальтера. Она задыхается-плавится-злится. Выгибается сильнее, чтобы не чувствовать его руки, но это действие лишь плотнее сближает их тела. Гермиона звучно вздыхает, чувствуя бёдрами выпуклость. Его вставший член.

— Ублюдок...

— Тише, Грейнджер, — с насмешкой в хриплом голосе. — Тебе ведь нравится...

— Забини! Почему пахнет порохом? — Блейз что-то неразборчиво отвечает, а шаги профессора Снейпа тем временем приближаются к шкафу.

Малфой замирает. Его дыхание становится таким же тяжёлым, влажным на её шее. Рука под свитшотом проводит по груди; другая сильнее сжимает запястья. Гермионе кажется, что это сон. Дьявольски несправедливый и ужасный сон.

Хватит.

— Слышишь? Он в двух шагах. Обнаружит нас — и твой отец переломает тебе позвоночник за связь с Малфоем, — он коленом раздвигает её ноги, вдавливает бёдра между её раздвинутыми. Гермиона прикусывает язык, лишь бы не взвизгнуть. Лишь бы не застонать. Эта смесь похоти, азарта, страха — сводит с ума. Он сводит с ума. Нарастающее безумие. — Выбор, Грейнджер: тихо стонать от того, что я делаю с тобой... или кричать от его пыток?

Гермионе не хватает воздуха, голова кружится, тело жаждет его. Наглого, подчиняющего. Она закрывает глаза, запрокидывая голову вверх. Жидкий металл льётся по венам. Ненависть к нему... и предательское желание прижаться ближе к его члену, почувствовать внутри.

Его рука сжимает грудь, боль смешивается с наслаждением.

— Ответ, Грейнджер, — приказом. Толчком бёдер вперёд. Её таз дёргается навстречу. Непроизвольно. Позорно. Он не видит, но её брови складываются в умоляющем выражении, а кисти рук сжимаются в кулаки.

Дышать. Необходимо дышать.

— Ты проиграла.

Он засмеялся.

В этом звуке отражается победа.