Unbound/Свободные

Это случалось уже во второй раз, когда Драко снова понимал, что аппарирует в поместье Малфоев после обсуждения с Грейнджер или же о ней.

В первый раз он был слишком взволнован и потрясён, чтобы вспомнить, в каком вообще отеле остановился. И прежде чем успеть принять какое-либо решение, он оказался в фойе дома своего детства. Это была чистая случайность, но, учитывая то, как прошёл его день, и свою усталость, он остался в своей старой комнате, пока Северус не появился спустя несколько часов.

Второй раз произошёл прямо сейчас.

Как и в прошлый, в Мэноре было темно и холодно, что напоминало Драко об его отсутствии в жизни. Он посмотрел на свои карманные часы, отметив время ― половина десятого. Драко ненавидел находиться здесь, и после длительного использования стен окклюменции и встречи с Грейнджер впервые за так много лет, ему нужно было хотя бы немного побыть одному.

Нет, не в одиночестве.

С кем-то — единственным человеком, которого Драко мог понять.

Драко хотел увидеть Нарциссу.

Пока он шёл через парадный вход и огромные залы, позволяя ногам вести себя прямо в сад, Драко начал ругать себя, проклиная разум за то, что позволил этому дню случиться. Он никогда не был чрезмерно эмоциональным; окклюменция использовалась именно для того, чтобы избежать этого. Он никогда не позволял матери видеть, как ему больно, как он борется и устает, но вот он снова идёт к ней.

Прохладный ночной воздух ударил его, словно это была пощёчина, от которой по телу пробежала дрожь. Он позволил двери закрыться за его спиной, оставаясь за пределами Поместья и внутри любимого места его матери.

Её сад с розами.

После смерти Нарциссы Драко чувствовал себя опустошённым, безжизненным и ненавидящим себя за то, что его там не было. Если он не смог спасти её, то он мог, по крайней мере, найти и забрать её тело, чтобы дать своей матери надлежащее место для последнего упокоения.

Но он этого не сделал.

Как только он вернулся домой, устав стоять на пепелище матери, и обнаруживая, что Люциус уже ушёл, Драко был близок к взрыву. Это было странное чувство — однажды в нём кипело так много эмоций, что он чувствовал онемение и пустоту внутри. Он никогда бы не подумал, что такое возможно ― тупая боль, но когда его мать была оторвана от этого мира и перемещена в следующий, она забрала с собой всё счастье и надежду Драко.

В ту ночь он позволил себе почувствовать всё. Он позволил себе взорваться.

Он швырял вещи в стены, разбивая вазы и стаканы, пытаясь извлечь хоть что-то из ненависти, которую он испытывал, и которая сжигала его заживо изнутри. Стекло было разбросано по всей комнате, хрустя под ногами. Он задавался вопросом, как это могло бы почувствоваться, позволив он себе порезаться ― заглушит ли физическая боль эмоциональную?

Драко вытащил все маски Пожирателей Смерти из шкафов, сорвал их с полки, где они так тщательно хранились, и в гостиную, бросил их на стол и позволил себе поддаться ярости эмоций, горящих в его венах. Сосредоточив всё, что накопилось в нём в тот момент: гнев, отчаяние, беспомощность, он направил их через палочку, позволяя ей подпитывать свою магию. Он лицезрел, как пламя охватило ужасные маски.

Он полностью разрушил стенки, утопив комнату в своих эмоциях, начиная с шестого года и до сих пор, разрушая по одной вещи каждый раз, когда чувствовал себя использованным, или обиженным, или неуверенным, или мстительным.

Он проклинал себя, поджигая занавески и говоря себе, что это только его вина, раз он не нашёл способа выбраться из дома раньше.

Если бы только он нашёл выход раньше. Занавески в комнате загорелись.

Если бы только он ответил на вызов, который поступил от Метки в тот момент, когда он получил его. Окно, выбитое из рамы.

Если бы только он сказал что-нибудь Тёмному Лорду, маски Пожирателей Смерти разлетелись в стороны.

Если бы только Драко вырвал её из клетки и сбежал ― огонь на столе ― ну и что, что они выследили бы его и его Метку? Нужно было только увести Нарциссу ― трещина, он обрушил потолок ― если бы его поймали, кто бы стал волноваться? Он с радостью занял бы её место.

Как бы сильно он ни любил свою мать, она была почти такой же упрямой, как и он сам. Каждый день Драко разговаривал с ней через клетку и свои закрытые веки, которые скрывали слёзы от её взгляда. Он попросил бы её уйти с ним, убежать и позволить освободить её, он мог это сделать, он знал, куда ей стоило пойти. Но каждый раз она отказывалась, снова и снова повторяя ему, что никуда не поедет без сына. Каждый раз он приходил в ярость.

Он позволил этой ярости взять верх.

Драко не осознавал, как сильно он захвачен своими эмоциями, пока не опустил руку с палочкой, тяжело дыша и задыхаясь. Он протянул левую руку, чтобы вытереть пот, выступивший на лбу. Провёл той же рукой по лицу, вытирая щёки и остальную его часть, а когда она стала мокрой, он понял, что плакал.

Безнадежность, которую он чувствовал в этот момент, была удушающей. Он опустил руки и оглядел комнату. Маски Пожирателей Смерти были разбросаны по комнате, некоторые из них были разорваны пополам или сморщены и сожжены, у других отсутствовали части, которые Драко не захотел бы искать. Он был так зол, что огонь, прорвавшийся сквозь палочку, опалил металлические маски, когда он смотрел, как они тают, стекая со столов на землю.

Мысли Драко на мгновение задержались на повторяющихся словах отца: «Малфои не плачут. Малфои не проявляют эмоций.»

Но в этот момент? В этот момент Драко отпустил себя.

Всё, что только могло гореть, было в огне. Драко остро осознавал этот двойной смысл в своём сознании ― сжигать всё, что попадалось на глаза, когда его охватили эмоции после трагической смерти матери из-за пожара, — но ему было всё равно. Это был самый большой душевный порыв, который Драко смог выплеснуть за столько лет.

И грёбаная борода Мерлина, это было так приятно.

Поэтому он прислонился спиной к стене, соскользнул вниз, уронил голову на согнутые колени и заплакал. Всхлипывая.

Он не знал, как долго позволил себе сидеть там, тихо всхлипывая, когда огонь потрескивал вокруг него, а стекло продолжало слегка сыпаться, разбиваясь и ударяясь об пол с оглушительным эхом. Драко обнаружил, что этот звук странно успокаивающий.

Возможно, прошли минуты, возможно, часы, пока, наконец, Драко не встал, вытер слёзы и лениво взмахнул палочкой, гася огонь и разбираясь в беспорядке перед ним. Затем он повернулся на каблуках, словно ничего и не произошло, закрыл за собой дверь, оставив свою вспышку позади и игнорируя её результаты.

Это был последний раз, когда Драко плакал о своей матери.

Когда Драко наступал на мягкую траву под своими ботинками, пробираясь ближе к могиле, которую положил так давно, он взял память о своей матери и эмоции, которые эти воспоминания несли за собой, и запер их в своём сознании. Запер их за прочными, непроницаемыми стенами, поклявшись никогда больше не позволять такой слабости одолевать его. Никогда не позволять другому человеку иметь над собой такую власть.

Драко всё ещё слышал голос отца. Независимо от того, как глубоко он закопал это в своём сознании с помощью окклюменции, оно всегда появлялось снова, как только он находился в самом слабом состоянии, слова дразнили его.

Малфои не плачут.

Малфои спокойны и собранны.

Ты всегда должен носить маску, Драко.

Не позволяйте себе быть уязвимым.

Никогда не сомневайся.

Не плачь!

Драко пытался заставить их замолчать, но слова преследовали его, пока он шёл по территории.

Наконец, Драко оказался рядом с маленьким надгробием, которое он поставил в саду Нарциссы той ночью. Он не вспоминал о своих действиях до создания могилы, но позволил себе подумать о предстоящем сегодня вечере. Это казалось правильным.

Он вспомнил, как хотел, чтобы всё выглядело аутентично, поэтому, выйдя на улицу после разрушения гостиной, он преобразил осколок стекла, который схватил, пока сидел и плакал, в маленькое надгробие для своей матери.

Это была простая короткая прямоугольная форма, ничего слишком грандиозного или высокого, но он чувствовал, что это понравилось бы ей. На нём он зачаровал, чтобы было написано следующее:

Нарцисса Блэк Малфой
Любимая мать, жена и ведьма
Мир не будет прежним без тебя.
Per Aspera ad Astra.*

Он всегда ловил себя на том, что улыбается латинским словам внизу. Это был способ Драко увековечить свои самые тёплые воспоминания с матерью, детские прозвища.

Я всегда буду любить тебя, моя маленькая звёздочка.

Драко нашел место рядом с её любимыми цветами, пыльно-розовыми гортензиями, которые, по её словам, напоминали ей о детстве и всегда появлялись, когда она устраивала вечеринки или торжества. Выкопав небольшую ямку, как раз достаточную, чтобы поместить надгробие и создать для него прочную основу, Драко сел на только что перевёрнутую землю в тишине, которая овладела его разумом и телом. Слишком много нужно было сказать, но не хватало слов, чтобы объяснить его чувства.

Это было то, что Драко часто возвращался и делал, то, в чём он находил утешение, что компенсировало недостаток, который его отец дал ему в ту ночь, когда узнал. Именно по этой причине он встретил Кикимера одной пасмурной ночью, когда самые тяжелые капли дождя падали и падали на него, делая одежду насквозь сырой.

Это был пятый раз, когда Драко посетил могилу своей матери, готовый объяснить свой день и то, что он чувствовал, как будто он мог выдержать еще немного.

Была половина десятого вечера, и Драко не ожидал, что кто-то будет в саду — Нарцисса была мертва, его отец был на задании в другой стране, а все домашние эльфы спали или убирались. Поэтому, когда Драко открыл стеклянную дверь, чтобы выйти наружу, он резко остановился, почти упав лицом вниз, когда увидел, как маленький эльф вытирает пыль с надгробия его матери и тихо всхлипывает.

Драко восстановил самообладание, молча спрашивая себя, почему ― как ― Кикимер был здесь, прежде чем прочистить горло, заставив эльфа обернуться. Его глаза расширились при виде Драко ― он не видел Кикимера слишком долго.

— Господин Драко! Господин Драко, я здесь, Кикимер помогает содержать могилу госпожи Цисси в чистоте! — Закричал эльф, резко контрастируя между тишиной ночи и сияющих звезд. Драко не мог не смягчиться, когда его губы изогнулись вверх, глядя на маленького эльфа перед ним.

Они сидели вместе, разговаривая друг с другом о Нарциссе, о своей жизни и о том, где живет Кикимер. Драко узнал, что Кикимер всё ещё верен семье Блэков, и теперь, когда Нарцисса ушла, Драко стал его новым хозяином. Драко рассмеялся над этим объяснением, зная, что Орден упустил это из виду. Он задавался вопросом, что ещё они игнорировали, если нечто столь очевидное никогда не приходило в их праздные маленькие умы.

Кикимер часто навещал их и разговаривал с ними обоими, всегда возвращая мысли Драко к первой ночи и тому, как легко было игнорировать дождь и ветер вместо хорошей беседы и легко получать информацию.

Сегодня, однако, не было ни дождя, ни слёз, ни свежевскопанной грязи.

Сегодня Драко сидел рядом с надгробием на своём обычном месте, на котором теперь росли короткие травинки, покрывавшие землю.

Было тихо, так тихо, что он мог слышать только сверчков и листья, которые хрустели под его весом. Драко позволил себе замолчать на мгновение, на мгновение, когда он попытался собрать свои мысли и всё, что ему нужно было выплеснуть. Он знал, его мать была бы здесь, чтобы выслушать. Она всегда была такой.

Наконец, Драко открыл рот, глядя на надгробие и позволяя грустной улыбке украсить его губы. Он сделал глубокий вдох и выдохнул.

— Прости, мама, — начал он. Обычно это было первое, что вылетало у него изо рта, как бы он ни пытался придумать разные способы начать или сказать что-то более важное, его разум всегда отключался и выпускал эти два слова.

Драко потребовался ещё один дрожащий вдох и выдох, прежде чем он смог начать снова, на этот раз собравшись сказать то, что он, наконец, решил выпустить.

— Я всё это делаю для тебя, мама. Я делаю.

Ветер завывал у него в ушах, проносясь мимо так же быстро, как и мысли в его голове. Тишина была такой оглушительной — настолько громкой в его голове и ушах, что разговор был единственным способом справиться с ней. Он был полон решимости объяснить свои мысли, выплеснуть эмоции, которые были закупорены и спрятаны. Он не позволит словам застрять в горле, так и не в состоянии увидеть дневной свет.

— Я сегодня встречался с Грейнджер, мама, — начал Драко, пытаясь найти способ медленно выпустить всё наружу, не желая, чтобы эмоции и мысли врезались в его ментальные стены и вырвались на свободу, хлынули, как водопад, и разрушили всё на своём пути.

Драко не получил никакого ответа, никакого усиления ветра или щебета птиц в ночном небе, поэтому он продолжил.

— Знаешь, она совсем другая. Такая же нелепая и самонадеянная, мама, ты бы её видела. Она ведёт себя так, будто собирается перехитрить меня, как будто это когда-нибудь произойдет, — Драко коротко и отрывисто рассмеялся, решая, что же глупее — говорить с могилой матери о Золотой Девочке или книжный червь в лице неё самой, который думает, что в состоянии соблазнить его.

— Приказ не оставил ей выбора в этом вопросе, я чувствую, что это действительно так. Она быстро согласилась и сегодня сказала мне, что отчаянно нуждается в информации. Как думаешь, она действительно верит, что они смогут победить? Она слишком сильна духом и это для её же блага. Но когда-нибудь её заднице придётся отплатить за это, извини за выражение, мам.

Ветер мягко пронёсся мимо него, и, как бы глупо это ни было, Драко не мог не думать о том, что его мать была этим ветром ― утешала его единственным способом, которым могла.

Время от времени, когда Драко чувствовал себя напряжённым, потерянным или нуждающимся в Нарциссе, он всегда находил какой-то элемент, склоняющийся именно к нему, находящий путь в его пространство и заявляющий о себе.

Однажды, когда пламя свечи, которую он зажёг, не стало таким высоким, как должно было быть, а наклонилось в сторону, к нему, и время от времени мерцало, Драко чувствовал себя так, словно Нарцисса была рядом, прижималась к нему и говорила своим мягким, шикарным голосом, чтобы он выпустил это, мама выслушала бы.

С тех пор он начал верить, что мать прислушивается к нему, когда он в этом нуждается.

Поэтому, как только ветер пронёсся мимо него, одновременно успокаивающий и печальный, Драко поймал себя на том, что улыбается, зная, Нарцисса его слушает.

Он больше говорил о Грейнджер, рассказывая матери о своих чувствах и мыслях, сосредоточив внимание на её странном поведении, которое никак не соответствовало тому, что он знал о ней в школе. Пока он говорил, ветер переменился и мягко подул в его сторону, как будто почти признавая его комментарии и опасения.

— Я делаю всё это для тебя, мама, надеюсь, ты это знаешь, — сказал Драко, повторяя свои прежние чувства в попытках углубить смысл и его предполагаемую серьёзность.

Мир был спокоен и тих, ни ветра, ни щебета, ни звука. Как будто в этот момент появился вакуум и забрал у Драко всё, что двигалось. Его грудь казалась тяжёлой, раздавленной под давлением фамилии на плечах. Теперь он был Хозяином Поместья.

Он сморгнул любые эмоции, которые пытались выплеснуться из него, и сделал короткий вдох.

— Я буду заботиться о тебе, — прошептал он, повторяя слова, которые обещал ей каждый день, когда она ещё была жива.

Он собирался выполнить своё обещание. Он будет заботиться о ней, заботиться о единственном человеке, о котором он когда-либо по-настоящему заботился и любил. Нарцисса была его миром, когда была жива, и после её смерти она никогда не переставала быть единственным, что поддерживало Драко.

Драко сделает для неё всё, что угодно.

— Я всегда буду заботиться о тебе.

* Per aspera ad astra - известное изречение, означающее «Через усилие к победе», «Через трудности к триумфу». Его авторство приписывается Луцию Аннею Сенеке, древнеримскому философу, поэту и государственному деятелю.

Примечание:
спасибо за поддержку!<3