Unbound/Свободные

Грейнджер выглядела ужасно.

Он потянулся назад и закрыл за ней деревянную дверь сразу после того, как та прошла мимо. Он уже успел решить её судьбу, хотя она, наверное, и не подозревала об этом.

Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и Драко сперва не узнал девушку, стоявшую теперь перед ним. Драко не понимал, как она смогла остаться такой же несломленной всезнайкой, какой была во время учёбы в Хогвартсе, но было видно, эта ведьма очень устала.

Грейнджер просто всем своим видом источала усталость. Смотрел, как она приближается к нему, слегка робкая, но стойкая и никогда не отступающая. Она находилась в напряженной позе, но глядя и анализируя его, расправила плечи.

Ему было интересно, сколько пузырьков Умиротворяющего бальзама она приняла, прежде чем пришла. Но, по-видимому, ни один из них не работал.

— Малфой. Я понимаю, ты хочешь помочь Ордену, — Драко услышал, как она наконец заговорила, пытаясь казаться уверенной и заставляя свой голос не дрожать.

Мерлин, он не слышал её голос целую вечность.

Голос был хриплым, будто она не пила воду весь день, а когда он лицезрел её в последний раз, ничего подобного не случалось. Он знал, что она была чертовски уверена в каждом слове, слетающем с её ужасных маленьких губ. Если бы она была чистокровной волшебницей, то смогла бы подчинить себе всю комнату своей манерой держаться.

Она больше не была такой, как прежде.

Она повернулась, осматривая комнату, когда Драко не ответил ей. Он просто наблюдал, как она разглядывает мебель в комнате — вряд ли здесь было бы что-то важное и далёкое от экстравагантности.

Когда Драко готовил хижину на следующее утро сразу после оповещения Северусом о согласии Грейнджер, он понимал, комната должна быть ничем не примечательной.

Маловероятно, что когда-нибудь он станет трапезничать прямо здесь или оставаться на дольше, чем еженедельные встречи с ней того требовали, но стол и стулья всё-таки казались необходимыми. Не хотелось заходить в одну большую пустую комнату каждую неделю, но также он осознавал, что не может чрезмерно украшать её — это не был дом, и определённо не тот дом, в котором Грейнджер будет оставаться с ним.

Почему-то эта мысль задела за живое.

Он был в доме наедине с Грейнджер, Золотой девочкой, и только несколько человек знали об этом.

Он заставил себя отогнать эту мысль, понимая, что стоит сказать хотя бы что-то, когда она обернулась и снова встретилась с ним взглядом.

У неё были такие карие глаза.

— Вы же понимаете условия? — спросил Драко хладнокровно, показывая всю свою власть над девушкой перед ним.

Теперь она принадлежит ему.

— Помилование. И я в обмен на информацию.

Его глаза впились в её в такой превосходной завязке для того, чтобы заставить её понять, сделать её своей.

— И сейчас, и после войны, — выдохнул он, наслаждаясь чувством превосходства, чувством чего угодно, только не этой тупой ненависти, которая постоянно кипела в его животе в ожидании возможности нанести ответный удар.

Драко не знал, как, по его мнению, она должна себя вести. Да, это несомненная правда, часть его аргументов в пользу выбора именно Грейнджер заключалась в том, что он знал — она не станет льстить ему, как многие другие женщины. Нет, наоборот, она будет бороться, спорить и поправлять его, когда он сделает ошибку или составит огромные предположения насчёт него. Да и с ней было бы весело поиграть. Неплохое развлечение. Если бы Орден дал ей задание соблазнить его, заставить помочь им сверх того, что он и так планировал, или что-то в этом роде, у неё не было бы и малейшего шанса.

Теперь Драко был холодным, оледеневшим и полностью поглощённым оцепенением. Никто, даже Золотая девочка волшебного мира, не смогла бы согреть его. У неё не будет ни единого шанса.

Поэтому, когда он снова услышал её голос, произносящий слова и так плохо скрывающий горечь о том, что отныне она принадлежит ему, и глупый болван «начальник» будет действовать как свидетель Непреложного обета, Драко слегка ухмыльнулся.

Он так сильно желал с ней как-то связаться — заставить бороться с ним за что-то и кричать на него, пока у неё не сядет голос. Хотел, чтобы она реагировала.

— В этом нет необходимости. Я поверю в твоё гриффиндорское благородство, если ты поклянёшься сейчас, — позволил себе сказать Драко, делая нерешительную попытку позлить её.

Он не ожидал, что она действительно поклянётся во всём, позволяя последнему слову слететь с губ, но вот она здесь, обещает, что всегда будет его сладкими словами я твоя и у тебя есть право моего слова.

Мерлин, было приятно снова обрести контроль.

Она заговорила прежде, чем он смог позволить разуму продолжить мысль о власти и контроле.

— Пока мы не победим, ты не имеешь право делать что-либо, что может мешать мне и дальше помогать Ордену.

— Ах да, — подтрунил Драко, оглядывая её с головы до ног, — ещё мне придётся убедиться, что я смогу сохранить тебе жизнь, пока всё это не закончится.

Её лицо напряглось от таких слов, и тон соответствовал этому.

— Хочу, чтобы ты поклялся в этом, — прошипела она.

Она отреагировала. Это был его шанс.

Ему было интересно, заметила ли она вспышку в глазах, когда он театрально положил руку на своё сердце и сказал:

— Клянусь. Я не буду вмешиваться в твоё приношение вклада в Орден.

Но на этом он не закончил.

Она уже всё показала — сразу реагирует на что-то столь незначительное, и теперь он хотел поиграть. Что нужно сделать, чтобы напугать Золотую девочку? Он хотел буквально вывести её из себя, дать понять, она принадлежит ему, и у неё больше нет свободы. Он хотел, чтобы мурашки пробежали по её коже, и она чувствовала дискомфорт как можно дольше. Драко должен был заставить её понять, кто здесь главный, а кто нет.

Грейнджер должна знать своё место, пока находится в этой лачуге.

Он цокнул и улыбнулся ей, прежде чем снова заговорил.

— Боже, но ты же меня подозреваешь, да? Беспокоишься, что всё это просто уловка с моей стороны, что мечтаю заполучить кусочек тебя до того, как закончится война и ты умрёшь. — Он наблюдал, как осознание и эмоции растекаются по её лицу, впитывая каждое слово.

Драко это нравилось.

— Не волнуйся, — продолжал он, — в знак моей искренности я не прикоснусь к тебе — пока что. В конце концов, я так долго ждал тебя в качестве своего приза, могу подержаться ещё немного.

Это был идеальный поступок, толкнувший её на место послушания, ещё больше скрывающий любые следы его истинных намерений помочь Ордену. Это было то, что он знал ещё до того, как связался с Орденом, — он просто не мог никому рассказать о своих истинных мотивах, чтобы они не имели возможности использовать мать против него. Это звучало слишком оборонительно, слишком интимно и предусмотрительно, но Мерлин знал, ему нужно держать свою мать в саду, созданном в его сознании только для неё. Он сделает всё возможное ради неё, только она и Драко должны знать об этом.

Позволить Грейнджер думать, что он желает её только как военный приз, обычную игрушку, занимающую его, было идеально, во что она и поверила. Он должен выглядеть так, будто у него нет слабостей, а Грейнджер просто не может как-то извлечь выгоду. Он знал, у неё мог бы быть хоть какой-то шанс завоевать его, но такое высказывание о ней только прочнее скрепило сделку.

Она ничего не ответила, и он продолжил.

— А пока можешь бежать обратно в твой драгоценный Орден с моей информацией и подкрепить моё нахождение в твоём прекрасном обществе.

Он наблюдал, как она стиснула челюсти и вдохнула, на мгновение убрав руку за спину, прежде чем положить её на место, рядом с собой.

После минутного молчания, когда Драко сумел догадался, что она пытается успокоится и подавить любые возражения или аргументы против, Грейнджер заговорила снова.

— Хорошо. Это — великодушно с твоей стороны, — выпалила она.

Драко улыбнулся и снова прижал руку к сердцу, придавая голосу оттенок фальшивого счастья.

— Ты даже не представляешь, какую радость мне доставляют твои слова.

Грейнджер прищурилась, глядя на него, обдумывая что-то, что она, казалось, еще не смогла понять.

В голову Драко пришла идея — такая глупая, такая идиотская, но в то же время очень забавная. Если он когда-либо мог сомневаться в желании Грейнджер поддерживать поток информации для Ордена, сейчас было самое время проверить это, и он точно знал, что намеревался сделать.

Он сделал вид, словно задумался и посмотрел в глаза Грейнджер.

— Но знаешь, — начал он, — может быть, тебе следует дать мне что-нибудь в надежде согреть моё холодное сердце? Воспоминание, ради сохранения моей... мотивации.

Грейнджер уставилась на него, Драко чуть было не сломался. Он держался от подступающего смеха, прежде чем накрыл его цементной крышкой, закрывая и интересуясь, как на это отреагирует Грейнджер.

— Чего ты хочешь? — Спросила она, и голос был таким же жёстким, как всегда, и, очевидно, она напряглась, думая о своем выборе.

Хорошо.

Драко должен был понимать, как много она готова сделать и как много готова отдать только за жалкие сведения для Ордена. Он так сильно хотел знать, какие мысли у неё сейчас, какие образы в её голове сохраняют тело спокойным, а голос не дрожащим, но то, в какое русло повернул этот разговор, поставило бы многое под угрозу.

Он просто хотел знать, в каком отчаянии на самом деле находится Золотая девочка.

— В твоём голосе нет особого энтузиазма. Я действительно обижен, — заявил Драко, надеясь дёрнуть рычаг и тем самым заставить Грейнджер сделать хотя бы что-то — сказать что-нибудь и остановить это.

— Хочешь, чтобы я поцеловала тебя или просто стояла здесь и позволяла дальше проклинать меня? — Спросила она тихо и медленно, глядя глубоко в его глаза.

Он больше ничего не мог с собой поделать.

Цементная крышка с треском открылась, и раздался смех, лающий смех, такой же громкий, как и тогда, когда он сидел в ожидании под контролем разума и голоса.

— Боже мой, Грейнджер. Так ты просто в отчаянии, — сказал Драко, будучи честным и произнося слова, прежде чем успел подумал над ними.

Она, должно быть, ожидала, что с этого момента он станет мучить её и насмехаться над ней, потому что единственным ответом послужило простое:

— Я здесь. Предполагаю, это было очевидно.

Драко на мгновение задумался.

Она сама призналась в этом прямо перед ним — она действительно была в отчаянии. Это может иметь для него большое значение. Теперь, когда он знал, что может заставить её сделать всё, что угодно, это было бы довольно весело. А она всегда будет возвращаться, неделя за неделей, проводя время с ним, в обмен на простой кусок пергамента?

Он мог бы бесить её, просто чтобы вывести из себя, вывести её из себя до такой невероятности, чтобы услышать крики, то, как она кричит на него и исправляет каждое неправильное слово, произносимое им. Борись и спорь с ней обо всём на свете: о нём самом, о Тёмном Лорде, Ордене и многом чем ещё.

Но что прямо сейчас?

Прямо сейчас Драко хотел увидеть, как она станет целовать его и вести себя так, будто действительно именно это и имела в виду, а не презирала каждую унцию него и всё, что он отстаивал. Он хотел, чтобы она целовала его и вставала на цыпочки рядом с ним. Он не позволит ей чувствовать себя здесь комфортно. Не позволит ей иметь ни малейшего преимущества перед ним. Он контролировал ситуацию — был главным, и это он диктовал каждое малейшее движение Грейнджер.

И теперь намеревался попросить у неё поцелуй.

— Ну, на сегодня у меня пожалуй всё. Давай посмотрим, на что способен твой рот, кроме как болтать.

Грейнджер посмотрела в ответ, и Драко видел, как сморщилось её лицо, страшась момента, который, как она знала, должен был наступить. Она выглядела так, словно её вырвет прямо здесь и сейчас.

Перед ним стояла такая прелестная леди.

Он улыбнулся, вынуждая её отказать и одновременно принять то, что он просил.

— Поцелуй меня, — потребовал Драко, подталкивая её дальше и заставляя протянуть руку. — В доказательство твоей искренности.

Драко не отступит — не предоставит ей право выбора. Он стоял на своём, не двигался, просто ухмыляясь и ожидая её действий.

Но она не двигалась, не действовала, не думала и ничего не предпринимала. Просто смотрела.

Он задавался вопросом, сколько долгих мгновений тишины поглотит их сегодня вечером, и как Грейнджер относилась к каждому из них.

Наконец она заговорила.

— Как бы ты хотел, чтобы я поцеловала тебя? — Спросила она не так тихо, как раньше, но словно мысленно готовилась подойти к нему и по-настоящему прикоснуться.

Драко наслаждался её страхом и нерешительностью.

Он пожал плечами:

— Удиви меня.

Именно тогда Грейнджер медленно приблизилась к нему, изучая лицо и, по-видимому, ища какую-нибудь лазейку. Он оглянулся, вглядываясь в её лицо, будто в первый раз.

Она была бледна, бледнее, чем в те разы, когда Драко видел её в толпе или рядом со слабоумными близнецами. Интересно, думал он, если она когда-нибудь получит солнечный свет, как часто будет покидать площадь Гриммо в неделю? Он никогда не видел её на битвах, но знал, она обычная целительница, которая всегда просто находилась внутри ежедневных исцелений людей, покидавших это место только для того, чтобы снова страдать?

Драко был уверен, она заметно похудела с тех пор, как он видел её в последний раз. Теперь она довольно худая, что он мог сказать не только глядя на её фигуру, но и скользя галлами по лицу.

Теперь она была намного острее, словно скульптор сделал бюст её лица из мрамора и установил его на шее. Такой острый и в то же время такой элегантный. Неземной. Утончённый.

Может быть, в другой жизни с её нынешней внешностью она могла бы стать балериной, исполняющей балетные танцы на сцене с отточенной техникой. Огни сцены освещали бы лицо, ловили каждый угол и резкий поворот, которые придавали ей такой вид, а зрители восхищались — восхищались бы тем, как она делала всё таким легким и воздушным.

Возможно, в другой жизни.

Потому что, когда Драко прошёлся мимо элегантных черт, к которым ещё не привык, он вспомнил о войне, отразившейся в глазах. Такая тёмная, проклятая и в то же время такая упругая. Глядя в глаза, Драко осознавал, она не сдастся, не откажется от своей стороны в этой войне. Она зажгла огонь в своих глазах, и, несмотря на все те попытки погасить, ослабить пламя и затушить угли, её огонь только поднялся и вырос в десять раз выше по сравнению с предыдущей отметкой, сжигая всё на своем пути и планируя уничтожить ещё больше.

Она не сдастся ни за что, поэтому, когда она скользнула руками по шее Драко, всё внезапно обрело смысл.

Драко поймал её взгляд и не смог сдержать внезапного и неотвратимого желания заглянуть в разум, понять её мысли и разобраться во всём, прежде чем она соединит их губы и судьбу.

Он не хотел, чтобы она чувствовала его в своем сознании; это разрушило бы момент, созданный им, и дало бы возможность отклонить просьбу Драко. К счастью для него, мысли Грейнджер легко находили на переднем плане разума, где он мог их видеть, понимать и передвигаться, не обращая на неё особого внимания. Таким образом, Драко мог видеть только её основные мысли без контекста или эмоций. Он не мог видеть прямо всё из памяти, как это могло бы быть, используя чистую и полную легилименцию, но он всё ещё оставался хоть как-то проинформирован.

Драко поддался искушению лучше понять её, может быть, только может быть, заглянуть и в истинные мотивы. Он заглянул слишком глубоко в её глаза, полностью погрузившись в море коричневого, которым была она, и позволив её мыслям втянуть его в себя. Была только одна мысль.

Фанфары в свете...

Она притянула его к себе, отвлекаясь от мыслей и возвращаясь к настоящему моменту, Драко просто ухмыльнулся в ответ, позволяя ей поцеловать его так, как она считала допустимым в данный момент.

Она придвинулась к нему чуть ближе и остановилась, когда её губы скользнули по его, не касаясь, но передавая маленькие угольки. Всё замерло, она легко дышала в пространстве между ними. Запах корицы и корня одуванчика вернулся к его носу, всплыл в разум и вплёлся в трещины окклюменционных стен, проскальзывая и проникая ещё глубже, оставляя след в памяти.

Он наблюдал, как её глаза обводят черты его собственного лица, и отвел взгляд назад, позволяя веселью остаться на нём.

Он снова поймал её взгляд, зная, что скоро будет поцелуй, и, будто не контролируя свой разум, почувствовал, как сознание снова скользнуло на передний план её мыслей. Как и в прошлый раз, Грейнджер думала только об одном. Но на этот раз всё было по-другому.

…но казнь происходит в темноте.

Потом она поцеловала его.

Чего бы Драко ни ожидал, это было точно не то. Несколько мгновений назад он задавался вопросом, насколько страстно она будет целовать его, насколько яростной и агрессивной ей нужно быть, чтобы выплеснуть весь свой гнев и ненависть к нему на его собственные губы.

Это было не то.

Нет, Грейнджер поцеловала его, нежно и медленно, продвигая свои руки дальше вверх по его шее и волосам, зажигая маленькое пламя на пути, которое чертили её руки. Она прижалась губами к его, углубляя поцелуй, который, Драко знал, не мог быть адресован ему.

Его окклюменционные стенки начали трескаться и ломаться от шёпота рта, прижатого к его собственному, когда её язык слегка коснулся его губ.

У неё был вкус морской соли и горький ванильный привкус Умиротворяющего бальзама, который, как он знал, она принимала.

Его разум, наконец, догнал тело, и он замер с губами Грейнджер, всё ещё двигающимися на его, прежде чем отстранился, будто огонь в её глазах начал распространятся, и она вспыхнула прямо там.

Он оглянулся на неё, пытаясь залатать стены в сознании, прежде чем какие-либо воспоминания или истинные эмоции начнут выплескиваться из трещин.

Он ожидал, что она просто возненавидит то, как её губы с силой и неохотой прижимаются к его губам. Какая-то маленькая часть даже задавалась вопросом, полностью ли она проигнорирует его просьбу, приблизившись к лицу и отказав ему в удовлетворении поцелуем.

Он оглянулся на ведьму перед собой и внезапно понял, что, возможно, ему следует что-то сказать. Ему нужно было нарушить молчание, тяжело давившее на комнату.

— Ты ведь не часто сражаешься, так? — Резко спросил он, проклиная себя за то, что не проявил хладнокровия и собранности.

— Да, большая часть моей работы происходит вне битв, — ответила она. Драко знал, что она была честна, исходя из той информации, к которой у него был доступ, и задавался вопросом, под каким же углом она ведёт игру, давая ему подлинные ответы на то, чем занимается на войне.

Когда Драко позволил своим цементным стенам заполнить пробелы, он не мог не спросить сейчас. Он хотел — нуждался — понимать то, что она думает о своём положении, и посмотреть, сможет ли он получить какое-либо полезное представление о её плане пребывания здесь.

— Ты обладаешь окклюменцией?

— Да. Грюм тренировал меня. У меня, конечно, не было большой практики в этом, но он сказал, что я довольно хорошо справляюсь.

Ложь.

Драко знал, что Грюм не мог обучить её, и, вероятно, правильнее было бы поверить, что это сделал Северус, так же как он помогал в обучении Драко.

— Что ж, это большое облегчение. Было бы проблемой, если бы тебя когда-нибудь взяли в плен и нашли бы детали нашего соглашения в твоём разуме. — Сказал Драко, серьезно глядя на неё, потому что, хотя он и приводил свои истинные доводы в пользу такого вопроса, было важно, чтобы она всё-таки не убила его.

Он рассматривал её, задаваясь вопросом, как долго она продержится и, как сильно он сможет надавить.

Он склонил голову набок и усмехнулся.

— Надеюсь, ты не возражаешь, если я сам проверю, насколько ты в этом хороша.

А потом он обнаружил, что смотрит ей прямо в глаза и погружается в мысли.

Он знал, что должен вывести ее из равновесия, швырнуть так сильно, как сделал бы любой другой, если бы её нашли. Он пробирался сквозь любые барьеры и стены, которые видел, толкаясь и царапаясь, будто не мог войти.

Он знал, что сможет.

Это была игра в кошки-мышки, и когда он услышал, как она вскрикнула от боли, толкая свои стенки против него и его силы, он остановился, вытащив своё сознание из её головы и позволив ей снова дышать.

— У тебя это на удивление хорошо получается, — сказал он, ожидая ответа и готовясь к новой атаке. Он знал, что застигнет её врасплох.

И это именно то, что произошло.

Её стены разрушились в тот момент, когда Драко снова проник в сознание. Потребовалось немного усилий, чтобы найти точку в стенах с достаточно большой трещиной и протиснуться, заставив всю эту чертову штуку упасть.

Драко двигался в её сознании со скоростью пули. Он чувствовал слабые попытки остановить его, такие отчаянные и безрезультатные. Грейнджер не смогла даже приостановить его.

Драко раздумывал, не заглянуть ли ей в голову, вытащить воспоминания о сегодняшнем дне или даже о том, когда она сказала «да», может быть, понять, почему она согласилась и что же думает о нём — думала ли она о нём?

Возможно, он мог бы посмотреть даже на её версию поцелуя с ним, которая теперь чувствовалась так, словно это произошло давным-давно. Он знал, каково это — потерять равновесие и оказаться в мире, где Грейнджер наслаждалась его поцелуями. Но что она чувствовала? Хотела ли она поцеловать его или просто выбежать за дверь, прежде чем её губы встретятся с его, и огонь охватит всю комнату, поглотив их обоих таким враждебным пламенем?

Он, однако, думал о себе лучше, возвращая мысли и приводя себя в порядок. Он снова выдернул себя из её сознания и увидел, как Грейнджер ахнула и схватилась за лоб в агонии и разочаровании.

Она не знала, что он так поступит, не знала, что он так резко войдёт и выйдет. Часть его любила держать её в напряжении, не позволяя ей ожидать чего-либо или узнавать каких-либо планов, которые у него могут быть. Но другая часть появлялась, когда Драко смотрел на эту ведьму, запинаясь и хватая ртом воздух с чувством раскаяния. Она колотилась в его груди, пытаясь распространиться по всему телу, прежде чем Драко остановил её, заговорив с Грейнджер и отвернувшись, чтобы она не могла прочитать выражение его лица.

— Это обычный трюк, — сказал он, стараясь дышать ровно и подавляя миллиметр вины, которую он чувствовал по отношению к девушке. — После интенсивной атаки, когда окклюменс думает, что всё сделано, он слегка расслабляется. И это прекрасная возможность проникнуть внутрь.

Она не ответила, тяжело дыша, но всё еще держась на ногах. Драко вдруг подумал, не злится ли она на него — была ли яростна за то, что он вторгся в разум без предупреждения.

Он продолжил:

— Если тебя когда-нибудь будут допрашивать по-настоящему опытные легилимены, ты никогда не сможешь удержать их одной лишь силой своих ментальных стен. Если бы ты была второстепенным членом Сопротивления, они, вероятно, просто убили бы тебя, вместо того чтобы пытаться проникнуть внутрь. Но ты член Ордена. Золотая девочка Поттера. Если они когда-нибудь доберутся до тебя, они, вероятно, приведут тебя прямо ко мне, или Северусу, или даже самому Темному Лорду. Боюсь, придется освежить твои навыки окклюменции.

Грейнджер заколебалась и на мгновение задумалась, прежде чем, наконец, заговорила снова.

— Как? — Спросила она хриплым и напряжённым голосом. Если раньше Драко думал, что она устала, то теперь Грейнджер была полностью измотана.

— Фокус в том, чтобы позволить им войти, — сказал Драко, ожидая ответа.

— Что? — переспросила она, уступая его ожиданию её неизбежного замешательства.

— Приложи немного усилий, но в конце концов притворись, что уступаешь. Как только они вторгнутся, дай им ложные воспоминания или просто отвлеки, притворяясь чем-то гораздо менее важным. Ты никогда не сможешь выбросить Тёмного Лорда из головы, но если он поймёт, что ты слаба, он одержит победу. Тебе придется отказаться от чего-то достаточно ценного, чтобы выглядеть правдоподобно. Тем не менее, это способ скрыть что-то наиболее важное.

Он смотрел, как она переваривает слова. Она молчала, и Драко не знал, было ли это из-за отсутствия нормального голоса или из-за её полного замешательства и непонимания игры. Он сомневался в последнем, так как знал, Грейнджер очень умна — она точно поймет, что он имел в виду и почему это действительно имело смысл.

Возможно, она ругала себя за то, что не подумала об этом до того, как он рассказал.

Он снова заговорил.

— Потрать время на размышления об этом. Например, я ищу информацию о Поттере, Уизли или Ордене. От чего ты могла бы отказаться, и что покажется тебе самым большим секретом, который есть? Легилименция — это всё равно что поджечь чей-то дом. Разум инстинктивно стремится защитить то, что важнее всего скрыть. Ты должна приучить себя делать обратное. Беги к тому, что не имеет значения. Потренируйся вытягивать эти воспоминания, будто ты их прячешь. А я попробую ещё раз на следующей неделе.

Краем глаза он увидел, как она кивнула, прежде чем посмотрел вниз, и его глаза встретились с чёрным кольцом, которое, казалось, сияло в свете флуоресцентных ламп лачуги. Оно было холодным на пальце, напоминая о его приветственном подарке — если захочешь.

Он сунул руку в карман и обхватил пальцем кольцо, которое на ощупь казалось ледяным. Драко подбросил его к ней, проверяя рефлекс и то, как ее разум следил за двойной атакой.

Грейнджер легко поймала его, с благоговением глядя на свою ладонь. Он вдруг подумал, не посчитала ли она его обручальным кольцом, и что это был его безумный способ сделать ей предложение в лачуге, в которой она принадлежала ему.

Её глаза снова встретились с его, и она посмотрела с удивлением и изумлением. Он задавался вопросом, может ли она волосы ещё говорить.

— Твои Протеевы чары с пятого курса вдохновили меня, — предположил он, возвращая ей некоторую форму авторских прав, прежде чем ухмыльнулся, поддерживая это заявление.

Её идея, его чары.

Он поднял правую руку, склонив голову влево и наблюдая, как её глаза следят за его движениями и останавливаются на таком же кольце, которое покоилось на его безымянном пальце.

— Оно будет коротко гореть, если мне понадобится встретиться. Дважды, если это срочно. И я бы очень советовал приходить быстро, если оно горит дважды.

Она надела кольцо на указательный палец левой руки, восхищаясь тем, как оно смотрится на ней, и рассматривая амулеты. Конечно, она, должно быть, заметила на нём чары невидимости.

Внезапно он почувствовал, словно каким-то образом оставил её, и обереги позади него и вокруг двери лачуги загудели, когда разум постепенно вспомнил ход мыслей.

— Если ты захочешь связаться со мной, здешние охранники дадут мне знать, когда ты придёшь. Но в остальном мы должны придерживаться графика. Есть ли время, когда ты можешь уходить, не вызвав подозрений?

— Я выхожу за ингредиентами для зелий рано утром во вторник. Я могла бы добавить ещё полчаса, и никто не обратил бы на это внимания. Семь тридцать подойдёт?

Он кивнул и мысленно отметил это, убедившись, что не следует назначать встречи или допросы так рано утром, хотя он знал почти с полной уверенностью, что её время будет работать на него. В любое время, когда бы она ни попросила, он бы мог найти себе работу.

— Если я по какой-то причине не смогу прийти, приходи вечером в то же время, — предложил он, находя себе дополнительное пространство для любых потенциальных изменений в плане, которые может начать вносить Тёмный Лорд. Он сомневался, что ему это понадобится, но подстраховка с учётом времени их встреч была разумной.

— А что, если я не смогу прийти? — спросила она, прерывая внутренний разговор, который он вёл сам с собой. Он встретился с ней взглядом, прищурившись и размышляя, насколько искренней она была.

Он задавался вопросом, когда она расскажет ему, что уже успела сделать для Ордена, и означает ли это, что он завоевал её доверие. Он знал, что в конце концов она позволит ему или, по крайней мере, ей будет удобно говорить с ним о жизни. Это был всего лишь вопрос времени.

Когда ответа не последовало, он предположил, что её вопрос всё-таки был искренним. Он дал ей нерешительный ответ, упомянув о периоде ожидания в пять минут или около того. В любом случае он узнает об этом заранее. Но это было совсем другое дело, когда ему удалось вернуться в Малфой Мэнор.

Она согласилась тоном более лестным, чем доска, на которой он стоял, звуча взволнованно и просто будучи готовой уйти.

Он предположил, что теперь может позволить ей удалится, раз она так отчаянно в этом нуждалась.

Он ухмыльнулся и достал свою палочку, быстро щёлкнув ею и схватив свиток пергамента другой рукой.

Он протянул его ей.

Окончательное предложение и отныне завершение их совместной встречи.

— Мой первый взнос, — протянул он, приглашая её взять свиток и отдаться ему в обмен.

Протянув руку, она обхватила пальцами противоположный конец свитка, отодвинула от него и развернула, чтобы увидеть часть скопированных чертежей и карт.

Он позволил разуму подумать о ней, обдумать это — свою новую жизнь. Помощь Ордену.

Что за мир.

— Я надеюсь, у Грюма хватит ума не использовать всё сразу, — сказал он, частично шутя, а частично спрашивая, зная, что Аластор не был самым быстро мыслящим в их группе.

— Твоя служба будет одной из самых тщательно охраняемых тайн Ордена, — сказала она, подтверждая ему то, с чем он уже столкнулся, перейдя на другую сторону в разгар войны.

— Ты бесполезен, когда твоё прикрытие раскрыто. Мы не будем рисковать.

Бесполезен.

Его цементные стены давили на разум, сдерживая мысли и эмоции от всей этой встречи.

Мерлин, ему нужно было выпить.

— Хорошо, — произнес он холодным голосом, не заботясь о том, как он звучит или как его воспринимают. — Тогда увидимся во вторник. Практикуй свою окклюменцию.

Драко не стал ждать, чтобы проводить её — он не позволит ей уйти раньше него и оставить здесь, в комнате, в которой она поцеловала его, а затем объяснила его единственное предназначение для драгоценного Ордена.

Бесполезный.

Не имея в виду никакой конкретной цели, Драко с треском исчез.