12.
Если бы Шекспир писал о тебе, ты была бы Джульеттой. С добрым взглядом и мягкими руками. Весь мир любил бы тебя.
Шарлотта Бронте могла бы сделать тебя сильнее. Она бы подарила тебе свободу, ведь ты всегда была птицей, запертой в клетке, а таким птицам необходимо петь.
Г.Ф. Лавкрафт описал бы тебя мрачнее. Он бы сделал твои руки бледными, а вены — похожими на целые реки. Он бы сделал тебя своим «лавкрафтовским ужасом» с глазами, чернее самой темной ночи.
Если бы Джон Китс писал о тебе, ты была бы зелёным цветом. Зелёным с завистью, зелёным, как свежие листья травы под солнцем. Твоё сердце билось бы со скоростью света, а всё твоё тело превратилось бы в поэзию.
Чарльз Диккенс написал бы о тебе шёпотом исповеди. Он бы описал тебя с любовью, надеждой, страхом и верой. Ты была бы для него целым миром.
Если бы Льюис Кэрролл писал о тебе, он бы сделал тебя безудержной. Он бы создал тебя с кукольными глазами и румяными щеками. Ты была бы его дневником с метафорами и шкатулкой с небылицами.
Ф.С. Фицджеральд заставил бы тебя пылать. Ты была бы разрушающим огнём, окутывающим золото, и льдом, покрывающим одиночество. Прекрасное смешение роскоши, скал, воды, костей, а также всего того, из чего сделаны ночи.
Но ты прячешься в собственных строках. Погребаешь себя в созвездиях и топишь в сером отражении луны. Ты слишком просто описываешь себя, пока все писатели, которых ты читаешь, создали бы из тебя произведение искусства.
Я не писатель. Но я намереваюсь вскрыть твои вены, раскроить твою кожу, чтобы выпустить ту кровавую красоту, что сокрыта внутри тебя. Я — сам дьявол, и всё красивое принадлежит мне.
***
В начале ноября погода сильно испортилась. Холодные снежники уже летели. Расположенные вокруг замка горы сменили зелёный цвет на серый, озеро стало напоминать заледеневшую сталь, а земля каждое утро белела инеем.
Дни для Гермионы прекратили своё размеренное течение. Теперь время мерилось другими величинами: до урока зельеварения всё было как в тумане, мешалось и не задерживалось в памяти, но с появлением зельевара прояснялось, становясь кристально чистым.
После Хэллоуина они виделись всё реже и реже, а отработки проходили в основном в молчании. Неловкость так и витала в воздухе, дурманя бедных Северуса и Гермиону. Они старались не встречаться взглядами, но иногда девушка всё же позволяла себе наблюдение за своим зельеваром (в мыслях ей нравилось называть его именно так). Снейп же то украдкой поглядывал на неё на занятиях, то находил её макушку в Большом зале, то наблюдал за ней из окна, когда она гуляла или читала под ивами у озера.
Гермиона всё ясней начала осознавать, что её необъяснимо влечёт к Снейпу. Теперь каждое его действие, будь то просто взгляд или небрежный жест рукой, имело значение. Она сохраняла в памяти все слова, образы и запахи, смакуя, смакуя, смакуя.
В какой-то момент Гермиона поняла, что от Снейпа пахнет яблоками. Должно быть, искушение пахнет именно яблоками. Запах был сладковато-летний, немного пряный, точно яблочный штрудель с корицей и мёдом, и девушка никак не могла понять, почему хмурый мастер зелий так пахнет. Ведь окружали его только склянки да колбы, спирт, травы, сырость и многое другое, что точно не могло пахнуть пряной немецкой выпечкой.
Однажды, где-то в середине ноября, мисс Грейнджер опять любовалась пейзажем на Астрономической башне, думая, правда, о профессоре, и в тот вечер встретился ей Альбус Дамблдор. Он всегда обескураживал девушку своей удивительной способностью переворачивать слова, придавать им новый смысл, ведь они, по его отнюдь не скромному мнению, наш самый неиссякаемый источник магии, способный одновременно причинить боль и вылечить её.
— Мисс Грейнджер, добрый вечер, — мягкий голос Дамблдора.
— Профессор? — она несколько удивилась его появлению.
— Не ожидал Вас здесь увидеть, — он говорил совершенно спокойно, но хитрые искорки в глазах выдавали Альбуса с головой. — Как Ваши дела? — он весело улыбнулся.
— Хорошо.
— Замечательно. Я заметил, что Вы часто бываете в кабинете зельеварения. Планируете связать с этой тонкой наукой свою жизнь?
Девушка смутилась.
— Ещё не знаю. Но...но...на самом деле, профессор Снейп назначил мне отработку на целый месяц, вот я и...
— Да, Северус такой, любит он наказывать своих учеников. Правда, обычно на плечи мистера Филча ложится обязанность воспитания. Вы — исключение.
Она непонимающе смотрела в его добрые голубые глаза. Морщинки аккуратно обрамляли их.
— Цените свои привилегии, мисс Грейнджер. Северус очень ранимый, хоть и тщательно скрывает это.
— Почему Вы это говорите?
— Да так... откровения старого волшебника, — он опять хитро улыбнулся. — Доброй ночи, мисс Грейнджер.
И Альбус Дамблдор исчез. Так же загадочно, как и появился.
***
Гермиона нервничала. Её ждала последняя отработка с профессором Снейпом. Она боялась этого дня как огня, потому что больше этих встреч наедине не будет. Не будет разговоров, взглядов, редких касаний, ничего. А вдруг он больше не вспомнит обо мне? Фантазия Гермионы рисовала множество картин, и каждая из них пугала девушку своим грядущим одиночеством.
Снейп же был абсолютно спокоен. Да, он понимал, это последняя их встреча. Официально последняя. Он не собирался упускать то, что хотел. И он возьмёт то, что хочет. И плевать, что там думает Гермиона, Макгонагалл или Дамблдор. Он — хозяин в своей жизни и намеревается стать им в её жизни.
— Мисс Грейнджер, Вы рано сегодня, — он отворил перед ней дверь, впуская в освещённую камином комнату.
Она как обычно расположилась на диване.
За окном, по аспидно-черным стеклам хлестал дождь, но в комнате было светло и уютно. В камине пылал яркий огонь, поленья потрескивали, и ураган сомнений, бушевавший в сердце девушки прежде, улёгся. Чувство защищённости разлилось по телу.
— Вина? — Снейп лукаво сощурился.
— А разве преподаватель может предлагать алкоголь студентке? — Гермиона тоже не была настроена сегодня на серьёзный лад.
Северус усмехнулся.
— Белое или красное? — он подошёл к небольшому шкафчику и, произнеся какое-то заклинание, открыл дверцы.
Эта была его личная коллекция вин. Зельевар был ценителем хорошего алкоголя, а вино — верхом изысканного наслаждения.
— Я плохо разбираюсь в этом, сэр.
— Знаю, поэтому выберу сам, — и Снейп выудил из шкафчика две изящные бутылки вина.
Наколдовав на круглом кофейном столике два бокала, он разлил благородный напиток — один сосуд белый, второй — красный.
— Я решил, что Вам подойдёт Рислинг, — он самодовольно потянулся к своему бокалу с ярко-бордовым вином.
Гермиона же неуверенно отпила маленький глоток из своего. Белое вино разлилось во рту, немного терпкое, душистое, тёплое.
— Рислинг?
— Да, мисс Грейнджер, это благородный сорт белого винограда. Высоко ценится за сложность ароматов и способность вин к длительной выдержке. Вы пьёте молодое сладкое вино. Чувствуете зелёное яблоко, персик, абрикос, дым и лайм?
— Очень тонко, — только и смогла сказать Гермиона.
Она пила и раньше, но никогда — с такой философией.
Мышцы в теле расслабились, в голове — приятная туманность.
— А что Вы пьёте, профессор?
— У меня вино из сорта красного винограда Мерло, вечного спутника каберне по «бордоскому» бленду. Мерло мягкий, бархатистый и сочный. Классические нотки сливы, чернослива, табака, кедра, специй и шоколада. Немного фруктовое, но чудесно роскошное.
Мисс Грейнджер впервые видела Снейпа таким. Расслабленным, довольным, изысканным, галантным, под стать напитку в бокале. И он ей нравился.
Северус украдкой наблюдал за ней. Её пухлые губы, аккуратно коснувшиеся прозрачного стекла, движение жидкости в её горле, нежная шейка, румянец на щеках от терпкого вина. И, конечно, душистая лаванда, витающая в воздухе.
— Профессор, можно задать Вам вопрос?
— Вы же знаете правила, мисс Грейнджер. Только если У Вас хватит смелости отвечать на мои вопросы.
— Но я не понимаю, что может быть Вам интересно во мне?
— Не романтизируйте, мисс Всезнайка. В этом учебном году Вы были похожи на растёкшееся серое пятно, совершенно безэмоциональное. Вы изменились после войны. И мне было любопытно, как долго Вы будете играть эту комедию сломанной куклы.
— Комедию? То есть Вам смешно? — её обидела его несерьёзность. Она страдала от поствоенной депрессии, а его это забавляет! — Вы на мне психологические эксперименты ставили?
— Не драматизируйте. Меня забавляло злить и раздражать Вас, мисс Грейнджер, заставлять Вас нервничать или смущаться.
Она задохнулась от возмущения.
— Я Вам не игрушка.
— С чего Вы взяли? Вы — моя студентка, чьё невыносимое всезнайство мне приходилось терпеть почти семь лет. Да и ко всему прочему Вы выскочка, жаждущая внимания. Я считаю себя в праве отыграться на Вас.
— Да как Вы смеете?!
Гермиона со звоном поставила пустой бокал на столик и возмущённо встала с дивана.
— Если Вы не воспринимаете меня всерьёз, то мне больше здесь делать нечего.
И она быстрым шагом направилась к двери. Но уже через секунду её схватили за руку и вжали в ближайшую стену.
— Вы никуда не пойдёте, — дурманящий баритон, сладкий шёпот прямо на ушко.
Снейп вжимал Гермиону в стену своим торсом. Он властвовал над юной девушкой.
— Отпустите меня, — пискнула мисс Грейнджер.
— И не подумаю, — раздраженно прошептал Северус и на выдохе наконец коснулся своими губами её губ.
Он завладел её ртом. Был грубым и властным. Чуть прикусил нижнюю губу девушки, оттянул, а потом опять целовал, целовал, целовал.
Мастер зелий ожидал чего угодно: криков, укусов, ударов, но точно не того, что гриффиндорка ответит ему с не меньшим жаром.
Его правая рука лежала на её талии, а левая сжимала бедро, не давая ни одного шанса отступить.
Мир девушки сузился до жарких губ, запаха алкоголя, его рук и чувства беспомощности в этих самых руках. Возможно, именно этот момент она в будущем назовёт самым счастливым.
Снейп тягуче-медленно отстранился от неё, легко проведя языком по её полуоткрытым губам.
— А теперь можете идти. Вы свободны, мисс Грейнджер. Но только до утра.
Она зачарованно кивнула и вышла.
