Даже после смерти...
Юг.
В отличие от морозного севера, здесь пыль под ногами воинов уже окрасилась в буро-красный, а раскалённый воздух дрожал от напряжения. Здесь не было снега, не было дождя, только зной, пот и запах железа, смешанный с потом.
Герцог южного фронта, мужчина с густой чёрной бородой и глазами, полными ярости, стоял на склоне холма. Его голос был тяжёлым, но резким, как удар топора:
— Запомните, ублюдки. Мы не герои. Мы не легенды. Мы — щит. Щит, за которым сейчас имперские каменщики кладут каждый кирпич в стене Халас. И если вы хотите, чтобы ваши дети увидели завтрашний день — стойте. Стойте, пока не сотрётся подошва, пока не лопнет магический кристалл, пока не останется только пепел.
Он вскинул руку.
— ВОИНЫ! ЗАЧЕМ МЫ ЗДЕСЬ?!
— ЧТОБЫ УМЕРЕТЬ! — в унисон рявкнули сотни глоток.
— Я ВАС НЕ СЛЫШУ!
— МЫ ЗДЕСЬ, ЧТОБЫ ПОГИБНУТЬ ВО ИМЯ ИМПЕРИИ! ЗА ФАРЕНТИЮ!
В этот момент земля задрожала — не от крика, а от приближающейся армии Хейдзании. С юга надвигались массивные чудовища, словно живые башни из плоти и стали. Они шли медленно, их глаза светились ядовитым светом, а за ними — орды мерзких тварей, чьи формы невозможно было полностью разобрать: перекрученные, изуродованные, будто сам кошмар дал им жизнь.
— Первый рубеж, встать! Маги — зарядить! Ассасины — по флангам, под землю!
Мгновение — и всё вспыхнуло.
Огненные шары, молнии, потоки магической энергии взрезали воздух, ударяя по наступающему врагу. В ответ — грохот, рёв, и встречная волна магии, вызванная тёмными чародеями Хейдзании, стоявшими на холмах позади.
Южный фронт оказался в пекле. Танки со щитами шли вперёд, заслоняя магов от летящих костяных снарядов. Целители кричали заклинания, изо всех сил пытаясь сохранить жизни тех, кто падал под ногами чудищ.
— Второй щит прорван! Готовьте третью линию! — донеслось до герцога.
— Шестая рота, сдержать фланг, любой ценой! — не моргнув, бросил он.
И шестая рота пошла. Ни один не дрогнул. Ни один не вернулся.
Они стояли, чтобы монстры не дошли до центра. Чтобы у Войда была возможность держать главный путь. Чтобы северные отряды могли не пасть под боковым ударом.
Юг горел. И вместе с ним горели сердца тех, кто поклялся стоять до конца.
И в этот самый миг, когда казалось, что они вот-вот падут — над всем полем пронёсся глухой, чудовищный рев. Он не был похож ни на один крик зверя, ни на голос человека. Он был… чужой. Живой, но мертвый.
Это было эхо Куайриуса.
Императора Хейдзании.
Он ещё не воскрес. Но он чувствовал бой. И каждый его отголосок давал монстрам новые силы.
— …он приближается, — прошептал кто-то. — Мы это чувствуем. Он скоро… вернётся.
И на юге, и на севере, и в сердце — на центральном фронте, воины почувствовали это дрожание воздуха. Тень, нависшую над полем битвы.
В этот день ещё никто не пал. Но все знали — завтра будет хуже.
На завтрашнем дне всё было отвратительно. Небо будто потемнело навсегда, и даже солнце не горело, а просто смотрело сверху с мёртвым безразличием. Из трёх тысяч бойцов, сжавших зубы и вставших на защиту Фарентии — осталось всего 1587. Они были покрыты кровью, копотью и пеплом.
Шрамы — не только на теле, но и на душе.
Каждый удар, каждое падение товарища оставляло в них дыры глубже любого оружия.
— …они прорываются… — прошептал один из магов, держа в руках едва светящийся кристалл. — До стены осталось меньше километра…
Солдаты стояли плечом к плечу. Маги, уже обессиленные, пили последнее зелье. Целители срывали повязки со своих ран, чтобы наложить их на других. Ассасины молча точили лезвия, зная, что уже не будет приказов — осталась только воля.
И вдруг...
Лужи крови на поле начали шевелиться.
Они не испарялись, не стекали — они двигались.
Рядом с каждым павшим — кровь прилипала к трупам, словно оживая.
Их любовь к родине была настолько сильной, что даже после смерти их тела поклялись защищать Фарентию
Первый поднялся танк. Его шлем был расколот, а грудь пробита клинком монстра. Он не дышал, не кричал. Но его тело поднялось — медленно, но с нечеловеческой решимостью.
Вторым встал маг — без руки, с выжженным лицом, но кристалл в его ладони снова засветился.
Один за другим мёртвые начали вставать.
Они не были нежитью. У них не было душ. Но... была любовь к своей земле. Настолько сильная, что даже смерть не смогла их остановить.
Их глаза были пустыми, но движения — уверенными. Они не шли как зомби. Они шли как воины. Те же, что стояли вчера. Те, что кричали: "МЫ ЗДЕСЬ, ЧТОБЫ ПОГИБНУТЬ ВО ИМЯ ИМПЕРИИ!"
— Они… встают... Они не умерли... — прохрипел молодой мечник, упавший на колени.
Герцог центрального фронта стоял, сжав кулаки, и молча смотрел на происходящее. Он понял.
Это не была магия.
Это была воля народа.
Тела, в которых больше не было жизни, всё ещё защищали стену Халас.
На задней линии кто-то дрожащим голосом прошептал:
— Небо... это знак?
— Нет... Это ответ. — сурово сказал маг старой школы, вытирая меч от крови. — Ответ на верность.
И когда враг снова пошёл вперёд, надеясь добить оставшихся — он столкнулся не с половиной армии.
Он столкнулся со всеми тремя тысячами. Живыми… и не очень.
В этот день история изменилась.
Потому что даже смерть — не смогла победить их любовь к Фарентии.
Марк, стоящий в тени великого дерева-Оракула, наблюдал за всем, затаив дыхание. Он больше не чувствовал, как под ногами шуршит мягкая трава, как ветер слегка качает листву на парящем острове. Он уже не чувствовал себя посторонним.
Он смотрел, как воины поднимались из крови. Как живые, и мёртвые, и те, кто уже едва держались — вставали вместе. В одной шеренге. Ради одной идеи.
— Это… — прошептал он, не веря в происходящее. — Это невозможно…
Сердце начало биться чаще, горло сжалось, будто кто-то сжал его изнутри. И вдруг…
из глаз потекли слёзы.
Без предупреждения. Без громких рыданий. Просто… текли.
Он не плакал даже тогда, когда оказался в другом мире. Не плакал, когда узнал, что ему придётся стать героем. Не плакал, даже когда чуть не погиб на 20 этаже подземелья.
А сейчас — он плакал. Потому что впервые понял, что значит жертвенность.
Что значит быть воином не ради силы, а ради земли, которую ты любишь.
Что значит защищать, даже когда ты… умер.
— Вы… — прохрипел Марк, и сжал кулак, — вы не были героями... вас никто не возвысил…
Но вы были лучше любого героя.
Он упал на колени перед проекцией поля битвы, и, как будто по привычке, прошептал:
— Прости… что родился слишком поздно.
На лице Марка не было истерики. Только покой и слёзы. Как будто что-то внутри него изменилось.
Марк больше не был просто школьником.
Теперь — он знал, ради чего жить. Ради чего сражаться.
И он поклялся, глядя на бойцов, живых и мёртвых:
— Я не позволю им вернуться. Ни Куайриусу, ни его тени. Пока я жив — вы не умрёте зря.
…И среди всего этого хаоса, среди лязга мечей, криков умирающих, рычания чудовищ и шепота мёртвых, вставших с земли, внезапно пронесся образ.
Лёгкий ветерок коснулся лица Марка, как когда-то — её руки.
Её голос эхом промелькнул в голове.
— Ты слишком серьёзно ко всему относишься… улыбнись хотя бы раз, глупый.
Марк сжал кулак.
Он вспомнил.
Он вспомнил её.
Ту, кого он любил всем сердцем.
Ту, что была ярче солнца и свободнее ветра.
Ту, что исчезла без следа в его прошлом мире.
Без причины. Без прощания. Без единого ответа.
Они мечтали вместе сбежать куда-то — на край света, подальше от людей, подальше от шума, где был бы только он и она… и море, которое ласкает берег.
Но однажды она просто исчезла. И с тех пор — лишь пустота.
— Я поклялся… — прошептал он, глядя сквозь проекцию в бой, будто видя её среди солдат, — что больше никогда не позволю себе быть слабым. Не позволю потерять то, что важно.
Слёзы капали на землю. Но теперь в них было не только горе.
В них было решение.
— Это больше не просто война. Это… моя дорога.
Я защищу этот мир.
Я найду её.
Я больше не потеряю никого.
И в этот момент, Марк поднялся с колен. Его взгляд стал другим. Глубоким. Твёрдым. Холодным, как лёд.
Он был готов.
Готов встретить Императора.
Готов спасти Войда.
Готов узнать правду.
И, быть может… когда-нибудь, в конце пути — он снова найдёт её.
Вдруг небо в проекции померкло. Ветер усилился, как будто сам воздух пытался предостеречь Марка.
В сияющем небе, над полем битвы, медленно спустилась тень — массивная фигура в чёрно-золотых доспехах. Его лицо было закрыто маской, а за спиной развевалась мантия, словно сама ночь прижалась к нему.
— Это… он? — прошептал Марк.
Куайриус.
Император Хейдзании.
Он не кричал, не издавал ни звука. Он просто стоял — и от одного его присутствия земля под ногами начала трескаться. Воздух дрожал. Солдаты, даже монстры, инстинктивно отступали, не в силах выдержать его ауру.
И напротив него — Войд.
Один. Усталый. Израненный. Одетый в потрёпанную броню, но с горящими глазами, полными решимости.
Их взгляды встретились.
Никаких слов.
Лишь шаг…
…и другой…
Вспышка.
Мир взорвался от силы их удара. Земля содрогнулась, как будто сама планета не могла выдержать присутствие двух титанов. Пространство вокруг них искривилось. Магия Войда разрушала реальность. Магия Куайриуса — подавляла само существование.
Но...
Вдруг.
Проекция начала трещать.
Словно сама память этого боя была запрещена к просмотру.
— Что… что происходит?! — Марк потянулся к образу.
Треск усилился. Образы расплывались. Вспышки боя гасли одна за другой.
И —
Разбилась.
Проекция взорвалась вдребезги, как стекло, разлетаясь осколками по небу.
Всё исчезло.
Небо стало серым.
Оракул замер, будто отключён.
Марк стоял один, дрожа. Сердце колотилось как безумное. Он чувствовал… что-то запретное. То, что даже этому миру было невыносимо вспоминать.
Он опустил глаза.
— Это… была не просто война.
Это было… уничтожение истории.
И теперь он должен узнать правду. Даже если ради этого придётся разломать саму реальность.
Марк стоял в тишине, в пустом небе, где только секунду назад бушевали величайшие силы этого мира. Остались только тени былого… и его собственное отражение в треснувших осколках проекции, что медленно оседали вокруг, исчезая в воздухе.
Он сжал кулаки.
— Я… не позволю, — сказал он глухо, почти шёпотом.
Внутри него что-то изменилось.
Больше не было просто "приключения", не было "мечты попасть в другой мир". Всё это стерлось.
Он видел, как умирали тысячи.
Он чувствовал, как даже мертвые поднимались ради родины.
Он понял, что война — это не сражения. Это — цена.
Он поднял взгляд в небо. Ветер трепал его одежду. Сердце было тяжёлым, но спокойным.
— Я клянусь…
Он шагнул вперёд, туда, где раньше была проекция.
— Пока я жив, я никогда не позволю, чтобы эта война повторилась.
Пусть даже весь этот мир будет против меня.
Пусть я останусь один.
Я... остановлю это.
—Остановлю даже если придётся саморазрушаться.. любой ценой
Позади него вновь зажглось сияние билета, и тело Марка начало медленно исчезать, возвращаясь на землю. Но в его сердце горел новый огонь — обет, данный небу, героям прошлого и... самому себе.