Глава 8. Гость из глубин
(заранее извиняюсь за ошибки:) теперь я пишу продолжение Олимпа без помощи редактора. Но, я тут подумал, надо же когда-то начинать, верно?)
На все происходящее Давид смотрел, как будто со стороны, словно вся эта ситуация его не касалась. Мозг отказывался верить в происходящее, в то, что он только что узнал, чему стал свидетелем и в чем его пытались убедить все, включая Шутова.
Цербер? Он?! Как?! Разве он — человек рожденный в простой армянской семье, может быть частью адского пса из потустороннего мира? Все, что он знал с самого рождения, так это свое взросление в маленьком курортном городке на севере Армении, в окружении родственников и соседей.
Он помнил, как пошел в школу, как ее закончил, как отучился в медицинском, решив стать патологоанатомом. Правда, члены его семьи сильно удивились выбору чада, но в какой-то момент его родные, свыклись со странным желанием Давида, в тайне надеясь, что эта блажь со временем пройдет и он переквалифицируется в стоматологи.
Однако блажь не проходила, а только набирала обороты. И тогда Меликян-старший, а по совместительству отец мальчика решил:
«Врач в семья всегда пригаждаться. Даже такой».
Больше мудрый отец семейства сына переубеждать не пытался, несмотря на все уговоры своей жены и пожилой матери.
«Развэ все люди, с этат профессий — пасредник патусторонних сил?!»
Патологоанатом сел прямо на земляной пол пещеры, в отчаянии схватившись за голову. Через какое-то время он запрокинул ее назад, прислонился к стене, глубоко выдохнул и прикрыл покрасневшие веки.
Понемногу голоса друзей стали доноситься словно бы откуда-то издалека. Все еще не открывая глаз, Меликян услышал обращение Андрея, которое предназначалось замолчавшему Шутову.
— Ты не хочешь спросить его, как так получилось, что мы стали теми, кто мы есть?! А может ты тогда поинтересуешься у своего любовника, почему его брат не дает нам прохода?! Такой близости позавидовали бы даже супруги!
«Действительна... какой странный братский любовь, да?»
Мысль Меликяна вяло ворочалась в гудящей голове, уводя его все дальше в философские размышления. Но, когда один из голосов вдруг превратился в хрип, Давид открыл глаза и увидел перед собой странную картину.
И сколько бы патологоанатом на нее не смотрел, проще для понимания она не становилась.
Все также отстраненно, если не сказать заторможено, новоявленный страж подземного мира наблюдал за тем, как Шутов, который был сам на себя не похож, удерживал в подвешенном состоянии Андрея, всего лишь вытянув вперед правую руку.
Это было впервые, когда Дионис так открыто использовал свои силы, выглядя при этом пугающе спокойным.
Тихоновский же не мог остановить направленный на него божественный гнев и все, на что у него хватало сил — так это на попытку схватить себя за горло, так, будто бы он старался разжать незримую руку, удерживающую его в этом положении.
Как в замедленной съемке, Меликян вновь перевел взгляд с Тихоновского на Шутова, чье лицо было белее снега. Вьющиеся волосы его сейчас растрепались, а в горящих глазах полыхал безумный огонь.
— Хочешь поговорить о близости, Андрей? - Бог виноделия и мистерий грозно рыкнул. — Ты, который ни дня своей жизни не допустил даже мысли о сколь нибудь длительных отношениях. Ну давай, расскажи мне о близости!
«Если ми Цербэр, а Аид отчим Петросика, то значит я, Андро и Евген его домашний питомэц, да?»
Пока Тихоновский пытался не умереть под натиском гнева олимпийца, Давид представлял себе, как еще маленький Дионис выгуливает по утрам своего трехглавого пса где-то на Елисейских полях, на западном конце земли, но почему-то вместо собачьих голов на огромном теле у животного были вполне человеческие лица. Их лица.
— От... пус... — почти потеряв сознание, Андрей уронил руки вдоль тела и в этот момент к сыну Громовержца обратился Монахов.
— Дионис, прошу тебя, отпусти его. Он... он сказал это не со зла. Ты меня слышишь? Шутов!
В отличие от Давида, Никита не собирался сидеть без дела. Некросетий оскалился, готовый броситься на Диониса в любую минуту. В глазах мертвеца вспыхнул красный огонь, а бледные пальцы, с обтянутой на фалангах кожей, сжались в кулаки.
Из горла Боголюбова послышался звериный рык.
«Сэйчас у Мохыча будэт махич... вай-вай...»
Вдоволь налюбовавшись на знакомого ожившего покойника, Давид перевел флегматичный взгляд на Женю, заметив, как в попытке дозваться до оскорбленного Бога виноделия, его друг коснулся ладонями лица Шутова.
«Этат идиот па своей желаний от этот места точна нэ уйдет... и зачэм я учился? Как зачем, Давидик? Чтобы стать пес-мутант... вай, мама-джан, инча катарвум?»
И без того раздавленный новостью о том, что его ждет, если он и остальные парни останутся в мире Олимпоса, Меликян с грустью подумал о том, что вероятность уйти в привычный ему мир —
таяла у него прямо на глазах.
То, что происходило в пещере после того, как Дионис отпустил Андрея, почти не касалась внимания патологоанатома.
Чем глубже он погружался в собственные опасения, тем меньше ему удавалось удерживать зрение и слух на своих друзьях.
У бедняги вдруг закружилась голова, а в висках словно бы поселился рой из очень злых ос. Губы Меликяна пересохли, но даже короткая просьба о воде, в этот момент была непосильной ношей для теряющего контроль над собственным телом стража. Еще минуту концентрация воли Давида в желании остаться в сознании, позволяла ему удерживать себя от падения в небытие.
Однако, по прошествии времени даже эта бесхитростная манипуляция перестала помогать бедному посреднику. Ведь чем громче и сильнее спорили его друзья, тем отчетливее Меликян стремился к побегу.
Мужчина вдруг почувствовал, как леденящий холод пронзил его до самых костей, затем Давиду стало нестерпимо жарко. Когда же смена температур остановилась на минусовой отметке, Меликян испытал невероятную легкость. Его тело словно бы утратило вес и тут патологоанатом провалился в состояние, близкое к сомнамбулическому. Впрочем, уже через секунду, взгляд его черных глаз стал пугающе холодным, а на лице заиграла довольная ухмылка.
*******************
Проследив взглядом за отъезжающим от пещеры Тихоновским, Шутов коротко вздохнул, а затем произнес, обращаясь к успокоившемуся Боголюбову.
— Иди за ним. С тобой он всегда сможет нас найти. К тому же, я уверен, он будет в безопасности...
Никита коротко кивнул, будто бы только этого и ждал и больше не задерживаясь ни секунды, направился в ту же сторону, где минуту назад прошел Тихоновский.
На какое-то время после ухода парней в пещере повисла тягостная тишина, затем Загрей вдруг резко выдохнул и тряхнул локонами, убирая отросшую челку с глаз. Однако, то что он произнес после, удивило Монахова.
— Я рад, что это представление пришлось тебе по душе.
— А? - услышал это саркастичное замечание, Женя непроизвольно вскинул брови, решая переспросить: — Ты это мне? Я не уверен, что все это может хоть кому-то понравится.
— Уверен? — подойдя к Монахову почти вплотную, сын Персефоны коротко хмыкнул. Его взгляд блуждал по лицу стража, но мысли олимпийца были где-то далеко. — Аид, разве оно тебе не понравилось?
— Аид? Шутов, о чем ты? Ты... ты в порядке? - беспокойство во взгляде Евгения росло с каждой секундой. Он уже было решил, что с Дионисом случился очередной приступ безумия, когда за своей спиной услышал насмешливый голос Меликяна. Правда, говорил друг без характерного ему армянского акцента.
— А и правда, сын... ты точно в порядке? - поднявшись с земли, Владыка подземного мира подошел к обоим парням и широко улыбнувшись, раскрыл обе руки. — Как же давно мы с тобой не виделись, мой мальчик!
— Не называй меня так, — досадливо поморщившись, Дионис хотел было отступить на пару шагов назад, но был схвачен энергичным правителем потусторонних сфер и сжат в медвежьих объятиях.
— Твоя мать так соскучилась по тебе, а ты даже не подумал ее навестить?
Вдоволь потискав вырывающегося пасынка, Аид наконец-то его отпустил, переведя свой хитровато-благостный взгляд на растерянного Монахова.
Бывший администратор, в одночасье ставший анимагическим стражем, такому вниманию, конечно же, рад не был и теперь в полном оцепенении смотрел на патологоанатома, в тайне надеясь на то, что тот просто так шутит и шутка эта вскоре раскроется.
Чувство безотчетного страха и настороженности, которое поселилось в сознании, стоило ему услышать речь незнакомца, росло с каждой минутой, сковывая бедное сердце словно стальной обруч.
— А вот и наш верный... — при слове «верный» Аид сделал особый акцент, — Пес.
— Не называй его так, Аид.
— Разве я где-то ошибся? - невозмутимо пожав плечами, старший сын титана Кроноса, продолжил сверлить Женю проницательным взглядом из-под широких бровей. — Признаться, сперва я решил, что мой, как я уже сказал, верный пес совсем мне не верен, раз решился на подобное, однако, по прошествии времени, я кое-что понял.
—Понял? — встав напротив отчима, Загрей спокойно посмотрел тому в глаза, разрывая зрительный контакт Аида с Женей.
Словно бы желая отвлечь отчима на себя, Шутов произнес, как можно с большей издевкой:
— Понял, что никто не способен по собственному желанию хотеть остаться с тобой навечно? Даже моя мать готова терпеть твое присутствие лишь шесть месяцев в году.
— Да как ты смеешь?! — резко взмахнув рукой наотмашь, в миг взбешенный Аид, отбросил своего нерадивого сына к пещерной стене.
Вероятно тема с Персефоной и ее просьбой покидать мужа каждые пол года, являлось для Гадеса болезненной и Загрею было об этом хорошо известно.
Впрочем, сам Загрей успел вовремя сгруппироваться и оттолкнувшись от стены ладонями, покатился по каменистой земле, всего навсего оцарапав кожу на локтях и коленях. Видя, что ситуация выходит из-под контроля, Монахов моментально пришел в себя и в два прыжка оказался рядом с Дионисом, закрывая того от следующего удара.
Встав в боевую стойку, слегка согнув и напружинив ноги, Женя выставил обе руки вперед, сжимая их в кулаки.
— Мне плевать кто ты, но, если тронешь его, тебе не жить.
Красивое, загорелое лицо Евгения посерело от гнева, а потрескавшиеся губы искривились, обнажив ряд ровных, белых зубов.
Монахов полагал, что подобная угроза еще больше разозлит незваного гостя и уже приготовился было дать отпор, но к его удивлению, Владыка подземных богатств лишь расхохотался, смахивая с глаз выступившие слезы.
Женя понял, что Аид не собирается продолжать наказывать пасынка и поспешно обернулся к Шутову, помогая парню встать на ноги. Однако, Петр был так раздражен присутствием божественного отчима, что оттолкнул руку Евгения, отойдя в сторону.
— Ну до чего же милая картина...
Уличив подходящий момент, широко улыбаясь, Аид подошел к Монахову и наклонившись к уху своего насторожившегося стража, прошептал свой вопрос, но так тихо, что ее мог слышать один лишь Женя.
— Всегда на защите своего мальчика, Кербер?
Стоило ему это произнести, как голову сновидца пронзила нечеловеческая боль, а перед глазами замелькали картинки из прошлого. То, что это было именно оно, Евгений понял по тому, каким юным на них выглядел Петр или вернее сказать — Загрей.
********************
Безграничное пространство Тартара мрачно, но по своему, не менее великолепно, чем Олимп.
На вершине потухшего вулкана возвышается дворец Аида, где Властитель над тенями умерших восседает на золотом троне, вместе со своей женой Персефоной.
Впрочем Бог подземного мира правит на своей вотчине не один. Помогают ему в его делах Богини мщения Эринии, прекрасный и спокойный Бог смерти Танат, его брат Гипнос и Богиня колдовства Геката.
Сквозь пелену, застилающая глаза, Монахов увидел, как в этот момент, будущий Бог виноделия проходил мимо огромных, кованых ворот.
Неподалеку от них стояла не настроенная на дружеский разговор старшая сестра Загрея — Мелиноя.
— Лино, ты не видела маму? - мальчик, которому на вид было не больше четырнадцати, приветливо улыбнулся скучающей у каменной стены девушке, поправляя на плече тканевую сумку.
— Мммм... — недовольно надувшись, Богиня искупительных пожертвований отбросила свои длинные, шелковистые волосы, цвета вороного крыла, назад и сложила на груди руки. — А мне-то откуда знать?
— Все еще дуешься? - парнишка примиряюще улыбнулся и встал рядом с сестрой.
— Я? Да мне вообще все равно! Хочешь лезть на рожон, вызывая гнев Геры?! Твое право! - девушка отвернулась от брата, кусая с досады красивые, полноватые губы.
— Я не пытаюсь вызвать ее гнев, Лино. Я лишь потешил самолюбие отца, на время сев на его трон. Он попросил меня попозировать с его молниями какому-то придворному керамистку, и я согласился.
— Ты просто наивный идиот, если не понимаешь, что этим добивался третий сын Кроноса! Они в очередной раз что-то не поделили и теперь, ей в отместку Зевс решил объявить своим наследником тебя, в обход правилам престолонаследия!
На какое-то время между братом и сестрой повисла пауза. Девушка продолжала злиться на парнишку, но знала, что его не переубедить и целой тирадой.
— Ладно... Все равно меня не послушаешь... кого ты там искал?
— Маму. Ты ее видела?
— Должно быть она с садовником Аскалафом. Я помню, как она говорила, что хочет заменить часть садов с ирисами на кипарис. Поищи ее в оранжерее.
— Правда? Так и сделаю! Благодарю, сестренка! — широко улыбнувшись Мелиное и отсалютовав ей на прощание, Загрей поспешил в сторону ворот, которые по традиции, охранял большой, трехглавый пес Цербер.
Этот страж выглядел до того устрашающе, что даже в спокойном состоянии вызывал у местных животный ужас. У многих, но только не у Загрея. Когда бы он не проходил мимо защитника Врат, мальчик всегда находил для того добрые слова, угощал вкусностями и даже соглашался посидеть с ним рядом, что было показателем особого отношения, которые эти двое, а лучше сказать, четверо, друг к другу питали. Никому другому Цербер этого не позволял. Никому, кроме сына Зевса и Персефоны.
— Эй, привет, малыш! Не скучал тут без меня? - дождавшись, когда «малыш» опустит все три своих огромных головы на уровень роста юного олимпийца, Загрей приветливо потрепал пса по холке, затем обхватил одну из собачьих голов обеими руками и поцеловал щетинистую щеку.
Пес пах ночной свежестью, глиной и дымом, но это отчего-то нравилось Богу мистерий.
Зарывшись лицом в его плечо, сын Зевса блаженно замурлыкал какой-то простой, но мелодичный напев.
И пока Загрей наслаждался привычными ощущениями близкой связи, две остальных головы ревностно зарычали на товарку, бросая обиженные взгляды в сторону прекрасного Бога.
— Какой же ты красивый...
Разглядывая натренированное, гибкое тело огромного пса из подземного царства, юноша провел ладонью по его черной, короткой шерсти. Он был столь больших размеров, что приходилось задирать голову вверх, чтобы увидеть того целиком.
— Обиделись, да? Думаете, я о вас забыл? Конечно же нет! - глядя на то, как недоверчиво косилась на него средняя голова Цербера, юноша рассмеялся. Он еле сдержал порыв, чтобы не затискать грозного стража, словно маленького щенка. — Эй, ты снова меня обслюнявил, Бер! - нарочито возмущенно отфыркиваясь, пока шершавый язык собаки пытался уложить кудри Загрея на новый лад, олимпиец стал копаться в наплечной сумке, доставая из нее большую и вкусную лепешку. — Я знаю, тебе это нравится...
**********************
— Я знаю, тебе это нравится... — до слуха приходящего в сознание Монахова доносился раздраженный голос Шутова, который предназначался для его куда более спокойного, чем он сам, Владыки подземного мира. — Это твой план, верно, Аид? — удерживая голову Евгения на своих коленях, Петр с беспокойством вглядывался в его побелевшее лицо.
— Эй, ты меня слышишь? Ну же, скажи, хоть что-нибудь, а?
— Гав.
Облегченно выдохнув, олимпиец нежно провел пальцами по Жениному лбу, убирая волнистую челку.
— Ты меня напугал...
— Ну, твой отчим меня в этом все таки переплюнул.
— Раз ты уже шутишь, то тебе точно лучше, — Дионис попытался было приподнять Монахова, но тот никак не хотел прерывать этот контакт, который все больше ему нравился. Поэтому, имитируя голос Карлсона, Женя добавил: — О, я самый больной в мире человек... Что ты стоишь? Что ты стоишь?! Ты же собирался быть мне родной матерью! Ну?
— Идиот... — Бог виноделия вдруг громко расхохотался, наполнив пространство пещеры весельем и легкостью. Смех его был так заразителен, что Евгений к нему присоединился.
Однако их веселье прервал вопрос Аида, заданный Дионису как бы между прочим.
— Это, конечно, очень мило, но мне тут стало интересно... — взмахнул рукой, Гадес выдержал небольшую паузу. — Мелиноя ведь передала тебе послание Клото? Что собираешься делать?
Сын Зевса ничего на это не ответил, но по его мрачному виду, Монахов понял, что тот знает, о каком именно послании идет речь.