Глава 1. Долгожданная встреча
Какое-то время ребята ехали молча, погруженные каждый в свои мысли. После Триполицы Жене, Андрею и Давиду стало предельно ясно, что для того, чтобы выжить в этом мире, им придется думать и поступать как аборигенам. Иначе они не доживут даже до следующей недели.
Конечно все было не так уж и плохо, ведь и тут были свои законы и судейские институты, но перспектива умереть от удара меча или отравления сильнодействующим ядом казалась более чем реалистичной.
— Моха, может, ты поговоришь с Шутовым? — поравнявшись с Евгением, Андрей предпринял попытку узнать для себя пути возможного отступления, если операция по изъятию ошейника Цербера все же провалится. — Неужели нет иного способа вернуть нас домой?
— Думаешь, он бы не сказал, будь такое возможно?
— Чужая душа Потемкин, знаешь ли... а душа Бога — так вообще мрак.
Женя никак не прокомментировал последнее замечание друга. Вместо этого он перевел взгляд на олимпийца, который в этот момент о чем-то беседовал с Давидом.
— Кстати, тебе не показалось, что Меликян как-то уж очень сблизился с Шутовым в последнее время? — Монахов хмуро наблюдал за общением двух друзей и не знал на кого он злился больше — на излишне дружелюбного патологоанатома или же на лаборанта, который выглядел больше не как грозный и опасный Бог, а как невинный студент-филолог, чьей прямой обязанностью было находить приключения на свою пятую точку.
— Сблизился? Не знаю... наверное, их сплотила общая проблема. Разве нет?
— Настолько, что фесмофет высказал предположение об их связи? — Евгений вдруг вспомнил свой странный разговор с Леонидом.
— Свя... что? Думаешь они... э-э-э... — Андрей смущенно кашлянул и тоже посмотрел на всадников впереди себя.
Те, кого в данную минуту обсуждали друзья, почувствовали взгляд, прожигающий спины, и синхронно обернулись. Взгляды Диониса и Монахова скрестились в молчаливом поединке. Никто не хотел уступать. Однако, поскольку управлять лошадью и смотреть друг на друга было несколько проблематично, первым отвернулся Шутов.
Сжав покрепче поводья, он пришпорил коня и, невзирая на остаточную боль в теле, поскакал в сторону леса.
Первым на это отреагировал Женя, направив свою лошадь вслед за Петей. Однако Давид, которому езда верхом доставляла массу волнений, этому не обрадовался.
Когда же до леса оставалось всего несколько метров, Петр дернул за вожжи.
— Тпру, стой!
Лошадь под всадником сделала по инерции еще пару шагов и послушно остановилась.
Петр спешился. Остальные с подозрением, которое можно было объяснить пережитым не так давно волнением, взирали на незнакомца, сидя на своих скакунах.
А путник в этот момент, казалось бы, не замечал никого, так он был увлечен тем, что осушал уже третий кувшинчик с вином. Два других пустых керамических сосуда сиротливо лежали поблизости.
Что касается самого незнакомца, то выглядел он странно и даже неопрятно. Его кустистая, темно-терракотовая борода была усеяна репейником и сухими листочками. Длинные, спрятанные за соломенной шляпой и доходившие до лопаток волосы, примерно того же цвета, что и борода, были собраны сзади в хвост. Плечи и коротковатые ноги несколько странной, как показалось Евгению, формы прикрывал длинный темно-фиолетовый плащ с зеленой вышивкой по верхнему краю.
Через плечо странного незнакомца была перекинута старая холщовая сумка охристого цвета.
Осушив кувшин до последней капли, тот отбросил его в сторону и только потом обратил внимание на Шутова, сделав вид, что никак не ожидал его здесь увидеть.
Как подозревал Монахов и, судя по скептическому взгляду олимпийца, это было простой игрой на публику, которая, к слову, все еще восседала на лошадях, считая седла намного безопаснее земли под ногами.
— Диониссс, я ждал тебя еще вчера! Вижу, ты не спешил увидеться со старым другом... — проворчал незнакомец.
Его язык немного заплетался, а эмоции били через край. Он так вошел во вкус, что продолжил ругать Загрея даже громче, чем следовало:
— Это так ты скучал по старому др-р-ругу?
Икнув, мужчина свел брови на переносице, и добавил чуть спокойнее:
— Трелос ёс ту Дия?!
Брошенный в сторону кувшин разбился на множество осколков, отчего лошадь Меликяна, самая пугливая из всех, прижала уши к затылку и недовольно фыркнула.
— Вай, все харашо ахчик-джан, не волнавайся... никто тебя обижать не будет, тише, Шашлычок.
— Ты в этом так уверен? — Андрей говорил вполголоса, не теряя из вида незнакомца и Петю, который стоял рядом с ним. — Он какой-то странный. Так, стоп! Еще раз, как ты назвал свою лошадь?!
— Шашлычок. А почему нет? И патом, тут все странный, если ты еще не замечал, Андро-джан, — успокаивающе похлопав лошадь по выгнутой шее, Меликян внимательно посмотрел в сторону горизонта. — Кажется, будет дождь.
Услышав предположение друга, Монахов перевел взгляд с Пети на небо, мысленно соглашаясь с Давидом.
Между тем незнакомец и Шутов продолжили свой спор. Вернее, спорил лишь один из них, да и то все больше для вида.
— Где ты пропадал, Двурогий?! Почему не сообщил, что вернулся? — рыжий пьнчуга весьма ощутимо хлопнул себя по ноге, и ребята услышали странный звук, похожий на цоканье копыт о камень со стороны валуна, на котором тот сидел.
— А тебе кто сообщил? Ты вообще что-нибудь слышал о личном пространстве?
— Личное прыстранство?! Лич...ное?! Думаешшш, твое вызвращщение можно было бы скрывать так долго?! Давно ли...ты заделылся наивной нимфой, чтобы у-утверждать тыкое?! — не выдержав, незнакомец махнул на Шутова рукой и обиженно отвернулся.
— Я просто очень надеюсь, что об этом не узнает Гера. Две наши предыдущие встречи закончились для меня весьма плачевно, — нахмурившись, молодой Бог досадливо дернул плечом. Затем, видимо вспомнив, что еще не представил своего друга, обернулся к ребятам. — Господа, знакомьтесь, мой старый товарищ — Леней, внук Гермеса и Геи.
Тот, кого только что представили, вытер ладони о плащ, снял соломенную шляпу, затем несколько театральным жестом забросил полы плаща за спину и, пошатываясь, встал на свои копыта, наигранно кланяясь.
Друг Диониса неминуемо бы упал, если бы его вовремя не подхватил сам олимпиец.
— Лней, сссын Силена и этот...как его...дед...нет, внук Герррмеса, — наслаждаясь произведенным на «неокрепшие» умы чужеземцев эффектом, сатир, а это был именно он, закинул голову немного назад, внимательно рассматривая каждого всадника.
Те во все глаза смотрели на козлоногого духа, не веря увиденному.
— Казел?! — Давид чуть было не свалился с лошади, но быстро взял себя в руки.
— От козла... ик... ссслышу, черно...глазый! — буркнув себе под нос какие-то ругательства, сатир почесал правый рог, весьма похожий на бараний и обернулся к Дионису. — Давно хтел тебе сссказать... у тебя сегда был ссстранный вкус ныа л-людей.
— С твоим не сравнится, — хмыкнув, Шутов кивнул в сторону леса. — Если мы не хотим попасть под ливень, нам надо укрыться от дождя, а заодно дать отдых лошадям.
Дождавшись, когда все спешатся и возьмут своих коней под уздцы, Леней возглавил небольшое шествие в сторону леса.
Шел сатир немного пошатываясь и подпрыгивая, что придавало этой процессии несколько комичный вид.
Сын Силена никогда бы не признался в этом публично, но в жизни сатира Дионис, с которым он часто состязался и в бытность свою являлся даже его правой рукой, носясь по миру с завидным постоянством, был не просто Богом. Если другие привыкли поклоняться, ненавидеть, желать, опасаться или даже восхищаться олимпийцем, то для внука Гермеса сын Зевса был другом, рядом с которым он пережил немало ярких моментов.
В течении получаса ребята пробирались сквозь заросли кустарников и деревьев, выходя на тропу, ведущую к хребту холма, а та, в свою очередь, вывела их к подножью пещеры.
Лошади шли за людьми с большой неохотой, настороженно прижимаясь уши к вычесанным гривам.
На лес опускались сумерки. Вдали прогремели раскаты грома.
— Если мммы срррежым путь... — лесной дух крутанул пальцем и посмотрел на Евгения расфокусированным взглядом, а потом показал ему язык. — То-о-о выйдем к гроту, в котором сможем остановиться.
Вытянутые козлиные уши сатира приподнялись, по привычке улавливая малейшие шорохи лиственного леса.
— Разве это место не заняли оракулы-отшельники города Микенес? — спросит Петр.
— Кажеца, тебя дооолго не было, Дионис, — дух с грустью пошарил в своей сумке, но так и не нашел больше ни одного кувшина с вином. — Ж...жр... цы ушли атсюда в ссторну горби...горни...
— Гористых.
— Точна! Горниссстых хребтов Эпира пять сссотен гели...онидов назад....тому. Когда межу ними и этой...как ево? Ну этой...месной знатю случилса большоооой кнфликт интеррресов, их стали отпин...оттессснять к Запыду от Микен. И тогда они ррреши...ли подняться в эти...ну... горы, куда остальным было бы хрена с дыва добраца ... сложнее всего., короче.
Терпеливо дождавшись окончания этой не вполне трезвой речи, Дионис произнес.
— Жаль это слышать, Леней. Пусть мы не всегда сходились во мнениях, но их знания в области астрологии, медицины и математики поражали даже Богов.
К моменту, когда начался дождь, подниматься по скользкой тропе стало сложнее не только людям, но и лошадям. В особенности тяжело было сатиру, у которого координация нарушилась вследствие прилично выпитого двумя часа ранее вина.
Медленно и делая частые остановки, они подходили к пещере, вход в которую зиял темным пятном на фоне зеленой листвы.
Молодые деревья подлеска задевали путников своими упругими ветками, обдавая их струями дождевой воды. Ребята быстро промокли насквозь, однако вероятность попасть под грозовой ливень вынуждала их идти дальше.
Наконец подъем от холма к пещере закончился, и путники оказались у ее входа.
Внезапно в небе раздались сильные раскаты грома и когда яркая вспышка молнии разделила его на две части, лошади, испуганно заржав, нервно замотали головами. Признаться, даже парни по инерции пригнулись, желая как можно быстрее оказаться в укрытии. Вдруг лошадь Меликяна попятилась назад и сделала попытку встать на дыбы и от этого разволновались и остальные лошади.
Почувствовав испуг, Давид выпустил поводья из рук.
К радости Меликяна, Монахов и Шутов оказались проворнее своего друга патологоанатома, синхронно подскочив к его лошади с обеих от нее сторон.
С силой удерживая брыкающееся животное, Женя не отводил взгляда от Пети и думал о том, что так и не поговорил с ним этим утром.
Однако олимпиец, кажется, не замечал направленного на него взгляда. Все его внимание занимала усиленная попытка успокоить животное, которого Давид назвал странным именем Шашлычок.
Монахов похлопал лошадь Меликяна по шее и стал шептать ей на ухо слова, которые должны были ее успокоить. И действительно, та довольно быстро пришла в норму, не делая больше никаких попыток сбежать.
Казалось, эти действия произвели успокаивающий эффект не только на нее, но и на Загрея, стоявшего в этот момент напротив Жени, и не столько пытавшийся успокоить животное, сколько слушающий Монахова.
На некоторое время над подножием скалы повисла гробовая тишина. Невольным же зрителям этого порыва показалось, что они влезли и наглым образом подглядывают за неким интимным процессом, которому пока еще нет названия.
— Двурогий, ты либо отпусти коня, либо этого смертного, иначе мы так и простоим под дождем до завтрашнего утра, — сатир понимающе хмыкнул и поманил Тихоновского, который стоял ближе всего ко входу в пещеру.
То ли ироническое высказывание Ленея вернуло парней в реальность, то ли очередной раскат грома, однако уже через пять минут все они оказались внутри довольно вместительной пещеры.
Новая вспышка молнии осветила каменные стены, но затем все вновь погрузилось во тьму, впрочем, ненадолго.
Пошарив в своей сумке, сатир быстро отыскал в ее недрах кусок ткани, трутницу, кварц и пирит.
У его копыт валялась сухая длинная ветка, которая в умелых руках духа быстро превратилась в импровизированный факел. Не сразу, но Ленею удалось высечь необходимые для розжига огня искры, направив их на трутницу и смолистую ткань.
Пляшущее пламя от факела вначале несмело осветило высокие, темно-бурые стены, уходящие вверх, заставляя тени людей и лошадей плясать под сводами пещеры.
— Черноглазый, самое время перестать на меня таращиться и организовать костер. Этого факела надолго не хватит, — алкогольные пары понемногу рассеивались и по мере того, как это происходило, речь сатира становилась все более четкой.
— А где я тебе кастер найду? — на возмущение у патологоанатома не оставалось сил. Вместо этого он решил просто следовать указаниям.
— Да вот за тем поворотом, — Леней показал рукой вправо, а сам стал осматриваться.
Делая вид, что рассматривает стены, он вместе с тем стал подходить к Монахову все ближе и ближе, пока не уперся носом тому прямо в ключицы.
Реакция на это со стороны Евгения последовала моментально. Неготовый к такому вниманию, Женя отшатнулся от странного сатира, справедливо решив, что им встретился явно сильно поехавший головой лесной дух, что можно было объяснить обстоятельствами постоянного соседства с Богом сумасшествия, мистерий и винных возлияний.
— Как странно... — сын Силена повел носом и задумчиво постучал когтистым пальцем по кончику носа.
К тому времени, как к ребятам вернулся Меликян, Леней все обнюхал по второму разу, не забыв при этом и парней, и пришел к неутешительному выводу:
— Хм... я точно чувствую псовый запах, но не могу понять откуда конкретно он доносится.
Поведение и замашки сатира нервировали друзей, но так как сделать они с этим ничего не могли, то постарались увеличить дистанцию между ними и сыном Селена.
— Если он начнет подкатывать, я ему врежу, — Тихоновский вспоминал курс школьной программы с жизнеописанием сатиров.
Сексуальные аппетиты последних ни для кого не были секретом и это обстоятельство заставляло нервничать всех, кроме, разве что, самого Диониса.
Стянув с себя плащ и бросив его поближе к костру, над сбором которого в этот момент работали Андрей и Давид, близкий друг Диониса явил миру красивый лошадиный хвост, часть которого была заплетена в косички.
Между тем, игнорируя удивленные взгляды людей на свой круп, сатир передал горящий факел хмуро смотрящему на него Монахову, зажег от него еще одну поднятую с пола ветку и подошел поближе к погруженному в свои мысли Дионису.
— Нам нужно поговорить, сын Громовержца. И желательно без свидетелей.