Шепот надежды

Тихий шепот танцующих снежинок, опускающихся на землю, заполняет своим звуком пустое пространство безмолвного холла. Догорающие поленья потрескивают в угасающем жаре камина, одинокие искорки поднимаются вверх и исчезают через пару секунд. Несколько пляшущих языков пламени отбрасывают тень на побледневшем лице юноши, который сидел напротив, не сводя беспокойных глаз от янтарного огня.

Драко медленно раздвигает поленья кочергой. Он искусно разворошил наполовину сгоревшие дрова, отправив в трубу ворох новых искр, и бросил в середину новое. Затем он отодвинулся, подбираясь спиной к дивану и приваливаясь к нему, и откинул голову назад, протяженно вдохнув прохладный воздух.

Драко ждал её. И он был готов рассказать ей обо всем. Только волновался: получила ли она письмо. Слизеринец несколько раз пытался с ней заговорить о будущем, но просто не мог переступить через себя. Когда она смотрела ему в глаза - он погибал, окунаясь в её омуты с головой, и не мог вымолвить из себя хотя бы слово.

Стрелки часов пробили одиннадцать вечера, когда дверь в холл распахнулась.

Гарри уверенно встал на пороге, стряхивая со своих плеч белоснежные хлопья. В линзах его очков плясали языки вновь разгоревшегося пламени,закрывая глаза, которые выражали смятение, недоверие и даже злобу.

Он подошел ближе к сидящему возле камина Драко и, стянув с себя шарф и куртку, вынул из кармана сложенный вчетверо листок.

— Что это? — задал он вопрос строгим голосом. — Я нашел это в книге Гермионы, когда она попросила помочь найти ей кое-что в оглавлении.

Драко молчал, уставившись пустым взглядом на огонь. Он теребил фаланги своих пальцев и неровно дышал, стараясь собраться с мыслями.

— Что ты собирался ей рассказать? Она сама не своя ходит уже не первый день, — продолжил он. — Не скажу, что это плохо, поскольку она...

Гарри старался подобрать слова. Гермиона действительно изменилась. Она стала больше смеяться, меньше сидеть за книгами, больше проводить времени с друзьями и меньше думать о страшном будущем. Она просто... Она...

— Гермиона сияет в последнее время, — подобрав нужное слово, сказал Гарри. — И я уверен, что всё это не просто так. Что ты изменил её. Только теперь меня волнует даже не это. Вопрос в том, кто изменил тебя.

Гарри сел возле Малфоя и, немного потеребив листок в руках, уставился на огонь. Они молча сидели, не сводя глаз с языков пламени. В комнате было темно и тихо, и только оконные стекла слегка дребезжали под порывами снежной вьюги и северного ветра.

— Я попросил довериться. И она сделала это.

Драко немного помолчал, рассчитывая, что Гарри что-нибудь решит сказать, но тот внимательно слушал, не отрывая глаз от огня.

— Я должен тебе рассказать важные вещи, Поттер. Я просто обязан, потому что так надо.

Он перевел на него глаза, собираясь с духом.

— Потому что так будет правильно.

Драко глубоко вдохнул, прикрыв глаза, и расцепил руки из замка, опуская их на колени, как бы показывая Гарри, что собирается говорить открыто и чистосердечно.

— Поттер, ты обязан отыскать оставшиеся крестражи и уничтожить их, чтобы навсегда очистить волшебный мир от гнета Тома Реддла. Да, я всё знаю, — не дав ему раскрыть рот, продолжил он. — Это очень долго объяснять. Просто слушай, ладно?

Гриффиндорец кивнул головой и повернулся в его сторону, впитывая каждое слово, как губка.

— Пожиратели не смогут попасть в Хогвартс, потому что я не тренировался с Исчезательным Шкафом... Слушай, тебе не стоит знать того, что «могло бы» случиться, иначе от этих знаний можно просто рехнуться.

— И ты в шаге от этого, кажется, — растянул фразу Гарри, глядя на его синие круги под глазами.

Но в словах Малфоя было что-то совершенно новое, и это заставляло невольно поверить. Он говорил так свободно, так искренне, что не оставалось сомнений: все его слова — чистейшая правда.

Драко горько усмехнулся, хватаясь указательным и большим пальцем за переносицу. Говорить правду ему было легко и приятно, вот только головная боль, возникающая из-за постоянного переваривания возможного будущего, сводила Драко с ума.

— Я хочу помочь тебе, Поттер. Ты же Избранный всё-таки. Так что только попробуй оплошать после того, как я расскажу тебе, где можно достать почти все крестражи, понял?

По непонятной причине Гарри рассмеялся, вызвав также улыбку на лице Драко. Возможно, потому что смех был слегка истерический.

Гриффиндорец взъерошил волосы, будто стараясь привести себя в чувство, потер лицо ладонями и, глубоко вдохнув, приготовился слушать. Драко потянулся рукой на журнальный столик, откуда взял чернильницу с пером и небольшой свиток пергамента. Он поместил её на колени и обмакнул перо, начиная говорить вслух и записывать одновременно. На всякий случай.

— Нагайна — змея, что вечно крутится возле ног Волдеморта — крестраж.

Слизеринец принялся тут же водить пером по бумаге, беспокоясь о внезапном отключении.

— В сейфе Беллатрисы Лестрейндж есть кубок. Он заколдован. Там также есть часть его души. В её хранилище все предметы заколдованы. Заклинание умножения, — пояснил он. — Ничего нельзя касаться.

Рука Драко метнулась вниз и, обмакнув кончик пера снова, вернулась на место, продолжив писать.

— Где-то в Хогвартсе спрятан ещё один предмет. Что-то маленькое. Не могу назвать точно, поскольку в глаза не видел никогда. Просто знаю, что спрятано здесь, в замке. И советую начать поиски с Выручай-Комнаты.

Гарри полностью перестал сомневаться. Драко выдавал точные места и факты один за другим, и гриффиндорец едва успевал следить за пылко пишущим пером, которое периодически опускалось в чернильницу.

— У брата твоего крестного, Регулуса, есть одна интересная вещица. Медальон, копию которого профессор Дамблдор с тобой нашел...

Поттер ошарашено уставился на Драко.

— Да, не важно. Не забивай голову. Просто спроси у него. У профессора.

Слизеринец подавил в себе желание засмеяться, когда увидел вытянувшееся лицо Гарри и широко выпученные глаза.

— Так. Теперь самое главное, — Драко опустил пергамент на пол и потер глаза. — Уничтожение.

Малфой поднял голову, глядя на изумленного до глубины души Гарри, которому едва удавалось сохранять спокойствие, поскольку тот сидел на полу, привалившись к дивану.

— Я не знаю, как их уничтожать. Здесь тебе поможет совет старого-доброго Альбуса Дамблдора. Уверен, он уже собрал пазл из обрывков сведений.

Гарри встал на ноги и немного походил в тишине, запрокинув голову наверх. Он пытался разобраться с невыносимой кашей в голове, которая была вызвана таким обилием бесценной информации.

Он остановился у окна и прислонился лбом к холодному стеклу, закрывая глаза. У него просто в голове не укладывалось: Драко Малфой помогает ему победить Темного Лорда. Это было что-то нереальное. Что-то из жанра Фантастики.

— Почему ты это делаешь, Драко? — спросил гриффиндорец, немного поморщившись от того, что впервые назвал его вслух по имени.

Малфой привстал с места и облокотился спиной об спинку софы, глубоко вдыхая.

— Когда дают второй шанс, надо хватать огненную удачу голыми руками, не боясь обжечься.

Гарри вопросительно поднял брови, не понимая его фразы. Его мозг и так был готов разорваться от переизбытка чрезвычайно важных сведений, поэтому он просто кивнул головой, делая вид, что всё понял.

Драко едва заметно улыбнулся, заметив непонимание на лице гриффиндорца, поднял с пола пергамент, аккуратно свернул его и протянул Поттеру. Тот какое-то время просто смотрел на него, а после неуверенно потянулся, будто беспокоился, не сон ли это, и принял свиток, цепко захватывая пальцами.

— Не надо было мне быть таким засранцем на первом курсе, — внезапно сказал Драко. — Надо было по-человечески пожать тебе руку, без всякой напыщенности и колкого эгоизма.

— Проклятье! И тут никого нет в качестве свидетелей этого разговора, — с ноткой юмора в голосе проговорил Гарри, озираясь по сторонам.

Драко искренне улыбнулся его словам и, немного помедлив, протянул свою руку для рукопожатия. Гарри посмотрел на неё, а потом поднял глаза на слизеринца и вложил свою правую ладонь ему в руку, крепко пожимая.

— Лучше поздно, чем никогда, Драко, — улыбнувшись, заметил Гарри, пожав плечами.

— Время действительно лечит, — внезапно подумал Малфой. — Вот что значит эта фраза. Но вот беда: лекарство для лечения мы обязаны найти себе сами.

Слизеринец выпустил руку гриффиндорца, слегка улыбнувшись, и с чистой душой вышел из холла, думая о том, что поступает действительно правильно. Всё в этом мире так хрупко, верно? Всё можно отнять у человека в одно мгновение. И большую часть жизни люди проводят в страхе, что это мгновение рядом.

Но Драко больше не боялся. Он повиновался судьбе, пользуясь шансом, и не испытывал никакой тревоги, потому что знал: все его действия идут на благо. Мы живем в своих поступках, а не в капсуле тела. Мы — это наши действия. И нет других нас.

Больше нет трусливого Драко. Исчез и лик Драко — предателя. Есть только новый Драко — человек, который поступает по совести и чести. Человек, который перекроил историю прошлого и вставил чистые листы в книгу своей жизни.

                                                                                                 ***

За окном свистит метель, напевая северные мелодии. Дымятся сугробы, крыши замка и верхушки деревьев Запретного леса, с которых струятся белые водопады.

Но в спальне мальчиков было тихо, только посапывание Крэбба нарушало ночную тишину. Драко сел на кровать и обернулся к окну, глядя на то, как снежинки, будто сцепившись тоненькими лучиками, плавно летят волной и словно в танце приземляются на землю.

Несколько настырных лучей одинокой луны проскользнули через ночные низкие облака и просочились через стекло, падая на деревянный пол комнаты.

В этом свете Драко внезапно обратил внимание на свою правую руку. Указательный палец на кончике был испачкан в чернилах. И он почему-то от этого незначительного события распрямил плечи и широко улыбнулся.

Так свободно стало у него на душе, будто та самая неподъемная ноша, наконец, упала с его плеч, позволяя свободно дышать.

Драко, даже не раздевшись, лег спиной на темно-зеленое покрывало и раскинул руки по сторонам, прикрывая глаза и проваливаясь в такой желанный сон, который пришел к нему довольно быстро. Впервые за долгое время.

Точечная боль внезапно пронзила спину, будто он резко лег на сотни игл. Медленно нарастающее покалывание в кончиках пальцев переходило постепенно на сгиб рук, а после поселялось в солнечном сплетении. Холодные волны мурашек разом прокатились по телу, стараясь разбудить разум.

Драко резко раскрывает глаза, принимает сидячее положение, хватая ртом воздух, и оглядывается по сторонам, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.

Некогда темно-зеленая комната теперь залита ярким солнечным светом, от которого приходилось немного щуриться, в результате чего мрачные шерстяные покрывала отливали изумрудным оттенком. На соседних койках всё ещё посапывали остальные обитатели комнаты.

Драко поднял руки перед глазами и начал сжимать их в кулаки, проверяя чувствительность. Он коснулся своих ног, затем обхватил тело и сильно впился ногтями в кожу, приводя себя в чувство, поскольку снова чуть было не провалился в темноту.

— Нет, пожалуйста, — мысленно взмолился он, поднимая глаза на серый потолок. — Пожалуйста, я хочу с ней поговорить. Ещё немного времени. Прошу, пожалуйста.

Он вскочил на ноги, чуть было не потеряв равновесие, от чего в глазах появились десятки колючих искр. Заправив белоснежную, слегка помятую рубашку себе в брюки и поправив взъерошенные из-за сна волосы, Драко посмотрел на наручные часы, стрелки которых указывали на четверть девятого.

— Завтрак уже начался, — тихо проговорил он, натягивая ботинки. — Я дождусь её там.

Схватив с покрывала пиджак, Драко покинул спальню и быстрым шагом направился в Большой зал, на ходу застегивая пуговицы. Он немного нервничал. Одно дело рассказать всё Поттеру, который, не перебивая, слушал его. Другое — поведать Гермионе, которая без вариантов погубит его своим шоколадным взглядом, стоит ему начать говорить.

Драко смотрел в свою тарелку без особого интереса, копаясь в глазунье вилкой. Аппетита не было совершенно, а вот волнение нарастало всё больше и больше.

Он периодически кидал взгляд на массивные двери в надежде, что она вот-вот войдет, но всякий раз заходили девушки с Хаффлпафа или кучка третьекурсников с Рейвенкло. Ко второй четверти девятого начали подтягиваться ребята с Гриффиндора.

Слизеринец уже совсем было раскис, угнетенный обстановкой утра, которое могло было и не наступить, как вдруг рядом с ним резко кто-то сел, и в воздухе появились цветочные нотки.

— Гарри мне рассказал, — без прелюдий начала она дрожащим голосом. — Это правда?

Гермиона села совсем близко, не оставляя выбора Драко. Стол Слизерина был почти пуст, но те единицы, что сидели за ним, тут же принялись плеваться ядом, громко перешептываясь между собой по поводу того, что за их стол села грязнокровка с Гриффиндора.

Грейнджер заметила суровое выражение лица Драко, когда он на них оглянулся, и не выдержала.

— Мне плевать, — быстро сказала она ему, — на их мнение.

Девушка наклонилась к столу и повернулась в сторону кучки слизеринцев, что сидели в начале стола, нахмурив брови и набрав в легкие побольше воздуха.

— Эй, вы! — гневно окликнула она. — Обсуждаете чужую личную жизнь, потому что своей нет?

Все пятеро обернулись к ней, шокировано распахнув глаза.

— Надеюсь, хотя бы перед сном с заглушающим заклятьем на балдахине свой кровати ваша фантазия вас не подводит.

Раскрытые от удивления рты девушек дали понять Гермионе, что в этой битве она одержала победу.

— Так что замолчите и жуйте хлопья с молоком.

Зал, что постепенно заполнялся прибывающими на завтрак ребятами, стал свидетелем этой дискуссии, поэтому тут же разразился смехом и поддержал гриффиндорку нестройными аплодисментами и свистом, в то время как раскрасневшиеся девушки со Слизерина с позором покинули помещение, даже не доев свой завтрак.

Гермиона снова села рядом с ним совсем близко, возвращаясь к разговору. Сказать, что Драко был шокирован — значит, ничего не сказать.

— Я поражен, — только и сказал он, расплываясь в улыбке.

— Годы работы со стервами, — непринужденно отозвалась она, снова стараясь вернуться к их прежнему разговору.

Драко заметил это, поскольку её лицо вновь стало серьезным. Он столько всего хотел ей рассказать. В скольком хотел признаться. Но времени не оставалось совсем.

Он снова почувствовал, как начало покалывать кончики пальцев. В его песочных часах оставалось несколько песчинок, и он не намерен был потратить их впустую. Он не хотел смотреть на то, как она будет жалеть его. Не хотел видеть её слез. Не хотел прощаться.

Драко не станет говорить ей, что уходит снова. Что уходит навсегда, без права вернуться обратно.

— Да, правда, — вернулся к разговору он, заглядывая в её радужки.

Гермиона почувствовала, как в глазах встала кристальная стена. Но это были не слезы печали или боли. Она улыбалась. Так ярко и открыто, что сердце Драко наполнилось бушующими волнами пронзительного тепла от этого, несмотря на то, что покалывание уже переместилось на сгибы рук, хотя он был в сознании.

— Я горжусь тобой, Драко, — тихо сказала она, сглотнув тихий комочек слез.

Гермиона опустила глаза и потянулась к нему, сжимая его пальцы правой руки свой теплой ладонью, в результате чего покалывание у Драко усилилось.

Его пальцы тоже были теплыми. И ей стало настолько легче от прикосновения к ним, что она продолжила их держать, слегка поглаживая костяшки пальцев и размышляя над тем, стоит ли смутиться, если Драко сейчас на неё посмотрит.

— Так радуйся, Грейнджер, что же ты плачешь? — с долей юмора продолжил он, в ответ сжимая её руку. — Теперь всё изменится. И это означает...

Он на секунду задумался, не сводя глаз с её пальцев на своей руке, которую уже перестал чувствовать.

— Означает — что? — спросила она, наклоняясь чуть ближе.

— ...что однажды всё плохое закончится, и мы сможем взлететь, расправив крылья.

Драко снова поднял на неё глаза. Она улыбалась. От неё веяло цветочными нотками. Её горячий шоколад с корицей был в ту секунду чертовски обжигающим.

Её кудри начали плясать в разные стороны, когда она утвердительно кивнула головой, утирая теплую слезу тыльной стороной ладони. И Драко был так счастлив, потому что она была счастлива.

Он мог бы смотреть на неё целую вечность. На тонкие морщинки в уголках её глаз, когда она улыбалась. На веснушки, которые снова начали пробираться наружу, поскольку солнце стало появляться чаще. На улыбку, что не сходила с её лица последние несколько дней.

И в ту секунду он понял, что раньше не жил, а существовал. Что только сейчас все наполнилось смыслом, потому что Она была рядом. И он осознал, что это за чувство. Оно зародилось у него в груди в тот день, когда она встала с ним в пару на вальсе.

Этот зародыш продолжил расти, когда она разговаривала с ним в пустом холле после Бала. Затем набрал сил и увеличился в размерах, когда он коснулся её кожи на мосту. А сейчас, когда она держала его руку, росток стал совсем большим, и появился бутон, которому оставалось лишь распуститься.

— Ещё увидимся? — выдавив на лице улыбку, проговорил он, едва ли не морщась от сильной боли.

— Да, — ответила она, выпуская его пальцы. — Ещё увидимся.

Гермиона направилась к выходу, забирая с собой цветочные нотки, но обернулась, озаряя его счастливой улыбкой. Слизеринец улыбнулся в ответ, провожая её взглядом. И, как только она скрылась из виду, это произошло.

Покалывание превратилось в гремучую смесь боли во всем теле. Его капсула рассыпалась на части, выпуская запертую душу будущего. Он едва удержался, чтобы не закричать.

Внезапно Зал опустел и подернулся темно-серой дымкой. Все голоса стихли, все студенты пропали, и в помещении остался только он наедине со своей болью. Деревянные столы и лавки потемнели, и на них отражался едва уловимый свет, что прорывался через большие окна в конце Зала.

Драко был готов. И ему не было страшно. Но он волновался больше всего только за одну вещь — за цветок, что распустился в его душе, благодаря Гермионе Джин Грейнджер.

Этот цветок прекрасен, и цветет лишь однажды. Однако Смерть слепа к красоте всего живого, даже столь яркого и волшебного. И вот она проносится над ним, пригибая к земле, чтобы сломать.

Но Драко не позволит Смерти это сделать. Он обнял себя руками, защищая свое солнечное сплетение, где хранился бутон светлых чувств к решительной девушке с каштановыми волосами и глазами, цвета шоколада с корицей.

— Ещё увидимся, — с горечью мысленно повторил он, стараясь верить в свои слова. — Ещё увидимся.

Драко смотрит на свои запястья. Раньше к ним были привязаны нити, за которые всегда кто-то дергал. Но теперь их нет. Драко их обрезал. И он всё равно хочет верить, что счастлив, потому что сделал всё правильно и теперь свободен совестью.

Хотя и погребен заживо душой.