Стрельба
Попытки покинуть деревню периодически предпринимались всегда, еще со времен педиатрической проверки. Сперва люди подходили к постам и просто просили разрешения, поехать на крестины племянника, на свадьбу сестры, на похороны дяди, на ярмарку в город, где они, год назад, договаривались встретиться с девушкой, с которой у них произошла любовь с первого взгляда, но ответ был категоричным: «для чистоты эксперимента, ни один жителей деревни не должен ее покидать до окончания эксперимента». Позже причины становились жестче и жестче, пока в конце не стали говорить прямо: «мы не можем допустить вытока информации из засекреченного объект». Но люди начинали не выдерживать: некоторые пытались ночью ползти полями, пробегать лесами, или незаметно прошмыгнуть через сами посты, кто от того, что получал известия от родственников, кто из-за призывов бывших возлюбленных вновь быть вместе, а кто просто не мог уже находиться так долго взаперти, но всех их ловили и возвращали назад. Но, и на том спасибо, никаких силовых методов к вернувшимся не применяли. Нужно отдать должное, благодаря достаточно снисходительному отношению властей к нам - заложниками мы себя не чувствовали.
Однажды у одного парня получилось покинуть деревню на целых пять дней. Он как раз получил приглашение от одного престижного университета, на прохождение у них аспирантуры, что, как он позже сообщил - было мечтой всей его жизни. Ради этой мечты, ночью, он залез в реку и проплыл вниз по течению, практически все время плывя под водой и выныривая лишь для того, чтобы сделать очередной вдох. Спохватились его лишь на следующий день, сразу же отправили отряд на его поиски и через пять дней всего грязного и измотанного приволокли обратно. Нашли его в лесу в пещере, где он остался на ночь в 120 км от деревни. Сразу же как его под руки выволокли из повозки и протащили через рыночную площадь(чтобы все видели) его повели на беседу со старшим офицером, после чего отправили на месячный домашний арест и потом сбегать он уже не пытался. Да и никто не пытался, ничего хорошего это не сулило.
Но были и те кто хотели сбежать, при чем хотели сбежать сильнее всех остальных, но они ничего не предпринимали, выжидая момента. Но в их планы вмешалось то, что был привезен аппарат анализирующий кровь.
Еще полторы недели после ночного собрания обыски продолжались по всей деревне, в полях и окрестных лесах. Заглядывали в каждый колодезь, каждый сарай, каждую собачью будку, каждый сантиметр поля вдоль и поперек проходили, простукивая металическими палками, большая часть нашего будущего урожая была вытоптана без возможности реанимации, но найти ничего не удалось. Под подозрением был каждый житель деревни и ночные патрули стали более многолюдными и с заряженными ружьями. Без надобности жители пытались с солдатами не пересекаться и даже в глаза им смотреть перестали, а то вдруг им покажется, что мы ведем себя подозрительно, а что будет с теми, кого поймают - мы не знали, но точно ничего хорошего. В тюрьму никто не хотел, а то мог быть исход и похуже. Поэтому все были тише воды, ниже травы.
Никакого подобия тюрьмы у нас в деревне не было, да преступления у нас особо не совершались. При населении в 350-400 человек (в зависимости от того сколько выехало молодежи и сколько родилось малышей) воровать было бесполезно, так как определить вора было на раз два, ссоры, доходившие до драк - решали в городском совете с последующей компенсацией потерпевшему в виде какой-то еды, ну а тех, кто приносил деревне и ее жителям одни лишь проблемы и неудобства, обоюдным решение всей общины, изгоняли с выплатой частичной денежной компенсации за оставшееся имущество. В нашей общине было нечто, что кто-то назвал бы самосудом, но мы называли это - общественным порядком. Поэтому о тюрьме у всех представления не было, а те что были - были максимально ужасны.
В этот период, а длился он чуть больше полумесяца, мы все же стали чувствовать себя заключенными в собственном доме. Но ситуация и не думала улучшаться.
Через несколько дней, после того, как поиски прекратились, но надзор остался, был сильный туман. На столько сильный, что новоиспеченным матерям было сложно сощитать всех своих детей, даже когда те были в шаге от них. В этот день нас еще до заката (хоть в такую погоду ни на секунду и не показывалось солнце) разогнали по домам. Власти боялись, что нападавшие на солдат воспользуются данной ситуацией, чтобы сбежать, поэтому караулили прямо у входных дверей каждого из домов.
Все началось в девять часов вечера у лавки часовщика. На всю деревню громко и отчетливо послышались три выстрела почти синхронно, сразу за которыми еще два, на улице начался гул и топот солдатских сапог, все войска разом двинулись на площадь. Выстрелы начали звучать сериями, и постепенно отдалялись от деревни, велась погоня. Все понимали, что добром это не кончиться, ни для беглецов, ни для нас, оставшихся. Спустя пол часа выстрелы утихли и мы все замерли в ожидании.
Прозвучала сирена, все уже понимали, что это значит, каждый был одет, обут и готов к выходу, только маленькие дети почти все время без умолку ревели. Вышли из домов люди, еще до того, как солдаты успели начать тарабанить в двери и сразу, без лишних вопросов пошли к рыночной площади. Там, на помосте, на коленях, с руками за головой и нацеленными на них ружьями стояли четверо человек: часовщик и трое мужчин, его соседи, двое мужчин были ранены, у одного обильно текла кровь из правой руки, другой еле держал равновесие, так как был ранен в живот, все 4 были сильно избиты . Офицер, который тот раз объявлял о нападении на солдат - вышел на помост. Как не странно, его имя с памяти стерлось на чисто, но его строгий, глубокий, севший голос я запомнил на всю жизнь. И тот раз он сказал: «Эти люди были пойманы, на государственной измене, их руками было убито 4 моих солдат, 2 тяжелоранены, они будут помещены под стражу до дальнейшего выяснения обстоятельств. Все кто знали о их планах, или были их сообщниками - признайтесь сейчас, или мы узнаем это сами. Комендантский режим теперь действует по всей территории поселения, возможность переписок ограничена. Семьи преступников, вынужден требовать остаться, остальные свободны. Если обладаете какой либо информацией - обратитесь к ближайшему к вам офицеру.» .
С тех пор мы перестали чувствовать себя как заключенные и начали чувствовать себя как подопытные.