ОКСЭР

Кёнмин

Мы вернулись в поместье. Вместе. Рядом.
Ещё один день. Ещё одна ночь, утро. Секс, смех, лёгкие беседы — как будто так и надо, как будто это не всего лишь на десять дней.

Сколько там осталось? Восемь? Или уже меньше?
У меня не было обратного билета. Но как только Принц покроет Стар — мне здесь больше делать нечего.

Я словил себя на мысли, что не хочу, чтобы всё прошло гладко.
Это напугало.

На что я надеюсь? Неужели я настолько в нём? Из-за чего — хорошего секса? Бред.
Мне двадцать восемь, у меня были романы, даже влюблённости. Но не за неделю. И не в тех, кого потом надо отпускать.

Раян был...
То дерзкий днём, то послушный ночью, то тихий по утрам.
У нас уже было четыре ночи. Наши.

Каждую он засыпал тяжело — ворочался, пока я не приказывал:
— Спи.
Грубо, резко, почти силой скручивая его у себя под мышкой. И... он засыпал.

Когда я сжимал его, он зарывался в мою шею, щекотал своими волосами мне ноздри. Это раздражало. Я не мог заснуть. Но он — спал.
И я боялся пошевелиться. Терпел.
Разжимал руки только тогда, когда был уверен — он не проснётся.

А утром я ворчал, что он не дает мне спать.
И я — трахал его без предупреждения, просто потому, что у меня на него стояк, как у жеребца на кобылу в течке.
Я даже сказал это вслух — в виде шутки.
А он, вместо того чтобы обидеться, только шире раздвинул ноги.

Мой.

Мы уже попробовали плеть, кляп, ещё раз воск.
Кажется, ему нравилось всё.
С плетью я, правда, пока не очень ловок. Зато с воском...
Вчера я вылил на его груди смешную рожицу, потом подцепил её ногтем, ковырнул, показал ему — смеясь.
Он только застонал:
— Ты весь настрой испортил. Как теперь вернуться в черноту мира БДСМ?

Я пожал плечами... и, не долго думая, капнул воск прямо на сосок.
Настрой вернулся очень быстро.
А у меня остался милый смайлик с его груди.

Днём я пытался работать. Он — тоже.
Даже если я не в своём поместье, всё равно надо следить: скачки, шоу, договоры на случки, продажи.

Вот сейчас — договор на продажу будущего жеребёнка Стар.

Тут уж Тьютор ничего не оставил на потом. Его адвокат уже звонил моему. Первый черновик договора был готов.

Зачем ему это вообще? Да, у него всегда было пару лошадок — как у любого богатого человека, которому нужен статус и имидж, но не более того.

Когда я его потом спросил, он расхохотался в трубку:
— Это моё новое хобби. Я ещё тебя переплюну в этой теме.

И я не сомневался.

Тьютор, несмотря на его весёлый и вроде бы легкомысленный нрав, был бизнесменом от бога. Ещё в университете, когда мы жили на деньги родителей и вообще не о чём не думали, он умудрялся зарабатывать: перепродавал лимитированные футболки с универских мероприятий, устраивал "закрытые" вечеринки с платным входом, продавал контрольные, «привилегированные» места на лекциях, а иногда даже чужие номера телефоны.

Для денег? Нет. У него их было больше, чем у всех нас. Просто от скуки — как он сам говорил.

Он вернулся в Таиланд, открыл свой бизнес, попутно помогал отцу.
И вот теперь решил заняться лошадьми? Готовься к конкуренции, Раян.

Я как-то спросил у него про титул. Про семью.
Он фыркнул — мол, я слишком любопытный для «парня из почти курортного романа».
Но всё же рассказал, вскользь.
Двое младших братьев, ещё сестра. Мать умерла, отец ведет все дела со средним сыном, Раян будущий наследник. Назвал свой титул — я тут же забыл.
Спросил, видел ли он королеву Англии. Ответил, что да.
Больше я не спрашивал.

А потом — зависть. Почти до позеленения.
Но почему-то ещё сильнее — гордость.
Ну а что, не у каждого в постели принц. Я вот лично ни одного не знаю.

В гугле — пара статей, и всё на тайском. Это вам не айдолы и не актёры из boys' love сериалов. Семья закрытая, непубличная.
Кажется, только младший брат Раяна — Хью — пару раз мелькал в новостях. И то — не по лучшим поводам.
Сам Раян — максимум на паре официальных фото. И всё.

Даже статья в Википедии — сухая, короткая. Генеалогическое древо, даты рождения — и ничего больше.
Раяну в июле будет двадцать шесть.
Младше меня.
Мне это понравилось. Очень.

Полистал ещё немного... потом надоело. Больше ничего не искал.

Где он, кстати?
Я хочу пообедать с ним. Просто поболтать. Без повода.

Нашёл его в кабинете — с кхуном Сонуканом. Оба говорили на тайском, быстро, сосредоточенно, лица напряжённые. Я постучал. Они обернулись.

— Будешь обедать? — спросил я, не заходя.

— Чуть позже. Нужно закончить одно дело, — ответил Раян уклончиво. — А потом ведь важное событие.

— Ага. Первая брачная ночь наших лошадок, — усмехнулся я. — Правда, днём. Но уверен, Принцу понравится.

— А ты не думаешь, что должно понравиться Стар? — хмыкнул он, скрестив руки на груди.

— Это тебе надо за неё переживать.

— А я и переживаю. Всё должно получиться с первого раза. Тогда Принц будет свободен.
Он замолчал, посмотрел на меня и добавил:

— И ты.

— И я, — повторил я.

Настроение сразу испортилось.

Он так ждёт, чтобы я уехал? Уже не может дождаться? А кто тогда будет приказывать ему спать по ночам?

— Жду ещё полчаса и иду есть, — бросил я раздражённо и ушёл.

И правильно. Я тоже должен хотеть уехать. Мне не нужна привязанность. Не нужно всё это.
Раян, с его поместьем, с его фамилией. Он — старший сын. Там наверняка статус, обязанности, традиции. Всё серьёзно, не просто богатство — как у меня.
А мне это не надо. У нас в семье я младший. Есть брат на два года старше, и сестра на пять. Вот они и отвечают за честь и достоинство, как Раян любит говорить.
А я? Я просто за жизнь.

Вышел на улицу, зашёл в конюшни. Я уже всех лошадей знал по именам. Ну, почти.
За эти пять дня, когда все в поместье узнали, что мы с Раяном любовники — а об этом, кажется, знала даже подвальная мышь, — отношение ко мне изменилось. Стало... более терпимым, что ли.
Уважительно кивали, помогали. Никто уже не смотрел с насмешкой. Даже Марк. Готовил лошадей, чистил, не дерзил. Ну, почти не дерзил.

Вот и сейчас он тут. Что-то говорит своим ребятам. Я подошёл. Хотел выгнать раздражение, тревогу изнутри.
Как камень в ботинке — застрял, давит, натирает, а ты никак не дойдёшь до лавочки, чтобы разуться и вытащить его.
Вот и у меня. Этот камень внутри — откуда? Почему я считаю дни? Почему ловлю его взгляды, надеясь, что он ловит мои...?

— Я хочу прокатиться. До моря и обратно. Какая лошадь готова? — спросил я, не утруждая себя приветствием.

Марк повернул ко мне голову.

— Вы сами?

— А ты видишь Раяна рядом?

— Нет.

— Чего тогда спрашиваешь? — отрезал я резче, чем планировал.

— Поражаюсь вашему обаянию и жизнелюбию, — хмыкнул он. Подозвал Панчая и что-то тихо сказал. Тот ушёл вглубь конюшен, — готовить гнедого жеребца.

— Поражайся дальше, — парировал я. Скрестил руки на груди.

Я так привык к нему ревновать, что даже сейчас, когда он просто стоял и болтал с рабочими, у меня внутри немного заныло.

— Знаешь, Марк... я всё понять не могу. Почему ты такой наглый для обычного конюха? Учитывая ваш цирк с Раяном... — я прищурился. — Может, ты тоже чей-то непризнанный сын? Брат? Племянник?

Он фыркнул, криво улыбаясь:

— И что тогда, начнёте говорить со мной на "вы" и относиться с уважением?

— Нет, — хмыкнул я. — Но хотя бы пойму, откуда у тебя такая уверенность в себе.

Он закатил глаза, но всё ещё улыбался — как будто знал, что раздражает.

— Это вы так привыкли, что вокруг вас все ходят на цыпочках, — бросил он, не глядя. — Вот и воспринимаете обычное поведение подчинённого как наглость. Вы бы Мэтью меньше шпыняли — может, и он показался бы вам слишком уверенным.

Он уже повернулся, собираясь уйти, но я усмехнулся:

— Спорим, ты — внебрачный сын какого-нибудь богача?

Он фыркнул:

— Это сейчас был комплимент?

— Просто мысли вслух.

Он не ответил, но усмешка всё ещё играла на лице. В этот момент подвели лошадь. Я взял корд, провёл рукой по её шее — машинально, но в голове всё ещё вертелся Марк.

— Кхун Ли, — глухо сказал он, когда я уже собирался запрыгнуть в седло.

Я обернулся.

Он подошёл ближе, почти вплотную. Его голос стал тише, но жёстче:

— Не думайте, что раз вам тут все кивают и слушаются — значит, вы им нравитесь. Просто никто не хочет расстраивать Раяна. А вы ему, почему-то, приглянулись. Но знайте: нам нравится только он.

Я сжал зубы. Это был не укол — это был удар. Точный, без пафоса. Как копытом под рёбра.

Я вскинул подбородок, прямо глядя ему в лицо:

— Это что, угроза?

— Просто мысли вслух, — парировал он моими же словами.

— Ну что я могу на это сказать... У Раяна отличный вкус. Всё-таки у него королевская кровь.

Он усмехнулся — едко, без веселья:

— Вот именно. Королевская. А ваш отец... кажется, был рыбаком?

Я дёрнулся, сжал зубы — на что он намекает? Злость всколыхнулась внутри, как хищник, которого разбудили.

— Был. А стал премьер-министром. Напомнить тебе?

Марк смотрел спокойно. Чётко, твёрдо произнёс:

— Я помню, кто ваш отец. И кто вы. Но и вы не забывайте — кто такой Раян.

Он замолчал. Исчезла ухмылка, исчез вызов. Осталась какая-то тяжёлая, усталость. Словно он это говорил не впервые — просто в этот раз пришлось повторить мне.

— Люди, как он, не принадлежат себе, — продолжил Марк тихо. — Они принадлежат фамилии. Потомкам. Даже если они сами хотят другого.

Я сжал поводья. Сердце гулко стукнуло.

— Скажите, — вдруг бросил он, глядя в глаза. — Вы бы свели свою породистую кобылу с жеребцом, если он тоже дорогой... но из другой породы?

— Ты и так знаешь ответ, — рявкнул я.

— Вот именно, — кивнул он. — Даже если он красив, даже если она его хочет. Даже если они идеально подходят друг другу по духу. Ты не пустишь. Потому что так не делается. Потому что порода важнее желания.

— Он не кобыла, — зашипел я, — он человек. А ты, как и все тут, будто забыл, что он сначала человек, а уже потом принц! Мать твою!

Марк промолчал. Но взгляд его был совсем другим. Ни злобы, ни насмешки — только... как будто жаль.

А у меня в голове только и стучало:
Никому он не принадлежит. Никому. Но он — мой. Мой. И точка.

Но я не сказал этого вслух. Просто запрыгнул в седло и поскакал прочь. Вперёд, подгоняемый злостью, обидой... и страхом, которого до этого не чувствовал.

К морю... К тому дереву. Поваленному дереву.
Я когда-то взял с ним барьер, с Принцем. А с этой лошадью?.. Быстрее. Быстрее.
Я подгонял её, как будто что-то доказывал. Сам себе, ему, миру. Но когда впереди показалось знакомое бревно — я сбавил ход.

Стало страшно.
Не физически. Просто — не нужно. Никто не смотрел. Это была не моя лошадь. И не тот момент.

Злость выветрилась. Осталась только тишина.
Пустота.

Он никому не принадлежит...
Может, поэтому он так хочет — принадлежать?

***

Раян.

Случка двух лошадей — это почти ритуал. Танец.
Каждое движение выверено до секунды, всё может пойти не так от малейшего дуновения ветра. Кобыла может шарахнуться, жеребец — укусить слишком сильно, прижать весом... А ведь и так тяжело именно ей. Но — так устроена природа.
Наверное, она хотела, чтобы было больно. Чтобы кобыла страдала.
А может... может, для неё это и не боль вовсе? Как и для меня.
Может, её ржание, крики — это просто язык принятия? Просто голос?

Мы вышли на поляну, где должна была пройти случка.
Ветеринары, конюхи, почти всё поместье собрались здесь.
Стар — грациозная, прекрасная, уже готова. А Принц рвётся вперёд, гарцует, едва не вырываясь — его держат два крепких мужчины. Ещё двое удерживают Стар на расстоянии. Всё — как по инструкции.

Я не участвовал, как и Кёнмин. Мы стояли немного в стороне, за оградой. Вроде рядом со всеми — но как бы отдельно. Почти касаясь плечами, руками.
Если бы я мог... я бы завернулся в его объятия, положил голову на плечо. Как в фильмах. Я бы взял его за руку, обнял в ответ.
Не стесняясь. Просто потому, что это правильно. Потому что так можно. Всем.
Но не мне.

И вот — снова кольнуло внутри.

Я обманывал его с самого начала. Сперва — как глупая шутка. Потом — от страха. А теперь?
Это уже не ложь. Это намеренное умолчание. Надежда на то, что ему правда не важна.
Но если так — почему он всё ближе? Почему его ступня случайно касается моей? Почему его рука на деревянной ограде тихо дотрагивается до моей — так незаметно, чтобы никто не увидел...
...и так точно, чтобы увидел я?

— Я тебя сегодня не дождался на обед, — бросил он раздражённо, не поворачиваясь.

— Я немного задержался. Пришёл минут через пять, а тебя уже не было.

— Я сказал — полчаса, — отрезал он.

Я почувствовал: он зол.
Но на что? На то, что я не пришёл? Или дело в чём-то другом? Или он просто подыгрывает мне — по правилам нашей игры? Иногда я сам не понимаю, где проходит граница. Где «мы», а где — «мы ночью». И иногда... не хочу понимать.

— Я не мог освободиться раньше, — твёрдо ответил я. Пока ещё мог отвечать.

— Дела?

— Да.

— Какие?

— Важные.

— Королевские? — резко уточнил он. — Не для таких простых людей, как мы?

— Это кто у нас простой? — хмыкнул я, почти усмехнувшись. — Сын премьер-министра? Или ты о ком-то ещё, Кенмин?

Он положил ладонь на мою. И сжал.
Чёрт. Больно.

В голове что-то щёлкнуло, как всегда.
Это была не та боль, от которой хочется кричать, — но та, что заставляет сглотнуть... и захотеть большего.

— Просто интересуюсь, мой принц, — приторно-сладко проговорил он и сжал ещё сильнее.

Я повернул к нему голову. Он улыбался. Я — тоже. Красиво. Никто и не поймёт, что он сейчас давит мне на руку до синяков.
А я...
Я хотел, чтобы он сжал мне не только ладонь.
Шею. Челюсть. Член.

— Ты такой загадочный. Такой таинственный... Вот и думаю — какие королевские дела тебя ждут?

Я сделал шаг вперёд и нарочно задел его бёдро своей задницей. Почти коснулся ширинки — просто чтобы почувствовать. Просто чтобы тоже возбудить.

— Через месяц приезжает герцог Арно де Ланье из Люксембурга. Будет официальный ужин, потом благотворительный вечер. Мы с кхуном Сонуканом как раз обсуждали, смогу ли я поехать. Одновременно в Токио — Imperial Cup. Большое международное конное шоу.

— Imperial Cup? — сразу отозвался он. — Мои лошади участвуют. И я туда еду.

— А я, наверное, нет. Королевские дела, как видишь.

Он скрипнул зубами, и в этот момент мы услышали ржание...
И наконец вспомнили, зачем стоим здесь.
Оба покраснели и быстро посмотрели в сторону загона.

Принца подвели первым. Мощный, горячий, он рвал поводья, вскидывался, гарцевал — мускулы под кожей ходили, как волны. Его едва сдерживали двое конюхов. Пена у губ, глаза бешеные, как у одержимого.

Стар держали с другой стороны поляны. Её вели осторожно, сдержанно. Тоже двое. Она фыркала, откидывала назад уши, хвост метался, будто отмахиваясь от всего мира. Она была напряжённа до предела. Почти на грани срыва.

И всё же она подошла. Позволила. Или вынуждена была позволить.

Принц встал сзади. Осторожно. Напрягаясь, чувствуя её запах, её тепло. Он мотнул головой, всхрапнул, и в следующую секунду резко навалился.

Стар вскрикнула, дёрнулась вперёд, но её держали крепко. Он укусил её за холку — как положено, как требует инстинкт, как велит природа. Зафиксировал. Встал на дыбы, занёс передние копыта — и упёрся ими в её круп. Дальше было короткое, грубое движение. Пронзающее.

Она всхрапнула, зашаталась. Шея напряглась, ноги дрожали. Он двигался мощно, уверенно. Без пощады. Без нежности.

Это был не просто акт. Это был танец инстинкта, звериной необходимости. Это было древнее, как сама жизнь.

И я не мог оторвать взгляда.

Я видел такое десятки раз. Иногда даже сам держал лошадей. Но только сейчас — только сегодня — всё ощущалось иначе.

Как будто это был не Принц. И не Стар.
А я.
Вырывающийся. Но меня держат.
Не дают уйти.
Не спрашивают, хочу ли я или нет.

А сзади — не Кёнмин.
А всё, что держит меня с детства. Всё, что зовётся долгом. Семьёй. Дворцом. Титулом. Ожиданиями. Тенью, которая не уходит.

Моя ладонь уже давно была свободна, а я не заметил. Пальцы дрожали. Глаза защипало. Я был на грани.

От жалости к себе.
От любви к нему.
От страха, что могу сделать ему больно — если он поверит.
Если он полюбит.
Если он не будет осторожен.

Я схватил его за руку и потянул прочь. Пока все смотрели на Стар, пока Принц заканчивал ритуал своей силы — я просто увел его.

— Что? Куда? — прошипел он сзади, раздражённо, но не сопротивлялся.

Я не ответил. Я знал, куда и зачем.

Сеновал. Он же сам хотел. Он говорил, мечтал, намекал.
И я хотел. Только не ради игры. Ради себя.
Чтобы почувствовать контроль. Хоть на секунду.

Сеновал — невысокое деревянное здание с открытыми проёмами вместо окон, пахнущее сухой травой и лошадьми.
Внутри — стены из грубых досок, вдоль них — штабеля сена, кое-где ещё рыхлое, свежее, только что сгруженное.
Простор, тень, пыль в солнечных лучах.

Кто-то мог нас увидеть — двери не закрывались, с улицы просматривалось всё.
Но мне было всё равно.

— Сеновал, наконец-то, — усмехнулся он похабно.

Я не дал ему договорить — потянул на себя, впился в губы. Поцелуй вышел жестким, хищным. Он даже ахнул от неожиданности.

— Ты хочешь жёстко? — пробормотал он, ухмыляясь, прижимаясь ко мне.

Я перехватил его руки, развернул.

— Да. Но сегодня я веду.

Он не успел опомниться. Я подтолкнул его к низкому загону, где в углу навалено было сено — не в тюках, а рыхлой, колючей грудой. Открыл калитку и, не прекращая целовать, заставил отступать. Он дышал уже часто, сбито.

Он упал спиной на сено.
А я тут же оказался сверху.

Я лихорадочно дёрнул его футболку вверх, вцепился губами в шею, в ключицу, ниже.
Слизывал пот, сено, воздух.
Растёгивал ширинку — рывком, без церемоний.

Он застонал.
— Раян... что случилось?.. — прошептал сбивчиво. — Почему так?.. Откуда?..

— Заткнись, — выдохнул я ему в губы. — Просто хочу тебя. В себе. Сейчас. И всё.

Я опустился между его ног. Не раздевая до конца, освободил его член.
Он был уже наполовину твёрдый, и я взял его в рот — быстро, жадно, глубоко.
Как всегда. До горечи в горле.

Он застонал громче и рефлекторно потянулся руками к моей голове.
Я сразу отдёрнулся. Приподнялся.

Мокрый от слюны член упал на его живот. Сено уже прилипло к нему. Я машинально убрал его пальцами — будто счищал не сено, а слабость. Очищал момент.

— Ты не делаешь ничего, — сказал я тихо, жёстко. — И не направляешь. Только я. Понял?

Он молча кивнул. Руки убрал. Голова упала назад в сено, глаза полузакрылись.

— Сегодня я твой песик? — хрипло усмехнулся он. — Хочешь, чтобы я встал на четвереньки, а ты меня взял?

— Нет, — рявкнул я. — Ты не мой песик. Ты — тот, кем я всё ещё могу управлять.

Он нахмурился от моих слов, но я не стал объяснять. Встал, стянул штаны и трусы. Мой член дёргался, тяжёлый, налитый. Я шагнул ближе — он оказался прямо у его лица.

Кенмин поднял глаза, провёл ладонью по стволу.

— Соси, — приказал я.

Он ухмыльнулся и подчинился. Его рот был горячим, влажным, язык скользил вдоль вены. Он то глубже брал, то отстранялся, дразня. Я застонал, выгнулся, пальцы сжали его волосы, но... этого было мало. Совсем мало.

Я вытащил член из его рта, резко наклонился и поцеловал его в губы, чувствуя вкус себя на его языке. Снова повалил на сено, достал смазку — теперь я всегда ношу её с собой. Быстро смазал себя, чуть раскрыл, не давая времени думать. Взял его плоть в руки и сел на неё. Сразу. Глубоко.

Он дернулся, застонал глухо, ладони метнулись к моим бёдрам, но я резко оттолкнул.

— Не трогай, — выдохнул я. — Только я. Только я.

Сено царапало кожу, прилипало к вспотевшим ногам. Я поднимался и опускался, выбирая ритм сам. Его член распирал меня изнутри, каждый толчок пробивал живот, но облегчение не приходило.

Я прыгал снова и снова. Силы уходили, мышцы горели, дыхание срывалось, в глазах темнело. А внутри пустота. Я задыхался от злости и отчаяния. Почему? Почему, мать твою, я не могу кончить?..

Глаза заслезились. Я даже не понял — я почти плачу или уже. Он заметил. Cел, обнял, притянул к себе. Его ладони гладили спину через ткань футболки, сжимали мои плечи, будто пытаясь удержать.

— Мой песик... что случилось? — шепнул он мне в волосы, тяжело дыша.

— Я не могу... — выдохнул я, всхлипывая. Горло сжалось, голос сорвался. — Я жалкий, Кёнмин. Я ужасный. Я не могу кончить, если меня не унижают, не давят, не приказывают... Я просто урод.

И я разрыдался, уткнувшись лицом в его плечо. Его кожа была горячей, солёной от пота, я вжимался в неё, дрожа всем телом.

— Ты самый красивый, самый желанный и необыкновенный, — прошептал он хрипло, не отпуская меня. — Унижение и боль... это ведь всего лишь обратная сторона ласки и заботы. Твой способ чувствовать сильнее. Быть живым до конца. Но по сути тебе нужно одно — доверие. Там, где другим хватает лёгкого ветерка, тебе нужен смерч. Ураган. Вот и всё... И я тебе его подарю.

Он перевернул меня одним движением. Я оказался на спине, вдавленный в сено. Сухие стебли больно кольнули лопатки сквозь футболку, но я даже не заметил. Он поднял мои ноги, грубо расправил, и колючая трава впилась в зад, прилипла к коже.

Он наклонился, сдёрнул с моих бёдер и ягодиц прилипшие, сухие кусочки. В этом движении было что-то до странного интимное, и нежное.

— Блин, Раян, я весь в сене, — проворчал он, остановился, начал отряхивать теперь уже и свой член.

— Ага. Чья это вообще была фантазия? — хрипло попытался пошутить я, шмыгнув носом, но всё же слабо улыбнулся.

Он не ответил. Поторопился — видно было, что держать себя уже тяжело. И не медля направил член.

Одним резким толчком вошёл.
Я закричал. Выгнулся.
Сжал пальцы в сено. Всё внутри будто разрывалось, наполнялось им, становилось только его.

Сильнее. Глубже. Ещё.

И я поплыл...

Грудь сотрясали всхлипы. В какой-то миг я понял: я снова плачу. О себе о нем, о том, что возможно я не такой уж урод, если нравлюсь ему...

Мне нужен ураган? Да. Но что делать, когда он улетит? Что, Кёнмин?..

***

Через пять дня в поместье прилетел другой ураган.

Мы с Кёнмином были на заднем дворе — собирались покататься на лошадях. Стар и Принца трогать было нельзя: у них на сегодня было назначено второе «свидание». Всё шло по графику. Почти идиллия... пока не раздался визг тормозов и какая-то суета у главных ворот.

— Что там? — удивился я, обернувшись. — Я никого не жду.

Мы передали поводья груму и пошли через дом к парадному входу. Так было быстрее. Но едва поднялись на лестницу, как замерли.

Во дворе, на том самом месте, где обычно стоят наши машины, красовалась старая, ярко-красная "Феррари" 60-х годов. Кабриолет. Убедительно вылизанный, как будто только с выставки. Об капот небрежно облокотился парень — словно сцена из фильма.

На нём были расклешённые брюки, рубашка с острыми лацканами — всё в духе шестидесятых. Он держал во рту конфету, и сосал с ленивой наглостью. А потом, как ни в чём не бывало, махнул рукой в нашу сторону.

— Привет, Кёнмин! — крикнул он по-английски, громко, так что эхом отдалось на весь фасад.

Я перевёл взгляд с него — на Кёнмина. И узнал. Узнал этого чужака в белом.

Третий участник нашего с ним первого приключения.

Меня пробрало. Я напрягся, сжал зубы. И с нарочитой холодной улыбкой на одних губах прошипел в сторону Кёнмина, который, кажется, сам не знал, как реагировать.

— Это что за шоу? Ты пригласил своего любовника в мой дом?

Я никогда ещё не был так зол. Кажется, даже Кёнмин это понял. Потому что впервые за всё время он по-настоящему испугался.