ОКСЭР

Раян

Я был без сил. Кажется, он тоже. Но после секса мы не сразу уснули — болтали, придумывая стоп-слово. В итоге сошлись на «седло».
Кёнмин предлагал — «бесячий конюх». Я смеялся, говорил, что слишком длинно — я просто не успею его выкрикнуть.

Он согласился, но вдруг нахмурился и спросил: какие у меня были слова с другими? Как часто я их использовал? И вообще — был ли у меня уже хозяин?

Какой он собственник, — хмыкнул я про себя.

— Тебе так интересно, кто был у меня до тебя? — спросил я, лежа на нём. Мы оба были липкие, потные. Но идти мыться — так лень. Потом. Успеем.

— Не то чтобы очень, — небрежно произнёс он, но я заметил, как глаза сузились, а пальцы сжали мою задницу. Сильно. Больно. Для меня — сладко. — Просто любопытство.

— Для отношений, которые и отношениями нельзя назвать... — фыркнул я, заглядывая ему прямо в глаза. — Ты слишком любопытный.

— Что, снова ничего не скажешь? — прошипел он и резко перевернул меня на спину. Навис сверху, тень легла на лицо. — Я же могу приказать.

— Может, — легко ответил я и закинул ноги ему на талию. — Но не будешь. А насчёт «был ли у меня господин»... Был. Но давно. Доволен?

Он наклонился, поцеловал меня — жадно, глубоко, врываясь языком. Я ответил, дыхание участилось. Но всё же оттолкнул его, хоть и не сильно. Он остался над мной, не сводя взгляда.

Мои руки легли ему на шею, пальцы играли с кончиками волос.

— Хватит, Кёнмин, вести себя так, будто я тебе принадлежу.

— Сейчас да, — легко ответил он. — Или ты думаешь, я шутил, когда сказал, что в клуб ты больше не пойдёшь? И флиртовать с другими перестанешь.

— Я флиртую? — я глухо засмеялся. — Тебе напомнить, с кем ты был в клубе, когда мы встретились? С кем ты целовался у меня на глазах? А?

Я не ревновал его к тому парню. Но мне хотелось поддеть. Поиграть в эту опасную игру: будто мы настоящие. Будто имеем право требовать, настаивать, предъявлять друг другу права. На самом деле — не он, и уж тем более не я — не могли этого делать честно.

Но я хотел. Я так хотел жить — хотя бы эти дни. А потом... потом останется только память. Воспоминания. Сны.

— Ты о моём друге? — он ухмыльнулся похабно. — Я его знаю ещё со времён университета. Мы иногда встречаемся. Ты же видел — с ним легко и просто.

Я нахмурился. Не думал, что они так давно знакомы. Одно дело — подцепить кого-то в баре. Другое — друг с универа. Лет десять? И всё это время они спят?
Чёрт... я не собирался ревновать. Но внутри всё равно кольнуло.

— Так почему ты тогда не с ним? — зашипел я. Попытался вырваться, но он заметил, засмеялся и только сильнее навалился сверху, прижимая так, что я не мог и пошевелиться.

— Я подумаю над твоим предложением, — насмешливо протянул он, нагло улыбаясь. — Как закончу с тобой — перед отъездом заеду к нему.

Блядь. Ты специально? Хочешь, чтобы я ревновал? Не на того напал, Кёнмин. У меня годы опыта — в притворстве, в играх, в масках. Ты меня не переиграешь.

Я перестал хмуриться и, наоборот, сладко улыбнулся. Кончиками пальцев провёл по его губам, потом по подбородку.

— А если я присоединюсь? — прошептал я мягко. — Может, позволишь ему наконец меня трахнуть? Он ведь хотел мою задницу. Ты тогда не дал. А теперь — будешь смотреть...

Я не успел договорить — он резко накрыл мой рот поцелуем. Я засмеялся, довольный, что довёл его.

— Бля, Раян, пёсик мой, — пробормотал он, снова впиваясь в губы. — Ещё раз повторяю: ты мой. И ни к кому больше не подходишь. А уж тем более — не становишься на колени.

— Пока ты тут? — уточнил я. Знал ответ... и всё же спросил. Чтобы убедить себя. Чтобы услышать это от него. Схитрить.

Он замер на миг. Я даже почувствовал, как его тело напряглось. Взгляд стал острее, пальцы сильнее вжались мне в бёдра. Он приподнял бровь, будто взвешивая — что ответить.

И всё же кивнул.

— Да. Как мы договарились.

Ответ правильный.
Но легче ли от этого?

Раян, успокойся. Даже если бы он сказал «и потом» — ты бы всё равно не смог.
Не забывай, кто ты. Кто он.

Долг. Семья.
Помнишь ещё, что это?

Я зажмурился, отталкивая то, что скручивало живот.
Хотел быть только здесь. Только сейчас.

Потянулся и сам его поцеловал. Сильно. Так, что он застонал и прижался ко мне. Его член налился. Мой — тоже.

Мне нужно было, чтобы он приказал. Чтобы повёл. Чтобы решил за меня.
Тогда сомнения исчезнут.
Тогда совесть замолчит.

Я просто буду служить. Ведомый.

Потому что я слабый. Потому что по-другому не могу.

Или наоборот — чувствую слишком много?

— Пёсик... — усмехнулся он, когда мой член упёрся в его живот, а его в мой. — Трахнуть тебя снова? Ты этого хочешь?

— Да...

— Скажи «пожалуйста».

— Пожалуйста, сэр.

Он криво усмехнулся, взял свой член и направил его между моих ног. Я сжал бёдра, чувствуя, как горячая плоть скользнула ниже, прижимаясь к яйцам. Мой собственный член торчал между нами, скользкий от предсеменной жидкости.

— Ты уже сухой, — прохрипел я. — Мне будет больно внутри тебя. Давай просто между ног.

Его ладонь резко сомкнулась на моей шее. Сдавила, лишая воздуха, и я застонал. Он наклонился и впился зубами в сосок — больно, до искры, до хрипа, и тут же разогнал боль языком. Его бёдра двигались всё жёстче, горячая плоть скользила между моих ног, давя, натирая, оставляя липкий след. Мы оба были потные, и эта скользкая влажность только раззадоривала.

Но этого было мало. Мало для него, мало для меня.

— Ты сводишь меня с ума, принц, — хрипло выдохнул он.

Он выдернул член из-под меня и уложил его сверху — прямо на мой. Мы оба вздрогнули, когда головки соприкоснулись. Его ладонь сомкнулась, сдавив сразу два ствола. Сильно. Больно. Так, что дыхание вырвалось сквозь зубы.

Я всхлипнул, накрывая его руку своей, прижимая сильнее.

Трение стало яростным. Сухо, грубо, так, что кожа горела. Боль и жар переплелись, скрутили живот, и всё вокруг растворилось. Было только это движение, это давление, эта власть.

Мир исчезал. Страх уходил, растворяясь в похоти. В наслаждении, которое било в виски, как яд.
Мой наркотик. Он.

Он первый кончил, рывками, глубоко выдыхая мне в ухо. Его горячая сперма залила ладонь, и я почувствовал, как она стекает по нашим членам, смешиваясь с потом. Я ещё не был готов — тело всё дрожало, но оргазм не приходил.

Я задыхался, чувствуя, как всё внутри сводит от желания — будто нервы натянулись до предела.
Гадал, позволит ли он и мне кончить... или нет.

Его ладонь скользила по мне вязко. Сжимала — то у основания, то под самой головкой — и каждый раз я едва не срывался.

— Терпи, — приказал он. И ослабил хватку.

— Пожалуйста... — сорвалось с губ.

Но он тут же схватил меня за челюсть. Сжал. Заставил замолчать.

— Я сказал — терпи.

Глаза блестели хищно. Дыхание — горячее, обжигало щёку.

— Кончишь только когда я разрешу.

Его рука продолжала мучить меня: медленные движения сменялись внезапными рывками, от которых я почти ломался. Он не отпускал — держал меня бедром, ладонью, взглядом.

Я выгибался, дрожал, когтями царапал его плечи, но он лишь сильнее прижимал меня к постели. Казалось, я принадлежал ему до последнего вдоха, до последней капли.

И только когда я уже сорвался в стон, когда слёзы блеснули в уголках глаз, он ускорился, провёл ладонью резко, без пощады. Я закричал и кончил в его руку, судорожно выгнувшись, полностью раздавленный и освобождённый в одно мгновение.

Я задыхался, сжимался, брызгал в его ладони и на наши животы, терялся в огне и боли, смешанной с наслаждением.

Мой господин... Как я могу держать себя в руках, когда он так щедр со мной?

Он рухнул на меня, тяжёлый, горячий, и глаза сами закрылись. Было утро, надо было вставать, умываться... но мы засыпали.

— Сегодня ты моя подушка, — мурлыкнул Кёнмин, прикрывая глаза. — Не двигайся, пока я не высплюсь.

— Да, сэр, — отозвался я, обняв его.

Я твой на эти две недели. А ты — мой навсегда.

***

Кёнмин

Нас всё-таки вырубило. Так сильно, что мы не услышали ни стука, ни тихого скрипа двери, которую, конечно же, не закрыли — утром было не до того.

Да, шагов не услышали.
А вот крик — и звонкий грохот упавшего пылесоса, разбудили моментально.

Я распахнул глаза первым, дёрнулся, повернул голову.

— Какого... — выдохнул, всё ещё не понимая, откуда шум.

Раян тоже сел. Сонный, растрёпанный, голый до пояса.

— Кхун...

И мы уставились.

А на нас — горничная.

Стоит в дверях. Замерла. В руках пылесос, который уже успел завалиться набок. Она явно вошла, как делала каждый день, — прибраться.

— Я... я стучала... — залепетала она на английском, открывая и закрывая рот, словно рыба на суше.

Мы были голые, едва прикрытые простынями на бёдрах. Вид у нас, наверное, был максимально развратный — спутанные волосы, помятые лица. Я довольно улыбнулся.
Раян, конечно, не хотел, чтобы кто-то знал. Но мне это было только на руку. Пусть все знают, чей кхун в поместье. Пусть Марк перестанет болтаться под ногами.

Он думал иначе. Вспыхнул, покраснел до корней волос, заметался глазами. Судорожно потянулся за простынёй, что лежала на нашей талии — и зачем-то прикрыл грудь.
Но, видимо, плохо рассчитал: одним движением обнажил совсем другую часть своего тела.
И мою — заодно.

Я едва не расхохотался. Если бы Раян не был так перепуган и смущён, я бы уже уткнулся лицом в подушку от смеха.

А горничная... Она тоже покраснела, зажала рот рукой, но глаза не закрыла. Наоборот — чуть опустила взгляд вниз, и задержала его явно дольше, чем следовало.

Нравится, да? Я гордо приподнял подбородок. Но хватит уже ей пялиться на член моего мужчины.

— Ты ещё тут? Что, хочешь присоединиться? — бросил я резко.

— Извините... — залепетала она, заикаясь, но не сдвинулась с места.

Я приподнялся и с силой накрыл простынёй пах Раяна. Только сейчас он заметил, что оголил себя полностью, и покраснел ещё сильнее, что, казалось, лицо сейчас взорвётся. Он судорожно натянул простыню к груди, но выглядел от этого ещё более нелепо и растерянно.

Говорить он явно не мог, поэтому пришлось мне.

— Вали! — рявкнул я.

Она наконец пришла в себя, шарахнулась к двери и почти выбежала, оставив пылесос на пороге.

— Забери свой пылесос, — крикнул я ей в догонку.

Она вернулась, всё так же не поднимая глаз, схватила шланг и исчезла.
Дверь хлопнула — и я расхохотался.

Раян подскочил с кровати так резко, будто его ужалили.

— Бля, Кёнмин! — взорвался он, весь красный, злой, с глазами навыкате. — Ты почему дверь не закрыл?! Что мне теперь делать? Она же всем расскажет. Уже рассказала! Чёрт!

Он метался по комнате, хватал одежду, ронял её, снова поднимал. Простыня слетела, и он даже не заметил — голый,  уже не смущённый, яростный. Красный до ушей, но именно этим ещё более мой.

Я и не пытался изображать виноватого. Просто лежал и смотрел, не сдерживая улыбку.

— Ты тоже мог закрыть дверь, когда пришёл, — легко парировал я. — Зато теперь все знают, что у нас роман. И никто не будет к тебе приставать.

Он что-то буркнул по-тайски, резко развернулся ко мне и, сжимая в руках трусы, выпалил:

— Бля! Кёнмин, хватит со своей ревностью! Ко мне никто не пристаёт!

— А Марк? — прищурился я.

— Та чтоб тебя... — выдавил он сквозь зубы и стал судорожно натягивать трусы. Две ноги одновременно в одну дырку, запрыгал на месте, запутался, едва не навернулся.

Я рывком поймал его за руку, усадил обратно на кровать.

— Одевайся сидя, — приказал я холодно. — Иначе упадёшь, сломаешь задницу. А что я тогда буду трахать?

Он фыркнул, но покраснел ещё сильнее.

— Ой, бедненький, — пробормотал он с насмешкой, но всё же натянул трусы, сидя на кровати.

Я ухмыльнулся: мой послушный пёсик — даже в панике остаётся послушным.

— Ну, тогда своего сладенького друга, — добавил он ядовито.

— Он в столице. Ехать далеко, — хмыкнул я нарочно легкомысленно, специально дразня его. Хотел, чтобы перестал зацикливаться на какой-то горничной. Ну знает — и знает. Не ребёнок ведь. Да и вроде не женат.

Раян зашипел, наконец натянул брюки и резко встал.

— Не сердись, — примирительно начал я и протянул руку, но он отстранился. Сжал плечи, отвернулся. Ладно, не буду настаивать — ничего страшного не произошло. Ну расскажет она, и что?

— Бля... тебе не понять, — его глаза забегали. — А если отец узнает? Какой если, он узнает.

Страх мелькнул так явственно, что я замер. Он боится своего отца?

Я поднялся с кровати, подошёл, хотел обнять, но он не позволил. Напротив — сжался, будто от удара.

— Твой отец не знает, что ты гей? — спросил я прямо.

— Не в этом дело, — пробормотал он, сжимая кулаки. — Кенмин, не дави. Тебе не понять.

— Почему же? — его слова задели, я нахмурился. — Думаешь, у меня отца нет? Может, он не племянник короля, но всё-таки премьер-министр страны.

— Ну тогда всё отлично, — хмыкнул он. — Значит, он обрадуется, узнав, что сын попал в скандал с принцем другой страны. Все будут рады.

— О каком скандале ты говоришь? — я нахмурился ещё сильнее. — Откуда ему узнать? Я не заметил тут журналистов, жёлтую прессу. Ваша семья не такая уж публичная. А горничной можно заплатить за молчание.

— Заплатить? — он усмехнулся, горько. — Уже все знают. Кто-то обязательно донесёт отцу. Вопрос только когда, а не если. И скандал — это не всегда про газеты, Кёнмин. Это про взгляды за ужином. Про молчание, которое становится громче слов. Про честь, которая у нас всё ещё значит что-то.

Он устало выдохнул, провёл рукой по лицу.

— Ладно. Я пойду разгребать всё это. Сам виноват. Прекрасно знал, что так и будет. Просто надеялся... хотя бы не в первый день.

Я сжал кулаки, страх холодком прокрался в лёгкие. Он уже развернулся, но я остановил, схватив за локоть. То, что я считал обычной шуткой, превращалось в настоящую проблему.

— Раян, ты что, сейчас всё закончишь? Вот так? Только потому, что горничная нас увидела?

Он удивлённо посмотрел на меня.

— С чего ты решил? — голос у него дрогнул, но он быстро взял себя в руки. — Она уже знает. Тут ничего не поменять. Всё поместье знает.

Я выдохнул облегчённо, только теперь понимая, что действительно испугался. Мелькнула мысль: а как же я смогу отпустить его через десять дней, если уже сейчас один страх, что он оттолкнёт меня, сжал горло так, что дышать трудно?

— Так что ты будешь решать? — спросил я наконец.

— Убедить отца, что это не серьёзно. И что всё останется в поместье.

— А если серьёзно? — неожиданно для себя спросил я.

Он рассмеялся. Коротко, глухо, как-то не по-настоящему.

— Серьёзно? — он пожал плечами, но глаза у него не смеялись. — Не напрягайся так, Кёнмин. Будем мы трахаться. Не переживай.

И не ответив на мой вопрос, он ушёл.

Я остался один... почему-то сбитый, разочарованный и странно растерянный. Он ведь ясно сказал, что не отшивает меня. Радуйся, Кёнмин. Радуйся.

Но внутри вместо радости пустота.

Я же не собирался его забирать в Корею. И сам в Таиланд переезжать не собирался. Всё идёт по плану. Всё как и должно быть.

...Да?

***

Я снова заснул.
Проснулся ближе к обеду — голодный, но спокойный. Сон был глубокий, восстановительный.
Все те сомнения, которые он успел во мне разбудить, стали тише, глуше. Не исчезли, нет. Но я смог отодвинуть их куда-то дальше, за грань.
Не хочу думать. Хочу просто быть с ним.

Я быстро помылся, оделся и спустился в столовую. Обед ещё не закончился, но в комнате было пусто.
Интересно, где он?
Я хотел пообедать с ним. Просто посидеть рядом. Просто быть.

Я пошёл искать своего принца. Нашёл его в кабинете.
Дверь была не до конца прикрыта, и он с кем-то говорил по-тайски. Я остановился, прислушался.
Я не понимал слов, но по голосу — по тембру, по ритму — уловил, что разговор неприятный.

Я подошёл ближе, едва приоткрыл дверь. Застыл.

Раян стоял ко мне спиной. Телефон в руке.
Спина напряжена, кулаки сжаты.
Отец? Или деловая ссора? Или на скачках проиграл ? Или судья на шоу подвёл?

Он почувствовал мой взгляд. Обернулся. Нахмурился. Подошёл ко мне, не отрываясь от разговора, и, прикрыв рукой трубку, тихо сказал:

— Ты что-то хотел?

— Тебя, — хмыкнул я. Он нахмурился, и я тут же смягчил грубость, улыбнувшись, — Хотел вместе пообедать.

— Хорошо. Сейчас приду.

Потом он вежливо, но твёрдо дал понять, что разговор закончен. Сказал что-то в трубку, а меня коротким кивком отправил прочь. Дверь за мной закрыл.
Кто это был?..

Я вернулся в столовую. Сел за стол, но есть не стал. Хотел — но не хотел без него.

Через пару минут вошёл управляющий, опустился напротив. Смотрел слишком внимательно, словно пытался прочитать меня насквозь. Он уже знает? Наверняка. Но я заставил себя выглядеть непринуждённо, почти лениво. Это ведь не его дело, с кем спит Раян.

— Вы не едите? — поинтересовался кхун, накладывая себе еду.

Я пожал плечами. Тайская кухня уже стала привычной, хотя для меня готовили и корейское.

— Жду Раяна, — специально сказал я по имени, подчёркивая наши отношения.

Кхун Сонукан чуть приподнял бровь. Хотел что-то ответить — наверняка очередное «держитесь подальше». Но в этот момент дверь распахнулась, и вошёл Раян. Почти влетел.

Он был как грозовое облако: взъерошенный, напряжённый, с пылающими щеками и блестящими глазами.

— Что тут у нас сегодня? — бросил он, не глядя, взял тарелку и сел во главе стола.

Я оказался слишком далеко, поэтому спокойно пересел ближе. Он нахмурился, но промолчал.

В его тарелке было намешано всего понемногу. Он ел торопливо, не дожидаясь меня, и казалось — находился в каком-то своём мире, куда мне не было доступа.

— Вкусно, — сказал я, только чтобы он обратил внимание.

Раян поднял голову, кивнул — и сразу перевёл взгляд на кхуна.

— Подготовь машину. Через час я еду в Бангкок.

Я нахмурился. Управляющий лишь коротко кивнул.

— Зачем? — вырвалось у меня прежде, чем успел подумать.

Раян странно посмотрел на меня.

— По делам, — ответил уклончиво. Но мне этого было мало.

— Я с тобой, — сказал я опять же не подумав. Что это со мной? Уже не могу отпустить его даже на полдня?

— Зачем? — он сделал глоток воды, аккуратно вытер губы салфеткой и посмотрел прямо, внимательно.

— По делам, — парировал я в том же тоне. — Вместе поедем, чтобы две машины зря не гонять.

— Я могу остаться там ночевать, — возразил Раян. — Лучше ехать каждому на своей, чтобы потом не ждать друг друга.

— Ничего, я подожду, — тут же отрезал я. Что мне делать в Бангкоке, я не имел ни малейшего представления. Не по храмам же бродить. Но слова уже были сказаны, и вернуть их обратно было нельзя.

— Всю ночь? — хмыкнул он. Управляющий молчал, наблюдая за нами из-под бровей.

— Если тебе меня жалко, не заставляй ждать, — бросил я.

Раян закатил глаза, отложил нож и вилку.

— Кёнмин, я еду по делам. Домой. К отцу, — наконец пояснил он. Значит, я угадал: с ним он и говорил. — Если задержусь, останусь там. Тебе-то чего ехать?

— По делам, я же сказал, — сказал я и пристально на него посмотрел. — Тем более я не хочу отпускать тебя одного. Вдруг с твоими родителями познакомлюсь, — пошутил я, и тут же понял, что это прозвучало неудачно.

Раян сжал губы, резко встал.

— Делай что хочешь. Выезжаем через час.

— Ты же не доел. Сядь, — приказал я раздражённо. — Снова в обморок рухнешь.

— Да, кхун... — наконец встрял управляющий. — Машина всё равно ещё не готова.

Он бросил на нас тяжёлый взгляд, что-то пробурчал себе под нос, но в итоге снова сел. Уставился в тарелку. Ел молча, быстро, а на все мои попытки разговорить отвечал рассеянно, невпопад.

Ты так боишься отца? Или дело в чём-то другом? Я не понимал. И знал — он не ответит, как бы я ни спросил. Закроется, отшутится, уйдёт в сторону.
Да и какое я имею право лезть?

Всего две недели, Кёнмин. Помни об этом. Ты же просто хотел его трахнуть. Вытравить из себя скуку, испытать азарт. Без обещаний, без последствий.

Сосредоточься на этом. Только на этом. Он не твой.

Тогда почему каждая его тень, каждый обрывок слова вонзается в меня так, будто я уже принадлежу ему?

***

Раян.

Мы поехали вместе, в одной машине. Три часа пути. Я пытался работать — читал документы, делал пометки. Он тоже уткнулся в планшет. Разговоров почти не было, только шум дороги и тихая музыка у водителя.

И всё же я ловил на себе его присутствие. Зачем он увязался? Проверить меня? Ревность снова? Я ведь ясно сказал — еду к отцу. Или он просто такой по натуре: собственник. Считает меня своей игрушкой и не хочет отпускать.

И что хуже всего — от этой мысли мне не становилось легче. Наоборот. Я начинал думать о нём ещё больше, хотя куда уж сильнее, Раян? Ты и так весь в нём.

Отец уже успел отчитать меня по телефону. Не за то, что Кёнмин мужчина, а за то, что я позволил слугам сплетничать. Кто донёс? Неизвестно. Но какая разница. Важно одно — теперь я должен приехать и успокоить его. Убедить, что это пустяк, лёгкая интрижка. Без последствий. Без чувств.

Я обязан помнить о семье. О долге. О том, что ничего не меняется. И не должно меняться.

Я выдохнул и скосил взгляд на Кёнмина. Он уткнулся в планшет, будто бы занят. Я подумал — документы. Но когда экран чуть повернулся ко мне, я заметил картинку: какие-то парни, целующиеся. Текст по-корейски. Я нахмурился.

— Ты что читаешь? — спросил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Кёнмин повернул голову. Его губы растянулись в наглую, похабную улыбку. Он нарочно медленно нажал пальцем на экран, перелистнул страницу.

Новая картинка: парни уже были голые. Один с огромным членом, другой стоял перед ним на коленях.

— Манхву, — протянул он, явно дразня меня. — Хочешь со мной?

— Порно, что ли? — вырвалось у меня. Щёки вспыхнули, и я поспешно отвёл взгляд.

Кёнмин наклонился ближе, дыхание коснулось моего уха. Его голос прозвучал низко, почти интимно:

— Эротический комикс. Про альфу и омегу.

Я резко обернулся, встретил его самодовольный взгляд.

— Это ещё кто такие? — нахмурился я.

Он усмехнулся ещё шире, прищурился:

— Мир, где мужики могут рожать. Интересно, да?

— Бред, — фыркнул я, но глаза от картинки так и не оторвал.

— Я тебе скину на мейл, — заулыбался он, явно наслаждаясь моей реакцией. — Там ещё и сюжет есть, не только секс.

— Не интересно. Можешь не кидать, — буркнул я.

Кёнмин будто меня не услышал и нарочно перевернул страницу. Там они уже трахались. Я невольно задержал дыхание. Как вообще такой огромный член может влезть?..

Он поправил ремень безопасности и сел ближе, так, что его плечо касалось моего.

— Тут на корейском, но я могу быстро найти на английском. Почитаем вместе.

— Мне работать надо, — пробормотал я, но неуверенно. Губу прикусил. Краем глаза видел: на третьей странице они уже ссорились. Почему так быстро секс закончился?..

— Успеешь, — легко бросил он. Открыл поисковик, нашёл перевод, купил комикс. Всё заняло минут десять. Мой собственный планшет давно погас, я и не заметил.

— Начнём с самого начала или сразу с интересного? — спросил он, глядя на меня с прищуром.

— Как хочешь. Всё равно не буду эту безвкусицу читать.

Он цокнул языком, качнул головой:

— Да, не Харуки Мураками, но затягивает здорово.

— Таких, как ты. Помешанных на сексе, — огрызнулся я.

Он наклонился ближе и резко лизнул мочку моего уха. Горячо. Внезапно.

— Мой пёсик любимый... кто из нас двоих помешан?

Я весь сжался. Внизу живота потянуло, будто кто-то дернул струну. А он уже, как ни в чём не бывало, выпрямился и открыл первую страницу.

— Начнём с начала, — сказал спокойно.

Он молча сел рядом, положил планшет на колени так, чтобы картинки и текст были видны мне тоже. Стал читать, едва шевеля губами. Я... я не хотел, честно. Просто любопытно было — что за бред про мужиков, которые рожают. Так, одним глазом гляну и всё.
....

— Приехали.

Голос водителя вырвал нас из транса.

За два часа дороги мы проглотили почти три тома комикса. Тупой, пошлый, совершенно нелогичный. И вместе с тем — затягивающий. Мы грызли ногти, когда герои ссорились, шипели друг на друга, если один из нас задерживался на странице дольше чем другой. Даже успели тихо переругаться, когда я сказал, что такой член никогда в жизни не влезет в задницу, а Кёнмин хмыкнул: «Мой же у тебя помещается». Бля...

И теперь, когда машина остановилась, а до конца оставалось всего несколько страниц — он вдруг засмеялся и выключил планшет.

— Ты что?! Дай дочитать! — я даже повысил голос.

— Это же пошлятина и ерунда, — протянул он, явно дразня.

— Да, но я не люблю оставлять дела незаконченными! — взвился я. — Пит только что сказал, что "так будет лучше для Лу", а тот уже собирает вещи! Я должен знать — он вернётся или нет?!

Кёнмин громко расхохотался и щёлкнул меня пальцем по носу.

— Альфа он, а не дохлая селёдка. Вернётся. А может, и нет, — протянул он, складывая планшет. — Узнаешь вечером. Если не останешься тут ночевать и поедешь со мной.
— Так не честно.
Но он уже стал застёгивать ремень: мы привезли его, как он просил, в центр города, а мне надо было ехать дальше — к отцу.

Не ну... не может же он предать своего омегу и жениться на Софи? Или может?..
А ребёнок? Что тогда будет с Лу и их будущим ребёнком?

Раян, остановись. У тебя своих проблем мало? А теперь ещё и эти чёртовы манхвы в голове гуляют. Всё он. Он сам не даёт мне спокойно спать, а теперь даже картинками доводят.

Кёнмин наклонился и, не обращая внимания на водителя, который упрямо смотрел в окно, поцеловал меня в щёку, и шепнул:

— Если бы мы были в этой манхве, Софи бы никогда не смогла увести меня у тебя.

Я вздрогнул. Он продолжил:

— И ты бы уже давно был беременный.

— Что? Почему я омега, а не ты? — возмутился я.

— Раян... а разве ответ не очевиден?

Я нахмурился, резко посмотрел на него.

— Потому что ты... — чуть не ляпнул трахаешь меня, но вовремя прикусил язык. И так водитель услышал больше, чем надо.

— Нет, потому что ты видел его размер на картинке? Он похож на твой... или на мой?

Я выругался так громко, что даже водитель вздрогнул и в зеркале заднего вида покосился на нас. Лицо горело, щеки жгло, будто я мальчишка, застуканный на чём-то пошлом.

Кёнмин ухмыльнулся, довольный, как кот, что наконец-то загнал мышь в угол. Его глаза блестели, губы тронула ленивая усмешка.

— А что ты краснеешь, песик? — прошептал он почти ласково, но со скрытым вызовом. — Я ведь прав.

Я грозно посмотрел на него, но этот придурок только расхохотался, довольный, как всегда.

— Вали уже по своим делам, — процедил я сквозь зубы.

— Да, да, — протянул он, не теряя ухмылки. — Напишешь мне, как освободишься. Я буду ждать.

— Я не знаю, — уклончиво ответил я. — Если будем ужинать всей семьёй, всё закончится поздно. На ночь ехать неохота. Лучше возвращайся один. В поместье встретимся.

Кёнмин склонил голову набок, хитро прищурился:

— А ты сможешь уснуть, не зная, остался ли Пит верен своему омеге?

— Чёрт... — выдохнул я, но он уже вышел, смеясь, оставив меня одного с этим идиотским комиксом в голове.

Я сжал губы, выдохнул, постарался взять себя в руки. Мы поехали дальше — в поместье, к отцу.
Мириам написала, что тоже будет. С ней всегда проще, спокойнее. Она всегда прикрывала меня, вытягивала из неприятностей. Наверное, и сейчас прикроет.

Только почему в этот раз мне от этого не легче?.. А наоборот ...