Валькирия

Лодур

Несмотря на то, что бессмертие меня давно покинуло, как и былое величие, время по-прежнему ощущал по божественным меркам. Слишком быстро летели дни и недели. Прошел Мабон и приближался Самхейн. Оставалось несколько дней, а мертвые и неживые, такие как призраки, уже ощущали мощь той стороны. Дыхание Хель — так они это называют. В прошлом же, в наши времена, это был простой сбор урожая. Но по каким-то причинам этот период выпал на почитание Смерти. Хель приносили дары, пели песни и даже жертвовали скот. Я же этот праздник просто не переваривал.

— Лодур, ты опять по коридорам без дела слоняешься? — спрашивает меня Хьё, нагоняя. А видя тоску и хандру, спрашивает: — Сигюн? — я только хмыкнул, но она и без ответа поняла. Проницательная, не отнять. И понимающая. Не стала тревожить сердечные раны, а напомнила о еще одной возможности приближающегося Самхейна. — Поговори с дочерью!

— И что я ей скажу? — вспылил, — привет, Хель, — с сарказмом начал я выдуманный диалог, который вряд ли им будет. Скорее всего, так и останется монологом, — это папа Лодур. Как у тебя в Хельхейме дела? Как Ёри поживает? А Фенри? — и сорвался на рык: — так ты себе это представляешь, Хьё? — она не изменила выражения лица, продолжала настаивать, говорить, что Хель поймет, выслушает и примет. — Ага, как же! А еще объятия свои раскроет! — и, махнув на нее и слова о воссоединении семьи рукой, пошел в Большой зал на ужин. Она же от еды отказалась.

Конечно, в словах Хьё есть смысл, а может и зерно истины. Все-таки я отец. Возможно, Хель не пошлет меня к Суртуру сразу, но все равно. В каком облике я к ней явлюсь? Подростком-неудачником, босяком, потомком предателей крови, которые магическую энергию по крупицам собирают? Ведь за моей душой ничего, кроме скорби и боли нет. Я ничего не смогу ей дать. Ничего!

Нет, все эти мысли, как и желания ее увидеть, с ней поговорить, не имеют смысл. Я только душу себе в лоскуты растерзаю, а ее до слез доведу. Поэтому откинул желание позвать на Самхейн Хель. Пусть и дальше не ведает, где я и что со мной. А Хьё, надеюсь, она Хель о моем перерождении не скажет. В противном случае у меня тоже есть, что и кому сказать.

***

Вот он, канун Самхейна. Уроки, как и всегда, только до обеда, а потом свободное время. Прогулки в Хогсмид по окрестностям Хогвартса. Парочки уединялись, обнимались, целовались. Валькирия и фея не исключение. Но не на глазах у всех. А на парапете башни Асторономии. Там в это время года нет желающих уединиться. Я же шел в комнату старосты. Навстречу мне попадались смеющиеся и радующиеся празднику студенты. Даже профессора, и те сияли от веселья. Но не я.

— Рональд, — позвала меня Миона, — пошли, — и как я не протестовал, как не возражал, она все равно тянула за собой. Вела меня Миона на восьмой этаж, к странной картине, танцующие гоблины в розовых пачках и юбках, а среди них замученный вздрюченный маг.

— Только не говори, что ты ведешь меня в выручай-комнату? — об этой комнате мало кто знает. Я знал, так как братья у меня занятные и веселые. Любят подшутить. Вот и подшутили один раз. Привели меня сюда же, а потом кинули в открытую дверь. Едва выбрался. — Зачем, Мион? — спрашиваю подругу, которая с серьезным видом говорит:

— На очень серьезный, важный... — на этих словах она замолчала, но дверь перед нами открылась. И она, дракониха такая, толкнула меня внутрь. А там все наше нечеловеческое семейство: Хьё, Моргана, Ахлис и даже Малфой. — ... семейный разговор! — закончила фразу Миона, за которой закрылась дверь. И тут я увидел, как именно сидят богини и феи. И куда должен буду сесть я, чтобы:

— Вы зовете Хель! — догадался я. Смотря на Хьё, закипаю от злости. Она, вопреки моей просьбе, все же вмешалась. — А я думал, ты тактичная валькирия карающего меча. А ты, как и все! — зло процедил сквозь зубы на нашем родном, чтобы не дошло только до Хьертримуль суть сказанных ранее слов: — Я не хочу ее видеть! Ясно тебе!

— Зато я хочу, отец!— ответили мне на том же наречии, но только голос звучал отдаленно, словно через наушники профессора Спраут. — И я не буду заставлять тебя возобновлять наши семейные отношения! Ты мне нужен по другой причине! — сказала обиженно Хель, являясь полностью в этот мир, а не тенью или эманациями смерти.

— Зачем же? — а это недовольная и ворчливая верховная светлая фея, которая считала выше себя и своего положения находиться в нашем обществе. Останавливало Малфой от ухода то, что рядом сидит Ахлис и то, что она верховная. Обязанности обязывают. В противном случае ее бы здесь не было. Как и Ахлис, которая меня на дух не переваривает. И как Лодура, и как Уизли.

— Альбус, — ну, в этом я не сомневался, говнюк он еще тот. Что он, что его предок. В речах — свет, в душе — мрак. Непроглядный и липкий, как пот, стекающий от сковавшего страха.

В том, что потомок адовой твари что-то задумал, было не сложно догадаться еще тогда, когда сочинялась легенда о Девочке-Которая-Выжила. Условный свет в его лице? Есть. Темный Лорд — враг и боль магического народа? Тоже есть. Что еще надо для развития сюжета? Конечно, трудности и испытания, которые должны выпасть на долю сиротке. И они выпали. Поттер прошла их со скрипом, с нашей помощью, со своим упорством, но прошла. Все или нет? Уже другой вопрос. Что еще? А вот сейчас и узнаем?

— Регалии Мойры и Живы, — сказала Хель, введя не только меня и Ахлис, но и Хьё с Морганой в недоумение.

О том, что эти самые регалии есть у Хель, в курсе. Три артефакта с пометкой «Архи». Мантия невидимости, камень воскрешения, который на самом деле не для воскрешения, а для прощания с умершим человеком. Бузинная палочка. Тоже переоцененный артефакт, так как кроме троекратного усиления любого заклинания ничего не даст. В остальном, обычный магический проводник.

Что же касается регалий Мойры и Живы, то тут моя память или пасует, или я и правда не знал, что такие существуют. Судя по взгляду присутствующих, не считая Малфой и Мионы, я такой не один. Девы: яда, карающего меча и темной ночи, тоже оказались не в курсе о том, что такие наивысшие предметы у оставшихся двух сестер имеются. Интересно, что же это?

— Регалия у сестер одна. У Судьбы — часы времени, позволяющие вернуть душу и разум на столько лет назад, насколько хватит магической энергии, — Альбус, как один из сильнейших магов Британии, может переместиться в прошлое на сотни лет назад. Возможно даже к самим Основателям. — У Жизни — перчатка благодати, способная вернуть умершего недавно человека без последствий для разума, магии, души и нитей единения с миром.

— И зачем Альбусу эти регалии? Что он хочет сделать? — спросила Малфой, скривив носик и показательно фыркнув. Находиться здесь ей крайне неприятно. Не комфортно. Но выбора нет. Статус верховной светлой феи обязывает.

— Воскресить предка, наобещавшего горы и небеса, — сказала Хьё с такой злостью, что потемнели глаза, став не изумрудными, а болотными, почти черными. Колыхнулась и магия валькирии, опаляя жаром душу и сущность. Сильна. Даже несмотря на то, что она подросток, не переступившая черту совершеннолетия, владеет третью прежней силы. А еще я чувствую энергию дочери. Она ее окутывает, валькирию защищает. — Мерлин, адова тварь. Перед тем, как его поймали и привели приговор в исполнение, создал свой магический род. Чего не отнять, так это обольщения. Умеет он соблазнять и совращать разумы людей, неокрепших духом и телом.

— И как директор собрался воскрешать то, что уничтожено? Или он вмешается в процесс? Растолкает всех высших созданий и богов, схватит предка и убежит? — не понимала Миона, как это вообще возможно. Сам я тоже не особо догадываюсь, но уверен, Хель все разъяснит.

— Дева Гермиона, — обратилась к подруге дочь, — Мерлина нельзя убить, — по определенным соображениями, которые Хель опустила, не вдаваясь в подробности его бытия, — только запечатать. Тело его — тлен, разум — сосуд знаний, а душа — проводник в адовы чертоги.

— Мерлина убить не так то просто, — что верно, то верно. Эту адову тварь ни огонь, ни Авада не берет. Только гоблинская сталь. Тот самый меч Годрика. Голову с плеч и все дела. — Но на бренной земле его убивать нельзя. Душа Мерлина не попадет к Хель, — пояснила Хьё, — она вернется туда, откуда его второй родитель. А это значит, что откроются двери в Ад. — Вот тут Миона посерела и слов не нашла, а, как говорится у магглов, слилась с мебелью.

— Душа Мерлина запечатана в картине, тогда как тело — рассыпалось прахом за давностью лет. Именно для этого Альбусу понадобились регалии сестер, — сказала дочь. Посмотрев на меня, попросила: — отец, мне нужна твоя помощь, — потом уточнила, — нам с сестрами нужна твоя помощь.

— И чем я могу помочь? — усмехнулся, — с моим-то запасом энергии и потрепанной божественной сущностью? От моих прежних возможностей практически ничего не осталось, — кривая улыбка и больше я ничего не сказал.

— Магия — высшая наставница обещала помочь! — вот тут я был поражен. Сама Магия, имени которой лучше не произносить вслух, иначе явится, обещала вмешаться в дела мирской суеты. Невероятно! Как и то, каким именно способом она это сделает: — Наставница обещала снять с твоей семьи печать «Предателей крови», так как ваше поколение перед ее законами чисто и невинно. Вы не нарушаете ее писаний, смиренно идете путем магии.

— Вот это щедрость! Я прям по радужному мосту от восторга бегу! — фыркнул и отвернулся, давая понять, что не нуждаюсь ни в чьей жалости и подачках. Вел жалкое существование в этом столетии и продолжу его вести. Буду наблюдателем, а не участником.

— Лодур, прекрати! — рыкнула на меня Хьё, — ты нам нужен. Неужели ты хочешь, чтобы Мерлин воскрес? — а потом ударила по самому больному, по семье: — А что, если он решит упразднить змеиный факультет? Ты об этом подумал?

Упразднит этот факультет в том времени можно только одним радикальным способом — убить Салазара. И Мерлину, с поддержкой Альбуса, будет не так сложно это сделать. Ведь Авада убивает даже высших василисков. Наследие, доставшееся Салазару от Ёри, не защитит потомка от убивающего заклятья. Он умрет, а факультет канет в Лету. Скрипя зубами, заталкивая гордость поглубже, в недра желудка, согласился на участие:

— Ладно. Но делаю я это ради Ёри, ради его потомка, — процедил сквозь зубы, не смотря на Хель, а на Хьё, которая была за это благодарна. Как и Моргана, сидевшая рядом с валькирией. — Вопрос в другом, — смотрю на дочь, — Альбус уже получил регалии или только знает их местоположение?

— Мойра и Жива сказали, что они их еще чувствуют, — а это значит, что директор до часов и перчатки еще не добрался. И у нас есть шанс, как говорят мои братья, провернуть финт ушами. Увидев широкую, предвкушающую улыбку на моем лице, дочь спросила: — отец, у тебя есть идея как обыграть Альбуса и Мерлина? — все находящиеся в комнате посмотрели на меня, а я не отказал себе в удовольствии:

— Обманем его, — недоумения во взглядах не было, только принятие того факта, что будет весело. Нам, а не парочке адовых последователей. — Гоблины нам в помощь! — Вот и все, что я сказал, надеясь, что Альбус не добрался до часов. Хель, улыбнувшись, поблагодарила меня, как и всех тех, кто пришел в комнату. Никого более не держала. Поэтому почти все ушли. Осталась только Хьё. Я же, уже у двери услышал просьбу валькирии:

— Хель, помоги найти Регулуса Блэка!

Регулус! Брат Сириуса! Не знал, что он жив. Думал, он погиб в конце 70-х, а тут... Но раз Хьё спрашивает, значит, тот не погиб. Но что с ним тогда произошло, если нужна помощь дочери? Много вопросов, ответы на которые, по сути, мне не нужны. Блэк — хороший человек. Верный друг, заботливый крестный. И возможно, не сиди он в Азкабане по вине Питера и Альбуса, жизнь Гарри сложилась бы по-другому. Как и судьба Хьё.

— Но это все лирика... — сказал и повернул за угол к лестнице. Отдохнуть и разобраться в сумбуре мыслей — вот что мне хотелось. Итак, на сегодня слишком много информации. Размышления о Регулусе и Сириусе будут лишними. Как и о том, чтобы было не пробудить Хьё в теле Гарри.

— Доброго вечера, мистер Уизли, — слышу до тошноты приторно-сладкий голос, хозяин которого во мне вызывает дрожь отвращения. Самопроизвольно лицо скривилось, а в груди нарастал утробный рык, так как это адово отродье обратился ко мне по настоящему имени и на родном наречии: — или лучше звать вас Лодур, милорд?— и снова улыбка, и этот пронзающий душу и разум мутно-голубой взгляд из-за очков-половинок:— пройдемся?

— А? Чего? — кошу под дурочка, — ничего не понял директор. Я устал, пойду посплю! — и, повернувшись к нему спиной, но при этом ощущая на себе его тяжелый взгляд, подошел к Полной Даме, назвал пароль и был спасен стенами гостиной факультета. И уже в комнате старосты, за закрытой дверью, рыкнул, опуская кулак на дверной косяк: — Только этого мне не хватало!