14 глава
Резко поднявшись с пола, Гермиона отскочила от Драко так, что подол платья взметнулся вверх. Она посмотрела на Гарри, затем на Рона, прежде чем снова перевести взгляд на Драко. В воздухе повисла напряженная тишина.
Гермиона знала. Она знала, почему Драко шепнул ей: «отойди от меня!», да так тихо, что она еле это услышала, но тут же уловила смысл. Это был не приказ или угроза. Это было предостережение.
Гермиона почувствовала легкое покалывание в пальцах, как если бы вся циркулирующая в теле кровь единым потоком устремилась к сердцу, дико колотящему по ребрам с такой силой, что она едва справлялась с ним. Она ничего не могла понять. Ничего, кроме этих его слов: отойти от него.
Что она, черт побери, наделала.
Не считая вялого, смутного понимания ситуации, которое криком отдавалось в ее костях, Гермиона была в бешенстве из-за всего этого. И в большой степени из-за самой себя.
— Гермиона, что...
— Не хочешь объяснить мне, что, черт тебя возьми, здесь происходит? — сухо отрезала она.
Ее трясло до такой степени, что, казалось, кожа медленно начала трескаться от страха и ужаса; но это было именно то, что она сказала бы в такой ситуации. Поинтересовалась, что же происходит. Гермиона Грейнджер требует ответа.
Но где-то внутри она понимала, что уже поздно делать вид, что ничего не случилось. Уже слишком поздно, чтобы можно было избежать вопросов и ответов, а значит, и оточенных осколков правды.
Потому что она стояла здесь на виду. В тонком, никуда не годном, смехотворном джемпере, накинутом на тело и достающим лишь до бедра. Что это могло дать? Потому что они все равно могли видеть обрывки ее изуродованного платья, тускнеющие красные разводы на коже ног. Разбитую губу. И, конечно же. Конечно, они заметили, как она дрожит от шока и... раскаяния. И зачем она только вышла сюда?
Она не могла остаться в стороне.
Гермиона слышала крики, грохот. Она все слышала. Что-то там происходило, прямо за гостиной старост. Мерлин. Эти громкие звуки просто убивали ее. Она была просто сыта по горло этими орами, доносившимися до нее сквозь эти стены, двери, потолок, которые всегда и неизбежно приводили к таким ужасным последствиям. Омерзительным. И только услышав, она сразу же поняла, кто это был.
Какой-то частичкой своей души Гермиона понимала, что делает это ради Драко. Понимала причины, по которым внезапно схватила первую попавшуюся под руку одежду и выбежала за дверь. Но не ради Гарри.
Но почему нет? Почему, во имя Мерлина, не ради Гарри? Потому что Драко помог ей, из-за этого? Потому что он заставил ее чувствовать вину?
Драко уже стоял на ногах, его дыхание сбилось. Гермиона кое-как переборола желание снова подойти к нему, и не из-за того, что здесь находились Гарри и Рон. Просто потому... потому что это никогда не прекратится, если она не начнет пытаться.
Она почувствовала слабое головокружение, что-то схожее с тем ощущением, когда палочка Драко касалась ее. Возможно, из-за того, что боль начала успокаиваться, или просто она начала сходить с ума. Все было словно в тумане, в вязкой облачной пелене, от чего становилось только хуже. Настолько, что это уже не походило на сон.
Здесь были Гарри и Рон, говорили ей что-то, но она не могла разобрать слов. В голосах злоба, беспокойство... чья-то рука касалась ее предплечья.
Но все это время Гермиона смотрела на Драко, а он смотрел на нее. Голова опущена, пальцы осторожно касаются губы, но он все еще глядел.
— Гермиона...
Боль словно плетью ударила по напряженным мышцам. Она открыла рот, но, конечно, ничего не могла сказать.
Если бы только ей ничего не нужно было говорить.
Если бы только она не могла говорить.
Если бы эта тишина была вечной.
Разве не стала бы жизнь лучше, если вокруг была бы вечная тишина?
— Гермиона, пожалуйста, скажи нам, что произошло.
Гарри и Рон повернулись к Драко спиной. Она знала, что он все еще глядел на нее, пока друзья протягивали к ней руки, звали по имени, а голоса становилиь громче. Слишком громкими, словно дикий гул. Он размалывал и раздавливал ее мозг, превращая в склизкую жижу.
Гермиона ослабела.
Беспомощность, боль, холод.
«Что мне делать, Драко? Пожалуйста, скажи мне. Помоги мне».
Гермиона упала без чувств.
***
Драко не мог остановить себя. Он метнулся к ней, чтобы не дать удариться, но Рон и Гарри были ближе. Конечно. Драко осознал, насколько ненавидит их еще и за это. Он не мог думать ни о чем, кроме нее, Гермионы, — с запрокинутой назад головой и дыханием, которое он с трудом улавливал.
— Она без сознания...
— Спасибо, что просвятил, придурок! — злобно отрезал Рон. — Гермиона?
Они осторожно опустили ее на пол.
— Отнесите ее в гостиную старост, — голос Драко был спокойным и монотонным, но настойчивым.
— Не подходи к ней, Малфой, — злобно проговорил Гарри, тряся руку Гермионы.
— Ее нужно к отнести к мадам Помфри, — яростно выкрикнул Рон.
— Нет, — ответил Драко безо всякой надежды на забрать ее у них. — Ей будет лучше, если...
— Какого хера ты с ней сделал?! — заорал Рон, поднимаясь на ноги. Драко был поражен тем, что Уизли способен издавать такие звуки.
Он грубо оттолкнул Драко к лестнице, но тот будто бы и не заметил, насколько близок был к тому, чтобы соскользнуть вниз. Малфой взглянул на Гарри, игнорируя Уизли:
— Я знаю, в чем дело. Лечащие чары...
— Я и не сомневаюсь, — прорычал Поттер. — Я уверен, ты в курсе всего, что здесь происходит.
Гарри просунул свои руки под тело Гермионы и, прижав к своей груди, медленно поднялся на ноги.
Да как он вообще посмел?!
— Пароль, Малфой.
— Огненный скелет,— выпалил Драко портрету, и, оттолкнув Рона, пошел вторым. — Я могу привести ее в чувство. Я знаю заклинание. Моя мать...
— Будь уверен, я тоже его знаю! — оборвал его Гарри и тяжелыми шагами направился к дивану. — Будет лучше применить заклятье сейчас и отвести ее к мадам Помфри.
Драко вновь хотел их разубедить, но словно камни проглотил. Будет слишком много вопросов.
Гарри достал палочку.
Драко оставалось лишь стоять в стороне, и это расстояние убивало его на месте. Только он мог ей помочь. Ей была нужна его помощь.
Коснувшись кончиком палочки лба Гермионы, Гарри пробормотал невнятные слова. Она пошевелилась, и Драко облегченно выдохнул. Рон взглянул на него.
— Гермиона, как ты?
— Гарри... что... — на ее лице отразилась гримаса боли.
— Ты потеряла сознание, — заметил Драко. Его голос сочился презрением в сторону гриффиндорской парочки.
— Нужно отвести тебя в больничное крыло, — сказал Гарри, снова обвивая рукой ее хрупкое тело.
Ублюдок.
— Нет! — выкрикнула Гермиона и тут же поморщилась, отклоняясь от Гарри.
Драко заметил это не без садистского удовольствия.
— Что значит «нет»? — типичный-блять-Уизли.
Она сказала «нет». И это же она и имела в виду — отъебитесь.
— Мне не нужно в больничное крыло, ясно? — повторила Гермиона, и отодвинулась от Гарри настолько, насколько смогла. Он смутился и, поднявшись на ноги, отошел от нее. Рон последовал за ним. Драко замер на месте.
— Да что с тобой такое? — спросил Гарри, в голосе забота и требовательность, страх и непонимание.
— Со мной все в порядке, — пробормотала она, схватила подушку и положила на колени, прикрывая платье.
— Гермиона, все хорошо. Ты можешь рассказать мне, что произошло.
Гермиона снова взглянула на Драко. Его сердце сжалось.
«Не знаю, Грейнджер. Прости. Я не знаю, что ты можешь ответить».
Тем не менее, Драко звучно прочистил горло. Очевидно, что она просит о помощи.
— По-моему, ей нужно...
— Попробуй произнести еще хоть одно чертово слово, Малфой!
Лицо Драко приобрело неодобрительное выражение.
— Поосторожнее, Поттер. Не так уж ей и нужна твоя поддержка...
И прежде чем Драко осознал это, Гарри пересек расстояние между ними и снова врезал ему прямо в скулу. Гермиона вскрикнула, когда его отбросило назад. Гарри снова направился к нему, и Драко мгновенно выставил волшебную палочку, целясь ему в грудь.
— Одно неверное движение, — потому что он сделает это. Драко его ненавидел, и этого было достаточно.
Рон немедленно опустил руки на плечи Гарри и потянул назад, подальше от палочки Малфоя.
— Оставь это, приятель, — пробормотал он примиртельно и вдруг встрепенулся. — Теперь моя очередь! — и веснушчатый кулак впечатал ухо Драко в череп.
Ну, это уже слишком. Дохера, если они этого еще не поняли.
Палочка выскользнула из рук, когда он набросился на Рона. Оба упали на пол, и Драко, навалившись всем весом на Уизли, уже месил его физиономию. Жалкий-ублюдок-да-как-он-только-посмел...
Чьи-то маленькие ладони вцепились в его занесенный для удара кулак.
— Гермиона, отойди от него, — выплюнул Гарри.
— Заткнись! — крикнула она, сильнее дергая Драко. — Пожалуйста, — попросила она. — Пожалуйста, прекрати это. Так мы ничего не выясним. Просто, пожалуйста...
Трепет в ее голосе. Страх, тревога и мольба. Драко издал негромкий звук, слабо напоминающий рык, и вложил в него всю свою злость. Она боялась — и это полностью их вина, Уизли и Поттера. Самых выдающихся долбоебов, которых он когда-либо встречал.
Рон грубо оттолкнул его:
— Отвали нахер!
Поднявшись, Драко отступил в сторону, не взглянув на Гермиону. Ему нужно было сделать хоть что-нибудь. Например, обвить пальцами поттеровскую глотку и придушить его к чертовой матери.
Драко стиснул зубы. Нижнюю челюсть жгло.
— Вы, трое, успокойтесь, — пролепетала Гермиона. — Или проваливайте отсюда. Все вместе.
Драко и Гарри все еще испепеляли друг друга взглядами.
— По-твоему, мы спокойно будем стоять тут рядом с этим ублюдком, который сделал это с тобой?
— Гарри, — слабый, изнуренный голос. — Он ничего не делал.
Щеки Гермионы горели, на глаза наворачивались слезы, грудь аритмично поднималась и опускалась. И выглядела она бледной. Болезненно бледной. В любой момент она могла снова отключиться.
— Не ври нам. И не покрывай его. Не знаю, зачем тебе это...
— Я не покрываю его!
Гермиона качнулась и схватилась за голову.
Мышцы Драко напряглись.
— Ты что, не видишь, Поттер, что сейчас не подходящее время?
— Ну, конечно, — коротко засмеялся Рон. — Будет лучше, если мы оставим вас наедине?
«В точку».
— Будет лучше, если ты завалишь ебальник, Уизли. Тогда она, быть может, не упадет в обморок снова.
— С какой стати тебя это вообще должно беспокоить, Малфой? — спросил Гарри. Все глаза были устремлены на него.
— Гарри... — вздохнула Гермиона.
— Не затыкай меня, — рявкнул Гарри. — Если не скажешь ты — тогда скажет он.
— Скажу тебе что, Поттер? — поинтересовался Драко. — Что ты хочешь услышать?
— Правду, сукин сын.
Драко уже хотел ответить, но Гермиона опередила его:
— Не приплетай его к моему состоянию, Гарри.
Мерлин, Гермиона. Она не позволяла ему сражаться даже в стобственной войне.
— Знаешь, иногда ты просто жалок, — закончила она.
— Что? — Гарри не верил своим ушам.
— Гермиона... — аккуратно возразил Рон, — это несправедливо.
— О, да неужели? — рявкнула она. — Тогда прости, но это правда. Я тебя просто не узнаю!
Драко ухмыльнулся.
— А ты, будь добр, сотри к черту эту самодовольную улыбку с лица, Малфой. Не то чтобы ты не дал ему достаточно оснований для такого поведения.
Драко спрятал улыбку. У него еще будет повод ответить ей так, как она того заслуживает.
— Что так и заткнулся? — выплюнул Поттер. — Значит, я жалок? Да, все изменилось. С тех самых пор, как ты, Гермиона, стала старостой. Нет, вы оба измениилсь, и давай начистоту — когда это ты так ловко научилась затыкать его?
— О, Поттер, отъебись...
— Закрой пасть, Малфой.
— Нет уж, я, блядь, не...
— Хватит! — Гермиона покачала головой. — Хорошо, может, это несправедливо. Но вы точно так же поступаете и со мной. Мне нужна была поддержка, а вас не было рядом все эти недели...
— Мне жаль, — прервал ее Рон. В его словах слышалось разочарование. — Но суть не в этом. Единственное, что мы пытаемся выяснить в данный момент, это что с тобой, Гермиона? В смысле, мать твою, что это? — он указал на ошметки ее платья. — А твоя кожа... как будто...
— Джинни нашла твои туфли в туалете, — вставил Гарри. — И ты знаешь, в каком они состоянии. И мы знаем. Так что хватит делать из нас дураков.
Неожиданно Драко почувствовал странную необходимость сказать что-либо. Он понял, что подобрался к ним троим ближе. Ближе к Гермионе.
— А ты не думал, Поттер, почему она ничего тебе не говорит?
— Предупреждаю тебя, Малфой...
— Вы оба вздоха ей сделать не даете. Контролируете каждое ее слово. Каждое гребаное движение. Так что «жалкий» — очень подходящее слово.
— Хватит, — сказала Гермиона, удерживая руку перед Гарри, не позволяя ему сделать шаг. Она повернулась к Драко. — Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — Лжет? — Не лезь в это, ясно? Тебе лучше уйти. Мне нужно им все объяснить...
— Я остаюсь здесь, — рявкнул он. — Нравится тебе это или нет, Грейнджер. Мы оба знаем, что меня это тоже касается...
— О, мы все это знаем, — Рон вскипел. — Тогда, может, просвятишь нас, ублюдок?!
— Замолчи, Рональд! — резко перебила Гермиона. — Раз уж вам нужно объяснение, тогда почему бы не сеть и не поговорить? Спокойно? Почему, Мерлина ради, каждый разговор должен сводится к мордобою? Повзрослейте уже!
— Повзрослеть? — переспросил Гарри. — Учитывая тот факт, что тебе, мягко говоря, не удалось избежать наших вопросов, думаю, ты не в том положении, чтобы...
— Да оставь ты уже Грейнджер в покое, Поттер, — крикнул Драко, не успев осознать, что он только что произнес. — Неужели не видишь — сейчас не время. Думаешь...
Гарри повернулся к ней.
— Давай, Гермиона. Объясни, почему он — из всех людей на Земле, — говорит мне оставить тебя в покое?
Драко отметил про себя, что это была отличная возможность кинуть Поттеру что-нибудь в ответ, наброситься на него с кулаками. А еще Драко отметил, что ему было пофигу на эти поттеровские замашки. Не на все, конечно. Потому что его это достало. Разозлило. Довело. Задело.
— Я ничего не расскажу, пока ты не успокоишься, — буркнула Гермиона.
— О, я тебя умоляю...
— Это и тебя касается, Рон! — потребовала Гермиона. — Похоже, вы не достаточно в форме, чтобы вести себя более или менее разумно!
— Хорошо. Я облегчу нам задачу, — Гарри повернулся лицом к Драко. — Ты трогал ее?
— Гарри...
— Заткнись, Гермиона.
— Нет, не заткнусь! — она хотела подойти к ним, но Рон загородил ей путь.
— Это прямой и легкий вопрос, Малфой, — выдохнул Гарри и подошел к нему ближе. — Это ты сделал?
Что из произошедшего прошлой ночью он имел в виду?
— Гарри, ты не имеешь права обвинять...
— Разве я кого-то обвиняю?! Я просто задал вопрос!
— Прекрати орать!
— Если мне кто-нибудь объяснит, что здесь, черт возьми...
— Нет, Поттер. Нет, это сделал не я.
Гарри уставился на Малфоя. Драко слышал, как Гермиона говорит Рону, чтобы тот отстал. Мерлин, как же он хотел, чтобы они оставили ее, наконец, в покое.
— И ты думаешь, я поверю тебе? — в конце концов произнес Гарри.
Да уж. Неминуемо, но Драко закатил глаза:
— Тогда в чем был смысл вопроса, кретин?
— Я дал тебе шанс сознаться.
— Я говорю правду.
— Конечно. Ведь ты такой честный парень, да, Малфой? — кулаки сжаты. — Ты, наверное, рад, что твой папаша передал тебе множество такого рода талантов? Достоинство. Честность. Он явно, мать твою, поработал над тобой, и ты знаешь, что...
Драко зарычал, и с такой силой оттолкнул Гарри, что тот рухнул на пол. Гермиона встала между ними.
— Так, все, — произнесла она. — Малфой, пошел отсюда.
— Что?
Она, должно быть, шутила. Похоже, Драко был единственным в этой комнате, кто хоть немного походил на нормального человека.
— Это бессмысленно, — сказала она, посмотрев на него большими глазами. Он отвечал на ее взгляд дольше положенного.
— Я не оставлю тебя с ними.
— Малфой!
— Грейнджер.
— Просто оставь это, пока не дошло до рукоприкладства, хорошо?
— Почему? Потому что тебе так хочется?
Грейнджер, кажется, забыла, что эти двое еще здесь. Ей было нужно ввести друзей в заблуждение. Защитить себя и Драко откатастрофы вселенского масштаба...
И тут Малфой понял одну простую вещь — что уже поздно. И она знала, как он, в конце концов, поступит. Как она тяжело дышала, когда бросилась к нему, как у него участилось сердцебиение, когда он велел Поттеру оставить ее в покое...
Сжав волю в кулак, Драко распрямил плечи. Он не хотел оставлять ее одну в этом дерьме. Но какой у него был выбор? Ее глаза не оставили ему никакого выбора.
Пробормотав что-то невнятное, он в последний раз кинул на Поттера взор, полный отвращения, и круто развернулся на каблуках. Живот скрутило, челюсть полоснуло огнем, но он не позволил боли завладеть им, пока не вышел за дверь.
Он сразу пожалел о своем резком уходе и том, что последним в той комнате был взгляд Поттера. И, повернувшись назад, посмотрел на Гермиону в проем закрывающейся двери. Она прикусила губу, словно говорила «прости».
Он мог поклясться, что именно это она и хотела сказать.
***
— Мы беспокоимся за тебя.
Она затеребила пуговки своей рубашки.
Гермиона захлопнула дверь своей спальни, оставляя своих лучших друзей и их бесчисленные вопросы, совершенно не способная объяснять что-либо, пока она... пока она выглядела вот так. Одета вот так. Пока предательские, болезненные, кровавые воспоминания покрывали кожу и свисали отребьем одежды.
Как она могла оставаться там в таком виде и дальше?
Она натянула на себя самые безразмерные, невзрачные вещи, которые только смогла найти. Все что угодно, лишь бы прикрыть кровоподтеки, только чуточку отвлечься от их чрезмерной заботы, стремления поддержать ее, тщетных попыток защитить.
Какая же она бестолковая. Ей следовало взять себя в руки.
Гермиона вернулась к ребятам почти что новым человеком.
— Я знаю, что вы переживаете.
Рон подался вперед.
— И это правда. Поэтому не могла бы ты — теперь, когда ты переоделась, когда, наконец, свалил Малфой, когда мы уселись и больше не кричим, — пожалуйста, рассказать нам, что с тобой случилось?!
Она чувствовала, что теряет их. Рона — почти. Гарри — точно. И больше всего на свете она хотела их вернуть, чтобы два ее лучших друга снова стали ее стеной от постоянных усмешек и колкостей Малфоя. Она хотела, чтобы они набрасывались на него каждый раз, когда у Малфоя поворачивался язык назвать ее грязнокровой сукой. Чтобы они снова были рядом, когда он выплевывал угрозы в ее адрес.
...и больше всего она хотела, чтобы Малфой делал все это.
— Гермиона?
У нее были только Гарри и Рон, в долгосрочной перспективе. На всю жизнь. Были только эти мальчики, эти почти-уже-мужчины, которые останутся с ней. Она никогда не откажется от них, и ей никогда не хотелось дать им повод отказаться от нее. Она им нужна, а ей нужно приглядывать за ними.
Но теперь у нее был еще и Малфой.
Она все еще злилась на Гарри. На все, что он сказал, на то, как вел себя с ней. За его кулаки и ноги, за вызывающие ярость подозрения, которые тот настойчиво твердил. Но это все еще не означало, что у него было право.
И в этом ее вина. Но и Гарри не упрощал ситуацию. У нее чесались руки дотянуться до его губ и накрыть их ладошкой, чтобы он замолчал. Даже Рона она никогда не хотела заткнуть до такой степени, как сейчас — Гарри. Потому что знала, что Рон рано или поздно заткнется. Гермиона была признательно ему за его старания, но...
Мерлин. Все это было так не вовремя. Эти домыслы, тонкие намеки от окружающих, абсолютно оправдывающие ее злость. Она не имела права злиться.
— Это.... все случилось прошлой ночью, — она сделала еще один глубокий вдох, ловя успокаивающие нотки, исходящие от заботливого взгляда Гарри. Гнев постепенно таял, но его снова заменил внезапный страх того, что она должна была сказать. — Я отлучилась в дамскую комнату. У меня разболелась голова. И...
Внезапно ее пульс сбился. Гермиона представила, как стоит в девчачьем туалете, избитая, с дико рвущимся наружу сердцем...
Гарри незаметно придвинулся к ней и начал гладить большим пальцем по тыльной стороне ладони, успокаивая. Она посмотрела на него, слабо улыбнувшись. Если бы он только знал!
— Это не Малфой.
Гарри замер, но руку не выпустил.
— Тогда кто?
— Вы должны дать мне слово ничего не предпринимать.
Мальчики не проронили и слова.
— Пожалуйста. Пообещайте, — настойчиво попросила она.
Рон подавил вздох.
— Гермиона, как мы можем пообещать тебе такое?
— Потому что я прошу об этом. Мне нужно довериться вам.
Рон перевел взгляд на друга. Несколько секунд они вели молчаливый диалог.
— Кто, Гермиона? — повторил вопрос Гарри.
— Нет, прежде пообещайте.
Он опустил взгляд и, казалось, прикусил язык, а после только кивнул.
— Скажи это вслух.
— Я обещаю.
— Рон?
Тот помотал головой.
— Гарри, друг. Ты не можешь обещать...
— Нам нужно знать правду, Рон, — прервал его Гарри. — И это главное. А в остальном... остальное только Гермионе решать.
Рон снова повернулся к ней. Эмоции ожидаемо отразились красками на его лице.
— Обещай мне, Рон, — настаивала Гермиона, избегая вопросительного взгляда Гарри.
Рон закатил глаза.
— Это не похоже на обещание, — она нахмурилась.
— Обещаю, — и он снова заерзал на стуле.
— Пэнси Паркинсон и Миллисент Буллстроуд, — выдохнула она.
— Паркинсон? — Гарри нервно хохотнул. — Ты не можешь... она не может... почему, черт возьми?
— Ты должен знать причину.
Рон впечатал кулак в диванную подушку:
— Потому что она — грязная су...
— Гарри? — гермиона замялась. — Причина...
— Малфой, — процедил Гарри.
— Она думает, что между нами что-то есть.
— А это так?
— Нет!
НЕТ!
И в этот самый момент ее сердце перестало биться. Она солгала.
А Гарри ненавидел Малфоя. Вне зависимости от того, что между ними — он обидел ее? Возжелал? — Гарри вздрогнул от одной мысли. — Любил ее?
То, что чувствовал Гарри, больше всего и сбивало с толку в тоже время было таким простым.
Он ненавидел Малфоя. Ненавидел. И никогда он не ощущал всей силы этого слова, срывавшегося с его губ или проникающего в мысли. Это слово и рядом не валялось с тем, что он чувствовал на самом деле. Он никогда не считал его подходящим, чтобы выразить всю полноту чувств. И, конечно же, настолько же очевидно — настолько естественно — что одна мысль о том, что Драко мог прикасаться к ней, убивала.
Гермиона была чем-то бóльшим.
Если бы она сказала: «нет!». Мол, ничего между ней и Драко не происходит. Как это могло быть правдой? Гарри мог составить целый список ее якобы «нет», да такой длины, что хватило бы обернуть земной шар. Замечания, взгляды и то, как они реагировали...
В груди жгло. Гари нужно было знать.
— Я... — он притормозил на секунду. — Я хочу, чтобы ты поверила моему обещанию ничего не предпринимать.
Сказать это вслух — как пытаться проблеваться колючками. Выскоблить внутренности через горло. Мерлин, ну как он мог ничего не предпринять?
— Ох, Гарри. Все не так-то просто, как вы считаете.
— Мы так не считаем, — настойчиво вклинился Рон, вынуждая ее развернуться к нему. — Мы знаем, что это должно быть сложно. Мы только... ты должна понять, у нас есть право знать.
— У вас есть право знать столько, сколько я хочу рассказать, — выдохнула она. — И знаете что еще? Я хочу, чтобы вы... знали столько же, сколько и я. И все.
— И что это — все? — спросил Рон.
— По-вашему, у меня что-то с Малфоем? Чушь.
— Роман? — откликнулся Гарри. — Наверное, нет. Но что-то все же есть.
— Он изменился, Гарри. Малфой... у него тяжелые времена сейчас.
— А нам сейчас легко, да?
Он постарался скрыть горечь своих слов. Почему это должно ее заботить? Любые неприятности, в которые Малфой вляпывался, происходили по его собственной вине. И ничем он не заслужил такого внимания с ее стороны.
— В смысле... я просто пытаюсь объяснить, почему вы заметили разницу. Почему он теперь меньше огрызается.
— А, так это лишь потому, что у него тяжелые времена? — поинтересовался Рон, не пытаясь скрыть язвительный тон.
— Я не знаю, в чем тут дело, — ответила Гермиона изможденным голосом. — Вне зависимости от того, с чем он столкнулся, это поубавило его агрессию. Происходящее истощает его.
— Поубавило агрессию?! — воскликнул Гарри.
— О, так ты хочешь сказать, что это он начал драку там, снаружи?
— А с чего ты решила, что это были мы? — рявкнул Рон.
— А это не так?!
Он моргнул.
— Да, но это не дотягивает до достаточного объяснения.
Гермиона закатила глаза.
— Нет, Рон. Это как раз таки достаточное объяснение.
— Ты кинулась прямо к нему, — пробормотал Гарри.
Какое-то мгновение Гермиона хранила молчание.
— Он был на полу.
— И ты кинулась к нему.
— Он был на полу, Гарри. Не заставляй меня оправдываться еще и за это. Ты знаешь, что я бы поступила так же по отношению к любому из вас.
— Вот именно, — кивнул Гарри. — Между нами и Малфоем должна быть разница, если я ничего не путаю.
— Так и есть.
— Ты бросилась к нему с таким же участием, которое проявила бы ко мне или к Рону. Вот почему, Гермиона, это выглядит так фигово.
Она нахмурилась. Гарри заметил, как заалел румянец на ее щеках, приобретая все более насыщенный оттенок. Голос ее стал низким, а слова окрасились в язвительный тон:
— Я не собираюсь извиняться за то, что подошла к кому-то, кто выглядел так, словно из него попытались выбить внутренности! Поверить не могу, что вы пытаетесь заставить меня чувствовать вину, когда как сами дрались, словно дикие животные. Не надо винить меня в том, что я пытаюсь сохранить мир!
Рон вскинул голову:
— О, так ты пытаешься сохранить мир? А что, ты думаешь, делаю я? Я сбился с ног, пытаясь тебе помочь. Я выгораживал тебя перед Гарри, Мерлин, да я столько раз принимал твою чертову сторону... но сейчас настолько очевидно, что все из рук вон плохо...
— Я знаю, Рон. Вы просили правды, и я рассказала... я рассказала все, что вы хотели... все, что вам нужно было услышать. Малфой изменился, и это облегчило наше сосуществование. И лишь потому, что оно изменилось, Пэнси решила, что между мной и ним что-то есть! Она избила меня за это.
— Это волнует тебя больше всего?
Гарри не хотел вникать в смысл всего этого. В ее устах все прозвучало вполне правдоподобно, а если копнуть чуть глубже? Там было полным-полно мучительных мелочей, не вписывающихся в общую картинку. Но сильнее всего было то гнетущее ощущение, предчувствие лжи.
— Больше всего меня волнуют нестыковки в твоей истории, — тихо отметил Гарри. — И первая из них — если все так, как ты рассказываешь, то почему ты тянула так долго?
— Вы обращались со мной так, будто я не могла позаботиться о себе сама! Как будто у меня не может быть чего-то личного.
— Почему ты хочешь, чтобы это осталось только твоим личным делом?
— О, потому что нам хорошо известно, чем все кончается, когда я вовлекаю в разговор Малфоя! Или просто отвечаю на вопросы, касающиеся его. Я сыта этим по горло!
— Ну, тогда у меня гораздо больше вопросов, — сказал Гарри.
— Кто бы сомневался.
— Например, о чем вы говорили прошлым вечером? Когда я прервал вас?
— Об обязанностях префектов...
Оба парня синхронно простонали.
— Что?! — ощетинилась Гермиона. — Мне жаль, что вам настолько трудно смириться с этим. Но что поделать, я староста девочек, Малфой староста мальчиков. Мы вынуждены общаться. Мы должны. В любом случае у нас нет выбора, если мы не хотим все пустить под откос. И если до вас это не доходит...
— А как на счет той фигни, что сказала Пэнси?
— Мы уже проходили это, Гарри. Пэнси ревнует потому, — она помедлила. — Ну, не знаю... может, потому что Малфой собирается бросить ее? Да вся школа в курсе их проблем. Мерлин, весь Хогвартс знает, что у Малфоя проблемы. А она только и ищет крайнего. Кого-то, кто будет бесить его настолько сильно, что...
— Но ему нравишься ты.
Сердце Гермионы пропустило удар.
— Малфой всегда получает то, что хочет, — заявил Рон, в излюбленной ясной и простой манере.
— Я грязнокровка.
Непростительное слово сорвалось с ее губ. Что-то было в том, как она опустила взгляд, и Гарри ненавидел это.
— Поклянись, что он не виноват в случившемся.
— Клянусь, — выдохнула она.
— Это не какая-то уловка?..
— О, пожалуйста, Гарри. С меня уже хватит, ладно? Весь этот допрос... пожалуйста, я... с меня довольно.
И тут он осознал, что — да! — ей досталось с лихвой. И теперь он тоже приложил к этому руку.
— Да. Хорошо. Мы вернемся к этому позже.
— Но ты веришь мне? — спросила она.
— Я верю, что ты думаешь так...
— О, Гарри...
Он застонал.
— Да, верю, хорошо? — пробормотал он. — Но это вовсе не означает, что он не опасен для тебя.
— Малфой всегда будет опасен, для всех и каждого.
Она выглядела уставшей.
— Нам лучше уйти, приятель, — добавил Рон. — Гермиона, с тобой все будет в порядке?
— Мне бы поспать. Ванная и сон, — ответила она.
Гарри потянулся за ее рукой:
— Я сожалею. Мы оба сожалеем, что нас не было рядом.
— И мы не станем... мы не можем проигнорировать случившееся, ты понимаешь? — тихо вставил Рон.
— Но именно этого я от вас и жду.
Это было жирной точкой в разговоре.
— Не мог бы кто-нибудь из вас, — она прочистила горло. — Принести мне мою палочку? Из кабинета МакГонагалл. Она, наверное, удивляется, почему я ее еще не забрала. Просто скажите ей, что мне нездоровится.
— Хорошо, — кивнул Рон. — Я вернусь и отдам ее тебе. Сейчас, хорошо?
— Да, спасибо, Рон, — ответила она вслед удаляющемуся другу.
Гари притянул ее к себе, заключив в кольцо своих рук. Он должен был защитить ее и не смог.
— Мне жаль, — повторил он. Гермиона была так близко и все было таким... таким, как было.
— И мне, — выдохнула она ему в плечо. — Мне так жаль.
— Мы скучаем по тебе.
— Я знаю.
— Все вернется на круги своя. Это больше никогда не случится, — он сглотнул, потому что приглушенный звук ее слез выбил его из равновесия. — Я не позволю.
***
Драко занес кулак.
Всякий раз, когда он поднимал руку для стука в дверь ее спальни, он сразу становился уязвимым, в ожидании того, что его с высокой вероятностью пошлют. И это было мерзкое чувство, мысль в его голове, крошечный вздох, который он постоянно задерживал, потому что она могла не ответить. Она могла полоснуть по его чувствам одним только бездействием. И как бы это ни было ужасно, он уже докатился до этого.
«Ты можешь, наверное, ранить меня только тем, что слишком, мать твою, медленно подходишь к двери, Грейнджер».
Малфои никогда не стучат — это было уже достаточной причиной не делать этого вовсе, но поздно. Может, ему стоит выкрикнуть «грязнокровка!», чтобы возыметь хоть какой-то авторитет?..
Но Драко только тряхнул головой, отбрасывая лишние мысли. Он успел забыть. Разве они не притворялись? Он не знал. Скорее всего, так оно и было, но порой это было продиктовано необходимостью, даже если они оба прекрасно знали, что это лишь фасад. Лишь дымовая завеса, чтобы прикрыть хаос. И Драко подумал, что это давало им обоим некое подобие комфорта.
Драко тешил себя этими мыслями, чтобы и дальше игнорировать запертую дверь.
— Грейнджер?
«Твой голос на последнем слоге выдал вопросительную интонацию, а это большая ошибка, приятель! Скажи снова. Требовательно, не спрашивая».
— ГРЕЙНДЖЕР!
«А теперь ты повторил ее имя дважды. Чертов придурок».
В двери щелкнуло, и она открылась.
— Прости. Я одевалась.
Драко открыл рот, но какое-то время просто молчал.
— Ты приняла ванную.
— Да.
И чего, нахер, он добивался, говоря ей о том, что она из ванной? Она и сама знала об этом. У нее влажные волосы. Ее кожа слегка раскраснелась.
Он прочистил горло.
— Нам нужно поговорить.
— Нет, не нужно. Не сегодня.
— Мне нужно знать, что ты сказала этим долбоклюям после того, как я свалил из моей собственной проклятой гостиной.
Она сглотнула.
— Малфой, у меня...
— Был длинный уикенд?
— Да. Что-то в этом духе, — вздохнула она.
— И у меня.
— Знаю. И я подумывала о том, чтобы немного поспать.
Нет. Не так. Потому что если она закроет дверь перед его носом, это станет очередным витком их гребаного притворства. Потому что никакая фальшь не может оставаться реальной так долго, и он видел это в ее зрачках.
— Я хочу знать то, что ты им сказала.
Если она рассказала им всю правду, он не знал, как реагировать. Неужели эта наивная сучка думала, что что-то изменится в лучшую сторону после того, как Поттер и Уизли будут в курсе? Драко не верил, что их недоотношения настолько важны для нее, чтобы солгать о них лучшим-мать-его-друзьям. Или...
И вдруг нездоровый, извращенный, черствый хохот ударился эхом где-то в затылок Драко.
Венец всей этой кучи дерьма. Он стал абсолютно невменяемым. Совершенно. Должно быть, тронулся умом. Решить, что поводом не рассказывать стали чувства к нему? Видать, он совсем двинулся — думать такое.
Гермиона глядела на его ментальную борьбу, угрожающе вцепившись в створку двери, готовая захлопнуть ее в любой момент. Ему не стоило усилий ворваться в ее комнату, но сейчас он бы не стал. Потому что все еще чувствовал вину, видя, что Пэнси и Миллисент сделали с ней.
И он все еще хотел ее.
— Я сказала все, что им нужно было услышать, — ответила она после такой продолжительной паузы, что за это время Драко успел мысленно трахнуть ее и убить ее друзей тысячу раз.
— Не еби мне мозги, Грейнджер.
— Тогда не доставай меня.
Мерлин. Эти чертовы губы, обкусанные до крови.
— Я думаю, у меня есть право знать, как думаешь? — прорычал Драко. — Человек должен быть в курсе, хотят ли его отпиздить два гриффиндорских лицемера.
— Тебя защитят твои слизеринские остолопы, — процедила она.
— Отвечай.
Гермиона вздохнула, и это был вдох, полный разочарования.
— Я рассказала, что все это сделала Пэнси, потому что решила, будто между нами что-то есть. Я дала им понять, что Паркинсон ошибается. И если уж быть предельно честной...
Драко почувствовал стремительный укол... чего-то, но Гермиона продолжила прежде, чем он осознал, что его так задело.
— ...я почти не лгала. Потому что сейчас... между нами в самом деле ничего не происходит.
— Ты, хоть, себя не обманывай, Грейнджер. Не то чтобы я жалуюсь, но ты им солгала. Не дурачь себя, словно все, что ты им наплела, пронизано полуправдой. Единственная правда во всем этом — это часть про Пэнси.
Ее глаза опасно сузились. Она неловко поменяла позу, сместив центр тяжести.
— Я сказала им достаточно. А в остальном, — все то, что я не сказала, — я только защищала их. И защищаю...
— Защищаешь себя?
— Просто уйди, Малфой.
— Или защищаешь меня?
Он не собирался говорить это вслух, но чертов язык было уже не остановить:
— Я знаю, что ты испытываешь чувство вины.
— Чего? — она вызывающе подняла подбородок, а рукой чуть сильнее вцепилась в дверь.
— За то, что случилось ранее, — нарочито небрежным тоном произнес Драко. — За то, что они сделали со мной. Твои бесценные мальчики.
— Не сомневаюсь, что ты сам напросился, — фыркнула Гермиона. — Все, приехали. Мы разговариваем, Малфой, браво. И это как всегда бессмысленно. Поэтому предлагаю обоим пойти и поспать...
Драко едва успел выпрямиться и протиснуться в проем, прежде чем она захлопнула дверь.
Она даже не удивилась. Просто разозлилась. Очень-очень разозлилась.
— Знаешь ли, я теперь снова с палочкой.
— И как же это случилось?
— Рон принес мне ее.
Драко сам принес бы ей палочку, если бы не Поттер и Уизли, и теперь он был рад, что не сделал этого. Малфой был прямо-таки счастлив, что она нашла кого-то еще для выполнения гребаных поручений.
— Какой послушный мальик.
— Убирайся, или я ее применю.
Драко толкнул дверь с чуть большей силой. Он не хотел, чтобы Гермиона так испуганно отшатнулась назад.
— И что же заставило тебя думать о том, что мы закончили, а, Грейнджер? Что заставило тебя думать, что меня не озаботит все то, что ты рассказала Поттеру и Уизли? На кону моя репутация, и мне стоит подумать о мнении моих собственных друзей. Я чистокровный, помнишь? Ведь тебе-то, в конце концов, нечего беспокоится на этот счет.
Выражение ярости на ее лице сменилось неверием.
— Тебе бы лучше не...
— Что? Не назвать тебя грязнокровкой? — выплюнул он прежде, чем смог контролировать внезапно нахлынувший приступ гнева.
Она выглядела так, словно ей больно. Хуже. Опечаленно. Чертовски глупое разочарование расплескалось по ее лицу, как будто она забыла о том, кем он был на самом деле. Потому что это не играло никакой роли, — что они делали, что он думал, чувствовал, весь тот воздух между ними, — она была той, кем была. Со всей этой своей кровью.
«Этот грязный прилив зловонной крови к твоим раскрасневшимся щекам. И да, Грейнджер, да, — я все еще помню, кто ты есть».
— Забавно, — прошептала Гермиона, и в ожидании ее дальнейших слов сердце Драко болезненно сжалось. — Я не единственная, кто стыдится сам себя. Ты тоже.
— Если только прикасаться к тебе было непростительно.
— Так значит, ты все еще помнишь?
— Помню что?
— Ты выглядишь уверенным, абсолютно уверенным, утверждая, что нам есть что обсудить, но только до тех пор, пока это касается тех вещей, о которых ты хочешь говорить, не так ли? Потому что все те другие вещи — разбитое зеркало и пролитые слезы...
— Заткнись.
— Вот именно. Не хочешь ли ты объяснить случившееся прошлой ночью?
О, мать твою. А ведь она была права. О, как она была права. Это именно то, о чем он не хотел говорить. Вся эта боль, кровь и зеркало, и... кулаки и рвота... — совсем не то, о чем он готов был думать. Но у нее теперь было преимущество.
«Ты видела, как Драко Малфой плачет. Ну, мои поздравления, блять! Надеюсь, шоу удалось».
Ну уж нет. Не только Драко стоило чувствовать себя хреново, вспоминая прошлую ночь. Он не единственный, рвавший сердце на лоскутки.
Она назвала его по имени. Она первая его поцеловала.
Она лежала там под ним в задранном до пояса платье, в отодвинутых в стороны трусиках, с широко раздвинутыми ногами для него. Полностью. И он взял ее.
— Теперь-то ты понял.
О, лучше бы эта сучка не выражалась так самодовольно.
— Понял что? — зло переспросил он, обозленный ее правотой. Тем фактом, что он никогда не стал бы говорить об этом.
— Каково мне, — хмуро пояснила она. — Каждый раз, когда ты вынуждаешь нас разговаривать о том, что мне претит.
— И с этим ничего не поделать.
— Неправда, — возразила она. — Мы оба знаем, что если бы я прошлой ночью вытворяла то же, что и ты, ты бы вынудил меня говорить об этом. Мерлин, да ты, наверное, припер бы меня к стене, пока я не объяснюсь, не так ли? Но раз это касается тебя... раз ты решил, что лучше что-то не затрагивать, то так и сделаем, да?
— Значит, я всегда поступаю по-своему? — прорычал он. — Это ты пытаешься сказать?
Она пожала плечами.
— Ты понял, — ответила она. — Знаю, что понял. Просто надеюсь, что это тебя чему-то да научило.
— Учишь меня, тупая сучка? — он сделал к ней шаг.
Она хотела преподать ему урок? Черта с два. Эта тупая пизда думала, что стала хозяйкой положения. И лишь потому, что видела его слезы и не смогла заставить его говорить об этом.
— А знаешь что? Прекрасно! Давай поговорим об этом! Потому что мне плевать. Насрать, что ты там думаешь, грязнокровка.
Гермиона еще немного отступила от него, упершись ногами в кровать, но голос остался твердым.
— Я не хочу говорить об этом, — она перевела дыхание. — Я уважаю твое нежелание...
— О, заткнись, — бросил он в ответ. — Мне похуй. Спрашивай что хочешь.
— Если тебе все равно, — пролепетала она. — Тогда расскажи, почему ты был... в таком состоянии.
— В каком таком?
— Ты сказал, что встретил Пэнси.
Драко напрягся.
— Помнится, ты сказала, что тебя это не заботит. Что Паркинсон не имеет значения, Грейнджер.
— Ну, так оно и было. Но не сейчас.
— Тогда что имеет? — он страстно желал свалить подальше от этой темы. — Что имеет значение? То, что я, в конце концов, получил возможность отнять у тебя невинность? Это так внезапно стало важным? Почему ты вдруг захотела этого?
— А ты не хотел, да?! — воскликнула она, забывая изначальную тему.
Гермиона стала обходить кровать, стараясь держаться подальше от Драко. Тогда он и осознал, что приблизился еще на шаг.
— Я этого не говорил. Мы оба прошлой ночью делали вещи, несвойственные нам. То, что не всегда можно объяснить.
— И значит, нет объяснения тому, что ты разбил зеркало?
— Почему ты мне дала?
Молчание обрушилось на них.
— Ответь на вопрос, Малфой, — тихо.
— Сначала ты на мой.
— Почему я дала тебе разбить зеркало?
— Почему ты позволила мне тебя трахнуть?!
— Я не стану отвечать на твои вопросы, пока ты не отвечаешь на мои.
— Ха-ха, Грейнджер, — с издевкой перебил он. — Для тебя это охренительно нелегко, правда?
— Заткнись, Малфой.
— Да ладно, Грейнджер, — огрызнулся он. — Ты бы захлопнула ебаную дверь минутой ранее, если бы не хотела, чтобы я вошел. Ты знаешь, к чему это приводит. Ты точно знаешь, чем это заканчивается.
— Я пыталась закрыть. Но, как и прежде, твое непревзойденное обаяние сделало свое дело.
Драко проделал эти несколько разделявших их шагов, ухмыляясь, потому что...
— И где же твоя палочка?
Вопрос так и повис в воздухе. Она попыталась вырваться, когда он схватил ее запястья.
— Пусти! Акцио пал...
Он высвободил ладонь, чтобы заткнуть ее, а затем развернул так, что она оказалась — так-невероятно-прекрасно — прижата спиной к его груди. Скрученные запьястья, закрытый рот. Его имя приглушенно прозвучало через пальцы.
Он мягко оттянул назад ее голову, замечая, что она сопротивлялась с куда меньшей силой, чем могла бы. Вероятно, выдохлась.
Он наклонился к изгибу ее шеи и медленно выговорил:
— Это правда, — слова влажным дыханием прошлись по ее покрасневшей коже. — Мы неизменно переходим на темы, о которых хочу говорить я. И знаешь, почему?
Она рванулась от него. И это было замечательно. До отвратительного прекрасно.
— Потому что я всегда получаю то, что хочу.
Он вобрал в себя запах ее волос и закрыл глаза. Только потому, что был уверен — она не могла увидеть этого. Того эффекта, что оказывала на него.
— Я слишком силен для тебя. И ты это знаешь.
Она снова дернулась вперед.
— Грейнджер, — раздраженно добавил он низким глубоким голосом. Губы прижались к ее тонкой шее, под кожей учащался пульс. — Это так замечательно. Ты в моих руках, не можешь сказать ни одного гребаного слова. Твой язычок хорош только для одной вещи, в конце концов.
Запугать ее было так важно — важнее всего. Даже если его угрозы были пустым звуком, ложью, полуправдой и отчаянием. Им нужно было вернуться в то время, когда он имел больше власти над ней, чем она над ним. В то ключевое равновесие, которое рассыпалось каждый раз, лишь только он увидит ее. Ему нужно было заявить права.
Он не собирался лгать. Не о том, что она творила с ним, иначе он просто выставил бы себя идиотом.
— Я задам вопрос еще один раз. И ты знаешь, я тебя не отпущу, пока ты мне не ответишь.
И да, мать твою, да! Она кивнула.
— Ты хотела, чтобы я лишил тебя девственности прошлой ночью, Грейнджер, — слова влагой перекатывались во рту. Он мог почувствовать вкус каждого. — Что я и сделал. Болезненно, но тебе понравилось. Вот, что я хочу узнать, — он понизил голос до шепота. — Вот тот ответ, который тебе нужно дать нам обоим. Почему ты позволила этому случиться после всех недель беспрестанной борьбы? — он помедлил. — Почему ты дала мне выиграть, Грейнджер?
Он только отодвинул руку, чтобы дать ей ответить, как вдруг она вцепилась зубами в его палец до крови. Он дернулся, со свистом втянул воздух и кинул ее на кровать.
— Маленькая сучка.
— Отвали.
Она перекатилась на спину и начала приподниматься, но он оборвал ее возмущенный крик, толкнув в грудь. Драко навис сверху, удерживая Грейнджер, и вот оно — то, что случалось всякий раз, когда он вытворял подобное, — она выгнулась ему навстречу, и он потерял голову.
— Клянусь, я закричу, ты, сволочь.
— Ты знаешь, что не станешь.
Гермиона вырывалась. Ее ярость усугублялась тщетностью.
— Почему ты дала мне, Грейнджер?
— А как же мой вопрос? — она прерывисто дышала. — Почему я нашла тебя в таком состоянии?..
— Ты забыла, кто сейчас под кем, Грейнджер?
— Речь не о том, чей черед отвечать. У кого больше смелости признать правду, вот это действительно важно.
— О, когда ты говорила правду крайний раз?
— Отпусти меня.
— Думала ли ты обо мне, когда принимала ванну? Правда так правда, сучка! Думала о том, что я вытворял с тобой прошлой ночью? Как мощно я тебя поимел? Задумывалась о следующем разе?..
— Не будет никакого следующего раза, — осадила она.
— Ага.
— Я серьезно.
— Я понял.
— Малфой...
— Ты серьезно, Грейнджер, — повторил он. — Ты всегда поступаешь правильно. Такая непорочная. Наполовину чистая, подпорченная, но настоящая. Вот чем я питаюсь. Упиваюсь, словно водой.
И он опустил голову; медленно, осторожно преодолевая расстояние между ними, пока его рот не завис над ее губами.
— Только есть одна проблема, — прошептал он, почти проглатывая слова. — Правильные поступки... Трахться с Драко Малфоем пиздец как неправильно.
Гермиона оцепенела.
— А теперь скажи мне, Грейнджер, — тяжело выговорил он, невольно облизывая губы. — Что дальше?
Но она молчала.
Драко не мог притворяться, что нависать над ней вот так — вовсе не то, о чем он мечтал. Рисовал в своем воображении, трахая других девчонок. Раньше дело было в могуществе, и желание самоутвердиться все еще никуда не делось, но теперь...
Он, бывало, рисовал себе картинки того, как прижмет ее к стене в одном из коридоров, заткет ей рот, разведет ее фригидные гриффиндорские бедра и там же отымет. Выскользнет из нее, проделает это снова, вне зависимости от того, хотела она этого или нет. И все для того, чтобы достать Поттера.
Он мог поклясться в этом. Это была единственная причина.
Драко ощутил, как накрывает ее рот своим, обрушивается, как сталкиваются зубы, как его язык прорывается через ее губы, прикасаясь к ним, пробуя.
Все изменилось с тех пор.
— Не... — он боролся с ее ртом в попытке не дать ей вырваться. — ...смей отталкивать меня. Вот что происходит... вот что мы делаем...
— Пусти, — она прикусила его губу, но тот не не ослабил хватки.
— А что если я назову тебя по имени? — прорычал он, продвигаясь чуть ниже, к сонной артерии.
— Нет, — она в отчаянии стала выворачивать запястья.
— Нет? Ты называла меня по имени прошлой ночью. Сработало, помнишь? Это заткнуло меня...
— Малфой...
— Драко.
— Не надо...
— Тебе не нравится идея?
— Просто отпусти меня! — воскликнула она. — Это всего лишь имя, Малфой, оно ничего не значит. И если ты не слезешь, тогда я, клянусь...
— Но это не только имя, — продолжил он, очерчивая мокрую линию вокруг ее рта, касаясь кончиком языка уголков.
Она снова крутанула головой в попытке укусить его, но Драко отпрянул назад. Он рассмеялся черт знает чему.
— Мерлин, Грейнджер. Если б я только знал, что ты настолько изобретательна в койке, я бы бросил Паркинсон тысячу лет назад.
Пэнси.
Где она сейчас? Кому рассказала...
— О, я польщена, — ядовито заметила Гермиона.
С каждой секундой ее тело все больше ослабевало под тяжестью его веса. Малфой был на взводе из-за одного только этого факта. Доказывая, что... это больше не имело никакого отношения к Поттеру и мести.
Потому что когда он прижался к ней членом, стон сорвался с ее губ. И он чуть не кончил.
— Давай, рассказывай, что не хочешь этого, — выдохнул он, толкнувшись бедрами.
Ее глаза прикрылись, лишь на какую-то секунду — слишком быстро, чтобы уловить в этом возбуждение, слишком долго, чтобы сойти за простое моргание.
— Не надо...
И он снова повторил движение. Ее спина инстинктивно выгнулась, майка натянулась на груди, открывая ключицы для него. Он смог увидеть переплетения тонких венок под ее кожей.
Она перестала вырывать запястья, Малфой заметил это не сразу. Он снова мягко толкнулся вперед, когда Гермиона еле слышно застонала. И, подчиняясь этому ритму, бьющему пульсом в воздух, он ослабил хватку и поместил ее ладонь в месте соприкосновения их тел.
— Дотронься до меня, — шепотом попросил он.
— Малфой...
— Драко.
— Остановись...
— Нет.
Его голова опустилась ниже, придавленная этим чувством, едва ощутимым пульсом между их рук. Ее прикосновение к разгоряченной плоти вырвали тяжелый стон из его груди, и это было слишком. Ее маленькая рука так близко, их кожу разделяла только ткань. Не достаточно... близко...
— Пожалуйста... — и снова шепотом. Он задал темп ее ладони, ощущая жар, ритмичные движения, обжигающие сквозь брюки.
И она позволила ему. Гермиона позволила Драко управлять ее рукой. Ее телом.
— Неправильно... — их лбы столкнулись. — И никогда не будет...
Но он не слышал ее. Он и не слушал.
— Гермиона.
Воздух раскололся между ними.
— Пожалуйста, не надо, — заикаясь, проговорила она. — Пожалуйста... я не могу...
По ее щекам катились слезы.
Он наклонился поцеловать ее. Замер.
— Гермиона, — повторил он, как заклинание.
Ее горло сдавило рыданием.
Ее имя.
— Не называй...
— Гермиона.
Она тихо вскрикнула, когда Драко обмяк на ней.
Они не могли быть вместе.