15 глава
Когда солнце пробилось в открытое окно, Гермиона вдруг четко осознала, что лежит не одна в собственной кровати.
Если бы она только смогла расслабиться, снова погрузиться в вязкую темную тишину, она проснулась бы позже, думая, что это всего лишь сон. Но вместо этого она медленно втянула воздух, мысленно заставляя сознание сбросить оцепенение. Взгляд сфокусировался, сердечный ритм выровнялся, и она непроизвольно сжала в кулак простынь под собой.
Гермиона не спрашивала себя, удивлена ли она, что он не ушел прошлой ночью.
Она поднялась с кровати и сделала шаг в сторону. Потратила какое-то время на то, чтобы бегло рассмотреть свой внешний вид и одернуть майку на груди.
Драко все еще спал. Он был в своей одежде, помятой и задравшейся в тех местах, которыми он терся о Грейнджер и постель. Одеяло прятало все остальное, и это неожиданно разозлило Грейнджер.
«О, прекрасно. Пожалуйста, Малфой, оставайся. Вот тебе моя кровать, а вот мое одеяло — бога ради».
Просто нужно было выкинуть из памяти, как после всего Драко воспользовался ее же палочкой, чтобы почистить одежду, и оба они не проронили ни слова. Она так и не перестала плакать, и в итоге повернулась спиной к нему и лежала в тишине, и даже тогда он не ушел. А потом она уснула.
Ее захлестнула волна растущего гнева, что он, мать его, еще не проснулся и не объяснился. Гермиона оглянулась в поисках чего-нибудь подходящего, схватила подушку и кинула ему в лицо.
— Малфой, подъем!
— Что... что?
— Вставай!
Он моргнул, нахмурился и потер лицо в попытке проснуться.
— Который час? — пробормотал он, стаскивая себя с кровати.
— Самое время, чтобы узнать, какого черта ты здесь забыл?! — выкрикнула она.
И он имел наглость, твою ж мать, ухмыляться ей даже спросонья.
— Я же только проснулся, милая.
— В моей постели! Не называй меня милой!
— Как, нахер, тогда мне тебя называть?
— Меня зовут Гермио... — она резко оборвала себя. — Грейнджер. Грейнджер, идиот!
— Гермиона...
— Не смей!
Он пожал плечами, а потом как-то странно посмотрел на нее тягостным взглядом.
— Ты не просила меня уйти прошлой ночью, Грейнджер.
— А должна была? Это моя комната, Малфой.
О нет, этого не могло быть. Он не мог вести себя так чертовски спокойно, невозмутимо и быть таким собранным, как будто нечто подобное случалось постоянно.
— Ты собираешься делать так всегда? —Драко сдержался, чтобы не возвести глаза к небу.
— Всегда делать что?
— Просыпаться, будить меня, бубнить что-то на тему: «и что это ты тут делаешь», «убирайся из моей комнаты» и так далее?
— Никакого «всегда» у нас нет и не будет, Малфой.
— Это и есть своего рода «всегда».
— О да неужели?
И что было куда ужасней слизеринца в ее постели — она покраснела. И совсем не в той манере, которую Гарри называл очаровательной, на этот раз румянец обжигал.
Что с ним случилось? Прошлой ночью он был неуверенным, доведенным до отчаяния, пребывающем в невероятном хаосе. Прошлой ночью он был Малфоем, уничтоженным Малфоем, тем, кто вечно ей докучал. И опять он поступал так же, снова и снова — слезы, ругань и крохотные моменты истины, всплывающие между ними. Они всегда настолько опустошали, будоражили, и всегда с таким подтекстом, что ничего похожего больше не случится.
А теперь он вел себя просто отвратительно. Несносно и грубо.
— Нет, не было, — прошептал Драко.
— Неужели я... я что-то сказала вслух?
— Это не было ошибкой. Если это то, о чем ты думала.
И то, что он имел наглость прочесть ее мысли, окончательно вывело Гермиону из себя.
— К твоему сведению, это вовсе не то, о чем я думала.
— Так ты не думаешь, что все это было ошибкой?
— Нет, думаю. Я просто не думала об этом сейчас. В данный момент.
— Но теперь-то думаешь?
— Ты замечательно наталкиваешь на эти мысли.
— Ну, так ошибка в этих мыслях, а не том, что мы сделали.
Гермиона разочарованно фыркнула:
— А я думаю, что это было ошибкой, Малфой... стой где стоишь! Не смей даже двигаться!
Он подошел опасно близко, и она тотчас же почувствовала, как встали дыбом волоски на затылке.
— Почему ты удивилась, что я еще здесь?
— А ты? — спросила она.
— Я — что?
— Удивлен моей реакцией?
Мерлин. Сколько раз они выписывали словесные пируэты друг перед другом, тогда как другие бы уже оступили.
— Я не очень-то удивилась тому, что тебе хватило наглости остаться, — призналась она. — Но ты уже проснулся и до сих пор не ушел.
— Да ты и не просила меня об этом.
— Тогда ты... Если дело в этом, то я прошу об этом сейчас.
— Ты сегодня оборвала целую уйму предложений, Грейнджер, — медленно, растягивая слова, произнес он. — Тебе стоит воспользоваться моментом, чтобы собраться с силами.
— А тебе стоит им воспользоваться, чтобы...
— Свалить на хер отсюда, угадал?
Он сделал шаг, отходя от столбика кровати и оказываясь во власти солнечных лучей. Он дотянулся до створки и закрыл окно.
— Ночью было жарко.
— У меня все еще зимнее одеяло, — подумала Гермиона вслух и тут же разозлилась, потому что это звучало как оправдание невесть чему. — Да что тебе за дело, Малфой? Не испытывай мое терпение.
— Я вовсе не испытываю твое терпение.
— Нет, именно так. После всего, что случилось прошлой ночью...
— Я не забыл.
Она залилась румянцем, и вернулось ощущение, что она пробует стыд на вкус.
— Тогда тебе стоит вести себя соответствующе?
— То есть?
— Для начала свалить из моей спальни и делать вид, что ничего не было...
— Я не считаю, что это «соответствующе», — тихо добавил он.
Внезапно он в два быстрых шага преодолел расстояние между ними, врезавшись в нее.
Они налетели на стену. Малфой впился пальцами в ее руки, чуть ниже плеч, крепко, и на какой-то миг замер; на миг, в который что-то произошло. Он посмотрел ей в глаза тяжелым взглядом и прижался губами к ее губам, не опуская веки. Ее рот был теплым, влажным.
И он не отрывался. Прижимался настойчиво, твердо. Губы на ее губах, не двигаясь, даже не дыша.
Он ослабил хватку. Тонкая кожа их ртов на краткий миг сохранила соприкосновение, когда Малфой разорвал поцелуй.
Он мог этого не делать, потому что Гермиона уже яростно его отталкивала.
— Какого...
— Я поступил соответствующе.
— Ничего подобного! Ты...
— Я целовал тебя прошлой ночью, и могу сделать это снова, когда захочу. Соответствующе моим предыдущим поступкам.
— Если ты еще хоть раз скажешь это слово!..
— Тогда?
Из ее груди вырывалось тяжелое дыхание. Больше всего она была разочарована собственным поведением. Могзи Гермионы полностью отключались, когда ее буря эмоций ударялась о каменное спокойствие Малфоя. Казалось, кроме них в комнате была еще по меньшей мере сотня человек, и все они видели ее позор. Судили ее. Раздавливали.
Вот что она испытывала, целуя Драко Малфоя при свете дня, когда в лицо бьет жестокая реальность. Когда произошедшее уже нельзя сваливать на ее усталость, на его невероятно обреченное состояние. Это был приговор с той самой секунды, как прервался поцелуй.
Но не во время него. Никогда.
Время замирало, отброшенное к стене с ножом у горла. Под угрозой тишины, останавливая свой бег до следующего удара сердца.
Ох, нет. Она снова позволила ему приблизиться. И прежде, чем Гермиона набрала достаточно воздуха в легкие, чтобы произнести хоть слово, он дотянулся до ее щеки и прикоснулся к ней тыльной стороной ладони, да так нежно, что кожа вспыхнула. И от этого простого жеста совершенно точно приоткрылось ее сердце.
— Малфой... — выдохнула она.
— Я хочу, чтобы ты приняла это, — почти шепотом сказал он. Большой палец мягко терся о щеку. Она не знала, делал ли он это осознано. — Что мы не ошибаемся. Это не ошибка.
Гермиона всматривалась в него. Она так отчаянно хотела отвести взгляд, остановить течение жизни, чтобы раствориться в этом одном-единственном прикосновении.
Да как он смеет творить с ней такое, лишь прикоснувшись?!
— Я... я не знаю. Я не могу...
— Почему?
— Если я соглашусь с этим... Если я соглашусь с тобой... вот так. Я не могу...
— ...больше таиться?
Она мягко отодвинула его:
— Я не хочу прятаться, Малфой. Я хочу забыть.
Он долго молчал.
— Я тебе не верю, — и сипло повторил. — Я тебе не верю, Грейнджер. Ты уже лжешь слишком многим. Я понимаю...
— Не понимаешь!
— ...Понимаю, почему ты лжешь друзьям, — Малфой закончил фразу, полностью игнорируя ее протест. — И мы оба знаем это. Но еще я знаю, что где-то среди всего этого затерялась крошечная доля истины. Между нами.
— В чем? Ты даже не можешь признаться мне, из-за чего плакал...
— Это не обсуждается, — отрезал он. — Я говорю о чувствах. О долбанных, мать их, чувствах, Грейнджер. Ты же не дура. И я не дурак, если уж на то пошло.
— Ты меня ненавидишь, — напомнила она. — А я ненавижу тебя.
Он пристально посмотрел на нее. Это больно ранило — то, что он не стал разуверять ее.
Помнил ли он об этом?
«Потому что я помню, Малфой. Даже если говорю себе, что это не так. Даже если в полудреме ночью на разные лады убеждаю себя, что ты ко мне привязался. Что ты, лежа в своей кровати за холодной стеной, тоже думаешь обо мне. Мечтаешь обо мне и трогаешь себя, потому что так мне будет спокойнее делать то же самое».
И это все еще было мерзко, но, в конце концов, все упрощало — думать о том, что Пэнси была права. Драко выкрикнул имя Гермионы, когда кончал в Паркинсон. Еще до того, как они впервые поцеловались.
Что это всегда была Грейнджер.
В дверь раздался стук.
***
Она указала в сторону ванной, и Драко послушался. Честно, на какую-то секунду он развернулся и направился в сторону ванной, оставляя ее одну и упрощая все.
— Ты что делаешь? — почти беззвучно произнесла Грейнджер с яростно горящими глазами.
Он пожал плечами, возвращаясь назад:
— К черту. Я здесь и прятаться не буду, — он даже не пытался говорить тише.
Гермиона скривилась.
— Ты здесь? — спросил Гарри.
— Одну секунду! — крикнула она. — Я просто... одну секунду!
— О... я... ладно. Я подожду снаружи.
Она развернулась к Драко:
— Ты называл пароль в его присутствии? — снова переходя на шепот.
— Он услышал его, когда мы заносили тебя внутрь.
Она разочарованно опустила голову.
— Малфой, пожалуйста, уйди.
И это прозвучало неправильно, потому что на самом деле она не должна была произнести «пожалуйста». «Пожалуйста, убирайся из моей комнаты, потому что мой лучший друг не должен войти и, сложив два и два, получить, мать его, девяносто четыре».
Малфой был все еще зол на нее за мысли о том, что все будет в норме, если внезапно взять и пресечь ненависть. За мысли, что это сработает — спрятаться за стеной ненависти, за отказ признать, что она ошибается. Потому что они — не ошибка. Они просто облажались, и в этом не было ничего ужасного.
— Гермиона, что-то не так? — спросил Гарри. Голос его прозвучал озадаченно, с таким подтекстом, что он готов войти в любой момент.
— Я... просто... — она подавила вздох. Метнула на Драко взгляд, от которого побежали мурашки по спине. Он представил, как снова прижимает ее к стене после такого взгляда. — Малфой здесь.
Он был настолько удивлен, что едва не подавился, сглатывая. Ему реально не стоило оставаться. Он не должен был так поступать с ней. Он был просто... да и оставался — ублюдком.
— Что?!
— Он только что зашел, Гарри, — пояснила Гермиона через дверь. — Входи, — ее приглашение прозвучало живо и беззаботно, но последний взгляд, брошенный на Драко, выражал раздражение.
А вот взгляд Поттера был бесценным — когда он понял, что расслышал все правильно. Что же станется с ним, когда до него дойдет, что они снова трахались? Малфой улыбнулся.
— Я подумал, что должен, — Гарри прочистил горло. — Узнать, как ты себя чувствуешь. Ну, ты понимаешь. Проводить тебя на завтрак или... убедиться, можешь ли ты сегодня пойти на занятия.
— Да. Думаю, что да, — она кивнула.
Драко посмотрел на нее. Синяки уже исчезли под действием заклятий, но она все еще была бледной, очень бледной.
—Наверное, тебе стоило бы переодеться, если ты собираешься на занятия?
Гермиона пожала плечами:
— Точно.
— Должно случиться что-то действительно плохое, чтобы ты не пошла на занятия в конце года.
Она улыбнулась в ответ.
И вот он — момент, от которого желудок Драко скрутило. Лучшие друзья. Потенциальные любовники. Да кем бы они там ни были, кем бы Поттер ни хотел стать.
Это витало в воздухе, чувствовалось, что она предначертана кому-то похожему на Поттера. Хуевый герой, любовь-на-всю-жизнь. И когда-нибудь это дойдет и до нее самой.
Если Драко отпустит.
Гарри снова прочистил горло.
— Да, Поттер?
Очкарик открыл рот, чтобы что-то высрать.
— Малфой и я просто говорили о...
— Делах старост? — подсказал Поттер, приподнимая брови.
И это разозлило Драко — что тот возомнил, будто так много знает о них. Будто думал, что он целиком и полностью раскусил его.
— В самую точку, — огрызнулся Драко. — Хорошего дня!
Он повернулся, чтобы уйти.
— Малфой! Ты... спускаешься на завтрак?
Он не ответил. Едва дверь закрылась за ним, он услышал, как Гермиона просит Гарри подождать ее внизу, пока она переодевается. Он замер над раковиной.
В его голове крутились мысли, пока она раздевалась за стенкой, те многочисленные мысли о ней и Поттере.
Поттер любил Гермиону. С сексуальным подтекстом или нет, но между ними была любовь.
Драко часто размышлял, задумывалась ли Гермиона по них с Поттером. Рисовала ли когда-нибудь в воображении картинки того, как он трахает ее по ночам, лежа на простынях? Представляла ли когда-нибудь вес его тела на себе?
Представляла ли хоть раз, что это Гарри, когда Драко целовал ее? От одной мысли ему стало дурно.
Может, это и была реальная причина, почему она так боялась прикосновений Малфоя. Драко лишь предвосхищал события. Может, то, что было у них, не шло ни в какое сравнение с тем, что она загадывала, что могло быть у них однажды с Поттером?
Драко, теряя контроль, распахнул дверь ванной и влетел в ее комнату.
— Ты его любишь?!
Гермиона прижимала блузку к груди.
— Малфой, я пере...
— Ты его любишь, Грейнджер? — требовательно перебил он. Слова мучительно срывались с его губ.
— Люблю ли я кого? — удрученно переспросила она, стараясь не повышать голоса, чтобы Гарри не услышал.
Он весь кипел от злости.
— Поттера. Ты любишь Поттера? — и от этого вопроса его лицо перекосило.
— Да что ты о себе возомнил, а? — прорычала она. — Как ты смеешь врываться сюда и спрашивать о таких вещах? Когда я прошу тебя свалить отсюда, ты, Малфой, так и должен сделать. Ты должен исчезнуть. Или ты хочешь, чтобы я позвала Гарри?
— О, так тебе это нравится, не так ли? — выплюнул в ответ Драко. — Призвать любимого мальчика, чтобы он снова спас день. Тебя это что, заводит, Грейнджер? Как Поттер разыгрывает из себя героя? Или у тебя фетиш на очкариков?
Гермиона рассмеялась.
— Да что это, черт возьми, с тобой?
— Это и есть реальная причина того, что ты не хочешь примириться с происходящим между нами? Это и есть причина, по которой ты таишься?
— Да тут сотня причин, Малфой! — резко бросила она в ответ, переходя с шепота на крики. — И да! Конечно же, Гарри — одна из них.
— Тогда я прав? — рассмеялся Драко, сведя брови к переносице. — Ты любишь тупого долбоеба.
— Разумеется, я люблю Гарри, — она быстро замотала головой и перевела взгляд на потолок. Ее самое обожаемое, блять, место. А потом она повернулась к нему спиной, чтобы натянуть блузку.
Когда Гермиона снова развернулась, ее пальцы все еще сражалась с пуговками.
— Ты не понимаешь моей дружбы с Гарри и Роном, — продолжила она. — Да я и не жду этого от тебя. Но ты не можешь строить никаких предположений на счет моих чувств, тогда как сам не имеешь ни малейшего понятия, о чем говоришь.
— Так я ошибаюсь?
— Да. Ты ошибаешься. А теперь оставь меня одну.
Он не мог так просто отбросить мысль об этом, она слишком прочно укоренилась в его сознании. Слишком много лет он раздумывал на эту тему, чтобы так просто забыть о ней в один миг. Что-то было в этом. Что-то должно быть. И ему совсем не нравилось, что это имело значение для него самого.
— Ну, раз ты не любишь его... он любит тебя.
— Я его люблю.
— Ты... что?
— Гарри — лучший друг, о котором я могла бы мечтать, Малфой. Конечно же, я люблю его.
— И Уизли?
— Да, и Рона тоже.
Драко снова рассмеялся:
— Да ты, мать твою, слепая, Грейнджер.
— Извини?
— Ты просто этого не видишь, не так ли? То, что он испытывает к тебе. То, как он смотрит на тебя. То, как он глазеет на твои губы, когда ты говоришь. Я готов блевать от этого, а ты даже не замечаешь. Просто оставляешь без внимания.
— Даже если бы это было правдой, — ответила она, сузив глаза. — У Гарри куда больше прав на любую из этих выходок, которые ты себе позволяешь, Малфой. Я не твоя собственность.
— Ох, да неужели... Так ты теперь Поттера, да?
— Нет. Никому я не принадлежу, — выпалила она. — И ты это прекрасно знаешь. Да что, на фиг, в тебя вселилось, Малфой?
— Меня уже достало околачиваться у обочины по вине золотого мальчика.
— Ну и что с того? Ты считаешь, что если я только что признала существование этого маленького глупого романчика, что у нас был, то это что-то значит? Ты хочешь, чтобы и твои друзья узнали? Что скажут Крэбб и Гойл? А Забини? Про Пэнси я вообще молчу.
— Если она уже не знает.
— Да, уж точно. В этом случае можно лишь воспользоваться целебными чарами в бóльших объемах.
Драко помолчал.
— Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, Грейнджер. Я не позволю кому-то прикоснуться к тебе снова.
— Не позволишь? — нервно хохотнула она.
— Ты же не думаешь, что я знал о ее нелепом плане до того, как все случилось?
— Дело не в этом. И не в том, кто может причинить боль нам. Дело в том, кому мы можем ее причинить.
— Мне все равно.
— Так ты меня не остановишь, если я спущусь вниз к Гарри, чтобы прямо сейчас все рассказать?
— Он твой друг, не мой.
Драко пожал плечами и с сожалением отметил про себя, что у нее есть своя точка зрения. Несмотря на то, что она и не отличалась твердостью. Он бы ее остановил. Не ради себя, не ради Поттера. Ради нее самой.
— Мне нужно идти, — сказала Гермиона, забирая наконец свою школьную сумку с кресла. — Приведи себя в порядок, Малфой, — и что-то, похожее на беспокойство, промелькнуло в ее голосе. — Оставь Гарри за пределами всего этого, хорошо? Он — не единственная причина, по которой мы не можем быть...
— Но он единственная причина, которая удерживает тебя от меня.
Драко смотрел, как она идет к двери и открывает ее.
— Подожди, Грейнджер...
Но она все же прошла в дверной проем. Но остановилась снаружи. Повернулась, чтобы взглянуть на него, выжидательно приподняв брови.
— Вернись, — очень тихо попросил он.
— Нет, — ответила она коротко и быстро.
***
Гермиона поймала себя на том, что посматривает на Гарри чаще, чем обычно. Начало сегодняшнего вечера все трое решили посвятить занятиям в библиотеке. Или, лучше сказать, Гермиона настояла на том, чтобы посвятить начало вечера занятиям в библиотеке. План заключался в том, чтобы загрузить себя полезными практическими заданиями.
За все время Гермиона ни разу не заметила, чтобы Гарри смотрел на нее слишком долго. Не было такого, чтобы он пялился на ее губы, когда она говорила — ну, не считая момента, когда она облизнула их И то заметила лишь потому, что сама за ним наблюдала, искала хоть крошечный намек, который давал Драко право озвучить свои обвинения. Хоть малейший повод.
Но она ничего не нашла и была чертовски довольна.
— Что?
О Боже.
Гермиона поспешно отвела взгляд.
В любой другой вечер не было ничего зазорного в том, чтобы просто смотреть на Гарри. Но слишком уж быстро она отвела взгляд, чтобы это не имело никакого значения.
— Прости, — пробормотала она, откладывая перо и пролистывая несколько страниц тетради.
Краем глаза она заметила, как Гарри пожал плечами, и внутренне вздохнула с облегчением — вроде не заметил ничего странного.
Она была так зла, что повелась на уговоры Драко присмотреться к Гарри. Медленно, но верно он превращал ее в такую же сумасшедшую, каким был сам. И это пугало настолько, что...
— Извини, конечно, но почему ты все еще ничего не предпринимаешь относительно Пэнси? — неожиданно выпалил Рон, резко откидывая в сторону перо, и уставился на Гермиону так, словно весь последний час он провел над решением сложной головоломки.
— Рон, — предупредил Гарри. — Ты обещал не поднимать эту тему, приятель.
— Да как не поднимать? Тебя ведь это тоже волнует.
— Пожалуйста, оставьте это. У меня есть на то свои причины.
— В этом-то и суть, — продолжил Рон, и в его голосе слышалось покровительство, заставившее Гермиону вздрогнуть от досады. — Я обдумал всевозможные причины и наткнулся на эту проблему. И нет ни единого объяснения. Ну, по крайней мере, ни одного разумного.
Гермиона закатила глаза и взглянула на Гарри, словно он мог кинуть ей спасательный круг.
— Мы планировали провести этот день в спокойной — насколько возможно — обстановке, Рон, — раздраженно сказал Гарри, нахмурив лоб. — И нам почти это удалось. Но если ты планируешь похерить все это, приятель, тогда нам с Гермионой придется
Было ясно, что парни уже не раз обсуждали прошлый уикенд. Она была сбита с толку, ведь раньше Гарри выходил из себя, когда Гермиона не желала обсуждать что-либо. Он бесился, лишь заметив чей-то слишком долгий взгляд, и только Рон мог успокоить его.
А сейчас Гермионе стало яснее некуда, что Рона больше не устраивала роль «седативного средства». Она задела его за живое, возможно, даже где-то перестаралась. Не попросив о помощи, когда она была ей необходима, не позволив быть рядом с ней, даже тогда, когда он сам отчаянно рвался помочь, — и этим причинила ему боль.
Но Гарри было намного сложнее. После всего, что произошло... после того, как этим утром он обнаружил Драко в ее комнате, Гарри по-прежнему выглядел встревоженным.
Гермиона знала — он винит себя. Она была уверена, что он — в своем поттеровском репертуаре — найдет способ обвинить себя в том, что с ней сделала Пэнси. И она очень хотела, чтобы он смог узнать правду. Она думала об этом, пока на пергамент не упала капля чернил с пера, просочившись на следующую страницу.
Она осознавала, что ей не хватит мужества признаться ему во всем, так ужасно разочаровать его.
И молчать вечно она тоже не могла. А что, если она подождет еще несколько лет? К тому времени Гарри и Рон будут едва помнить их школьные годы, и едва ли их будут заботить дела минувших дней. К тому времени они, вероятно, пройдут через слишком многое, чтобы оставшееся в прошлом могло навредить их дружбе.
Потому что все случившееся и будет в прошлом к тому времени. Окончательно и бесповоротно.
Гермиона сглотнула. Вот оно — то разочарование, разрывающее ей мозги. Возможно, рассказав им все прямо сейчас, она сможет сделать маленький шажочек к искуплению своей вины?..
Во рту пересохло. И когда она уже точно решила, что это не самый удачный момент, чтобы выложить всю правду, то жалко начала убеждать себя, что поступает правильно, ведь им нужно поторопиться с домашней работой.
Ведь каждому нужно как-то отвлекаться от реальности.
На следующий день перед обедом Гермиона собиралась забежать свою комнату, чтобы оставить там сумку. Как только она попала в спальню, сразу услышала кашель за стеной. Жуткий. Сумка упала на пол.
Она подскочила к двери в ванную и подергала ручку:
— Малфой, открой.
Ему снова было плохо.
Гермиона прижалась лбом к холодному дереву. Это было невыносимо — слышать, как его тошнит в туалете, и это вызывало странное ощущение в ее собственном желудке.
— Я не просто так закрыл ее, — прохрипел Драко.
Он использовал слишком много заклинаний для лечения кожи и костей. Ведь это не так-то просто, как убрать следы от простых синяков.
— Пожалуйста, открой, — пробормотала Гермиона, обращаясь к двери.
Это было как-то связано с их последней встречей с Гарри и Роном. Она чувствовала огромную ответственность, не понимая, почему он не дал им отпора: не желая признавать, что он слишком слаб и не может защитить себя? Не смея думать, что он сам позволил всему этому произойти, потому что знал, что заслужил это?
Даже если какая-то часть Гермионы тоже так считала, в данный момент было кое-что поважнее. Всем сердцем она хотела быть рядом с ним, даже если его скрутило рядом с унитазом.
Она даже не прикоснется к нему, не станет гладить его по спине и бормотать успокаивающие слова. Но ей нужно было быть там, только чтобы он знал: она рядом.
Но дверь не открылась. Ритмично ударяясь головой, Гермиона сползла вниз и, прислонившись к деревянной обшивке, вслушивалась в приглушенные отголоски его приступов удушья.
— Я все еще здесь, — проговорила она. — На случай, если буду нужна тебе.
***
— Да не доставал я ее.
— Зато ты достал меня.
— Ну, уж нет, — категорично заявил Рон, засовывая в рот полную ложку картофельного пюре. — Во всяком случае, я думал, твой план в том и состоит, чтобы мы дали ей больше свободы.
— Да, — пожал плечами Гарри. — Так что оставь все как есть. Уверен, есть причина, почему она все еще не спустилась.
— Ну, теперь все ясно, — начал Рон. — Теперь, получив неоспоримые доказательства того, что Гермиона в беде, ты решаешь предпринять — что? Ага, вот именно что ничего! Особенно по сравнению с тем, как ты вел себя последние несколько недель. В то время тебя выводили из себя даже слишком долгие взгляды Малфоя в ее сторону. А теперь, когда ее избили...
— Не мог бы ты говорить потише? — нахмурился Гарри. — И, к твоему сведению, Рон, я не восхищен мыслью сидеть сложа руки. Мы ей пообещали...
— Только потому, что тебе хочется, чтобы она вернулась к своим книжкам.
— Да что ты несешь?! Я просто не хочу снова отталкивать ее.
— Мы можем разобраться с этим. Конечно, Паркинсон не парень, но можно решить все по-другому. Пойти к Макгонагалл, например.
— Но с Гермионой уже все в порядке. Пэнси будет просто все отрицать. И, кроме того, Гермиона против, чтобы учителя были в курсе.
— Да она вообще против любых наших действий, не так ли? — Рон бросил ложку в пюре. — Почему так выходит, что я единственный, кого заботит происходящее?
— Поправь меня, если я ошибаюсь, — ответил Гарри с раздраженной гримасой на лице. — Но разве не ты сверлил мне мозг идеями о спокойном и остожном подходе? Вот теперь я следую твоему совету — остаюсь невозмутимым.
— Да уж, — кивнул Рон. — Какая ирония, не так ли?
— Прекрати, Рон...
— Ты наконец решил успокоиться, и именно в тот момент, когда Гермионе реально требуется, чтобы ты предпринял хоть что-то!
— Я знаю, что нужен ей. И ты тоже. Но сейчас мы будем делать то, что хочет она. Я не говорю, что это навсегда и что я вообще смогу сдерживаться слишком долго. Но пойми, Рон — прошлый уикенд был для нее сущим адом, и мы должны придерживаться этой тактики хотя бы несколько дней, чтобы дать ей возможность прийти в себя.
— Ты хоть представляешь, как лицемерно это выглядит со стороны?
— Брось это, Рон. Нет, серьезно, приятель. Просто оставь все как есть.
Ужасное чувство. Да, Гарри чувствовал себя лицемером и прекрасно осознавал, что со стороны его действия казались запутанными, но вот чего Рон действительно не понимал, так это то, что Гарри все еще злился.
Он не единожды проходил мимо Макгонагалл и Дамблдора вместо того, чтобы выложить им все о поступке Пэнси. То время, что он потратил, развлекая себя мыслью о мести этой сучке, вызывало сплошную головную боль.
Гарри знал, что должен придерживаться этого плана так долго, сколько потребуется, но разгневанная половина его сознания была убеждена, что у него нет времени на это. Что уже слишком поздно, что происходящее уже приняло наихудший оборот.
— Ты идешь, Рон? — спросил Гарри, перешагивая через скамью.
— Нет, я еще посижу тут. Скоро буду.
— Ладно, — Гарри двинулся к выходу из Большого зала, делая вид, что не заметил отсутствия Драко.
Забини заступил ему дорогу прежде, чем он смог выйти:
— Ты видел его?
— Кого? — нахмурился Гарри, не испытывая приливов радости от общения с этим недоноском.
— Нашего старосту, — растягивая слова, пояснил тот. — Не видел его с той субботней ночи.
— По-твоему, я видел?
— Ты ведь лучший друг Грейнджер, Поттер. Вот я и подумал...
— Я не видел его, Забини. Но обязательно передам от тебя привет, когда мы встретимся для очередной нашей премилой беседы, — Гарри оттолкнул его и сделал оставшиеся несколько шагов из зала.
— Знаешь, мне все-таки кажется, ты врешь, — раздался за спиной самодовольный голос Блейза.
Гарри остановился и, досчитав до десяти, повернулся к нему лицом.
— Предполагаю, вчера ты виделся с Гермионой, — продолжил Блейз. — Кстати, как она? Слышал, она где-то грохнулась.
Гребанная усмешка.
— Отъебись, Забини.
— К чему такая враждебность? Можно подумать, это я столкнул ее или что там еще, — уголки губ приподнялись в улыбке. — Кстати, Пэнс сожалеет, что все так вышло.
И до того, как Гарри смог удержать себя, он уже прижимал Блейза к стене, сдавливая его горло.
— Если я узнаю, что ты имеешь отношение к тому случаю, ты покойник, Забини. Так что начинай молиться.
— Отвали нахер, ублюдок!
Гарри сделал шаг назад.
— Я не единственный, кого ты должен припирать к стене, кретин, — презрительно усмехнулся Блейз, поправляя галстук. — Пэнси тоже не одна принимала в этом участие.
— Я знаю про Булстроуд.
— Какой ты молодец! Но речь не о ней.
Нет, Гарри не позволит ему спровоцировать себя. Он бросил Блейза у стены и вышел.
— Неужели эта пронзительная тишина означает, что ты в курсе?
— В курсе, что твоя болтовня — полнейшее дерьмо? — не оборачиваясь, переспросил Гарри. — Да, я в курсе.
Он слышал, как Блейз рассмеялся ему вслед:
— Не жалуйся потом, Поттер, что я не предлагал тебе информацию.
Завернув за угол, Гарри ускорил свой шаг. Независимо от гребаных мыслей на тему того, что имел в виду Забини, ему крайне важно было сейчас — для собственного же спокойствия — не заострять на этой теме внимания.
Свернув с пути к общей гостиной, Гарри направился вниз по коридору, который вел к полю для Квиддича. Он не хотел никого видеть. Он старался подавить всепоглощающее чувство гнева, нарастающее где-то в животе. То, которое подсказывало ему, что был еще один виновник случившегося с Гермионой.
И до того, как Гарри смог шагнуть на улицу, его остановил голос:
— Думаю, нам надо поговорить.
***
Драко понятия не имел, была ли Гермиона все еще там, по ту сторону двери, но по какой-то неведомой причине ему не хватало духа спросить.
Поэтому какое-то время он просто сидел в тишине. Напряжение в мышцах почти спало, а вот болезненные ощущения в его несчастном желудке еще клубились. Голова кружилась, и цветные стекла витражей вызывали легкую тошноту, стоило ему лишь взглянуть на них. Он помнил, как приглянулось ему это окно, когда он впервые вошел сюда. Оно напомнило ему похожее в особняке его бабушки. Не то чтобы он питал нежные чувства к этому особняку, да и к бабушке тоже.
— Малфой... ты?..
Сердце подпрыгнуло. Она не ушла.
Он выдержал небольшую паузу, прежде чем ответить. В то время, когда в комнатах еще царило молчание, он подполз к двери, чтобы удостовериться, сможет ли он различить ее дыхание по ту сторону створки, и теперь ему пришлось отодвинуться так, чтобы близость его голоса не смогла удивить ее.
— Я в порядке.
— Могу я?..
— Если хочешь, — взмах палочки в сторону двери, и Гермиона ввалилась внутрь.
— Черт... Грейнджер, прости...
Она тут же выпрямилась.
— Мог бы и предупредить.
— Откуда мне было знать, что ты оперлась о дверь?
Оно поцокала языком.
— Я вижу, ты привел себя в порядок.
— Есть такое.
— А почему ты.... Это из-за лечащих чар?
— Думаю, да.
Глубокий облегченный вздох, словно один только вид Малфоя дал ей своего рода удовлетворение.
«Удовлетворение от чего, Грейнджер? От того, что я наконец перестал блевать в твоей ванной? Потому что тебе стоило бы быть осторожной с этим. Я могу неправильно истолковать это участие».
— И все это время ты была там? — поднимаясь на ноги, спросил Драко.
— Вообще-то я была... ээ... в своей комнате. Ну, ты понимаешь. Немного прибралась там.
— И, слегка утомившись, решила посидеть у двери, верно?
— Очень смешно.
Драко взял ее за руку и тут же пожалел об этом. Прикосновение выстрелило вниз по предплечью, мучительно напрягая изнуренные мышцы. Она отстранилась от него сразу же, прижала руку к груди, накрыв ее второй.
— Я заставил тебя пропустить обед? — неловко спросил он.
— Нет, — ответила Гермиона, изучая пол.
Драко задался вопросом, почему ее взгляд не мог задержаться на нем хоть на какое-то время? Чем таким потолок или пол могли похвастаться, чего не было у него?
— У меня есть немного пирога, который мне прислала мать.
Это заставило Гермиону поднять глаза.
— Я не голодна, — удивленно ответила она.
Вероятно, она считала, что это гнусная уловка, чтобы она оказалась в его комнате. В его постели. И он не мог упрекать ее за эти мысли.
— Давай так — я съем кусочек, если и ты присоединишься, — вдруг сказала Грейнджер.
— Что?
— Кусочек пирога. Ты сегодня не должен есть слишком много. Важно, чтобы восстановился баланс питательных веществ.
— Но я не голоден. Как и ты.
— Давай просто съедим его, Малфой, — вздохнула она и прошла мимо него в сторону комнаты. — Уверена, ничего страшного в этом нет. Но я заберу свой кусочек к себе, если не возражаешь. Я лучше съем его у себя.
Драко развел руками. Как будто она когда-нибудь поверит в то, что ему не насрать.
***
— О, ты себе не представляешь, насколько важно, чтобы ты съебалась от меня подальше, Паркинсон.
— Ничего, переживу. Не мог бы ты потерпеть меня немного, чтобы я могла кое-что объяснить? То, что тебе так хочется услышать.
— Не хочу ничего от тебя слышать.
Когда он уже спустился по лестнице и направился к полю, то понял, что идет туда с сопровождением.
Небо потемнело, и ветер начал усиливаться. Если бы не Паркинсон, семенившая следом, Гарри, скорее всего, повернул бы назад.
—Твою мать! Помедленней, Поттер! — окрикнула она.
В конкурсе за звание «самая бессердечная и бездушная сука» Паркинсон сделала бы любую. Сама идея поговорить с ним выглядела просто абсурдной. Он видел каждую царапину на прекрасной коже Гермионы, оставленную мерзкими ногтями и безжалостными ударами.
Гарри неожиданно повернулся к ней, и она была вынуждена резко затормозить, чтобы не врезаться.
— Катись к черту, Паркинсон.
— Прежде ты выслушаешь то, что я хочу рассказать, — настаивала Пэнси, недовольно поджав губы.
Гарри отчаянно, безумно хотелось сломать ей что-нибудь. Что угодно. Заставить ее хоть частично почувствовать ту же боль, которую испытала Гермиона. И, хотя знал, что пальцем ее не тронет, это никак не влияло на его мысли.
Он знал, Пэнси — конченная мразь, но до этого момента и не подозревал, насколько она тупа. Поистине надо быть совсем идиоткой, чтобы полагать, что он станет ее слушать.
— Это была не моя идея. Не я все придумала.
Ему не было нужды слушать, как она пытается свалить вину на окружающих. Гарри был удивлен, что она озаботилась возможностью выкрутиться таким образом.
— Тебе что, все равно? Неужели тебя не волнует, чья это была идея?
Нет. Ему следовало держать себя в руках.
— Вообще-то я не должна была рассказывать... Но после... после того, как он ударил меня... я просто... С меня хватило, понимаешь? Мне жаль, что он заставил меня сделать такое, но...
— Вот только не надо, Паркинсон, — перебил ее Гарри. — Не смей, твою мать, даже заикаться о том, как тебе жаль! Ты прогнила до самого, блять, основания. Абсолютная мерзость, Паркинсон. И знаешь что? Нихрена удивительного в том, что, трахая тебя, Малфой выкрикивает имена других девчонок! Ты омерзительна! Даже для таких, как он! Мне и разговаривать с тобой противно!
Пэнси шмыгнула носом.
— Не считаешь ли ты, что мы стóим друг друга? — с горечью усмехнулась она. — Драко и я. Идеальная парочка, не так ли?
Он уже слышал, как к ее голосу примешались слезы.
— Мне срать. Поверь мне, Паркинсон, скажи Гермиона хоть слово, — и ты заплатишь. Вы обе — ты и Булстроуд.
— Ну и отлично! — воскликнула она, потирая ладонью нос. — Катись на хер, Поттер! И делай, что тебе взбредет в твою гребаную башку! Все равно мне терять нечего из-за твоей грязнокровной шлюхи!
— Не называть ее так! — заорал Гарри. — Не подходи к ней ближе, чем на двадцать шагов, Паркинсон! Уяснила?!
— А как насчет Драко? Могу поспорить, он все еще делает с ней что захочет! А ты и предпринять ничего не в силах, да? Ведь она не позволит тебе вмешаться! Но вы оба понятия не имеете, на что он способен!
— Уж поверь, я знаю...
— Тогда ты, должно быть, в курсе, что это была его долбаная затея — выбить все магловское дерьмо из твоей драгоценной Грейнджер!
Дыхание Гарри сбилось.
— Он сам подошел ко мне. Сказал, что жалеет обо всем, что у них было, что нужно что-то предпринять, чтобы восстановить равновесие! Слышал ли ты от него нечто подобное раньше, Поттер? Что нужно восстановить гребаное равновесие? Уж поверь мне, он повторил это много раз! Но у меня нет достаточно доказательств, что это была его идея, о нет, куда там! Он сказал, чтобы я устроила все так, словно у меня счеты с Грейнджер — типа я злюсь на нее, ревную к ней и прочее, — потому что он не хотел рисковать своей хреновой должностью старосты! А потом он сказал, что как только... как только дело будет сделано, между ними все будет кончено. Он будет обращаться с ней так, как и прежде — как с полнейшим дерьмом!
Гарри начало трясти.
— А потом он сказал нам с Миллисент вызвать ее на разговор. И высказать ей все в лицо — какой на самой деле грязной магловской шлюхой она является! А знаешь, почему он попросил меня сделать это?! Потому что, видите ли, он не бьет девчонок! — она засмеялась еще громче. — Нет, ты представляешь? Драко Малфой не бьет девчонок! — она снова вытерла лицо, ветер отчаянно разметал ее волосы. — Хотя его принципы меняются с охренительной скоростью! — она указала пальцем в синяк под глазом. — Он передумал, Поттер! До него вдруг снизошло, что он не хотел, чтобы с ней что-то случилось! Но было уже поздно! И поэтому он пошел искать ее, — откуда, по-твоему, ему было знать, куда идти?
Гарри смотрел на нее в упор, полностью опустошенный.
— Он явно не соображает, как сильно увлекся этой гребаной сукой...Знаешь, он сказал мне, что если я все сделаю, мы снова будем вместе! А когда я сказала, что дело сделано, он ударил меня. Просто... взял и ударил.
Пэнси упала на колени.
Гарри больше не мог смотреть на нее.
— Т-ты собираешься рассказать ей? П-поттер?
Он отвернулся и зашагал прочь, к полю для Квиддича.
***
В руках Драко пирог казался таким мягким. Его пальцы почти утонули в нем. Больший по размеру кусок он протянул Гермионе.
— Вкусно, — пробормотала она и быстро добавила. — Еще раз спасибо, — и встала с кровати.
— Тебе не нужно уходить. Если не хочется.
— Я... думаю, мы оба должны воспользоваться возможностью лечь пораньше.
Это было слишком сложно для него — притворяться, как это делала Гермиона. Это было так невероятно бессмысленно, ведь в комнате их было только двое. Иногда притворство все упрощало — не без этого. Иногда можно было сделать вид, что ни один из них не хотел оставаться в одной комнате с другим, а порой это не срабатывало, и он чувствовал, что сегодня один из таких моментов. Чувствовал, не имея на то никаких веских причин, что им нужно побыть вместе еще чуть дольше, даже если это заключалось в простых совместных посиделках, приканчивая остатки сраного пирога.
— Знаешь, — поспешно начал Драко. — Я съем свой кусок, если ты останешься.
Уголки ее губ приподнялись. Возможно, было что-то неправильное в том, чтобы вот так запросто улыбаться друг другу.
— Ты можешь сидеть в другом конце комнаты, если мне не доверяешь, — негромко предложил Драко.
— Если бы я думала что-то подобное, тогда бы меня и в помине здесь не было.
И именно сейчас между ними возник момент, когда они оба осознали, что ей и вправду будет безопаснее на другом конце комнаты. Но, тем не менее, она все еще была здесь с кусочком пирога в руке.
Драко был согласен, чтобы Гермиона оставалась в его спальне, пусть и на расстоянии нескольких метров от него, чем чтобы ее и вовсе здесь не было.
— Я думаю, у нас опять будут проблемы с профессором Дамблдором, — невпопад сказала Гермиона. Она разглядывала свой кусочек пирога, нервно комкая его в руках. — Наверняка.
— Поттер вроде сказал ему, что ты приболела. И что мне тоже нездоровится.
Она кивнула.
— Я сказала Макгонагалл. Но я не думаю, что этого достаточно.
Она была права. Где были они под конец бала? Где были они во время завтрака на следующее утро? И сегодня за ужином?
Вместе. Ответ отвлек его от реальности на миг.
Они были вместе.
— Думается мне, что нас вызовут где-то среди недели.
Гермиона всхлипнула.
— Грейнджер?
Драко отшвырнул свой кусок на кровать и тотчас же вскочил на ноги.
— Не надо, Малфой.
Она плакала.
— Грейнджер... что... что не так?
— Думаю, все кончится тем, что нас лишат их... наших должностей.
Что он мог сказать, чтобы утешить ее? Он знать не знал, как быть Поттером.
— Они не станут, — это лучшее, что он смог выдавить из себя. — Они не могут.
— С чего ты взял? — его сердце екнуло. — Когда ты последний раз беседовал с кем-нибудь из префектов? Мы забросили все свои обязанности.
Он сделал еще один шаг к ней, и вот он уже там — заступил за черту их близости. Драко медленно дотянулся и нежно обхватил пальцами оба ее запястья. Гермиона позволила ему отвести ладони от ее заплаканного лица.
— Ты не должна винить себя, Гермиона, — выдохнул он, плавно переместив пальцы так, чтобы удержать ее ладони, а затем поднес их к губам.
Он услышал ее приглушенный судорожный вздох. То ли виной всему были его губы, то ли ее имя.
— Малфой...
Она выглядела такой беззащитной. Совсем изнуренной.
— Скажи мне, почему ты плакал? Той ночью в ванной.
— Разве это имеет значение?
— Я хочу, чтобы ты мне рассказал. Я хочу... я хочу, чтобы ты просто сказал мне что-нибудь. Чтобы стало проще. Чтобы тебе стало легче.
Почему ее это заботило? Он страстно желал, чтобы ей было все равно.
— Не могу, Грейнджер.
— Но почему? — он слышал, как слезы снова начинают душить ее. — Почему нет, Малфой? Ведь именно ты говорил, что должна остаться только правда. Между нами. Я не могу... я не могу больше выносить этого.
— Не плачь.
Ему не нравилось, когда она плакала.
— Я ничего не могу с этим поделать.
— Я знаю.
— Я хочу, чтобы ты мне просто сказал.
— Я не могу.
Ему было слишком стыдно даже думать об этом. Даже сейчас, даже стоя здесь перед ней с повисшим в воздухе вопросом, он не мог ответить даже мысленно, признаться, что он... сделал то, что сделал с Пэнси.
Он не мог признаться в том, что стал похож на отца.
Он не хотел увидеть выражение ее лица, когда она выяснит, что он бьет девчонок. Только не от единственного человека на Земле, который еще мог заставить его чувствовать.
Он снова поцеловал ее пальцы.
— Пожалуйста, не плачь, Гермиона.
И затем он потянул ее за руки очень мягко, осторожно, так, чтобы она прижалась к его груди.
— Я не хочу упустить что-нибудь еще, — прошептала она, уткнувшись ему в шею.
Драко сглотнул.
— Я не дам тебе, — выдохнул он. И хотел больше, чем что-либо в своей жизни, быть именно тем человеком, который может ей это пообещать.
Что-то влажное скользнуло по пульсирующей артерии. Он вздрогнул всем телом.
— Гермиона...
Она подняла глаза на него. Взгляд остекленел, а зрачки расширились.
— Ты не хочешь, чтобы я?..
О Мерлин, Грейнджер. С чего бы ему хотеть этого?
Но его член мгновенно затвердел, а сердцебиение ускорило ритм. Она не понимала того, что творила с ним.
— Мне все равно, — прошептала она. — Только не сегодня, — и ее рот двинулся к его губам, поймал их. Обведя языком контур, устремляясь с верхней губы к уголкам.
Ее поцелуи были осторожными, нерешительными, что только усложнило бы попытку остановить ее и возбудило еще сильнее, заставило его рукой потянуться к ее затылку, вплестись пальцами в кудри. Это было труднее, чем он думал. Стремительнее, чем он себе представлял — она так внезапно и отчаянно нуждалась в нем...
Драко начал терять себя.
Он кожей ощущал яростный ритм ее сердца.
Ее пальчики пробежались по его мускулам и остановились на груди, нашли пуговицы. И когда он разорвал поцелуй, его рубашка уже была расстегнута. Ее ноготки впились в его кожу — лишь реакция, когда его пальцы начали, скользя, продвигаться вверх по ее бедру. Ее голова запрокинулась назад, и он даже не мог вспомнить, в какой момент припал губами к ее шее, слегка прикусывая кожу. И те звуки, что она издавала, и то, как ткань терлась о его возбужденную и сильно затвердевшую плоть — от всего этого он едва не подавился обжигающим воздухом, который втянул в себя. Другая его рука метнулась к вороту ее блузки и вниз, проворно расстегивая. Она помогала ему.
— Грейнджер, ты уверена...
— Да.
Ее блузка полетела на пол. Она тяжело дышала, а Драко и вовсе не мог. Он завел руку Грейнджер за спину, и ее тело напряглось. Вопросительный взгляд — кивок в ответ. Бюстгальтер скользнул с ее плеч, и Малфой переключил внимание на ее грудь. Бледная кожа, гладкая и великолепная — абсолютное блаженство.
Она стонала, и это был самый красивый звук из всех, что он когда-либо слышал. Он обхватил губами ее сосок в неверии от всего происходящего. От того, что они вместе. Зная, что это такое — пробовать ее вот так.
Она что-то сказала, но он не услышал. Его пальцы уже нашли ее трусики, и он, теряя самообладание, еле сдерживаясь и сбивчиво дыша, произнес:
— Грейнджер, просто... мне нужно...
— Давай, — выдохнула она, закусив губу. — Пожалуйста...
И вот уже слезы струятся по ее щеке. Ухватившись за края его рубашки, она стаскивает ее. Он отнимает руку, и стон разочарования срывается с ее губ. Малфой высвобождается из рукавов и мгновенно возвращает пальцы на прежнее место. Она снова запрокидывает голову, и на этот раз его рука стремительно продвигается к резинке ее белья.
Драко осел на колени. И в тот момент, когда ее нога выскальзывает из влажного хлопка, он не может понять, как мог ждать так долго.
Он встает, отчаянно дергая молнию на брюках, отчаянно желая ее. С такой, мать ее, силой нуждаться в ней, что слезы начали жечь глаза.
Как быстро она могла разрушить стену его хладнокровия. Пусть она не просит его остановиться. Никогда не просит.
Он высвобождает член, и вздох предвкушения слетает с ее губ. Он знает — она напугана. Она должна быть напугана, но он не сможет притормозить, даже если бы захотел.
Драко сгребает ее юбку и грубо задирает вверх, наклоняется, тянется рукой к члену, приноравливаясь, спрашивая, в порядке ли она...
И вот он уже внутри, обхватив бедро и задрав ее ногу. И все так же, как он помнит это — жар, тугая влага, и свежая, и горящая вокруг него. Она приглушенно вскрикивает и еще сильнее жмется к нему. В ответ он впечатывает ее в стену и, когда она хватается за его плечи, шепчет на ухо ее имя и «ты нужна мне» и «так охренительно тесно»...
Его толчки становятся более грубыми, и он старается прижать ее крепче, чтобы ее тело не так сильно дрожало, но у него не выходит.
Он стонет.
Еще, снова и снова толкаясь в нее. Трение тел, прилипая влажной кожей друг к другу. Дверь ходит ходуном.
Драко вскрикнул, последний раз толкнувшись, и ее имя повисло где-то в обрывках его мыслей.
Гермиона. Ее имя на кончике языка.
Она ничего не сказала, но он почувствовал, как голова опустилась ему на плечо. Они сползли вниз по обшивке двери, и все закончилось.
— Мне жаль, — пробормотал он. Она не кончила. Снова, хотя он не ждал этого, когда сам кончил так быстро.
Вот какую власть она имела над ним.
— Не стоит, — выдохнула она, все еще удерживая руки на его плечах, и все еще обнаженная.
А где-то за стенами замка, устроившись на задворках трибун, Гарри начал верить.
Он поговорит с ней утром.