Серафина и семь шагов до весны

С тех пор Шарлотта появлялась всё чаще.

Утром она пила кофе с Артуром и Римусом, обсуждая стратегию. Днём её видели в библиотеке, за записями и переговорами. А вечером она играла в шахматы с Биллом или сидела с Тонкс на балконе, болтая и смеясь.

Серафина всё больше времени проводила с ней. Они читали в гостиной, обсуждали зелья, дуэльные стили, музыку. Однажды их застали на кухне: Фина жарила оладьи, Шарлотта сидела на столе, болтая ногами и поправляя ей волосы, как будто пыталась наверстать семнадцать лет отсутствия.

И чем больше её становилось, тем мрачнее становился Сириус.

— Видел её вчера? — шептал он Джорджу вечером. — Расхаживает, как будто всегда здесь жила. А я — в углу, с бутылкой огневиски и своим именем на гобелене, зачёркнутым, кстати. Тоже семейная реликвия, между прочим.

— Может, она просто... пытается? — осторожно говорил Джордж, сидя на подоконнике.

— Пусть пытается где-нибудь ещё.

Но дело было не только в ревности.

Сириус чувствовал, что что-то меняется. Дом, который был наполнен голосами его друзей, теперь напоминал шумный перекрёсток. Гарри приходил всё тише. Фред и Джордж исчезали на целые дни в своем укрытии. Серафина... она всё меньше смеялась с ним, всё больше — с Шарлоттой.

И это жгло.

— Ты обиделся на неё? — спросила как-то вечером Молли, когда они остались вдвоём на кухне.

Сириус задумался.

— Я... я боюсь её терять. Я не знаю, как быть хорошим отцом. Я же... не умею. Я не могу конкурировать с её матерью.

— А тебе не нужно. — сказала Молли просто. — Серафина уже выбрала тебя. Шарлотта - не соперник. Это её мать. И ты тоже. Просто... позволь ей быть дочерью двух родителей, а не заложницей чьей-то гордости.

— Она часто обвиняет меня в том, что я провожу больше времени с Гарри. Может это её месть?

— Сириус, ты не ребенок. А она да. И она умеет полное право злиться на тебя. Ты ведь понимаешь, что у неё не было обоих родителей всю её жизнь, а сейчас один из них проводит больше времени с крестником, а другой наконец появился. Она хочет быть счастливой.

***

Днем, в тишине, Фина сидела у окна, скрестив ноги. На ней была рубашка Джорджа — она всегда крала их. Он лежал рядом, у него на коленях был её томик «Невероятных волшебных катастроф» — но он давно не читал, просто смотрел на неё.

— Она научила меня зелью от бессонницы. — сказала Фина тихо. — Я... я впервые почувствовала, как это - когда тебя лечат не потому, что должны, а потому что любят.

— Фина...

— Папа говорит, что он потерял меня. Это правда?

— Конечно нет, она твоя мама. — ответил он, мягко. — Тебе не должно быть стыдно за любовь.

Она повернулась и легла к нему, уткнувшись лбом в его грудь.

***

Этим же вечером, в штаб квартиру прибыли мистер и миссис Тонкс. На кухне было тесно, шумно и душно — но уютно. Молли Уизли разговаривала с Артуром, Фред что-то спорил с Тедом Тонксом о взрывающихся шутихах, а Джинни, Гарри, Рон и Гермиона сидели ближе к дальнему краю стола, закусывая пирогами, наблюдая как Нимфадора и Билл играют в шахматы. Джордж устроился рядом с Серафиной, их колени касались друг друга под столом, и она изредка касалась его мизинца своим, как бы невзначай.

Свет от висящей над столом лампы отбрасывал тёплые тени на лица. Шарлотта как раз разливала свежезаваренный чай в кружки, её голос был мягким:

— Элоиза сегодня утром принесла мне на окно сухую лавровую веточку. Думаю, это знак — будет перемирие.

— Или дождь. — подхватила Андромеда, отхлёбывая из кружки.

— Или то и другое, — улыбнулась Шарлотта. — Но мне нравится думать о хорошем.

Серафина смотрела на неё с удивлением. У неё никак не укладывалось в голове, насколько естественно мать влилась в этот странный, пёстрый дом. Она беседовала с Тедом о французской магии, помогала Джинни с вязаными манжетами, даже смеялась над глупыми шутками близнецов. Вроде бы всё было идеально. Вроде бы.

В следующую секунду входная дверь открылась и на кухню зашли Сириус и Римус. Стриус оглядел собравшихся — слишком много народу, слишком громко, слишком много неё. И глаза его, наткнувшись на лицо Шарлотты, потемнели.

— О, чайный вечер с ведьмой. Прекрасно. Осталось свечи расставить и пригласить дементоров на десерт.

Наступила тишина. Словно кто-то выключил фон.

Римус и Молли напряглись.

— Сириус, — осторожно начала она, — не сейчас.

— А когда? — он шагнул ближе. — Когда все лягут спать? Когда она уедет? Или когда будет поздно?

— Перестань, — ровно сказала Шарлотта. — Не позорь себя при детях.

— При детях? — усмехнулся он. — Ты впервые озаботилась, как выглядит взрослый конфликт перед молодёжью?

— Я просто зашла на чай.

— Ты захаживаешь каждый день, как будто ты часть этой семьи. Но ты не часть, Шарлотта. Ты — ошибка, которую я пытаюсь забыть семнадцать лет.

Удар. След от руки Лавузье остался на щеке Сириуса. Все замерли.

Серафина медленно подняла глаза на родителей.

— Это было лишним, — прошептала она.

Шарлотта держалась с достоинством. Лицо — спокойное, спина прямая, голос ледяной:

— А ты, Сириус, не изменился совсем. Всё такой же мальчишка, живущий обидами. Только теперь у тебя есть кухня, где ты можешь громко хлопать дверьми. Наконец собственный дом появился?

— Зато я не бросил свою дочь, — процедил он. — Я не исчез, как ты.

— Это не я увела её у матери! Это ты настоял, чтобы её передали тебе! Не лги, Сириус!

— Я спас её от тебя. Ты была опасна.

— Я была растеряна, не готова, но я была её матерью!

— Была? — прошептала Серафина, сжав ладони в кулаки.

Тишина была осязаемой. За столом никто не шевелился. Только Джордж коснулся плеча Фины, тихо, почти неуверенно.

— Все, — прошептала она. — Все, уходите.

— Фина, — начала Молли, — может, не..

— Пожалуйста. Уйдите.

Голос был ровным, но в нём что-то щёлкнуло. Один за другим, не поднимая глаз, вставая медленно, все стали уходить. Джордж задержался дольше всех, но когда она посмотрела на него, он молча кивнул и закрыл за собой дверь кухни.

Они остались втроём.

Серафина стояла, смотря на них. Своих родителей. Людей, которые создали её. Людей, которые сейчас казались ей чужими. Сели они только тогда, когда она указала на стулья.

— Садитесь.

Сириус выглядел как человек, готовый всё бросить и уйти. Но он сел. И Шарлотта села напротив него, как ледяная статуя.

Серафина стояла напротив них. Потом села тоже. Уложила руки на стол.

— Расскажите мне всё. Сейчас. Без перебиваний. Без скандалов. Только правду.

Сириус отвёл взгляд. Шарлотта вздохнула.

— Начни ты. Ты всегда знал, с чего начинать.

— Я любил её. Если сказать честно, то я всегда дразнил её, потому что любил.— наконец сказал он и Лавузье подняла на него глаза, не ожидав. — Но она была непостоянна. Порыв. Всё было... слишком быстро. Мы были врагами в школе. И когда всё это... случилось, я подумал, что это... что-то судьбоносное. Но...

— Я боялась. — перебила Шарлотта. — Я только закончила Хогвартс, я не знала, как быть. Ты был вспыльчивым, непредсказуемым. Ты кричал на меня.

— Ты хотела уехать!

— Я хотела разобраться в себе!

— А в итоге ты исчезла.

— Потому что ты хотел отобрать её! Ты кричал, что она не увидит меня никогда. Ты угрожал!

— Потому что ты собиралась забрать её во Францию, ты даже не спросила!

— Я мать!

— Я отец!

— Вы оба идиоты! — вскрикнула Серафина.

Они замолчали. Она прижала ладони к глазам, встала.

— Я семнадцать лет жила с мыслью, что меня бросили. Что моя мать решила, что я не стою даже письма. Что мой отец убийца, который предал своих друзей. А теперь — что? Вы оба были эгоистами, слепыми, гордыми, жутко упрямыми идиотами, которые сделали мою жизнь адом, каждый по-своему.

Она посмотрела на них. И глаза её блестели.

— Я не хочу вас ненавидеть. Но я не могу... сразу простить. Мне нужно понять, кто я между вами. Кто я с вами. И для этого... вы должны прекратить ненавидеть друг друга.

Долгая пауза. Потом Шарлотта тихо:

— Я... хочу её узнать. Не как маленькую девочку, которую держала на руках. Как девушку. Как дочь.

Сириус медленно кивнул.

— Я... не знаю, как просить прощения. Но я попытаюсь быть рядом. Без криков. Без обид.

Серафина сделала вдох. Длинный. Глубокий.

— Тогда останьтесь. Оба. И начнём с чая.

Старый чайник вновь зашипел на плите. И, впервые за долгое время, Блэк и Лавузье сидели за одним столом спокойно, не пытаясь убить друг друга. Говорили тише. Думали глубже. И в воздухе повисла надежда. Не прощение. Не забвение. Но надежда.

На нормальную, пусть и странную, семью.

***

Первые дни после ссоры прошли с гулкой тишиной. Не той спокойной, доброй, в которой можно выдохнуть, — а напряжённой, в которой даже скрип половиц кажется слишком громким. На кухне никто не поднимал тему Шарлотты или Сириуса. Молли пыталась сохранить хоть какую-то нормальность, жаря оладьи с мёдом и заливая чай с мятой, будто сладкое и горячее могут стереть резкие слова и многолетние раны.

Серафина не знала, как чувствовать себя. По инерции тянулась к Джорджу — его объятия, его рука в её волосах, его лёгкое "ну что ты" — были спасением, даже если внутри неё всё продолжало сжиматься.

Шарлотта почти не покидала дом. Она будто старалась не вторгаться, и всё же везде появлялась — то у плиты, нарезая клубнику для завтрака, то на лестничной площадке, разбирая старые книги, то в библиотеке с чашкой чая и французским журналом. Она всегда была в платьях. Редко можно было заметить её в брюках. Платья всегда были нежными и сочетались с её балетками.

Однажды утром Серафина спустилась на кухню, и впервые не сбежала обратно.

— Доброе утро, милая, — отозвалась Шарлотта, помешивая чай. Она была в тонком льняном халате, волосы собраны небрежным пучком. — Чай с лавандой и медом, хочешь?

Фина кивнула, не сказав ни слова. Просто села за стол, уставившись в пыльные солнечные пятна на скатерти. Несколько секунд спустя перед ней стояла чашка, а рядом — тарелка с яблочными сконами.

— Я не добавляла мёд в твой, вдруг ты предпочитаешь без сахара, — тихо сказала Шарлотта.

Серафина взяла чашку и обхватила её обеими ладонями.

— Спасибо.

Пауза. Звук льющейся воды в раковине. Потом:

— Ты знаешь, я смотрела на тебя все эти годы, Фина. Иногда издалека, иногда ближе, чем ты думаешь.

Серафина моргнула.

— Шпионка?

— Почти. — Улыбнулась. — Я знала, что ты будешь сильной. Потому что ты моя. И Сириуса, в этом, увы, тоже есть правда. — она осеклась. — Прости, забыла. В общем, неважно. Ты - яркая. Блестящая. Упрямая. Иногда невыносима. Но ты - чудо.

— Ты слишком легко прощаешь себе то, что оставила меня, — сухо ответила Серафина, но в её голосе не было яда, только усталость.

— Я не прощаю. Но хочу быть рядом теперь. Не ради искупления, а потому что ты мне нужна.

Дверь хлопнула, влетел Джордж с Фредом. Они оба были в одинаковых выцветших футболках и пахли дымом и карамелью — видимо, снова экспериментировали с вредилками в подвале.

— Ух ты, пахнет как на французском базаре, — заметил Фред, принюхиваясь.

— Это чай. — Джордж мягко поцеловал Фину в висок и кинул взгляд на мать девушки. — Доброе утро, мисс Лавузье.

— Шарлотта, пожалуйста.

— Как будто ты знаешь как пахнет на французском базаре. — подколола его Джинни, которая тоже вошла на кухню.

Следующие дни стали похожи на зыбкое перемирие. За обедами и ужинами снова звучал смех. Джинни не отлипала от Шарлотты, восхищаясь её манерами и историями про Францию. Сириус держался настороженно, но все чаще отшучивался, когда разговор заходил о «даме из Парижа».

В один вечер, когда дом был особенно тихим, Серафина обнаружила Шарлотту в библиотеке.

— Почему именно чай? — спросила она, присаживаясь рядом.

— Что?

— Ты всегда завариваешь чай, как будто это ритуал. Он у тебя особенный?

— Возможно. Чай - это... бессловесный способ сказать, что ты рядом. Что ты думаешь о другом человеке. — Она улыбнулась. — Это звучит глупо?

— Нет, — покачала головой Серафина. — Это звучит как мама.

Шарлотта не ответила, только положила ладонь на её руку.

На следующий день, ближе к вечеру, в комнату влетел Джордж с бумагами.

— У нас есть план.

— План чего?

— Новая вредилка. Фред в подвале, но мне нужна твоя гениальность. — Он ткнул пальцем в лоб Фины.

— А если я занята?

— Ты не занята. Ты скучаешь, а скучающая ты - гениальна. Пошли.

Смеясь, она побежала следом. Вскоре втроём — Джордж, Фина и Фред — сидели на полу посреди старого холла. На листах были наброски заклинаний, рецепты пахучих смесей и какой-то абсурдный план про «бомбочки для зельеварения».

И всё было хорошо.