Глава 19. truth
Серафина стояла на цыпочках, аккуратно подправляя воротник летней рубашки Джорджа. Он покорно стоял перед ней, глядя куда-то за её плечо, и только тяжело вздыхал — уже в третий раз за последние две минуты.
— Серьёзно? — проворчал он. — Нет, я рад, что мы едем знакомиться... Но проходить второе испытание?
Фина с улыбкой прищурилась и прихлопнула его по груди, словно успокаивая.
— Что я могу поделать? — пожала плечами она. — Дядя считает меня своей дочерью. А значит, отбор будет жёсткий. Привыкай. У тебя будет не только вторая встреча с родителями, но и мини-версия дуэли с мракоборцем.
— Оставь меня умирать прямо здесь, на пороге. — простонал Джордж, а затем поднял на неё глаза, полные обречённой любви. — Но я готов терпеть всё ради тебя.
Серафина коротко фыркнула, а потом, не выдержав, обняла его за шею и, встав на цыпочки, поцеловала в подбородок.
— Всё будет хорошо, Джо. Ты всем нравишься. Ты харизматичный, милый, весёлый, умеешь варить чай... — она прищурилась. — Иногда.
— Спасибо. Я утешен. — пробормотал он, снова вздыхая. — Вижу, ты настроена решительно.
***
Оказавшись на пороге дома Тонксов, в тихом пригороде. Дом казался уютным, с белёной каменной кладкой, окнами в тёплых рамах и маленьким, но буйным садом, где по клумбам бегал мохнатый кот, с которым Серафина выросла.
С крыльца, едва они приблизились, с визгом слетела Нимфадора.
— О, моя сестрёнка! — прокричала она, бросаясь к Серафине, и прижимая её к себе в крепком, почти удушающем объятии. — Как ты, чёрт возьми? Как вообще держишься? Ты стала красивее, чем я помню!
— Ты испортила мне причёску. — Серафина, с лёгкой улыбкой отстранившись, попыталась пригладить взъерошенные волосы. — И, нет, я не изменилась. Просто лето, солнце и я не в Хогвартсе.
— Мелочи. — Нимфадора махнула рукой. — Всё равно хороша. А вот вы... — она развернулась к семье Уизли, будто только что заметила их, и кивнула. — Здрасьте. Дора. Можно просто Тонкс. Полным именем прошу не называть, я всё равно не отзовусь.
— Молли Уизли. — доброжелательно ответила мать, с улыбкой протягивая руку. — А это мой муж Артур, сыновья Фред, Джордж, Рон и дочка Джиневра.
— Так значит, ты парень нашей Финны? — обратилась Дора к Джорджу, уже с усмешкой. Она хлопнула его по плечу с неожиданной силой. — Надеюсь, ты понимаешь, что ввязываешься в серьёзное дело?
— Кажется, да. — честно ответил Джордж, бросив взгляд на Серафину.
— Ну и хорошо. — Тонкс развернулась на каблуках и махнула рукой. — Пойдёмте. Мама будет изображать строгость, но, если что, я вам подмигну — это будет значить «ты нравишься». Если она хмыкнет — беги.
— Надеюсь Меда приготовила огневиски. — пробурчал Сириус.
Дом Тонксов внутри был ещё уютнее, чем можно было ожидать по ухоженному саду с белыми гортензиями и вьющимся жасмином. Гостиная открывалась прямо с прихожей: высокие окна в кружевных занавесках, полки, уставленные книгами и старыми фотографиями, мягкие кресла с вышитыми подушками, аромат сушёных трав, меда и немного яблочной кожуры. В дальнем углу мирно похрапывал лохматый кот, свернувшись на сундуке с вязанием. Камин, даже летом, горел негромко, скорее для уюта, чем для тепла.
На фоне всего этого домашнего уюта стояла женщина — Андромеда Тонкс. Высокая, прямая, сдержанная и ухоженная. В её чертах сразу угадывалась аристократическая кровь — точёные скулы, прямой нос, идеальная осанка. Но при этом в глазах у неё не было того леденящего превосходства, что было свойственно остальным Блэкам. Глаза у Андромеды были тёплые, проницательные — глаза женщины, пережившей слишком многое и научившейся не судить с первого взгляда.
— Добро пожаловать, — тихо, но сдержанно произнесла она, подходя ближе. — Надеюсь, вы не устали в дороге. Проходите.
Сзади, чуть прихрамывая, вышел из коридора мужчина с густыми кудрями, седыми висками и вязаным жилетом в ромбик. На лице — добрейшая улыбка, как будто он рад был любому живому существу в этом доме. Он смахнул с рук пыль и подмигнул Джорджу.
— Вы должно быть Джордж. — протянул он руку. — Тед Тонкс. Отец Доры. И, значит, дядя нашей Фины. Рад знакомству. Ты у нас впервые?
— Да, сэр. — Джордж крепко пожал руку, чуть смущённый. — Спасибо, что пригласили. У вас замечательный дом.
— О-о, это заслуга жены, — рассмеялся Тед. — Я только чай умею варить и табуретки чинить.
— Он так говорит, потому что я не даю ему касаться кухни, мне она нужна живой. — вмешалась Андромеда, не сдержав лёгкой усмешки. — Прошу, проходите на кухню. У нас там и пирог, и сливочное пиво, и, если понадобится, чай с мятой. Угощение — это наше всё.
— А потом, если не понравитесь, мы вас выгоним. — подмигнула Тонкс.
Смех прокатился по комнате, и обстановка мгновенно потеплела. Молли первой прошла вперёд, ведя за собой Джинни. Артур, восхищённо оглядываясь на старинные маггловские часы на стене, почти врезался в цветочный горшок. Фред и Рон тихо переговаривались, а Джордж всё ещё держал Фину за руку, пока та вела его вперёд, словно в свой внутренний мир.
— А огневиски есть?
— Для тебя, Сириус, нет. — прокричала Андромеда.
— А ты осталась все такой же злыдней, Меда.
— Заткнись!
— Пойдем, я покажу тебе свою комнату. — Фина улыбнулась Джорджу и они пошли на второй этаж, остановившись у самой дальней комнаты.
Комната Серафины в доме Тонксов — тёплая, уютная, наполненная мягким светом. Светлые стены, бордовые покрывала, книги на полках и мольберт у окна создают атмосферу тихого уединения и памяти. Здесь всё отражает её настоящую суть: от рисунков до старых фотографий. В отличие от мрачной комнаты на Гриммо, здесь — жизнь, тепло и прошлое, которое Фина не может забыть.
— Вау, здесь ничего не изменилось с моего отъезда. Все так же. — шепчет Блэк.
— Ты хранишь эту фотографию с первого курса? — Уизли указал на фото в рамке.
Джордж и Фред приобняли Фину за плечи и корчили рожицы. Здесь им всего 11 и это конец их первого года в Хогвартсе.
— О, да. Стоило бы забрать её туда, на Гриммо. — кивнула она.
— Знаешь, я заметил, что на Гриммо твоя комната...проста. Там нет жизни. — Фина отвела взгляд. — А здесь...все отображает тебя. Эти бордовые покрывала и светлые стены. Даже мольберт. Я все еще храню пару твоих рисунков, которые ты дарила мне.
— После четвертого курса, у меня больше нет вдохновения рисовать. — вздохнула девушка и села за мольберт, стоящий в углу, рассматривая свою последнюю картину. — Не знаю почему.
— Может наконец время настало? — рыжий встал сзади неё, кладя свои руки на плечи.
— Этому прекрасному прошлому нет места на Гриммо.
***
На кухне пахло пирогами с карамельными яблоками, перечной мятой и чем-то медово-пряным. Сквозь распахнутое окно дул ветер, и шторы чуть колыхались. Скатерть на столе была вышита вручную — в углу светился аккуратный герб семьи Тонкс, вплетённый серебряной нитью.
— Итак, — начала Андромеда, наклоняясь чуть ближе, её взгляд остановился на Джордже. — Расскажите мне, мистер Уизли... Что вы чувствуете к моей племяннице?
В комнате повисло молчание.
Фина с шумом опустила вилку, широко открыв глаза.
— Тётя...
— Я совершенно серьёзна. — спокойно продолжила она. — У меня было достаточно лет, чтобы научиться задавать нужные вопросы. Что вы чувствуете?
Джордж, выдохнув, всё-таки посмотрел ей прямо в глаза. В голосе не было колебаний:
— Я люблю её.
Он обвёл взглядом всю семью. Улыбка Теда стала чуть шире. Фред кашлянул, скрывая улыбку. Джинни сдержанно кивнула, а Рон покраснел и уставился в кружку.
— Она упрямая, шумная, иногда прячет чувства и говорит глупости. Но это всё — Серафина. Она настоящая. И мне без неё неуютно. Вот и всё.
Молли, сидевшая чуть поодаль, утерла слезу уголком платка.
— Ну, теперь он точно член семьи. — прошептала она Артуру.
Андромеда медленно кивнула.
— Хороший ответ. — мягко проговорила она. — Тед, он годен.
— Как новый галлеон. — поддержал Тонкс, хлопнув Джорджа по плечу. — Добро пожаловать.
— В итоге, это тётя Меда устраивала проверку, а в письме написала, что дядя Тед. — шепнула Фина Доре.
Вечер у Тонксов действительно шёл своим чередом — шумно, с улыбками, с жаркой домашней едой и уютной мебелью. Дом был наполнен ароматами травяного печенья, запечённой тыквы с сыром и лавандового чая, который так любила Андромеда. За столом сидели, переговариваясь, перебивая друг друга, смеясь:
Фина между Джорджем и Джинни, Молли рассказывала, как Фред в детстве пытался подменить сахар на соль ради розыгрыша, а Тонкс с сияющими глазами болтала с Роном о странных свойствах мимбультонов. Сириус же, разгорячённый вином и воспоминаниями, вновь пускался в байки о прошлом:
— И тогда, она пришла на бал в самом откровенном платье, которое у неё было, заявила о своей женитьбе с Тедом — и тут же исчезла! — он стукнул ладонью по столу, смеясь. — Господи, как я смеялся! Все наши родственники были в шоке. До сих пор помню выражение лица Альфреды, помнишь, Мед?
Андромеда, держа чашку с чаем, только покачала головой и сдержанно улыбнулась:
— Да, это было... неожиданно. Но знаешь, я не жалею ни на минуту.
И именно в этот момент раздался звонок в дверь.
Все стихли.
— Я открою! — оживлённо отозвалась Серафина и быстро встала.
Прихожая была уже окутана мягким вечерним светом — день клонился к закату, за окнами переливались огоньки заката, пылинки кружились в золотом свете. Она повернула ключ, открыла...
...и на пороге стояла женщина. Её волосы — пшенично-золотые, уложены в аккуратный французский пучок. Небесно-голубое платье, узкие лодочки. На губах лёгкая помада. Уверенная осанка, тонкая шляпка на голове.
— Добрый вечер, — голос был мягким. — Это дом Тонксов?
Серафина замерла, её рука всё ещё лежала на дверной ручке.
— Да. Вы к кому?
— Ты — Серафина Блэк?
Фина кивнула. Женщина улыбнулась. Почти печально.
— Меня зовут Шарлотта Лавузье. Могу я войти?
Серафина невольно отступила назад, пропуская её в прихожую. Обувь женщины мягко цокнула по деревянному полу. Она оглядела пространство с любопытством, как будто вернулась в давно забытое место. Они вдвоем вошли в гостиную.
— Кто это? — донёсся голос Сириуса и после он замер.
Мгновенное узнавание. Лицо его исказилось. Вскочил.
— Ты! — прошипел он.
Шарлотта чуть вскинула подбородок:
— Сириус. Ты выглядишь хуже, чем я ожидала.
— Что ты здесь делаешь!?
— Пап, что происходит? — Серафина подошла ближе, насторожённо.
— Эта женщина... — он шагнул вперёд, прикрывая дочь. — Ведьма.
— Не могу не согласиться, я училась в Хогвартсе. — спокойно усмехнулась Шарлотта. — Что-то ты занервничал, Блэк.
— Убирайся к чёртовой матери. Меда, вызывай полицию. Она пришла убить нас всех!
— Сириус, успокойся. — устало сказала Андромеда. — Какая, к Мерлину, полиция?
— Пап, объяснись!
— Она имеет право знать. — с напором посмотрела на него Андромеда.
Сириус развернулся к дочери, побледнел. Тяжело вздохнул:
— Это... твоя мать.
Вся комната погрузилась в мертвеннейшее молчание.
— Это женщина, которая... которая отказалась от тебя!
— Неправда! — Шарлотта выступила вперёд. — Я не отказывалась. Он отнял тебя у меня!
— Это ложь! — Сириус рвал голос. — Ты исчезла! Исчезла, как только тебе стало тяжело!
— Нет! — она стукнула кулаком по столу. — Нет, не ври! Не смей!
— Ты всегда бежала! Ты такая же была в Хогвартсе — гордая, самовлюблённая, вечно выскочка! Все считали тебя чудом с обложки «Ведьмопресса», и ты в это поверила!
— А ты всегда был психом, Блэк! — голос Шарлотты задрожал. — Одержимым всем, кроме реальности! Тебя всегда волновали твои войны, твои семьи, твои тени!
— Не тебе судить меня!
— Да ты... ты украл мою дочь! И теперь внушил ей, что я бросила её!?
— Потому что ты бросила!
— Хватит! — Серафина вскрикнула. Комната замерла. — Сейчас же... расскажите мне всё. По порядку.
Сириус и Шарлотта переглянулись. Воздух был как натянутая струна.
— Начинай. — выдохнула Фина. — Или я уйду и вы никогда больше не увидите меня.
Шарлотта подошла ближе. Глаза у неё блестели, но голос был спокойным:
— Мы с твоим отцом... мы всегда ненавидели друг друга. С первого курса. С самого первого дня. Он считал меня надменной француженкой, я его — безмозглым хулиганом. И он был прав, а я — тоже.
Сириус фыркнул, но промолчал.
— Мы ругались, дрались, проклинали друг друга. А потом... после окончания Хогвартса, однажды, совершенно случайно... — она сжала плечи. — Мы столкнулись на одной из вечеринок в Лондоне. Мы оба были пьяны. Это была... ошибка. Но из этой ошибки появилась ты.
Серафина не дышала.
— Я не думала, что он даже вспомнит ту ночь. Но когда я узнала, что беременна, — я пошла к нему. Мы попытались. Мы сняли квартиру в Хаммерсмите, прожили вместе четыре... нет, даже меньше — три с половиной месяца. Потом снова начали ругаться. Он постоянно ночевал в «Ордене», я оставалась одна. Было ужасно.
Сириус хрипло прошептал:
— Потому что я не знал, как с тобой жить. С нами.
— А я не знала, как выживать рядом с человеком, который считал, что его ребёнок — это его право. Его победа. Его собственность.
Фина опустила глаза.
— Когда ты родилась, я решила, что мы попробуем снова. Но... в тот день... — голос Шарлотты дрогнул. — Он снова ушёл. И я поняла, что ничего не получится.
— Она тогда заявила, что отдаст тебя в приют! — взорвался Сириус. — Я не мог позволить!
— Я не заявляла! — вскрикнула Шарлотта. — Это было из-за твоих слов! Ты тогда сказал: «Я заберу её, и ты никогда не увидишь её снова». Помнишь? Помнишь!?
Сириус отступил. Помнил.
— Я хотела растить тебя. Клянусь. Но мне отказали в опеке. Суд. Его связи. Орден. Все были за него. Он был Блэком. А я — просто... французская девчонка без родни.
Серафина упала на кресло. Молча. Без звука. Глаза её были стеклянными.
Шарлотта говорила тише:
— Я наблюдала за тобой издалека. Знала, что ты у Тонксов. Иногда писала письма, которые не отправляла. Потом... уехала. Во Францию. Всё было слишком больно.
— А почему вернулась? — глухо спросила Серафина.
— Потому что ты выросла. И потому что я больше не могла молчать.
Сириус сказал сдавленно:
— Я делал, как считал нужным. Я хотел уберечь тебя. И... я думал, так будет лучше. Без неё.
— Лучше!? — Серафина вскинулась. — Ты решил за меня, как будет лучше? Ты рассказал мне одну сторону! Всю мою жизнь! И я жила с этой ложью! Ты знал, как я мечтала о ней! Как ненавидела её, и себя за это! А ты... ты просто...из за своего чертового эгоизма...
Слёзы хлынули. Голос сорвался.
— Я больше не могу здесь находиться.
— Фина, — подался к ней Джордж, — послушай...
— Нет, Джордж. Прости. Мне нужно уйти.
И, не дав никому больше слова, она исчезла. Вспышка магии. Тишина.
— Серафина! — Сириус рванулся вперёд, но было поздно. Она уже была далеко.
— Нам надо идти. — Молли встала. — Все вместе. Сейчас же.
— На площадь Гриммо. — сказал Фред.