Глава 17
Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь гриффиндорские витражи, ласково коснулись лица Гермионы, разбудив её мягко и неспешно. Она потянулась, словно впервые за долгие месяцы, ощущая каждую мышцу своего тела расслабленной и отдохнувшей. Сон, подаренный Кассиопеей, оказался поистине волшебным — без привычных кошмаров, без внезапных пробуждений среди ночи, только глубокая, целительная темнота и утро, которое действительно, как и обещала женщина, оказалось светлее вчерашнего дня.
Гермиона провела ладонью по лицу, смахивая последние следы сна, и неожиданно осознала, что впервые за долгое время чувствует себя хорошо. Не просто «неплохо» или «терпимо», а именно хорошо. Это ощущение было настолько непривычным, что она на мгновение застыла, словно боясь спугнуть хрупкое равновесие.
Подойдя к шкафу, она не стала автоматически хватать привычные вещи. Вместо этого пальцы сами потянулись к нарядной чёрной рубашке из мягкого шёлка, которая так красиво подчёркивала линию плеч, и облегающим джинсам, которые Рон когда-то назвал «слишком откровенными «. Сегодня Гермионе вдруг захотелось выглядеть именно так — не идеальной ученицей, не боевой подругой Гарри Поттера, а просто девушкой, которая имеет право нравиться себе.
Перед зеркалом она позволила себе потратить чуть больше обычного времени — лёгкие стрелки, прозрачный блеск на губах, тушь, которая лишь подчеркнула естественную глубину глаз. Ничего лишнего, ничего вычурного, но достаточно, чтобы в отражении увидеть не измученную войной и неразделёнными чувствами девушку, а ту самую Гермиону, которая когда-то, много лет назад, впервые переступила порог Хогвартса — любопытную, умную, красивую в своей естественности.
Фонтан на главной площади Хогвартса сверкал на солнце, рассыпая вокруг себя миллионы бриллиантовых брызг. Гермиона шла к нему неспешным шагом, вдыхая свежий воздух, наполненный ароматом осени. Каждый шаг казался ей лёгким, будто кто-то снял с её плеч невидимый груз, оставив только странное, почти забытое чувство — предвкушение хорошего дня.
Она видела их издалека — Джинни, чьи рыжие волосы пламенели на солнце, и Драко, который, вопреки привычке, был одет не в свои обычные мрачные одежды, а в светлую рубашку с расстёгнутым воротом. Они о чём-то спорили, и даже на расстоянии было видно, как Джинни размахивает руками, а Малфой качает головой, но в их перепалке не было прежней злости — только какое-то странное, почти дружеское раздражение.
Гермиона улыбнулась. Впервые за долгое время, будущее, не казалось ей мрачным туннелем без света в конце. Оно было просто будущим. С друзьями, с учёбой, с новым днём, который она встретила не со слезами, а с улыбкой. И пусть в глубине души всё ещё болело, пусть шрамы от прошлого не исчезли — сегодня, под этим солнцем, у этого фонтана, она чувствовала, что сможет жить дальше. Просто жить. И это было больше, чем она могла себе позволить ещё вчера.
Последние тёплые, осенние лучи солнца золотистыми бликами играли на поверхности фонтана, когда Гермиона подошла к своим друзьям. Джинни заметила Гермиону первой — её глаза, голубые как васильки, вспыхнули радостным огоньком, и она стремительно бросилась навстречу, обвивая подругу тёплыми объятиями.
— Ты выглядишь потрясающе, — прошептала она на ухо, и в её голосе звучала искренняя радость, будто она действительно видела, как тяжело было Гермионе все эти дни, и теперь радовалась её возрождению.
Драко стоял чуть поодаль, солнечные лучи превращали его белокурые волосы в жидкое золото. Его серые глаза, обычно такие холодные, сейчас смотрели на Гермиону с непривычной теплотой.
— Грейнджер, — кивнул он, делая шаг вперёд и неожиданно легко обнимая её.
— Чёрный тебе идёт. Почти как слизеринцам.
Гермиона рассмеялась, и этот звук — лёгкий, звонкий, почти казалось забытый, разбудил спящее вокруг эхо.
— Неужели это комплимент, Малфой? — подняла она бровь, и в её глазах вспыхнул озорной огонёк, который не видели в них уже слишком долго.
— Считай, что да, — ответил он, и уголки его губ дрогнули в почти что улыбке.
Они двинулись по дороге к Хогсмиду, трое друзей, чьи тени теперь сплетались на пыльной дороге в один причудливый узор. Джинни рассказывала о последней тренировке по квиддичу, размахивая руками так энергично, что чуть не сбила пролетавшую мимо бабочку. Драко ворчал что-то о «гриффиндорской бесцеремонности», но без привычной язвительности, скорее даже с какой-то странной теплотой.
Когда деревня уже показалась вдали, Драко неожиданно остановился.
— Кстати, — сказал он, не глядя ни на кого, — вы не будете против, если к нам присоединится Пэнси?
В его голосе не было обычной надменности, только лёгкая неуверенность, которую он, видимо, не смог полностью скрыть.
Джинни и Гермиона переглянулись. Всего несколько месяцев назад эта просьба вызвала бы бурю возмущения. Но сейчас...
— Конечно, — сказала Гермиона первой, и сама удивилась, как легко это прозвучало.
— Только пусть не начинает про чистоту крови, — фыркнула Джинни, но без злости, скорее с привычной ей дерзкой игривостью.
Драко кивнул, и что-то в его осанке расслабилось, будто он сбросил невидимый груз. Он достал из кармана маленькое зеркальце и что-то шепнул в него. Через мгновение зеркало вспыхнуло серебристым светом.
— Она будет через пять минут, — сообщил он, пряча зеркало обратно.
Солнце продолжало свой путь по небу, окрашивая облака в розовато-золотистые тона. Ветер приносил с собой запах свежеиспечённого хлеба из пекарни и далёкий смех студентов, уже гуляющих по деревне.
Гермиона вдруг осознала, что чувствует себя счастливой. Не «неплохо», не «терпимо», а именно счастливой. Пусть ненадолго. Пусть этот момент хрупок как утренняя роса. Но он был.
И когда вдали показалась знакомая фигура Пэнси Паркинсон, идущая к ним быстрым шагом, Гермиона не почувствовала привычного раздражения. Только лёгкое любопытство и странное ощущение, что сегодня — день, когда возможно всё. Даже дружба с теми, кто ещё вчера казался вечными врагами.
— Ну что, — сказала Джинни, бросая всем озорной взгляд, — кто первый добежит до «Трёх мётел»? Я ставлю на то, что Пэнси проиграет в этих туфлях!
Ребята взорвались смехом.
Пэнси приближалась лёгкой, почти воздушной походкой, её тёмные локоны переливались на солнце, а изящные туфли оставляли едва заметные отпечатки на пыльной дороге. В её движениях была та самая слизеринская грация, которую невозможно было спутать ни с чем — утончённая, отточенная годами, но сегодня лишённая привычной высокомерности.
— Ну, вот и я, — прозвучал её голос, мелодичный и чуть насмешливый, но без прежней язвительности. Её зелёные глаза, обычно холодные и оценивающие, сейчас смотрели на Гермиону с искренним интересом.
— Грейнджер, ты сегодня выглядишь... потрясно, — сказала она, и в этих словах не было ни капли привычного сарказма, только чистая, ничем не приукрашенная правда.
Девушка почувствовала, как неожиданное тепло разливается по щекам. Этот комплимент, произнесённый теми самыми губами, что когда-то искривлялись в презрительной усмешке при виде её, значил куда больше, чем могли бы понять окружающие.
— Спасибо, Пэнси, — ответила она, и улыбка, появившаяся на её лице, была на удивление естественной.
Драко наблюдал за этой сценой с едва заметной ухмылкой, его бледные ресницы прикрывали серые глаза, в которых плескалось что-то между удовлетворением и лёгкой насмешкой.
— Ну что, дамы, — произнёс он, делая театральный жест рукой в сторону «Трех метел», — или мы будем стоять здесь весь день, любуясь друг на друга?
Джинни фыркнула и первой тронулась в путь, её рыжие волосы вспыхнули на солнце, как медное зарево.
— Последний, кто закажет сливочное пиво, платит за всех! — крикнула она через плечо и тут же рванула вперёд.
Остальные, рассмеявшись, бросились за ней. Пэнси, несмотря на свои изящные туфли, оказалась удивительно быстрой. Её смех, звонкий и неожиданно заразительный, смешивался с шумом ветра в листве. Драко бежал с преувеличенно важным видом, будто участвовал не в детской гонке, а в каком-то торжественном шествии. А Гермиона чувствовала себя странно легко, будто сбросила с плеч невидимый груз, который носила слишком долго.
Они ворвались в «Три метлы» шумной, смеющейся гурьбой, вызвав удивлённые взгляды посетителей — ведь ещё совсем недавно сама мысль о том, что эти четверо могут находиться вместе без взаимных оскорблений, казалась абсурдной.
Запах жареного бекона, пряного тыквенного сока и свежего хлеба обволок их, как тёплое одеяло. Пэнси, слегка запыхавшись, поправила выбившуюся прядь волос и вдруг, совершенно неожиданно, протянула Гермионе салфетку.
— У тебя... на щеке, — пояснила она, указывая на собственное лицо.
Гермиона удивлённо подняла брови, но приняла салфетку. В этом простом жесте было что-то настолько обыденное, настолько дружеское, что сердце неожиданно сжалось от странного чувства — будто что-то сломанное внутри неё начало потихоньку заживать.
— Ну что, — сказал Драко, когда они устроились за угловым столиком, на котором уже стояли четыре пенистых бокала сливочного пива, — похоже, Джинни все-таки пришлось платить за всех.
Рыжеволосая девушка закатила глаза, но улыбка не сходила с её лица. Солнечный луч, пробившийся сквозь окно, разбился на их бокалах на тысячи разноцветных искр, и в этом мгновении таком простом, таком обыкновенном, было что-то волшебное, что-то важное, что-то, что Гермиона запомнит навсегда.
Когда их бокалы с лёгким звоном сошлись в тосте, даже вечно скептичная Пэнси улыбнулась по-настоящему, без привычной маски превосходства. А за окном, над крышами Хогсмида, плыли по небу лёгкие облака, и казалось, что даже они сегодня выглядели как-то особенно, как будто сама вселенная одобряла это странное, невероятное, но такое необходимое перемирие.
Тёплый золотистый свет «Трех метел» окутывал их столик уютным сиянием, когда бокалы со сливочным пивом пенились перед друзьями. Смех Джинни, переливающийся, как весенний ручей, острые шутки Драко, которые теперь скорее забавляли, чем раздражали, и даже сдержанные, но искренние улыбки Пэнси — все это создавало атмосферу такого покоя, что Гермиона почти забыла о боли, ещё недавно разрывавшей её сердце.Почти.
Дверь распахнулась с лёгким звоном колокольчика, и в трактир вошла Беллатрикс. Не одна. Ее тонкие пальцы изящно покоились на сгибе локтя высокого мужчины с аристократическими чертами лица, чья тёмная мантия развевалась за ним, как крылья летучей мыши. Они выглядели... гармонично. Слишком гармонично.
Гермиона почувствовала, как ледяная волна прокатывается по её спине. Пальцы сами собой сжались вокруг бокала так сильно, что костяшки побелели. Она быстро опустила глаза, но было поздно — она уже увидела. Увидела, как Беллатрикс смеётся тому, что шепнул ей на ухо этот незнакомец. Как её обычно бледные щеки слегка порозовели. Как её глаза — эти бесконечные черные глаза, блестят не привычным безумным блеском, а чем-то другим. Чем-то более спокойным. Более счастливым.
— Эй, Грейнджер, ты с нами? — голос Драко вернул её к реальности. Она подняла взгляд и увидела, что все трое смотрят на неё с разной степенью понимания. Джинни с сочувствием. Драко с оценивающим взглядом. Пэнси смотрела на неё так, будто смотрела прямо в душу.
Гермиона сделала глоток пива, чувствуя, как сладковатый напиток внезапно становится безвкусным.
— Предлагаю перейти на что-то покрепче, — сказала она, и её голос звучал удивительно ровно, учитывая, что внутри все кричало.
— Огненный виски, кто за?
Её предложение было встречено с энтузиазмом. Даже Пэнси, обычно избегавшая крепких напитков, кивнула. Когда четыре рюмки с золотисто-янтарной жидкостью появились перед ними, Гермиона первой подняла свою.
— За... новые начинания, — произнесла она, глядя прямо через зал.Прямо в глаза Беллатрикс.
Темные зрачки расширились, когда их взгляды встретились. На лице Беллатрикс на мгновение промелькнуло что-то неуловимое — что-то между удивлением, виной и возможно, вызовом? Она тоже подняла свой бокал в ответ, едва заметно, почти неуловимо, прежде чем отвернуться к своему спутнику.
Гермиона опрокинула рюмку одним движением. Огонь распространился по горлу, обжигая, но приятно. Это была хорошая боль — боль, которая заглушала другую, более глубокую.
— Ты в порядке? — тихо спросила Джинни, положив руку ей на плечо.
Гермиона улыбнулась. Не той светлой, искренней улыбкой, что была у неё раньше, но и не той сломанной гримасой последних недель.
— Совершенно, — ответила она и налила себе ещё.
— Просто иногда нужно помнить, что некоторые истории заканчиваются, чтобы могли начаться другие.
Её пальцы снова сжали рюмку, но теперь уже не от боли, а от нового, странного чувства — освобождения. Где-то в глубине души она знала: утро после огненного виски будет тяжёлым. Но сейчас это её мало волновало.
Она снова встретилась взглядом с Беллатрикс через шумный зал, и в этот раз улыбнулась по-настоящему. Потому что некоторые прощания не требуют слов. Иногда достаточно одного взгляда. Одной рюмки. Одного мгновения понимания, что все и даже эта боль — когда-нибудь пройдёт.
Тонкие пальцы Беллатрикс внезапно дрогнули, сжимающие бокал с вином. Хрусталь зазвенел о дубовую столешницу, когда она поспешно поставила его, будто стекло внезапно обожгло её кожу. Что-то в той улыбке Гермионы — спокойной, почти, что освобождённой пронзило её насквозь, как лезвие, заточенное на её же собственных противоречиях.
Она резко отвернулась к своему спутнику, заслонившись от стола, за которым сидела Гермиона, словно от вспышки слишком яркого света. Её смех, прозвучавший в ответ на очередную фразу мужчины, был слишком громким, слишком вынужденным — фальшивой мелодией, сыгранной на расстроенных струнах.Тем временем Гермиона подняла руку, поймав взгляд мадам Розмерты.
— Бутылку огненного виски, пожалуйста.
Её голос звучал ровно, но в глубине карих глаз тлели угли чего-то невысказанного. Она опрокинула стопку одним движением, не моргнув, ощущая, как пламя растекается по венам, притупляя остроту того взгляда, что всё ещё жёг её спину.
— Кто-нибудь хочет покурить? — неожиданно предложила Пэнси, доставая из ридикюля тонкие, изящные сигареты в чёрном папиросном бумаге.
Джинни скривила нос: — Ты знаешь, что я терпеть не могу этот запах.
Драко лишь покачал головой, но его взгляд скользнул к Гермионе с немым вопросом.
— Я согласна, — неожиданно для всех сказала Гермиона, поднимаясь.
Пэнси приподняла бровь, но ничего не сказала, лишь грациозно двинулась к выходу, её чёрное платье колыхалось, как тень, оставленная пролетающей вороной.
Воздух пах дождём, который вот-вот должен был начаться, и далёким дымом из труб Хогсмида. Пэнси закурила первой, её алые губы сжались вокруг тонкой сигареты, а зажигалка вспыхнула, осветив её лицо на мгновение — острые скулы, хвойные глаза, в которых вдруг не было ни капли привычного высокомерия.
Гермиона приняла предложенную сигарету, позволив Пэнси прикурить. Первая затяжка обожгла лёгкие, но она не закашлялась, она уже научилась скрывать дрожь.
— Я не думала, что ты куришь, — заметила Пэнси, выпуская дым колечками.
— Есть много вещей, которые мы не знаем друг о друге, — ответила Гермиона, глядя на небо.
Пэнси неожиданно рассмеялась лёгким, почти дружеским смехом.
— Ну, теперь-то у нас есть время узнать.
Они стояли молча, наблюдая, как дым растворяется в ночном воздухе. Где-то вдали слышался смех, чьи-то шаги по мостовой, но здесь, в этом тихом уголке, время будто замедлилось.
— Она не стоит твоих слёз, — вдруг сказала Пэнси, не глядя на девушку.
Гермиона замерла. Откуда она знала?
— Я не плачу, — ответила она, делая ещё одну затяжку.
— Но могла бы.
И в этом была странная правда. Могла бы. Если бы не огненный виски, не эта сигарета, не неожиданное присутствие Пэнси, которая, оказывается, умела быть другом.
Гермиона уронила окурок и раздавила его каблуком.
— Пойдём обратно?
Пэнси кивнула, но перед тем как войти, неожиданно сжала её руку — быстро, почти незаметно.
Неожиданно к их столику приблизилась Кассиопея. Её белоснежные волосы, словно сотканные из самого лунного сияния, мягко колыхались при каждом движении, а тёмные одежды, украшенные серебристыми звёздами, делали её похожей на ожившее созвездие.
— Добрый день, — её голос прозвучал мягко, как шёпот ночного ветерка.
Взгляд её, обычно такой проницательный, сейчас скользил по компании с лёгкой теплотой, задерживаясь на мгновение дольше на Гермионе.
— Не подскажете, где здесь можно найти лавку с редкими зельями? Я слышала, в Хогсмиде появилась новая. Но слишком давно тут не была.
Гермиона почувствовала, как её сердце сделало странный переворот. Кассиопея стояла перед ней — та самая женщина, чьё лицо было одновременно таким знакомым и таким чужим. В её глазах не было ни капли той безумной ярости, что всегда горела во взгляде её сестры, только спокойная, глубокая мудрость.
— Профессор, — начала Гермиона, и её голос звучал теплее, чем она ожидала, — сегодня я, пожалуй, не в состоянии быть хорошим проводником.
Она жестом обвела их компанию, где Джинни уже начинала рассказывать какую-то захватывающую историю, размахивая руками, а Драко и Пэнси слушали с преувеличенно серьёзными лицами.
— Но если вы не против... завтра я могла бы провести вам экскурсию по Хогсмиду. Показать не только лавку зелий, но и другие интересные места.
Кассиопея улыбнулась, и в этом выражении было что-то такое тёплое. Совершенно непохожее на те улыбки, что Гермиона видела раньше на лице Беллатрикс.
— Тогда за мной ужин, — ответила Кассиопея, слегка склонив голову. Её глаза блестели в солнечном свете, как далёкие звёзды.
— Я помню одно место, где подают потрясающее рагу из фениксовых грибов. Редкий деликатес.
Гермиона почувствовала, как по её щекам разливается лёгкий румянец.
— Это звучит... заманчиво.Кассиопея кивнула, и её пальцы на мгновение коснулись плеча Гермионы — лёгкое, почти невесомое прикосновение, но от него по спине побежали тёплые мурашки.
— До завтра, мисс Грейнджер. Хорошего вечера.
Она удалилась так же грациозно, как и появилась, её силуэт растворялся в полумраке трактира, пока не слился с тенями у выхода.Джинни тут же подняла бровь, её зелёные глаза сверкали от любопытства.
— Ну что, Грейнджер, ты теперь водишь экскурсии для профессоров?
Гермиона закатила глаза, но улыбка не сходила с её лица.
— Она давно не была в Хогсмиде. И, в отличие от некоторых, ведёт себя как цивилизованный человек.
Пэнси неожиданно фыркнула.
— Цивилизованный человек, который выглядит как.... — Она замялась, бросая осторожный взгляд на Гермиону.
— Как Беллатрикс? — Гермиона закончила за неё, и к её собственному удивлению, в голосе не было ни капли прежней боли.
— Да. Но только внешне.
Драко, обычно такой словоохотливый, молча наблюдал за этим обменом репликами, его серые глаза были задумчивы.
Когда он, наконец, заговорил, его слова удивили всех: — Кассиопея... Она всегда была другой. Даже тогда, когда...
Он замолчал, словно поймав себя на том, что говорит слишком много.
Гермиона почувствовала, как в груди загорается искра любопытства. Завтра она сможет узнать больше. О Кассиопее и Блэках. А пока она подняла рюмку, присоединяясь к тосту, который сказала Джинни.
Гермиона стояла перед зеркалом в уединённом уголке женской уборной «Трёх мётел», её пальцы дрожали, когда она подносила мокрые ладони к пылающим щекам. Холодная вода стекала по горячей коже, но не могла смыть странное возбуждение, смешанное с горечью, что пульсировало в её венах. Отражение в зеркале показывало раскрасневшееся лицо, растрёпанные волосы и глаза — слишком яркие, слишком живые после огненного виски и неожиданной встречи. И вдруг — она почувствовала её.
Даже не услышав шагов, не уловив запаха — просто ощутила, как воздух вокруг сгустился, наполнился электричеством. В зеркале за её спиной медленно проявлялся силуэт — высокий, изящный, одетый в чёрные шелка, которые облегали каждую линию тела.
Беллатрикс.
Гермиона замерла, её пальцы вцепились в край раковины, но она не обернулась.
— Тебе стоит притормозить с виски, — голос Беллатрикс прозвучал низко, с лёгкой хрипотцой, будто она сама недавно пила что-то крепкое.
— Не хочу снова найти тебя у своих дверей посреди ночи.
Гермиона медленно повернулась, её пальцы медленно отпустили край раковины. В тусклом свете факелов Беллатрикс казалась ещё бледнее обычного, её чёрные глаза горели странным блеском, а губы были плотно сжаты — будто она сдерживала поток слов, что рвался наружу.
Девушка фыркнула.
— Не беспокойтесь, — ответила Гермиона, и её голос звучал резче, чем она планировала.
— Я прекрасно знаю свою меру. И уж точно проведу эту ночь куда приятнее, чем в ваших покоях. Этой ночью я найду, чем заняться. И поверьте, — она сделала шаг вперёд, внезапно осмелев, — это будет куда приятнее, чем ваши вечные метания между «приди» и «уйди».
Беллатрикс вздрогнула, будто её ударили. Её пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони, но лицо оставалось каменным.
— Ты не понимаешь, с чем играешь, — прошипела она.
— Кассиопея не та, за кого себя выдаёт.
Гермиона засмеялась — звонко, почти истерично.
— О, это забавно, учитывая, кто это говорит, — она сделала шаг вперёд, несмотря на то, что всё внутри дрожало.
— Вы разбили меня. А теперь, когда я пытаюсь собрать осколки, вы приходите читать мне лекции?
Воздух между ними наэлектризовался, наполнившись невысказанными словами и подавленными чувствами. Беллатрикс вдруг резко выдохнула, и что-то в её позе изменилось — гордая осанка слегка сломалась, обнажив усталость. Беллатрикс не моргнула. Её чёрные глаза, всегда такие бездонные, сейчас казались ещё темнее, ещё глубже, словно в них скрывалась целая буря, готовая вырваться наружу.
— Ты думаешь, я не вижу, как ты смотришь на Кассиопею? — её губы искривились в подобии улыбки, но в ней не было ни капли тепла.
— Ты просто переключаешься с одной Блэк на другую, как голодная кошка между мисками.
Гермиона почувствовала, как ярость вспыхивает у неё в груди — горячая, стремительная, пьяная.
— Она хотя бы не бросается на меня, как дикий зверь, а потом не вышвыривает за дверь! — выпалила она, и тут же пожалела о своих словах.
Беллатрикс замерла.
На её лице промелькнуло что-то похожее на боль, но лишь на мгновение — затем оно снова скрылось за маской холодного презрения.
— Ты понятия не имеешь, о чём говоришь, — прошипела она.
— Но если Кассиопея — это то, что тебе нужно...
Она не закончила.
Вместо этого резко развернулась, её мантия взметнулась, как крылья, и Гермиона снова осталась одна — с дрожащими руками, с бешено колотящимся сердцем, с мыслями, которые кружились в голове, как осенние листья на ветру.
Гермиона вернулась к столу с лицом, на котором играла непринуждённая улыбка, будто ничего не случилось. Она скользнула на своё место между Джинни и Пэнси с грацией, которую можно было бы назвать безупречной, если бы не едва заметная дрожь в кончиках пальцев, сжимающих бокал.
— Вы что, там дрались? — неожиданно спросила Джинни, поднимая бровь, но Гермиона лишь рассмеялась звонко, чуть слишком громко, чуть слишком нарочито.
— Обычная очередь в женский туалет, — отмахнулась она, делая глоток сливочного пива.
— Хотя, возможно, с элементами гриффиндорско-слизеринского противостояния.
Драко, сидевший напротив, медленно опустил свою рюмку огненного виски. Его серебристо-серые глаза, обычно такие холодные, сейчас смотрели на Гермиону с тихим, почти незаметным пониманием. Он видел, как Беллатрикс вылетела из туалета — стремительно, как тень, гонимая ветром, с лицом, на котором смешались ярость и что-то ещё, что он не мог назвать.
— Грейнджер, — начал он, но Гермиона резко подняла свою рюмку, перебивая его.
— Кто-нибудь ещё хочет выпить? — спросила она, и её голос звучал слишком бодро, слишком неестественно, но никто, кроме Драко, казалось, не заметил подвоха.
Пэнси, уже слегка навеселе, радостно подняла руку: — Я не откажусь от ещё от пары стопок.
Джинни закатила глаза, но улыбнулась: — Ты точно уверена, что хочешь видеть Пэнси пьяной? Она либо начинает целовать всех подряд, либо читать лекции о чистоте крови. И то и другое — малоприятно.
Пэнси швырнула в неё салфеткой, но рассмеялась — искренне, без привычной язвительности.
— Я вообще-то классно целуюсь, — подмигнула Пэнси.
Драко всё ещё смотрел на Гермиону.
Она почувствовала этот взгляд — пронзительный, как лезвие, но без привычной холодности. Он знал. Знал, что что-то произошло. Знал, что её шутки — всего лишь дымовая завеса. Но он не стал давить.
Вместо этого он поднял рюмку, его губы тронула та самая ухмылка, которая когда-то раздражала её до бешенства, а сейчас казалась такой классной.
— За Грейнджер, — провозгласил он, — единственную, кто может пережить столкновение с Беллатрикс Блэк и отшутиться, как будто это просто неудачный день в библиотеке.
Гермиона замерла на секунду.
Потом рассмеялась — на этот раз по-настоящему.
— За меня, — согласилась она, чокаясь с остальными.
Дорога в Хогвартс вилась серебряной лентой между древних деревьев, когда четвёрка друзей покидала шумные огни «Трех метел». Драко шёл впереди, его платиновые волосы отливали призрачным блеском в ночи, а в руках он бережно нёс две бутылки выдержанного виски — «на дорожку», как он выразился с характерной слизеринской ухмылкой.
— В гостиной Гриффиндора камин побольше, — бросил он через плечо, и в его голосе звучала та самая надменность, что когда-то раздражала Гермиону до бешенства, но теперь казалась почти забавной.
Лунный свет играл на хрустальных бутылках, превращая янтарную жидкость внутри в жидкое золото.
Пэнси, неожиданно раскрепощённая алкоголем, хихикнула: — Малфой, несущий выпивку в гриффиндорскую гостиную? Наши деды перевернутся в могилах.
Её каблуки постукивали по булыжникам, нарушая ночную тишину.
Джинни, шагавшая рядом с Гермионой, вдруг запела что-то непристойно весёлое, размахивая почти пустой бутылкой. Её рыжие волосы, обычно такие яркие, теперь казались темно-медными в лунном свете, а смех звенел, как колокольчики.
Гермиона шла последней, чувствуя, как прохладный ветерок ласкает её разгорячённые щеки. В руке она сжимала почти допитую бутылку, и каждый шаг отдавался лёгким звоном в голове — не неприятным, а скорее освобождающим. Где-то в темноте кричала сова, её голос эхом разносился по древним стенам замка, будто сама Хогвартс наблюдала за этой необычной процессией.
— Грейнджер, не отставай, — окликнул её Драко, обернувшись. В его глазах, обычно таких холодных, теперь плескалось что-то тёплое, может быть, отблеск виски, а может, что-то другое, что появилось в них за последние месяцы.
— Или ты хочешь, чтобы тебя подобрал Филч?
Пэнси неожиданно закашлялась, поперхнувшись глотком.
— М-Малфой проявляет заботу? Я определённо выпила лишнего.
Но Драко лишь ухмыльнулся, и в этом выражении было что-то от того мальчишки, каким он мог бы быть, если бы не фамильные предрассудки.
— Заткнись, Паркинсон. Или я расскажу всем, как ты в прошлый раз, напившись, читала сонеты портрету Феликса Катарины.
Гермиона рассмеялась, и этот звук, чистый и звонкий, казалось, разбудил спящий замок. Впереди показались знакомые гриффиндорские гобелены, мягкий свет из-под двери гостиной, обещающий тепло и уют. И что-то в её груди сжалось — не от боли, а от странного предвкушения.
Когда они подошли к портрету Толстой Дамы, Драко с преувеличенной галантностью пропустил всех вперёд, его глаза блестели в темноте.
— Ну что, гриффиндорцы, покажите-ка мне, как вы умеете веселиться. В его голосе звучал вызов, но без прежней язвительности — скорее с оттенком чего-то нового, чего-то, что год назад показалось бы невозможным.
И под смех друзей, они шагнули в гостиную — четвёрка бывших врагов, теперь связанных чем-то более хрупким, но и более крепким, чем они могли себе представить. Бутылки виски звенели, обещая долгую ночь, полную глупых историй, неожиданных откровений и, возможно, даже песен.А где-то в темноте, в высокой башне, одинокая фигура в чёрном, наблюдала за их светящимися в окнах силуэтами. Но Гермиона больше не оглядывалась назад.