Глава 15
Гермиона и Джинни шли по залитым осенним солнцем дорожкам к оранжереям, но даже золото октябрьской листвы не могло рассеять мрачное облако, нависшее над Гермионой. Она шла, опустив голову, её обычно прямая осанка была сломлена, а пальцы беспокойно теребили край мантии, будто ища в складках ткани хоть какую-то опору.
Джинни, шагающая рядом, украдкой поглядывала на подругу. Рыжие пряди её волос трепал лёгкий ветерок, а глаза, обычно такие живые и озорные, сейчас были полны тревоги.
— Ладно, хватит притворяться, — наконец не выдержала Джинни, ловко перепрыгнув через корень старого вяза, преграждавший тропинку. — Ты ходишь, как привидение, которому только что объявили, что оно недостаточно прозрачное. Что случилось?
Гермиона попыталась улыбнуться, но получилось лишь кривоватое подобие улыбки.
— Ничего серьёзного. Просто... зельеварение сегодня было сложным.
— Зельеварение? — Джинни фыркнула, подняв бровь. — Гермиона Грейнджер? Та самая, которая в третьем классе перехитрила Снейпа? Не верю.
Они свернули за угол, где тропинка вела к третьей оранжерее, самой дальней и тихой. Солнце здесь пробивалось сквозь стеклянные панели, рассыпаясь по земле золотистыми бликами.
— Хорошо, — вздохнула Гермиона, останавливаясь. — Это... Беллатрикс.
Она произнесла это имя так тихо, что его почти заглушил шелест листьев. Но Джинни услышала. Её глаза расширились, а губы сложились в тонкую линию.
— Ага, значит, всё-таки она. — Джинни скрестила руки на груди. — Что на этот раз? Опять её колкости?
— Хуже, — прошептала Гермиона. — Она... избегает меня. Сегодня я осталась после урока, хотела поговорить, а она... — голос её дрогнул, — она буквально сбежала. Как будто не могла вынести даже минуты рядом со мной.
Джинни нахмурилась. Она знала, что за последние месяцы между Гермионой и Беллатрикс установились странные, почти болезненные отношения. То профессор пристально наблюдала за Гермионой во время уроков, то внезапно обрывала любой разговор, будто обжигаясь.
— Может, она просто... не знает, как себя вести? — осторожно предположила Джинни. — Ты же знаешь, какая она. Всю жизнь играла роль безумной злодейки, а теперь пытается быть преподавателем. Может, она просто боится сказать что-то не то? Или не разобралась в своих чувствах?
Гермиона покачала головой.
— Нет, это не просто неловкость. Это... — она замялась, подбирая слова, — будто я напоминаю ей о чём-то ужасном. И она не может на это смотреть.
Гермиона и Джинни приближались к третьей оранжерее, когда из-за стеклянных стен неожиданно появился Драко Малфой. Солнечные лучи, преломляясь через прозрачные панели, рисовали на его бледном лице причудливые узоры, делая его выражение ещё более непроницаемым. Увидев Джинни, его брови резко взметнулись вверх.
— Уизли? — его голос прозвучал с явной ноткой неожиданности. — Каким ветром тебя сюда занесло?
Джинни игриво склонила голову, рыжие пряди её волос вспыхнули в солнечном свете.
— О, Малфой, — протянула она сладким голосом, в котором явственно звучала насмешка, — разве я должна отчитываться перед тобой о своих передвижениях? Или ты теперь ещё и главный смотритель оранжерей?
Гермиона едва сдержала вздох. Эти двое всегда вели себя как кошка с собакой — даже сейчас, когда между ними не было прежней вражды, они не упускали случая уколоть друг друга.
Драко скривился в подобии улыбки.
— Просто удивлён, что ты оторвалась от своего драгоценного квиддича. Разве не сезон тренировок?
— Ах, значит, следишь за моим расписанием? — Джинни приложила руку к груди с преувеличенным умилением. — Как трогательно.
Гермиона перехватила взгляд Драко — в его серых глазах мелькнуло что-то похожее на раздражённое развлечение. Он покачал головой и повернулся к Гермионе:
— Ты выглядишь... будто не в своей тарелке. — Его голос неожиданно смягчился. — Зельеварение прошло неудачно?
Девушка почувствовала, как её плечи непроизвольно напряглись. Она не хотела обсуждать это — не здесь, не сейчас, когда Джинни уже смотрела на неё с тем особым понимающим взглядом, который всегда появлялся, когда речь заходила о Беллатрикс.
— Это неважно, — она поспешно провела рукой по волосам, будто отгоняя навязчивую мысль. — Мы пришли поговорить о другом.
Драко на мгновение задержал взгляд на её лице, словно пытаясь прочитать то, что она не решалась сказать вслух. Затем кивнул и указал на каменную скамью у входа в оранжерею:
— Присядем. Думаю, вам обеим будет интересно то, что я расскажу. — Его пальцы сжали потрёпанный переплёт книги, которую он держал.
Драко медленно перебирал страницы книги, его пальцы скользили по пожелтевшему пергаменту с осторожностью, словно он боялся, что текст рассыплется от одного неловкого прикосновения.
— Честно говоря, я и сам мало что о ней знаю, — начал он, его голос звучал необычно сдержанно. — Кассиопея всегда держалась особняком, даже среди Блэков. Белая ворона в стае чёрных.
Гермиона и Джинни переглянулись. Ветер шевелил рыжие пряди Джинни, а в глазах Гермионы читалось жгучее любопытство.
— Она не присоединилась к Пожирателям? — спросила Гермиона.
Драко покачал головой.
— Нет. Когда её семья погрузилась во тьму, она просто... исчезла.
Он перевернул страницу, показывая им фамильное древо Блэков, где рядом с именем Кассиопеи стояла лишь дата рождения и больше ничего — ни брака, ни детей, ни даже упоминания о её судьбе.
— Никто не знал, где она. Никто не искал. Все решили, что она либо мертва, либо настолько далеко, что её уже не вернуть.
Джинни нахмурилась.
— И твоя семья никогда о ней не говорила?
— Редко. Драко пожал плечами. — Мой отец упоминал её раз или два, но всегда сквозь зубы. Для них она была позором. Отступницей.
Гермиона задумалась.
— А почему она вернулась сейчас?
Драко выдохнул.
— Этого я не знаю.
Он посмотрел на Гермиону, и в его глазах читалось что-то, чего она раньше никогда не замечала — неуверенность.
— Но одно я могу сказать точно: её появление стало неожиданностью даже для меня.
Тишина повисла между ними, нарушаемая лишь шелестом листьев за стеклом оранжереи. Гермиона почувствовала, как в голове крутятся обрывки мыслей: Почему Кассиопея вернулась? Чего она хочет? И почему Беллатрикс так странно себя ведёт? Но ответов не было.
Тёплый октябрьский ветерок играл рыжими прядями Джинни, когда Драко неожиданно закрыл книгу и, глядя на небо, предложил:
— А что, если завтра собраться в Хогсмиде?
Его голос звучал непринуждённо, но в серых глазах мелькнуло что-то неуловимое — словно он сам удивился собственной инициативе. Солнце, медленно садящееся за горы, окрасило его бледные черты в золотистые тона, смягчив обычно холодное выражение лица.
— Сливочное пиво в «Трёх мётлах»? — подхватила Джинни, игриво подняв бровь. — Или ты наконец-то повзрослел и предложишь что-то покрепче?
Гермиона фыркнула, переплетая пальцы на коленях.
— После того случая с огненным виски я дала себе зарок, — её губы дрогнули в сдерживаемой улыбке, — никогда больше не доверять Малфою в вопросах выбора алкоголя.
Драко приложил руку к груди с преувеличенным драматизмом, его тень вытянулась по траве, как тонкий серебристый призрак.
— О, Грейнджер, ты навсегда запятнала мою репутацию! — воскликнул он, но в уголках его глаз собрались смешливые морщинки. — Я же предлагал тебе воду после каждого глотка!
— Воду? — Джинни фыркнула. — Ты подсунул ей чистейший скотч пятидесятилетней выдержки!
Смех их прозвенел в послеобеденном воздухе, чистый и лёгкий, как звон хрустальных бокалов. Даже привычная напряжённость между Джинни и Драко куда-то испарилась, растворившись в золотистом свете.
— Значит, решено, — Драко встал, отряхивая с мантии несуществующие пылинки. — Завтра в полдень у фонтана. Без опозданий, — он бросил многозначительный взгляд на Гермиону, — и без попыток сбежать в библиотеку в последний момент.
Гермиона притворно возмутилась:
— Я один раз так сделала!
— Четыре, — хором поправили её Драко и Джинни.
Джинни, развалившись на скамье, жестикулировала, рассказывая очередную забавную историю о квиддичной команде. Её рыжие волосы, будто живые, переливались в последних лучах заката, то вспыхивая медью, то темнея до оттенков осенней рябины.
Драко, прислонившись к стеклянной стене оранжереи, слушал, изредка вставляя язвительные комментарии, которые заставляли Джинни закатывать глаза, а Гермиону — прятать улыбку в ладонях. Его привычная маска превосходства сегодня казалась тоньше обычного, временами проглядывало что-то более живое, более настоящее.
Гермиона сидела, поджав ноги, её коричневые кудри растрепал вечерний ветерок. В глазах, обычно таких сосредоточенных, теперь играли золотые искорки заходящего солнца. Она ловила каждое слово, каждый взгляд, каждый оттенок этого странного, но уютного момента, когда бывшие враги стали... чем-то другим.
Закат догорал, окрашивая облака в пурпурные и персиковые тона, когда они разошлись. Джинни, напевая что-то под нос, побежала догонять своих однокурсниц, её рыжие волосы вспыхивали, как маленькие факелы, в последних лучах солнца. Драко задержался на мгновение, его профиль на фоне темнеющего неба казался вырезанным из серебра.
— До завтра, — сказала Джинни, вставая и потягиваясь, её силуэт вырисовывался на фоне пурпурного неба.
— Не проспите, — добавил Драко, поправляя мантию с той самой ухмылкой, которая когда-то так раздражала Гермиону, а теперь почему-то вызывала лишь лёгкое раздражение, смешанное с забавой.
— До завтра, Грейнджер, — кивнул он, и в его голосе внезапно появились нотки той странной серьёзности, которая иногда прорывалась сквозь мальчишескую браваду.
— До завтра, Малфой, — ответила Гермиона.
Вечерний свет струился по замковым коридорам, превращая каменные стены в серебристые полотна, а витражи — в загадочные мозаики теней. Гермиона шла медленно, её шаги едва слышно отдавались в пустых переходах. Мысли пульсировали в висках настойчивым ритмом, будто само сердце подсказывало ей: Сейчас. Сейчас или никогда.
Каждый поворот, каждая арка напоминала ей о странной двойственности сегодняшнего дня — холодное избегание Беллатрикс и тёплые, почти слова Кассиопеи. Контраст был так ярок, что в груди щемило от недоумения.
Она предложила сама... — вспомнилось Гермионе. — Если Малфой не даст ответов — спроси у меня.
Решение созрело внезапно, как спелый плод, падающий с ветки. Не сбавляя шага, Гермиона свернула к винтовой лестнице, ведущей в башню, где теперь располагался кабинет новой преподавательницы.
Лестница скрипела под её осторожными шагами, будто предупреждая о вторжении. Где-то в стенах шелестели портреты — спящие волшебники на холстах ворочались, недовольные ночным беспокойством.
И вот она стоит перед резной дубовой дверью, украшенной серебряными звёздами — личным символом Кассиопеи. Из-под двери струился тёплый свет, а ещё... музыка. Тихая, мелодичная, словно перезвон хрустальных колокольчиков, смешанный с шёпотом ветра.
Гермиона замерла. Пальцы сами потянулись к двери, но застыли в сантиметре от дерева. Вдруг она ошиблась? Вдруг её вопросы покажутся навязчивыми?
Но дверь открылась сама.
Перед ней предстала Кассиопея — без мантии, в простом платье цвета лунного света, её белые волосы были распущены и казались ещё длиннее, ниспадая почти до пояса.
— Я чувствовала, что ты придёшь, — произнесла она, и её голос звучал как продолжение той таинственной мелодии.
Комната за ней утопала в мягком свете сотен свечей, плавающих в воздухе. На столе дымился чайник, а на полках вместо обычных книг стояли странные артефакты — хрустальные шары с туманными вихрями внутри, перья фениксов в стеклянных колбах, карты с движущимися звёздами.
— Входи, Гермиона, — Кассиопея улыбнулась, и в её глазах вспыхнуло что-то глубокое, древнее, как само знание. — Ты же пришла за ответами, не так ли?
Сердце девушки учащённо забилось. Она сделала шаг вперёд — в этот ореол тепла, музыки и тайн. Дверь мягко закрылась за ней, оставляя снаружи лишь лунный свет и тишину ночного Хогвартса.
Гермиона стояла на пороге, ощущая, как дрожь пробегает по её спине. Пальцы непроизвольно сжали складки мантии, а в горле застрял комок невысказанных вопросов. Кабинет Кассиопеи, наполненный тёплым светом и тихой музыкой, казался островком спокойствия в океане её тревог.
— Ты дрожишь, как осиновый лист на ветру, — мягко заметила Кассиопея, её голос струился, словно тёплый мёд. Она сделала лёгкий взмах рукой, и пушистое кресло у камина само пододвинулось к Гермионе. — Садись. Давай начнём с чая.
Гермиона машинально опустилась в кресло, ощущая, как мягкая ткань обволакивает её. В воздухе витал тонкий аромат — смесь розмарина, мяты и чего-то неуловимого, напоминающего старые книги и дождь.
Кассиопея наклонилась над низким столиком, её белые волосы скользнули вперёд, словно серебристый водопад.
— Мятный с капелькой мёда, — сказала она, наливая золотистую жидкость в фарфоровую чашку. — Успокаивает нервы и проясняет мысли.
Она протянула чашку Гермионе, и их пальцы едва касаются друг друга. Это прикосновение — лёгкое, почти невесомое, заставило Гермиону вздрогнуть.
— Беллатрикс никогда... — начала она, но голос предательски дрогнул.
— Беллатрикс — это буря, — Кассиопея села напротив, её глаза, такие же пронзительные, как у сестры, но наполненные мягкостью, изучали Гермиону. — А буря не умеет быть нежной.
Она наклонилась чуть ближе, и вдруг её пальцы осторожно коснулись плеча Гермионы — ласково, и так нежно.
— Ты так напряжена, будто ждёшь удара, — прошептала Кассиопея. — Но здесь тебе нечего бояться.
Гермиона замерла. Это простое прикосновение, такое тёплое и безобидное, вызвало в ней странную смесь эмоций — облегчение, растерянность, даже что-то похожее на грусть.
— Я... я не знаю, как к этому относиться, — призналась она, сжимая чашку в ладонях.
Кассиопея улыбнулась, и в этой улыбке было столько понимания, что Гермиона почувствовала — эта женщина видит её насквозь.
— Ты привыкла, что мир требует от тебя силы, — сказала Кассиопея. — Но иногда можно просто... быть.
Она откинулась назад, и лунный свет, пробивавшийся сквозь окно, окутал её силуэт серебристым ореолом.
— Так что пей чай, Гермиона. Дыши. А потом спросишь то, за чем пришла.
Гермиона сделала глоток. Напиток обжёг губы, но согрел изнутри, разливаясь по телу спокойствием. Впервые за долгое время она почувствовала — здесь, в этой комнате, ей не нужно защищаться. И это было почти так же страшно, как и прекрасно.
В мягком свете кабинета, где пламя свечей отражалось в хрустальных шарах на полках, между ними возникла лёгкая, едва уловимая перемена. Гермиона, отхлебнув чай, случайно задержала взгляд на лице Кассиопеи — на изгибе брови, чуть приподнятой в заинтересованном вопросе, на едва заметной ямочке, появляющейся при улыбке.
Кассиопея поймала этот взгляд и ответила своим — спокойным, но внимательным. Её глаза, обычно такие проницательные, сейчас просто изучали Гермиону с тихим любопытством.
— Ты сейчас особенно задумчива, — заметила Кассиопея, поправляя складки своего платья. — Или это мой чай обладает таким вдохновляющим эффектом?
Гермиона чуть улыбнулась, проводя пальцем по краю чашки.
— Возможно, и чай, и компания, — ответила она, тут же слегка покраснев от собственной смелости.
В уголке губ Кассиопеи дрогнула тень улыбки.
— Комплименты от лучшей ученицы Хогвартса? — Она наклонила голову. — Я должна записать этот день в своём календаре.
— О, профессор, — Гермиона притворно вздохнула, я не верю, что вам редко говорят комплименты.
— Ты права, — поправила её Кассиопея, и в глазах её вспыхнул тёплый огонёк. — Но твои, признаться, мне нравятся ничуть не меньше.
Девушка сделала последний глоток чая, поставила фарфоровую чашку на низкий столик и, собравшись с духом, посмотрела Кассиопее прямо в глаза.
— Профессор Блэк... — она слегка нахмурилась, подбирая слова. — Почему о вас никто не знал? Почему вы... исчезли?
Кассиопея откинулась в кресле, её белые волосы, словно лунный свет, рассыпались по ткани её платья. Взгляд её стал чуть отстранённым, будто она смотрела не на Гермиону, а куда-то далеко — в прошлое.
— Потому что я не была похожа на свою семью, — наконец ответила она, и её голос звучал мягко, но твёрдо. — Когда другие Блэки преклоняли колени перед Тёмным Лордом, я... уехала.
Она провела рукой по воздуху, и между ними возникло полупрозрачное изображение — карта Европы, усеянная огоньками.
— Я работала на Орден, — продолжила Кассиопея. — Но меня держали в тайне почти от всех его членов. Слишком рискованно было раскрывать связь с семьёй Блэков.
Гермиона заворожённо смотрела на мерцающие точки.
— Вы были шпионкой?
Кассиопея улыбнулась, но в её улыбке не было радости — только лёгкая горечь.
— Собирательницей информации. Я изучала древнюю магию, искала слабые места в защите Пожирателей, передавала артефакты и информацию, но никогда не появлялась на поле боя. Никто не должен был знать, что я существую.
Она сжала пальцы, и изображение рассыпалось на сверкающие искры.
— А теперь? — спросила Гермиона. — Почему вы вернулись?
Кассиопея вздохнула, и в её глазах появилось что-то тёплое.
— Я соскучилась по дому. По Хогвартсу. — Она провела рукой по корешкам книг на полке. — А ещё... я увидела, как моя сестра пытается начать всё заново. И подумала — почему бы не последовать её примеру?
Гермиона молчала, переваривая услышанное. Вот оно — объяснение. Почему Беллатрикс избегала её. Почему Кассиопея смотрела на неё с таким странным интересом.
— Вы... гордитесь ею? — осторожно спросила она.
Кассиопея замерла. Потом тихо рассмеялась.
— Я горжусь тем, что она пытается измениться. Но... — её взгляд стал пронзительным, — я не забыла, что она сделала. И она это знает.
Тишина снова опустилась между ними, но теперь она была комфортной. Гермиона почувствовала, как груз её вопросов, наконец, отпускает её.
— Спасибо, — прошептала она. — За правду.
Кассиопея кивнула, и в её глазах вспыхнула искорка чего-то, что напоминало надежду.
— Спасибо тебе за то, что спросила, и знай, ты можешь всегда спрашивать у меня всё, что захочешь.
Как только Кассиопея это произнесла, в этот момент дверь кабинета с грохотом распахнулась.
Беллатрикс стояла на пороге, застывшая, как грозовая туча перед ударом молнии. Её чёрные одежды вздымались вокруг неё, будто живые тени, а глаза — те самые безумные, пронзительные глаза, от которых когда-то стыла кровь в жилах, — горели холодным огнём.
— Кассиопея, — её голос прозвучал как скрежет стали по камню. — Ты не сказала, что у тебя... гостья.
Гермиона инстинктивно вжалась в кресло. Сердце бешено колотилось, а пальцы вцепились в подлокотники. Она видела Беллатрикс злой, безумной, жестокой — но такой никогда. Она была будто ранена.
Кассиопея, напротив, оставалась невозмутимой. Лишь едва заметное напряжение выдавало её.
— Беллатрикс, — она кивнула, будто сестра не ворвалась, а вежливо постучала. — Мы как раз заканчивали.
— О, я вижу, что вы «заканчивали», — Беллатрикс шагнула вперёд, её пальцы сжались в кулаки. — Беседа за чаем? Как мило. Налаживаете, контакты я смотрю?
Гермиона невольно вздрогнула. Она видела Беллатрикс злой, насмешливой, даже безумной — но такой ярости в её глазах ещё не встречала.
Кассиопея, однако, не дрогнула. Она лишь медленно поднялась с места, её белые волосы, освещённые пламенем камина, казалось, светились сами по себе.
— И все же Белла, ты прерываешь нашу беседу, — спокойно сказала она, но в её тоне явственно звучало предупреждение.
Беллатрикс резко шагнула вперёд.
— Я прерываю? — её губы искривились в гримасе, которая должна была быть улыбкой, но выглядела как оскал. — И давно ты принимаешь учеников в своём кабинете ночью?
Гермиона почувствовала, как её щёки вспыхивают.
— Профессор Блэк, я просто...
— Молчи! — Беллатрикс даже не взглянула на неё, её внимание было приковано к сестре. — Ты думаешь, я не вижу, что ты затеяла?
Кассиопея скрестила руки на груди.
— Я преподаватель если ты не забыла. Общаюсь с учениками. Разве не для этого мы здесь?
Тишина повисла между сёстрами, густая и наэлектризованная. Беллатрикс дышала тяжело, её пальцы сжимались в кулаки и разжимались снова.
— Ты играешь в опасные игры, — наконец прошипела она.
Кассиопея вздохнула.
— Единственная, кто играет здесь — это ты, Белла.
Гермиона почувствовала, что должна уйти. Она осторожно поднялась, стараясь не привлекать внимания.– Мне... мне лучше уйти, — прошептала она.Кассиопея повернулась к ней, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на извинение.– До скорого, Гермиона.Беллатрикс же просто отвернулась, демонстративно показывая, что для неё ученица уже перестала существовать.Гермиона вышла в коридор, но прежде чем дверь закрылась, она услышала начало нового спора: — Ты не имеешь права... Дверь захлопнулась.