3 глава-«Вынужденная Близость»
Темное восточное крыло Хогвартса было царством забвения и пыли. Камни здесь, казалось, впитали столетия сырости и молчания. Гермиона двигалась бесшумно, прижимаясь к холодным стенам, ее единственным ориентиром – тусклый луч лунного света из узкого стрельчатого окна. Она преследовала проказливую пикси, утащившую пергамент с критически важными пометками Снейпа о зелье для Второго задания (хотя, возможно, шепот домового эльфа о "мерцающих огнях в пустых классах" тоже сыграл свою роль). Воздух был тяжелым, пропитанным запахом старого камня, древесной гнили и чего-то затхлого.
Внезапно тишину разорвали. Неподалеку, за поворотом, раздались тяжелые, шаркающие шаги и неразборчивое, ворчливое бормотание. Филч. Ледяной ужас пронзил Гермиону. Быть пойманной здесь, в запретной зоне, ночью, с палочкой наготове... Мысль о неделях отработок, а то и хуже, заставила ее сердце бешено колотиться. Паника – острая и слепая – придала ей нечеловеческой скорости. Она метнулась в ближайшее укрытие: глубокую нишу в стене, частично скрытую огромным, потертым гобеленом, изображавшим какую-то забытую битву. Прижалась спиной к ледяному камню, пытаясь слиться с тенями, затаив дыхание.
В следующее мгновение в нишу ворвался кто-то еще. Темный силуэт, стремительный и бесшумный. Прежде чем она успела вскрикнуть, выхватить палочку или даже понять, кто это, сильная рука грубо схватила ее за плечо, буквально пригвоздив к стене, а ладонь другой руки плотно, почти болезненно, закрыла ей рот. Запахло дорогим сандаловым деревом, морозной свежестью и чем-то острым, почти металлическим.
«Тише, дура!» – знакомый, шипящий, полный презрения шепот обжег ее ухо. Малфой. Его тело, высокое и неожиданно крепкое, всей своей тяжестью прижалось к ее спине, притиснув ее к холодной стене. Он заглянул в узкую щель между гобеленом и стеной. «Филч. Молчи, если жизни дорога,» – прошипел он, и в его голосе, помимо привычной язвительности, была настоящая, звериная тревога.
Они замерли. Мир сузился до размеров пыльной ниши за гобеленом. Гермиона чувствовала всё. Каждую линию его тела, плотно прижатого к ее спине – от лопаток до бедер. Напряжение каждой мышцы под дорогой тканью его мантии. Горячее, прерывистое дыхание, веером касающееся ее шеи и затылка, заставляющее мурашки бежать по коже. Гулкое, учащенное биение его сердца, отдававшееся у нее в спине, синхронизируясь с ее собственным бешеным ритмом. Его запах – древесина, мороз, дорогой одеколон и что-то неуловимо его – смешивался с пылью веков, витавшей в гобелене, и ее собственным страхом. Чистый, животный ужас быть пойманной Филчем сплелся в невероятный, сюрреалистичный клубок с шоком от этой вынужденной, невероятной интимности. Она была в ловушке, зажата между холодным камнем и горячим, дышащим, ненавистным телом Драко Малфоя. Гермиона заметила нечто еще: его рука, обхватившая ее талию чуть ниже груди, не просто держала ее. Пальцы впивались в ткань ее мантии и свитера, словно цепляясь, не желая отпускать. Его собственное дыхание было неровным, сбивчивым – не только от бега или страха.
Шаги Филча медленно удалялись, ворчание становилось глуше, пока не растворилось в тишине темного коридора. Опасность миновала. Но в нише за гобеленом время словно застыло. Давление на Гермиону не ослабевало. Драко не отпускал ее. Казалось, он замер, внезапно осознав всю чудовищную странность их положения. Его тело, секунду назад напряженное как струна в ожидании опасности, замерло в ином напряжении – замешательства, шока от невольной близости. Гермиона почувствовала это изменение всем своим существом. Его рука медленно, почти нерешительно, убралась с ее рта. Но движение было не грубым. Ладонь скользнула по ее щеке к подбородку, и это скольжение было... неожиданно нежным, почти неузнаваемым. Рука на ее талии разжала хватку, пальцы ослабили впившееся давление, но не убрались сразу. Она просто лежала там, теплая и тяжелая, на ее боку. Он сделал глубокий, сдавленный вдох, его грудь вздыбилась у нее за спиной, и только тогда он отступил на шаг, освобождая ее от плена.
Гермиона резко обернулась, отпрянув к стене, готовая выпалить поток гнева, оскорблений, обвинений. Но слова застряли у нее в горле. Выражение его лица поразило ее. Ни тени привычной насмешки, высокомерия или злобы. Его черты казались резче в лунном свете, пробивавшемся сквозь щель. Глаза – широко раскрытые, почти испуганные – смотрели на нее не как на врага или "грязнокровку", а как на что-то совершенно неожиданное, непонятное. В них читалось чистое, недетское замешательство, почти растерянность. Он смотрел на нее, будто видел впервые. Его губы были слегка приоткрыты, дыхание все еще неровное. Он будто сам не мог поверить в то, что произошло, в то, что он чувствовал в эти мгновения.
«Ты... ты дрожишь,» – вырвалось у него хрипло. Голос был чужим, лишенным привычной язвительной интонации, глухим от чего-то, что звучало почти как... беспокойство? Он произнес это не как насмешку, а как констатацию необъяснимого факта.
Гермиона, сбитая с толку этим тоном, этой внезапной, обнаженной растерянностью на лице врага, потеряла дар речи. «Я...» – только и смогла выдавить она, чувствуя, как предательская дрожь действительно пробегает по ее рукам, ногам, всему телу – смесь адреналина, остаточного страха и шока от его близости, его взгляда.
Ее запинающийся ответ, кажется, вернул его к реальности. Как по волшебству (или по давней привычке), маска презрения упала на его лицо, но она выглядела натянутой, хрупкой, как плохо сидящая театральная маска. Он резко отвернулся, не выдерживая ее взгляда, его движения стали резкими, угловатыми. «В следующий раз смотри под ноги, грязнокровка,» – бросил он через плечо, но голос звучал глухо, лишенный привычной силы и яда. Он не глядя махнул рукой, будто отмахиваясь от назойливой мухи. «Не всем охота из-за тебя попасться Филчу.»
И он ушел. Не гордой походкой наследника Малфоя, а почти бежал в темноту коридора, не оглядываясь. Его шаги быстро затихли, растворившись в безмолвии восточного крыла.
Гермиона осталась стоять в нише, прислонившись к холодной стене. Дрожь не унималась. Она чувствовала тепло его тела, все еще будто отпечатавшееся на ее спине. Тяжесть и форму его руки на талии. Жгучее прикосновение его ладони к щеке. Его запах, смешавшийся с пылью гобелена, все еще витал в воздухе, обволакивая ее. Его последние слова висели в тишине – нелепые, фальшивые, как дешевая отговорка. Они прозвучали не как оскорбление, а как ритуал самоубеждения, попытка вернуться в знакомую колею вражды, которая вдруг показалась такой тесной и не соответствующей реальности. Его бегство было красноречивее тысячи язвительных замечаний. Он не просто ушел. Он сбежал. От нее? От ситуации? От того замешательства, что мелькнуло в его глазах?
Враг в лице Драко Малфоя больше не казался ей одномерной карикатурой на злобного соперника. В этой темной нише, под холодным взглядом луны, мелькнуло что-то сложное, уязвимое, пугающе человеческое. И это осознание было куда тревожнее, чем любая его насмешка. Оно заставляло сердце биться чаще не только от страха, но и от странного, непонятного смущения. Гермиона медленно вышла из укрытия, оглядывая пустой, пыльный коридор. Пикси и записка Снейпа были забыты. Ей нужно было выбраться отсюда, в свет, в знакомый мир, где враги были просто врагами, а не... не этим. Но тень от гобелена и тепло на спине, казалось, преследовали ее.