Ненаписанное будущее

Гермиона только успела поставить на стол заварочный чайник, как лестница заскрипела под чьими-то ногами. Она пригладила скрученные в тугой узел волосы, провела рукой по мантии — и еле удержалась, чтобы не начать в последнюю минуту устанавливать окклюментные щиты. Тренировки очень помогли, и щиты у нее получались уже гораздо лучше: теперь они держались четыре часа кряду. Однако сейчас они вряд ли могли помочь.

Раздался стук; она вздохнула и взмахнула палочкой, убирая защитные чары. Открыла дверь и, нахмурив лоб, отступила в сторону.

— Спасибо, что пришли, — сказала она.

Альбус Дамблдор задержался на пороге и доброжелательно улыбнулся.

— Спасибо за приглашение, мисс Грейнджер.

Он вошел, посмотрел на ее крошечное жилище и сказал:

— Вы устроили себе очаровательное гнездышко, мисс Грейнджер. Теперь я понимаю, почему вы так его цените.

Она прищурилась, гадая, не издевается ли он, но Дамблдор покачал головой:

— Я совершенно искренен.

— В таком случае, спасибо, — ответила она. Показала на стоящее на столе блюдо с печеньем. — Может, сядем?

Она налила чай, пододвинула к нему сахарницу и молоко. Он занялся напитком, а она откинулась на спинку стула.

— Не возражаете, если мы перейдем прямо к делу? Зачем вам понадобилось толкать Лили к Северусу? И разве я непонятно сказала, что не желаю больше кидаться в самое пекло? Вы же читали мой дневник — неужели не поняли, что ваши интриги лишь все усложняли?

Директор не обиделся, только в глазах его заискрились смешинки.

— Значит, он вам действительно небезразличен. Это хорошо. Я рад.

— Какая разница, как я к нему отношусь? Речь вовсе не об этом. Я...

— Напротив, мисс Грейнджер, — перебил ее Дамблдор. — Ваши чувства к нему имеют первостепенное значение, — он сложил руки перед собой на столе. — Вам прекрасно известно, каким ценным приобретением стал для нашего дела Северус.

— Вы говорите так, словно он вещь, а не живой человек, — выпалила она.

Дамблдор покачал головой.

— Не стоит принимать мой прагматизм за безразличие. Многие понесут на своих плечах тяготы этой войны, и именно на мне лежит ответственность за их жизни. Каждого из них. Я не могу позволить себе руководствоваться чувствами, но это не значит, что у меня их нет. Северус дорог мне не меньше, чем Сириус. Поэтому я и попросил миссис Поттер возобновить их дружбу.

Гермиона хмуро посмотрела на него.

— Значит, это вы так о нем заботились? Вы хоть понимаете, какой вред могли бы нанести?

Его взгляд стал пронзительным и тяжелым; он покачал головой.

— Мисс Грейнджер, ваши слова заставили Северуса сменить сторону, но разве этот выбор можно назвать добровольным? Вы загнали его в угол и поставили на кон не меньше дюжины жизней в надежде на то, что он примет правильное решение. К его чести, он поступил достойно. Однако вынужденный выбор — совсем не то же самое, что выбор, идущий от сердца. Северус не болел за наше дело, он просто хотел выжить. Мне требовался человек, ради которого он пошел бы сражаться — лицо, которое превратилось бы для него в символ борьбы. Поскольку вы весьма красноречиво объяснили свое нежелание вновь оказаться в гуще событий, я понадеялся на то, что дружба с Лили даст ему нужные моральные ориентиры. Северусу отчаянно необходимо увидеть в чьих-то глазах признание своих достоинств, и я рассчитывал, что Лили сумеет укрепить его уверенность в себе.

— Ваши расчеты оказались неверны, — отрезала она. — Лили с самого начала принялась им манипулировать — и могла серьезно попортить ваше ценное приобретение.

Он нахмурился и погладил бороду.

— Вы правы. Это не входило в мои намерения; ее поведение неприятно меня удивило. Когда я с ней разговаривал, то специально подчеркнул, что ему требуется друг — кто-то, кто выслушает и поймет, как ему сейчас тяжело. И эту миссию она полностью провалила. Сам я узнал обо всем совсем недавно, в тот день, когда Северус вернулся от своего господина. Я поговорил с Ремусом — не волнуйтесь, он умеет молчать, — и он предположил, что из-за беременности у миссис Поттер возникли проблемы с самооценкой. Боюсь, что моя просьба оказалась исключительно несвоевременной. Да, это был досадный просчет.

Гермиона прикрыла глаза в попытке побороть гнев. Отхлебнула чаю, чтобы успокоиться, и сказала:

— И тем не менее, стоило вам осознать свой досадный просчет, как вы тут же толкнули Северуса ко мне. Или вы и впрямь возомнили себя Господом Богом?

Дамблдор чуть наклонил голову в ее сторону.

— Северус сам кинулся к вам, мисс Грейнджер. А если я правильно прочитал между строк, то и вы шагнули ему навстречу. Он ведь стал для вас тем самым лицом, символизирующим нашу борьбу. Или я не прав? Но тогда как прикажете понимать ваше приглашение — практически вызов на ковер?

Она вскочила и, сердито нахмурившись, принялась вновь наполнять опустевшие чашки.

— У меня перед глазами и без того множество лиц, директор.

— Да, но никому из этих людей непосредственная опасность не грозит. Только ему. Вы нужны ему... и он нужен вам.

Она метнула в него яростный взгляд, но он поднял руку, останавливая ее.

— Я прочитал ваш дневник, мисс Грейнджер. Очень внимательно прочитал. Вы замечательная молодая женщина — сильная, способная, независимая и смелая, — он показал на нее взмахом руки. — Однако сейчас я вижу перед собой лишь бледное подобие вашего прежнего «я». Вы сказали Выручай-комнате, что желаете привести свою жизнь в порядок, и она забросила вас прямо Северусу под ноги. И тем не менее, прошло уже полгода, а вы так и не решились вновь стать собой.

— Неправда!

— Неужели? Как вам кажется, что бы сказал ваш Гарри Поттер, если бы узнал, что вы устроились помощником аптекаря и не собираетесь ничего менять? Что вы прячетесь в своей однокомнатной квартирке, глядя, как война кроит историю на новый лад?

Она с грохотом опустила чайник в раковину.

— У вас нет никакого права меня судить!

— Я не сужу, Гермиона. Меня заботит ваше состояние. Вы не хотите принимать участие в войне, однако отходите буквально на сотню метров от того места, где оказались изначально — и остаетесь тут жить. Почему? Почему вы не уехали из Хогсмида? Вас же ничто здесь не держало, не так ли?

Она сложила руки на груди, не представляя, что ему ответить, и хмуро уставилась на разлохматившийся край ковра. Интересно, найдутся ли у нее нитки, чтобы его подшить.

— Мисс Грейнджер, я надеюсь, что, помогая Северусу, вы и сами себе поможете. Спасая людей, которые стали вам дороги в этом времени, вы будете знать, что те, другие, погибли не напрасно. Сейчас вам не дает вздохнуть груз вины. Вы отправили родителей прочь — трудное, болезненное решение, но разве оно было неверным? Вам следует научиться прощать себя и заново поверить в правильность своего выбора.

Он поднялся и пододвинул стул обратно к столу.

— Подумайте об этом. Если вы категорически не желаете ни в чем участвовать, я приму ваш отказ. Мы найдем другой способ помочь профессору Снейпу.

У нее в горле заклокотало рычание.

— А теперь вы загоняете в угол меня. И еще смеете что-то говорить о выборе!

Он грустно посмотрел на нее.

— В этом углу вы не одна, мисс Грейнджер. А Северус был — один.

— Ублюдок, — выплюнула она.

Он шагнул к двери и взялся за дверную ручку.

— Война порождает ублюдков, юная леди. И вы лучше, чем кто-либо другой, понимаете, что это действительно война, — он махнул рукой в сторону стола и добавил: — Спасибо за чай. Все было очень вкусно.

Он ушел; она восстановила защиту, села за стол и наконец позволила себе расплакаться.

* * *

Гермиона открыла ящик комода и принялась перебирать свою скудную коллекцию мантий. Искала она недолго. Довольное «вот ты где!» — и на свет появилась парадная мантия, которую она надевала в Хогвартс в тот вечер, что так неожиданно закончился для нее путешествием во времени. Она разложила ее на кровати и досадливо скривилась. Мало того что мантия была ужасно измята, так еще и выглядела несколько старомодно: к тому празднику она, недолго думая, купила первую попавшуюся вещь. Мягкая атласная ткань цвета пыльной розы, поверх нее — кружева; воротник под горло и длинные рукава. Не так уж плохо, но пресновато.

Она поджала губы и попыталась вообразить наряд, который произведет нужное впечатление на чистокровных снобов, собьет спесь с одной рыжей козы — и от которого у Северуса захватит дух, а глаза полезут на лоб.

После их поцелуя прошло уже две недели, но до сих пор при мысли о нем в животе у нее порхали бабочки. Когда она впервые поцеловала Рона, ощущения оказались потрясающими — в технике он Северуса уж точно превосходил, поскольку уже имел кое-какой опыт. Но поцелуй с Северусом — это было чистое волшебство. Невероятная смесь робости и пылкости, от которой она плавилась, как воск.

Еще одна неделя, и она вновь увидит его и убедится, что он жив и здоров. Не придется больше полагаться на подслушанные разговоры обиженных студентов, которые забредали к ней в магазин. И самое главное, она узнает, думал ли он о ней так же часто, как и она о нем.

Сузив глаза, она заставила себя сосредоточиться на своем наряде. При мысли о вежливых беседах с Пожирателями смерти ее подташнивало, но ради того, чтобы помочь Северусу, можно и приодеться немного. Оно того стоит. Да, стоит — хотя нервы она себе потреплет изрядно. Наряжаться ей никогда не нравилось, а тут еще нужно было оставить приятное впечатление у людей, которые являлись для нее воплощением зла. Хотелось заползти под кровать и не вылезать оттуда до окончания бала.

Гермиона выдохнула, прищурилась и смерила взглядом мантию. Для начала она перекрасила ее в черный цвет. Потом сморщила нос и отменила чары. Нет, слишком траурно. Она представила себе фигуру миссис Малфой; рядом встала Беллатрикс. Гермиона пригляделась к этой контрастной парочке, ледяной принцессе и нимфоманке-психопатке; у нее было чувство, что подходящий образ следует искать где-то посередине. Ее глаза сосредоточенно блеснули, и мантия приобрела бледно-зеленый, переливчатый мятный оттенок. Кивнув, она вновь взмахнула палочкой — кружева стали черными. Добавила черный стеклярус, дань моде восьмидесятых, и, отступив на шаг, довольно вздохнула.

Оставалось решить, каким сделать вырез на груди, и подобрать туфли...

* * *

Наступило двадцать первое число, и Гермиона с головой погрузилась в девчачьи хлопоты, над которыми раньше лишь презрительно фыркала. Теперь она благословляла свою чудесную, помешанную на моде соседку: если бы ей не приходилось год за годом, тихо ужасаясь, наблюдать за Лавандой Браун, она не обзавелась бы впечатляющим арсеналом уловок и чар, которые еще предстояло опробовать.

Беспокойство и страх перед предстоящим балом вымели из головы все посторонние мысли. Ужас трансформировался в лихорадочную жажду деятельности — до самого завтрака она стригла, подпиливала, отшелушивала и покрывала лаком; после ужина расчесывала, завивала, укладывала и закалывала; торопливо прихлебывая чай, наносила тон, тени, карандаш и пудру; и наконец, натянула свою дизайнерскую поделку.

Превратив дверь ванной в зеркало, она взглянула на то, что у нее получилось.

Викторианский воротник-стойка из украшенного стеклярусом черного кружева; в центре оно волнами спускалось вниз, в ложбинку между грудями; непривычно глубокое декольте, обрамленное черными кружевными оборками; обнаженные плечи. Тщательно наложенные чары выставляли ее бюст в самом выгодном свете, заодно скрывая уродливые шрамы. Черный цвет бледнил кожу — ничего, она будет считать ее «кремовой». Затянутая в корсет талия, простая юбка в пол с небольшим шлейфом. К низу рисунок кружев постепенно упрощался, и мятную атласную зелень подола скрывала лишь тонкая ажурная паутинка. И, изысканной вишенкой на торте, пальцы украсили изящные гагатовые кольца, а уши — гагатовые же клипсы, трансфигурированные из бутылочных пробок.

Часть волос Гермиона убрала вверх, закрепив их двумя декоративными гребнями и сотней мелких фиксирующих чар, а сзади они ниспадали на спину впечатляющим водопадом локонов — спасибо девушке из маггловского магазина за добрый совет, а Лаванде за подсказку с заклинанием. Впрочем, впечатляющей здесь была не сама прическа, а то, что она сумела соорудить ее в одиночку, без чьей-либо помощи.

Неплохая обманка получилась, есть чем гордиться. Вот только стоит кому-нибудь поблизости наложить Фините, и ей лучше сразу лечь и умереть.

Немного блеска для губ, и Золушка готова отправляться на бал.

— Главное, чтобы туфельки не слетели, — напомнила она своему отражению. — И все остальное тоже, — поджала губы и протянула: — Хотя если подумать... — она поспешно подошла к полке, схватила стоящий на ней большой флакон, скривилась и выхлебала его в три глотка, передернувшись от отвращения. — Надеюсь, это было не зря, — пробормотала она себе под нос.

Сдернула с вешалки свой лучший плащ, зачарованный в черный цвет, и вышла за дверь.

* * *

У входа в замок Гермиона остановилась, с надеждой и беспокойством глядя на залитые светом двери и входящих внутрь людей. И беспокойство было куда сильнее надежды. Ее вера в собственные силы серьезно пошатнулась где-то на полпути от Хогсмида, когда чары на атласных туфельках внезапно развеялись и внутрь набился мокрый снег. Всё удалось исправить, но уверенности в себе ей этот случай не прибавил.

Она не справится. Вся ее красота — одна сплошная мистификация. Что, если заклятия спадут во время танцев? Она выставит себя идиоткой, опозорит его и подведет Дамблдора. Нужно было вовремя остановиться и не пытаться всех превзойти. Нормальное же было платье, и цвет пыльной розы подходил ей лучше всякого другого, мадам Малкин сама так сказала, а теперь у нее такое декольте, что если эти чары вдруг перестанут действовать, практически все ее шрамы окажутся на виду... И у людей появятся вопросы.

Нервы у нее не выдержали, и Гермиона неуверенно шагнула назад. В груди заныло. Она попробовала сделать еще шаг — боль стала острее. Она остановилась и глубоко вздохнула. Там, внутри, был Северус. Стоило представить, как она уйдет, заставив его тщетно себя дожидаться, и сердце сжималось от чувства потери. Она попала в ловушку; ничего не оставалось, кроме как рискнуть всем, войти в замок и встретиться с ним, потому что иначе было невозможно. Немыслимо.

Она подняла подбородок, присоединилась к компании магов, выбиравшихся из запряженной фестралами кареты, и следом за ними вошла в открытые двери.

В фойе несколько студентов-семикурсников принимали у гостей верхнюю одежду. Она замялась у входа, поднявшись на цыпочки и пытаясь увидеть Северуса из-за чужих спин. Люди двигались вперед; Гермиона крутилась и подпрыгивала, но никак не могла его разглядеть. Зная, что ей придется идти до замка пешком, она надела туфли без каблуков, и собравшаяся толпа закрывала ей весь обзор. Наконец подошла ее очередь; она сняла свой плащ и протянула его невысокому равенкловцу, который уже ждал наготове.

Нужно было подняться повыше, и Гермиона направилась к лестнице, обходя толпу с краю. Там она и нашла Северуса. Он стоял на третьей ступеньке и вертел головой, явно пытаясь ее обнаружить. При виде него ее сердце пустилось вскачь. Он смотрелся великолепно в своей черной мантии, вышитой по обшлагам рукавов и вдоль бортов черными же шелковыми нитями, которые переливались на свету, когда он двигался. Черный жилет из муарового шелка, белоснежный шейный платок и черные брюки со стрелкой завершали аристократический образ. Даже его волосы выглядели чудесно и почти что стильно: все такие же тонкие, они больше не свисали безжизненно, а казались мягкими и приятными на ощупь.

Она почувствовала, как тает в груди сердце, а на лицо наползает дурацкая улыбка.

Подойдя поближе, она стала ждать, когда он ее заметит. Его взгляд скользнул мимо — раз, второй, третий, а потом он вдруг резко развернулся к ней, распахнув глаза и разинув рот. Она прикусила губу и робко улыбнулась ему; он ошеломленно глядел на нее, все больше заставляя ее волноваться.

— Что, слишком?.. — спросила она.

Северус моргнул и легко сбежал по ступеням ей навстречу.

— Твой облик слепит взоры смертных, — галантно проговорил он, взяв ее за руку.

Его взгляд то и дело соскальзывал на ее грудь; наконец это стало настолько заметно, что они оба покраснели.

— Гермиона, ты потрясающе красива.

Она прикрыла глаза, наслаждаясь мгновением и понимая, что запомнит его навсегда, и вновь открыла их с проказливой улыбкой.

— Отлично. Значит, одну свою задачу я выполнила.

— Подожди-ка, — он взял ее под локоть и провел вверх по лестнице в пустующий класс. Наложил Муффлиато, охранные чары на дверь и повернулся к ней. Лицо его было серьезным и сосредоточенным. — Так какие у тебя задачи? И сколько их всего?

Она улыбнулась и разгладила воображаемую складку на кружевах.

— Было три. Во-первых, ослепить тебя своим видом. Во-вторых, впечатлить твоих друзей и не опозорить тебя.

Он отрывисто хохотнул.

— Опозорить меня? Вот уж чего точно быть не может, — судя по голосу, он все еще не оправился от шока.

— Может, если развеются заклинания, — ответила она. — Это все фикция, результат семи часов наведения красоты, чар и трансфигурации. По пути сюда одно заклинание спало — так я едва не убежала домой в слезах. Я превращаюсь в Лаванду Браун! Но, конечно, ты даже не представляешь, насколько это ужасно.

Он достал палочку, и она почувствовала, как по телу прошла волна его магии.

— Вот и все. Я закрепил твои чары, и теперь они будут держаться, пока я не сниму печать. Так лучше? И какой же третий пункт твоей программы?

Она поморщилась.

— Он может тебе не понравиться.

— Расскажи, — он обеспокоенно посмотрел на нее.

— Я хочу, чтобы Лили позеленела от зависти.

Он замер, а затем беспокойство в его глазах сменило другое чувство, что-то похожее на предвкушение и чуть-чуть — на гордость.

— Неужели? Ну что ж, не стану тебя отговаривать. Одно потрясение она уже испытала, когда заметила меня, а уж если она увидит нас вдвоем, у нее и вовсе мозги вскипят.

Гермиона ухмыльнулась.

— Ты и правда восхитительно выглядишь, — сказала она. — А что ты сделал с волосами?

Северус покраснел так густо, словно это его мозги грозились вскипеть от прилива крови.

— Это чары. Я пытался хоть что-то придумать, чтобы тебе не было со мной стыдно. Попробовал зелья, но такие уж у меня волосы — зелья их не берут... В общем, методом проб и чудовищных ошибок я нашел способ, чтобы они хотя бы выглядели чистыми больше пяти минут.

— Чудовищных ошибок?

Он закрыл глаза.

— Два дня назад я умудрился поставить их дыбом — все, каждый волосок. И обратно они не ложились. Я притворился, что заболел, и весь вечер скрывался в своей комнате, пока проклятущее заклятье наконец не выдохлось.

Она прикрыла рот, стараясь не рассмеяться.

— Что, всё настолько очевидно? Я могу отменить чары, — он поднял руку к волосам, будто пытаясь их спрятать.

Гермиона улыбнулась.

— Меня и старая твоя прическа устраивала, но так действительно лучше. Кроме того, раз уж мне приходится привыкать к тому, как я теперь выгляжу, то и тебе придется. И можешь мне поверить, у меня на волосах чар намного больше.

Он хмыкнул, но потом посерьезнел.

— Ладно, теперь о деле. Не забудь, что на тебя накладывали Обливиэйт, и Люциуса с Беллой ты не узнаёшь. Постарайся быть собой, насколько это возможно: всегда лучше скрывать одну правду за другой. Если не трудно, я бы посоветовал тебе немного подчеркнуть свою невинность и чистоту. Невинность их завораживает; они испытывают жгучее желание растоптать ее в пыль. Если они попытаются увести тебя у меня, можешь считать, что твоя игра удалась. Они так развлекаются, и я буду тебе признателен, если ты не станешь участвовать в их забавах при мне. Кстати, ты вроде как приехала из Канады — прости, сам не знаю, откуда это вырвалось, — так что тебе предстоит объяснить, почему у тебя такое произношение.

— Я уже продумала свою легенду, а директор прислал с совой генеалогическое древо подходящей семьи.

— Умница, — от его улыбки у нее ослабели колени. — Еще тебе следует знать, что Блэк по-прежнему меня подозревает, и если он ко мне привяжется, безобразной сцены не избежать. Мне придется реагировать на него как раньше — у меня просто не будет другого выхода. Остальные получили приказ держать его от меня подальше, но тебя он может посчитать легкой добычей. Думаю, лучше тебе к нему не приближаться.

— Боже. А нельзя услать его куда-нибудь в Антарктиду, пока все не закончится?

— К сожалению, нет. Просто постарайся избегать его, пожалей мой рассудок.

— Это будет несложно.

— Отлично. Итак, наша цель — добиться приглашения к Малфоям или Лестрейнджам, а лучше и к тем, и к другим, и желательно на все выходные. Мы должны попасть к ним домой, чтобы добраться до последних крестражей, чаши Хаффлпафф и дневника Тома Риддла. На самом деле, неизвестно, точно ли они там, но все другие возможные места уже осмотрены. К сожалению, заниматься поисками в одиночку мне будет затруднительно. Дамблдор считает, что необходимо твое присутствие — во-первых, чтобы опознать крестражи, а во-вторых, чтобы обеспечить мне правдоподобное прикрытие, ведь на такие вечеринки всегда приглашаются исключительно пары. Как думаешь, ты справишься? Если нет, я пойму. После того, что ты пережила, даже просто находиться там будет тебе неприятно.

— Со мной все будет в порядке, — с деланым спокойствием сказала она. При одной мысли о возвращении к Малфоям — или того хуже, о выходных в компании Беллатрикс — ее охватывал тошнотворный страх.

— Хорошо. И последнее: пока мы здесь, мне нужно взять у тебя два воспоминания. Все найденные крестражи уничтожены, но мы не хотим никого насторожить, пока не добудем остальные. Поэтому мы собираемся сделать копии этих двух предметов и заменить ими настоящие крестражи, и действовать нам надо быстро, чтобы они были готовы к концу недели. Проблема в том, что мы не имеем ни малейшего представления, как они выглядят. Мы надеялись, что ты нам их покажешь.

— Великолепная идея.

— Мне тоже так кажется. Это придумала та женщина, Лонгботтом, — он вытащил из кармана мантии два маленьких пузырька. — Сейчас я научу тебя доставать воспоминания.

— Я уже умею, — ответила Гермиона.

Его брови взметнулись вверх.

— Замечательно. Ты не перестаешь меня удивлять. Ну тогда давай. Готова?

Гермиона глубоко вздохнула и закрыла глаза, вспоминая, как Гарри показывал ей дневник. Когда картинка обрела четкость, она подняла палочку, прижала к виску и потянула из головы тонкую серебристую нить. Северус вытащил пробку из одного пузырька и протянул его ей.

С чашей было проще: те события произошли не так давно, и она лично ее уничтожила.

Когда все было готово, Северус спрятал пузырьки в один из своих многочисленных потайных карманов, озабоченно посмотрел на нее и спросил:

— Как ты? Бывает, что у людей от этого болит голова.

— Со мной все прекрасно, — сказала она, улыбнувшись.

Он с гордостью улыбнулся ей в ответ.

— Хорошо. А теперь мы должны исполнить эффектный выход.

— И что же под этим понимают слизеринцы?

Его глаза блеснули.

— Обычно для этого нужно войти так, словно все вокруг принадлежит нам, но я сомневаюсь, что мое теперешнее положение позволит такое провернуть. Тут все зависит от того, как сумеешь себя подать и какое впечатление произведешь на других. Думаю, пока будет достаточно сделать вид, будто нам нет совершенно никакого дела до окружающих.

— Кажется, я поняла.

Он повернулся и предложил ей свой локоть, но она покачала головой и переплела его пальцы со своими.

— Вопрос восприятия. Если я держу тебя под локоток — у нас свидание. Если за руку — я твоя девушка. Мы же хотим, чтобы они именно так о нас подумали?

Его взгляд полыхнул гордостью; он убрал охранные чары и повел ее к двери. Танцующей походкой она вышла с ним в коридор и спустилась по лестнице.

Вместе они вошли в бальный зал — так, словно весь мир принадлежал только им.

* * *

Большой зал был украшен гирляндами, свечами и цветными фонариками. Вдоль стен располагались круглые столы, накрытые белыми накрахмаленными скатертями; в центре каждого из них, в обрамлении сосновых веточек и разноцветных драже, стояли ледяные скульптуры — символы факультетов.

Пока Северус провожал ее к столу с извивающейся ледяной змеей, Гермиона смотрела вокруг, держа на лице взволнованно-радостное выражение. Он уже собирался представить ее сидящим за столом парочкам, когда над гулом толпы раздался голос, который она бы узнала из тысячи:

— О, смотри, Люциус, Снейп привел свою крошку! Раби, ты обязательно должен с ней познакомиться, она такая очаровашка. Снейп! Садись с нами! Для вас как раз найдется место. Кэрроу не возражают, правда, мои хорошие? Конечно, нет, они же помнят свое место.

Гермиона обернулась и увидела Беллатрикс Лестрейндж, которая повелительным жестом указывала на стул рядом с ней. Примирительно кивнув людям, к которым они собирались подсесть, Северус отвел Гермиону к соседнему слизеринскому столу. Она изо всех сил старалась не показывать свой ужас, а он молчаливо поддерживал ее, поглаживая пальцем ее ладонь.

— Добрый вечер, — сухо и вежливо произнес он, отодвигая стул для Гермионы. — Вы все сегодня прекрасно выглядите.

— Пожалуйста, Снейп, представь нас, — сказал симпатичный молодой человек, сидящий напротив.

— Гермиона, это Рабастан Лестрейндж и его спутница Перинне Паркинсон. Люциус и Нарцисса Малфой, Беллатрикс и Родольфус Лестрейндж. Позвольте вам представить мою девушку, Гермиону Грейнджер.

— Ах де-евушку. Неудивительно, что ты так осмелел в последнее время, — Беллатрикс взглянула на Северуса со снисходительным одобрением, но Гермиона заметила скрытое предостережение в ее словах. — Помнишь, я говорила, что ради нее стоит постараться?

— Да, действительно, ты об этом упоминала. А я всегда прислушиваюсь к хорошим советам.

Гермиона села и склонила голову набок.

— Простите, мы встречались раньше?

— Видишь? Говорю же, она прелесть! — от ликующего смеха Беллатрикс у Гермионы по спине поползли мурашки. — Нет, нет, мы не встречались. Я просто заметила тебя как-то вечером в Хогсмиде; ты произвела неплохое впечатление. И я, скажем так, слегка подтолкнула нашего Северуса к тебе.

Гермиона, как смогла, изобразила искреннюю улыбку.

— Я так вам благодарна!

Рабастан наклонился через стол и одарил ее плотоядной ухмылкой:

— И все-таки, как же вы встретились с нашим мастером зелий?

— Мне немного неловко... — Гермиона покраснела. — Однажды вечером я шла домой с работы и вдруг упала и сильно потянула руку. Наверное, голова закружилась. И тут неожиданно рядом оказался он, помог подняться по лестнице в мою квартиру, — она с обожанием посмотрела на Северуса. — Мой доблестный рыцарь. — Повернувшись, она улыбнулась Рабастану: — О том, что было дальше, догадаться нетрудно.

— А раньше вы были с ним знакомы? — поинтересовалась Нарцисса с высокомерной, но все же приятной улыбкой.

— О, я знала, что он преподает в школе — Хогвартс закупает ингредиенты в лавке, где я работаю, — но едва ли это можно назвать знакомством.

— Расскажите нам о себе, — попросил Люциус. Он вежливо улыбался, но в глазах был холод. Допрос начался всерьез. — Судя по акценту, вы из Лондона?

— Да. Я выросла в Лондоне, а когда мне исполнилось десять лет, перебралась в Канаду. Мой отец умер, а у матери там была семья. Я вернулась сюда только в начале прошлого лета.

— Что побудило вас так поступить? — спросил Люциус.

— Ну, — она запнулась, покрутила в пальцах вилку. — На самом деле, мне не нравилось в Канаде. Там все слишком... — она досадливо махнула рукой. — Трудно выразить словами. Неформально? Это прекрасная страна, но не скажу, что те годы были такими уж радостными. Я несколько лет копила деньги, планируя вернуться, а уж когда мать начала встречаться с магглом, — она позволила себе слегка передернуться, — я уехала.

— А кто ваши родственники? — спросил Родольфус Лестрейндж. — Не припоминаю такой фамилии как Грейнджеры.

— Наша семья всегда была немногочисленна. Моя бабка по отцовской линии была из Бораго, а прабабка — из Гампов. Кажется, другая прабабка по этой линии была Лонгботтом — или прапрабабка, тут я могла напутать. У отца из родственников в живых осталась только престарелая тетушка, но после переезда я практически потеряла с ней связь. Слышала, что она перебралась во Францию. Что касается матери, то она из Пруэттов, а у ее матери девичья фамилия была Филч. Еще среди наших предков были Макмилланы, Блэки и Краучи.

— Блэки, говоришь? — заинтересовалась Беллатрикс. — Так, возможно, у нас есть общая кровь?

— Белла, милая, — протянул Рабастан. — Все чистокровные в какой-то мере друг другу родственники, — он повернулся к Гермионе. — И какие же у вас впечатления о жизни на родине? Вижу, вы даже британское произношение сохранили.

Она сморщила нос.

— Там над моим акцентом смеялись, и я решила, что из принципа не стану от него избавляться. Я вообще упрямая. К сожалению, некоторые американизмы ко мне все-таки прицепились, но стоило пожить дома пару недель, и все пришло в порядок. А что до моих впечатлений, — Гермиона поглядела на Северуса, который усмехнулся ей в ответ. — Я очень счастлива.

— Ой, как романти-ично, — фальшиво-радостно пропела мисс Паркинсон.

Гермиона проигнорировала ее подколку:

— И я тоже так считаю.

— Послушайте, Гермиона, — сказала Нарцисса. — Где вы нашли такое платье? Мне просто необходимо узнать имя модистки, которая сотворила эту прелесть.

— Да, скажи нам, — добавила Беллатрикс. — Вещь действительно неплохая.

— Вот оно, рождественское чудо, — весело сказал Люциус. — Нашлось платье, которое понравилось обеим сестрам Блэк.

Шутка была встречена дружным смехом. Гермиона застенчиво пожала плечами.

— Боюсь, жалования помощницы аптекаря не хватит, чтобы оплачивать модисток. Я сама придумала этот фасон.

— Неужели? — Нарцисса остановила на ней холодный, расчетливый взгляд. Гермиона с трудом удержалась, чтобы не начать ерзать на стуле. — Дорогая, вы понапрасну расточаете свои таланты в той аптеке. Вам следует открыть собственное ателье. У вас есть чувство стиля.

Гермиона улыбнулась ей с искренней признательностью.

— Мне ужасно лестно слышать подобные слова от женщины со столь безупречным вкусом.

Ответная улыбка Нарциссы, открытая и сердечная, преобразила ее лицо и осветила почти неземной красотой.

— Ты права, Белла. Она и правда очаровательна. Нам обязательно нужно как-нибудь собраться и обсудить твои эскизы, Гермиона.

И она поняла, что получила пропуск в их круг. Вот так просто. Северус прижался к ней коленом, и она подцепила ногой его щиколотку.

— С удовольствием, — солгала она, отметив про себя, что надо бы заняться рисованием эскизов.

На столе появилась бутылка шампанского; к ней потянулся Рабастан.

— Ну вот, — сказал он. — Шипучка подана, скоро начнутся речи, а потом мы наконец поедим!

Взмахом палочки он открыл пробку; его спутница радостно захлопала в ладоши, однако первый бокал он налил Гермионе и с намеком посмотрел ей в глаза.

Она обхватила щиколотку Северуса уже двумя ногами.

* * *

— Ух, — Беллатрикс отбросила салфетку и взяла бокал с вином. — Все, в меня больше не лезет.

— Ты вечно переедаешь, — недовольно заметила ее сестра. — И эти твои ужасные манеры!

Беллатрикс хохотнула.

— Ты просто завидуешь, что мне не приходится следить за фигурой, а ты, бедняжка, клюешь как птичка — боишься, что Люциус заметит те лишние полфунта, которые ты набрала после родов.

— Я тоже могу есть, что пожелаю, — заметила Перинне Паркинсон.

— А это, моя дорогая, здесь никого не волнует, — отозвался Рабастан.

— Леди, — с привычной легкостью вмешался Люциус. — Неужели мы не можем наслаждаться праздником без этих постоянных женских разговоров о похудении, одежде и прическах?

Беллатрикс откинула голову назад, пристально посмотрела на него и после паузы проговорила:

— Нет. Кстати, о прическах, — она резко повернулась к Гермионе, — как у тебя получилось так уложить локоны? Я сгораю от любопытства.

Гермиона хихикнула; после трех бокалов шампанского ей почти не пришлось прилагать для этого усилий.

— Тут все дело в кондиционере. Для таких волос, как наши, нужен увлажнитель, и еще совсем капелька масла. Ну и без чар не обошлось, чего уж там.

Люциус возвел взгляд к потолку.

— Избавь нас от подробностей, Снейп. Сходи, потанцуй с девушкой, пока Белла не начала выпытывать у нее состав всех этих зелий.

— С удовольствием, — он поднялся со стула и протянул руку Гермионе. — Потанцуем?

— Ну конечно, — выдохнула она, вкладывая пальцы в его ладонь.

Он увел ее от столиков, обнял и увлек на танцевальную площадку.

— Ты была великолепна, — тихо проговорил он.

— Я ужасно трусила, — ответила она.

— По тебе было совсем не заметно. А они очень забавлялись, глядя на ягненочка, который пришел составить компанию волкам. Ты определенно их заинтриговала.

— Кажется, один из них заинтриговался даже чересчур. И что мне теперь с этим делать?

Он нахмурился.

— Ничего. Я сам разберусь. Дело в том, что они имеют неприятную привычку делиться друг с другом игрушками. Я объясню ему, что в таких развлечениях не участвую, а до тех пор просто не реагируй.

— Это будет несложно.

Песня закончилась, и они остановились похлопать. Когда заиграла новая мелодия, Северус вновь потянул ее танцевать.

— Надеюсь, ты не возражаешь. Нас вообще-то отослали, чтобы мы не мешали им разговаривать.

— С чего бы мне возражать? Мне куда приятнее танцевать с тобой, чем сидеть там с ними.

Он усмехнулся и крутанул ее, разворачивая в другую сторону.

— Ой, — прошептала она. — Это же Молли и Артур Уизли. Они так молодо выглядят!

— Ты их знаешь? — спросил он.

Она поморщилась.

— Я встречалась с их сыном — тем, который недавно родился. Я же рассказывала тебе о Роне. Помнишь?

Его улыбка погасла.

— К сожалению.

— Не надо так.

— Тогда не напоминай мне о нем.

— Ты что, ревнуешь?

— А если да?

— Тогда я скажу, что мы в неравном положении. Ты ревнуешь к младенцу, а моя соперница — женщина, прекрасная до дрожи.

— Забудь о ней.

— А сам-то ты можешь забыть?

— Когда я смотрю на тебя? Легко.

Гермиона несколько раз моргнула и одарила его ослепительной улыбкой.

— Мистер Снейп, а вы, оказывается, в душе романтик.

— Да?

Он усмехнулся и снова закружил ее, она засмеялась.

— А знаешь, кого я начинаю забывать? — спросила она с мягкой улыбкой.

— Кого?

— Тебя. Другого тебя. Здешний ты изгладил его из памяти.

Он нахмурился.

— Надеюсь, ты об этом не жалеешь?

— С чего бы мне жалеть?

Он пожал плечами.

— Иногда ты так говоришь о нем, что я боюсь, что он нравится тебе больше меня.

Она засмеялась.

— Пока тот Снейп не умер, я и понятия не имела о том, какой он замечательный; он вообще наводил на меня ужас. С тобой мне гораздо лучше.

Он улыбнулся ей.

— Я рад. Мне с тобой тоже очень хорошо.

Гермиона залилась краской, а сердце забыло, как биться.

— Теперь, когда у студентов начались каникулы, мы сможем чаще встречаться? — спросила она.

— Это зависит от директора и от того, как все повернется. А вот и он, легок на помине, идет в нашу сторону. Лучше передать ему твои воспоминания прямо сейчас.

Последнее па танца, и он остановился. Она нахмурилась.

— Если не возражаешь, я схожу попудрю носик.

— Что-то случилось? — он наморщил лоб.

Она почувствовала, как его разум касается ее окклюментных щитов, и возвела глаза к потолку.

— Нет, ничего не случилось, а если ты еще раз попытаешься залезть ко мне в голову, я рассержусь.

Он вспыхнул и поджал губы.

— Я просто беспокоился.

— Беспокоился — молодец. Но это не значит, что теперь за мной можно подглядывать. Учись довольствоваться словами, как простой смертный.

— Ты права, просто... — он поднял взгляд и сдвинул брови. — Все, мне пора. Иди. Только не задерживайся, — он усмехнулся и добавил: — Кстати, твой нос отлично выглядит.

Она покраснела, послала ему свою самую страстную улыбку, а потом отняла у него руку и направилась к выходу из Большого зала.

По случаю праздника ванная рядом с вестибюлем была переоборудована в дамскую комнату отдыха; там толпились женщины, поправляющие себе макияж и чары. Гермиона поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть в зеркало, и зашла в туалетную кабинку.

Болтовня и хихиканье достигли пика и стихли, когда сразу много женщин покинули комнату. Теперь разговаривали только два голоса, и Гермиона даже не осознавала, что прислушивается, пока не уловила знакомое имя.

— Лили, ну чего ты так расклеилась? Я тебя не понимаю.

— Я не расклеилась. Просто все это немного грустно. Кого он пытается обмануть?

— Да какая тебе разница, кого привел Снейп? Ты же видишь, с кем они сели. Наверняка она какая-нибудь слизеринская распутница.

— Знаю! Но ты видела, как он себя с ней ведет? Будто никогда в жизни девушек не видел. Будто последние мозги растерял. А откуда она вообще взялась? Я никогда раньше ее не встречала. Она же явно просто использует его, чтобы примазаться к их кругу.

— И что с того? Скорее всего, Снейп один из них. И он гад. Ну, попадется он на зубок какой-нибудь хищнице — подумаешь!

После долгого молчания послышался шум спускаемой воды, и голоса двинулись к раковинам.

— Все-таки я с ним поговорю, — сказала Лили.

— Ну зачем? Серьезно, Лили. Что подумает Джеймс, если ты примешься болтать со Снейпом прямо на балу выпускников? Не вороши осиное гнездо. Не надо. Лучше помоги мне вернуть Сириуса домой, а то он уже набрался.

Гермиона демонстративно во второй раз смыла воду в туалете, вышла из кабинки и свирепо глянула на Лили. Лили и ее подруга замерли и молча наблюдали, как она идет к раковине и моет руки. Гермиона подняла взгляд, встретилась в зеркале глазами с Лили и усмехнулась, когда та побледнела.

Подруга схватила Лили за рукав и подтолкнула к выходу:

— Не обращай на нее внимания. Пошли.

Лили посмотрела на Гермиону через плечо; на ее лице застыл отчаянный стыд.

— Я... — проговорила она и осеклась под презрительным взглядом Гермионы. Побледнев еще больше, она позволила подруге вытащить себя за дверь.

Гермиона была не настолько зла, чтобы не заметить раскаяние Лили, но достаточно, чтобы не придавать ему особого значения. Она посмотрела на свое отражение в зеркале и покачала головой. Жизнь определенно принимала очень странный оборот, если теперь она обменивалась с Беллатрикс Лестрейндж советами по укладке волос, а мать Гарри вызывала у нее какое-то детское желание прогнать чужачку со своей территории.

Она обескураженно выдохнула и отправилась обратно, искать Северуса среди танцующих пар. С самого начала он один был для нее надежным якорем — и в этот безумный вечер она в нем особенно нуждалась. Пожалуй, сегодня ей вообще не следовало отходить от него далеко.