Ненаписанное будущее

Гермиона вошла в Большой зал и осмотрелась. Все вокруг танцевали, болтали и смеялись, за столами было почти пусто. Она поискала глазами Северуса — его нигде не оказалось, — и задумалась, куда ей лучше направиться. Садиться обратно за слизеринский стол не хотелось.

— Ты глянь, Лунатик, — раздался за ее спиной ехидный голос. — Кажется, Нюнчик потерял свою подружку. А может, и не подружку вовсе? Вы двое заявились сюда, словно владетельный лорд с супругой, но это же ничего не значит. Откровенно говоря, правдоподобностью тут и не пахнет. Чтобы Снейп, этот мерзкий тип, подцепил такую сладкую цыпочку, как ты? Да ни в жизнь! А вот если предположить, что он тебе заплатил... Что, угадал я?

Обернувшись, Гермиона посмотрела на Сириуса Блэка сузившимися глазами. Похоже, никто не удосужился объяснить орденцам ее роль во всей этой истории. Сами того не подозревая, и Лили, и Сириус изо всех сил поддерживали ее легенду.

Разозленная Гермиона уже открыла рот для ответа, когда Ремус схватил Сириуса за руку.

— Прекрати! — прошипел он, рывком поворачивая его к себе лицом. — Ты слишком много выпил. Найди Марлин и отведи ее домой.

Тот вывернулся из хватки Ремуса, но замер, услышав новый голос.

— Тебе следует прислушаться к дружескому совету, Блэк, — холодно прозвучало за спиной у Гермионы. — Будет очень досадно, если с тобой тут случится что-нибудь ужасное. Кто же тогда придет на выручку бедным беззащитным обывателям? — она повернулась и увидела Рабастана Лестрейнджа, который сверлил взглядом двух Мародеров.

Сириус выпучил глаза и уже не сопротивлялся, когда Ремус потянул его в сторону.

— Я смотрю, ты и впрямь любишь игры с плохими мальчиками, — заявил он Гермионе. Ткнул в нее пальцем и добавил: — Я тебя предупреждал. А теперь ты вляпалась по самые уши, и даже не замечаешь этого. Просто запомни, маленькая дурочка: я тебя предупреждал! — Ремус послал ей виноватую гримасу и утащил Сириуса прочь, оставив ее наедине с небольшой толпой заинтересовавшихся зрителей.

Рабастан взял ее за локоть.

— Ты в порядке? Вот, возьми, — он ухватил бокал шампанского с парящего в воздухе подноса. — Выпей, полегчает.

От его прикосновения Гермиона передернулась. Его пальцы были холодными, и то, как они скользили по ее рукаву, граничило с непристойностью.

— Спасибо, — выдавила она.

— Не обращай на него внимания, он просто пьянь. Пойдем. Белла попросила выручить тебя, и я посчитаю свою миссию законченной, только когда отведу тебя к ней. Однако я настаиваю на награде. Потанцуешь со мной? — он жадно смерил ее взглядом; его глаза блестели.

Она вежливо улыбнулась ему и сказала:

— Если Северус не возражает. Как же я могу танцевать без его разрешения?

Вместо того чтобы охладить его пыл, эти слова зажгли в его глазах диковатый огонек.

— Тогда я обязательно у него спрошу.

«Хотелось бы мне присутствовать при этом разговоре», — подумала она, следуя за ним по залу.

— А вот и наша крошка! — воскликнула Беллатрикс, когда они подошли ближе. — Спасибо, Раби. Я бы до крайности обозлилась, если бы мой кузен причинил ей вред.

Одно ее движение — и Рабастан остался стоять в одиночестве, а Гермиона оказалась между Беллатрикс и ее сестрой.

И при этом испытала облегчение. Ее мир пошатнулся еще немного.

— Полагаю, он считал, что спасает ее, — с издевкой сообщил Рабастан. — Трудно сказать наверняка, он был уже изрядно навеселе. А теперь, леди, позвольте вас ненадолго оставить. Кажется, я потерял свою спутницу; надеюсь, она отправилась домой, — он с усмешкой поклонился им и отошел.

— Какой глупец, — сказала Нарцисса, глядя на удаляющегося Рабастана. — Если он восстановит против себя Паркинсонов, туго ему придется, — обернувшись к Гермионе, она добавила: — Что до Сириуса, он настоящий позор своего рода. Избегай его, моя дорогая. Не нужно тебе с ним знаться.

— Это будет несложно, — ответила Гермиона. — Он производит на меня крайне отталкивающее впечатление.

Смешок Беллатрикс царапнул по нервам.

— «Отталкивающее впечатление». Хорошо сказано. О, смотри! Северус. Ну надо же! Кажется, его тоже придется спасать.

Гермиона проследила, куда она показывает, и увидела, что Северус разговаривает с Лили. Сердце сбилось с ритма, но потом она разглядела его хмурое лицо и скованную позу и поняла, что он тоже недоволен. И не просто недоволен — он выглядел взбешенным.

Она шагнула к нему — и остановилась, когда Нарцисса положила руку ей на плечо.

— Позволь ему самому разобраться. Мужчины не любят, когда их женщины демонстрируют на людях некоторые свои собственнические замашки. Северус горд и ненавидит выглядеть слабым; вмешавшись, ты легко можешь оскорбить его.

Гермиона заколебалась, понимая, что совет был исключительно мудрым.

— Я положусь на твой опыт.

Нарцисса одарила ее одобрительной улыбкой.

— Правильно. В свое время я дорого за него заплатила, и теперь с удовольствием поделюсь с тобой.

— Тогда я тем более благодарна, — она повернулась обратно к Лили и нахмурилась. За ее спиной стоял Джеймс — и кипел от злости, глядя, как его жена кладет руку Северусу на локоть и наклоняется совсем уж близко, что-то ему втолковывая.

— Из кожи вон лезет, — заметила Беллатрикс.

— Как вульгарно, — сказала Нарцисса. — Только низкорожденная девка может разгуливать с таким откровенным декольте, когда очевидно, что она все еще кормит. Смотрится, словно корова, которая бахвалится своим раздутым выменем.

— Это не та грязнокровка, с которой он дружил в школе? — небрежно поинтересовалась Беллатрикс.

Реакция Гермионы на это слово не осталась незамеченной сестрами.

— Та, — выпалила она, позволив неприязненным ноткам окрасить ее голос. — Я встречалась с ней раньше.

Беллатрикс повернулась к ней.

— Разбираться с соперницей публично действительно не стоит. Но если ты считаешь, что она для тебя опасна, мы могли бы решить проблему более... деликатно.

Гермиона почувствовала, как шевелятся волосы на голове. Если Беллатрикс имела в виду то, что она подумала, то ее слова могли иметь серьезные последствия. Она пристально посмотрела на Северуса, делая вид, что раздумывает, и судорожно подбирая подходящие слова.

— Пожалуй, мне не следует ничего предпринимать, — сказала она наконец. — Если Северус настолько глуп, чтобы увлечься такой девицей, то он меня не заслуживает.

— Все верно, — тихо поддержала ее Нарцисса. — Я полностью согласна. Должна сказать, Северус нравился мне еще со школьных времен, но лишь недавно во мне ожила надежда на то, что он займет подобающее место в обществе. У него всегда был тонкий вкус, а она редкостно красива, этого у нее не отнять; однако же недостаток воспитания бросается в глаза. Северус успел вкусить плоды своего положения, и я глубоко сомневаюсь, что он окажется способен променять тебя на неотесанную дикарку.

Как по заказу, Северус резко взмахнул рукой, словно отсекая слова Лили, а затем повернулся к ней спиной и зашагал прочь. Лили осталась недоуменно глядеть по сторонам. Когда она заметила Гермиону, ее глаза расширились; в ответ Гермиона подняла бокал с шампанским в издевательском салюте и отпила глоток.

Очередной смешок Беллатрикс был самым тихим из всех:

— Да, крошка, все-таки есть и в тебе темная сторона.

Гермиона обернулась к ней, позволяя толике переполнявшего ее самодовольства отразиться на лице.

— Очень может быть.

— Ох, — сказала Нарцисса. — Похоже, нам все-таки придется вмешаться, — она указала своим бокалом на Северуса, который разговаривал с Рабастаном и Люциусом. У Гермионы все сжалось внутри, когда она увидела мрачного как туча Снейпа и поняла, о чем они беседуют.

Она пошла к нему; через мгновение к ней присоединились Беллатрикс и Нарцисса. Беллатрикс подхватила ее под локоть, демонстрируя свою поддержку — реальность потихонечку сходила с ума. Когда они срезали угол, проходя через танцевальную площадку, Нарцисса прошептала:

— Он выглядит так, словно вот-вот сотворит какую-то глупость. Мы отвлечем остальных, а ты уводи Северуса — лучше куда-нибудь подальше отсюда.

— Да, характерец у нашего Снейпа не сахар, — сказала Беллатрикс.

— Попытайся сделать вид, будто тебе дурно, — посоветовала Нарцисса. — Об остальном мы позаботимся.

Они уже были совсем рядом и услышали, как Рабастан говорит:

— Согласен, у тебя получаются отличные отварчики, однако я все же считаю, что никакое зелье не устоит против внешности и обаяния. Спорим?

— Я не... — Люциус кашлянул; Снейп резко повернулся и увидел их. Он стоял, прищурившись, яростно сжимая и разжимая кулаки. Встретился с ней взглядом и выпрямился. — Гермиона, — хрипло сказал он. — Надеюсь, ты хорошо повеселилась.

— Да, — с робкой улыбкой ответила она. — Нарцисса и Беллатрикс поделились со мной замечательными советами, — она подошла к нему и замерла — было страшновато брать его за руку без разрешения.

— Люциус, — сказала Нарцисса. — Ты обещал со мной потанцевать. Становится поздно, и мне скоро надо возвращаться домой, к Драко.

— Да, дорогая. Виноват. Джентльмены, прошу меня извинить, моя прекрасная леди желает танцевать.

Нарцисса легко коснулась руки Снейпа.

— Северус, мне кажется, Гермионе здесь немного душно. Ты не мог бы показать ей замок? Уверена, ей будет очень любопытно, а то вся эта толпа так утомляет.

Он повернулся к Гермионе с кислым выражением на лице.

— Ты правда этого хочешь?

— Я буду рада получше узнать место, где ты работаешь, — она застенчиво посмотрела на него.

— Ладно. Свожу тебя в библиотеку. Тебе же, черт возьми, нравятся книжки? Как раз и полюбуешься, — он схватил Гермиону за локоть, коротко кивнул на прощание Малфоям, смерил Рабастана испепеляющим взглядом и потащил ее прочь. Обернувшись через плечо, она умоляюще посмотрела на своих неожиданных союзниц. Беллатрикс лишь пожала плечами и махнула рукой, мол, иди-иди, а Нарцисса сочувственно поморщилась.

Северус вытащил ее в коридор и зашагал к лестнице. Как только они вышли из круга света, льющегося из коридора, он отпустил ее руку и понесся вперед. Она подобрала подол платья и поспешила за ним.

— Северус, что случилось?

— Ничего.

— Можешь не говорить мне, но, пожалуйста, не надо лгать. Я же вижу, что что-то произошло, и даже если бы и не видела, то уж наверное догадалась бы по тому, как ты выволок меня с танцев, словно непослушного ребенка. Я в чем-то виновата? Что-то сделала не так?

— Нет. Все в порядке.

— Если все в порядке, тогда почему мы практически бежим?

Он покосился на нее и неприятно усмехнулся.

— Ну ты же хотела увидеть замок. Он вообще-то чертовски огромный.

Лестница кончилась; Гермиона схватила его за руку и дернула, вынуждая остановиться. Осмотревшись вокруг и убедившись, что никто не может их подслушать, она прошипела:

— Ты прекрасно знаешь, что я здесь все уже видела! Я просто хотела тебя оттуда увести, потому что ты явно был немного не в себе. Скажи мне, в чем дело. Позволь мне помочь.

Он выхватил у нее руку.

— Помочь? Тебе не кажется, что ты мне уже достаточно помогла?

Он быстро зашагал по коридору второго этажа — мантия хлопала и потрескивала за его спиной. Гермиона сморгнула нечаянные слезы, прижала руку к животу, чтобы унять душевную боль, и пошла следом, уже не пытаясь за ним успеть.

Она не заметила, как появилась дверь, только услышала скрип ботинок, когда он остановился.

— Какого дьявола? Тут ее никогда раньше не было... — он шагнул вперед и схватился за дверную ручку, но дверь была заперта. К тому времени как Гермиона догнала его, он уже попробовал на ней пару отпирающих заклятий.

Она улыбнулась двери и провела рукой по резной поверхности.

— Это Выручай-комната, — сказала она, с легкостью поворачивая ручку.

— Что?

— Комната необходимости.

Северус склонил голову набок.

— Я считал, что это всего лишь легенда.

Она засмеялась.

— Нет. Она просто стесняется.

— Ты говоришь так, будто она живая.

— Так и есть. Она мой друг. И я думаю, и твой тоже. Позволь мне тебя ей представить, — она толкнула дверь и зашла внутрь. — Ох! — вырвалось у нее.

Комната превратилась в сад с живым лабиринтом из розовых кустов. Откуда-то с высоты струился холодный свет луны, озаряя свежераспустившиеся белые бутоны. Тут и там были расставлены скамейки. Ведущая внутрь тропинка, словно ковром, покрытая густой сочной травой, так и манила на нее ступить, и Гермиона скинула туфельки и зарылась в эту зелень затянутыми в чулки пальцами.

Она обернулась, услышав позади громкое фырканье и шум захлопнувшейся двери.

— Очевидно, никакой она мне не друг, — с отвращением сказал Северус. Он стоял, прислонившись к двери, с недовольно сложенными на груди руками.

— Комната позаботилась о том, чтобы мы могли поговорить наедине, — сказала Гермиона. — По-моему, так поступают друзья, — она протянула ему руку. — Северус, пошли, погуляем. Узнаем, что там, в центре лабиринта.

Он отодвинулся от двери и вытащил палочку. Не обращая внимания на ее руку, распылил ближайший куст — белые и зеленые ошметки брызнули во все стороны.

— Там другие кусты, — с издевкой произнес он.

Разозлившись, она встала перед ним и рявкнула:

— Да что с тобой такое, черт побери?

— Ничего. Просто я ненавижу этот сад. Флитвик обычно создает такие, когда в Хогвартсе проходят балы. В этом году он не стал себя обременять, но, кажется, школа все-таки желает получить свои треклятые розы — и вуаля! — он взмахнул рукой. — Сходи, прогуляйся, и покончим с этим.

Она покачала головой и уперла руки в бока.

— Тебя что-то беспокоит, это яснее ясного, и ты довольно прозрачно намекнул, что причина твоего дурного настроения имеет отношение ко мне. Скажи мне, в чем дело. Я хочу знать.

Бледная кожа Северуса не хуже лепестков роз отражала искусственный лунный свет, и она заметила, как его темные глаза остановились на ее лице, скользнули по фигуре.

— Я был глупцом, — он отвернулся и быстро зашагал по лабиринту.

— Почему? — спросила она, вприпрыжку следуя за ним.

— Потому что считал, будто кто-то может поверить, что ты моя девушка! — огрызнулся он, прицелился и разнес в клочки очередной куст. Прошел в открывшееся отверстие и разворотил еще один.

Она догнала его и схватила за руку, прежде чем он успел пробить в изгороди новую дыру. Позади лабиринт начал восстанавливаться, скрывая их в своих стенах.

— Я не понимаю! Что случилось? Я думала, из нас получилась очень красивая пара, и Нарцисса с Беллатрикс надавали мне кучу советов о том, как тебе угодить. У них уж точно никаких сомнений не возникло.

— Наверняка они с тобой просто забавлялись. Сама эта идея попросту смехотворна.

— Ничего подобного! Разве что я тебе не нравлюсь, — выкрикнула она зло — даже думать об этом было больно.

Он зарычал и, обернувшись к ней, с горечью воскликнул:

— Конечно, ты мне нравишься! Кто вообще способен остаться к тебе равнодушным? Половина мужчин там, внизу, втайне мечтает о тебе, а другая половина уже интересовалась у меня, когда можно будет к тебе подкатить!

Она недоуменно нахмурилась. Почему-то от его признания легче не стало.

— Ты же сам говорил, что если они попытаются увести меня у тебя, значит, у нас все получилось.

Он заорал ей в лицо, почти воткнувшись в него носом:

— Я не только о других Пожирателях говорю, понятно тебе?!

Повернувшись, он разнес на кусочки очередной куст, и она не стала ему мешать.

— Непонятно, — ответила она, шагая за ним в сердце лабиринта. — Я думала, все идет отлично!

Он оскалился и вновь поднял палочку, но потом подавленно опустил руку.

— И я тоже так считал. Жалкий глупец!

Она потянула его за рукав, разворачивая к себе лицом.

— Северус, в чем дело? Что случилось?

Его черты исказились, как от боли.

— Ты меня обнадежила! Заставила поверить, что такая девушка, как ты, может быть моей!

— Но ведь так оно и есть! Как ты не понимаешь? Я хочу быть твоей девушкой!

— Это ненадолго! — крикнул он. — Рано или поздно тебя все равно кто-нибудь уведет. Кто-нибудь красивей меня или более обаятельный. На свете до хрена гадских Поттеров, — он издал вздох, полный досады и безнадежности. — Я так гордился тем, что ты со мной. Тем, что люди видят, как ты на меня смотришь, пусть даже это и игра, — он махнул рукой в сторону двери. — Вот только никто на такое не купился! Одни говорят, что я подлил тебе зелье, другие, как Лили, думают, что ты пожирательская девка, которую я снял на вечер. Она считает, что я лишь выставляю себя на посмешище, потому что совершенно не умею обращаться с женщинами! — он понизил голос. — Меня даже спрашивали, сколько я тебе заплатил! Я еле сдерживался, чтобы не долбануть их каким-нибудь проклятьем!

Она покачала головой.

— Для меня это вовсе не игра. И кому какое дело до их домыслов?

— Мне! — он с чувством стукнул себя в грудь. — Мне есть до этого дело, как ты не понимаешь? Я хотел, чтобы они мне завидовали! Но ничего не вышло, потому что они не верят, что мы и правда вместе! И лишь еще больше меня жалеют!

Она удивленно и обиженно посмотрела на него.

— Но... но разве не важно, что в это верю я?

Он покачал головой и прерывисто вздохнул. Поднял руку и потянул ее за локон.

— Как ты можешь в это верить? — срывающимся голосом произнес он. — Гермиона, однажды — вероятно, это будет очень скоро — ты поймешь, что я вовсе не тот трагический павший герой, воплощенное совершенство, которого тебе так и не довелось узнать. Я всего лишь перепуганная марионетка, которая изо всех сил пытается сделать то, что от нее требуют, не запутавшись в своих ниточках. Я не сумею удержать такую девушку, как ты — как не сумел удержать Лили. Потому что я ничтожество и урод.

В его горьких словах ей послышались отзвуки тех долгих безрадостных лет, когда он тщетно мечтал стать для кого-то особенным.

— О, Северус... Что они с тобой сделали? — она потянулась к нему, дотронулась ладонью до его щеки. Казалось, ее прикосновение ранит его, но он только сильнее прижался к ее руке, прикрыв глаза, словно от боли. — Ты потерял Лили не оттого, что уродлив. Она ушла, потому что изменилась. Люди меняются, особенно в этом возрасте. Ты тоже сейчас меняешься — уже изменился, даже за то время, что я с тобой знакома.

Его лицо превратилось в горестную маску; извернувшись, он отстранился от нее, опустился на траву, в отчаянии обхватил себя руками и сгорбился.

— Я знаю, что меняюсь, — сказал Северус. — Я это чувствую, — он тяжело вздохнул и дернул себя за волосы. — Мне это не нравится. Я уже сам не понимаю, кто я теперь.

Она села на траву перед ним и положила руку ему на колено.

— Понимаю. Я тоже это пережила; потому я и ушла от них всех тогда. Я потеряла так много из того, что делало меня мной, что даже собственная кожа казалась мне какой-то чужой.

— Да! Вот именно это я и чувствую, — сказал он.

— Хуже всего было с Роном. Сколько я его помню, он всегда мне нравился, а потом как-то вдруг оказалось, что... всё. Уже нет. Я по-прежнему его любила, но нравиться он мне перестал. И было ясно, что наши чувства взаимны.

— Со мной произошло то же самое, — прошептал он. — Всю свою жизнь я любил Лили, но теперь... она мне даже не нравится. Она легкомысленная и ограниченная, и ее не волнует, что своим поведением она позорит мужа на людях...

Гермиона сжала его колено.

— В тебе словно остается дыра, — продолжила она. — И куда теперь приложить те душевные силы, которые прежде уходили твоему любимому человеку?

— Я знаю куда, — печально сказал он. — Ты начинаешь день и ночь думать о глупой девчонке, которая сваливается на тебя с неба и переворачивает вверх дном всю твою жизнь.

Она коротко засмеялась и кивнула:

— Или о парне, который краснеет, помогая собирать с дороги твои трусики...

Он фыркнул, и его губы тронула чуть заметная улыбка.

— Они были чертовски крошечные. Одни веревочки... Я даже не понял, где у них перед.

— Похоже, стринги пока не в моде, — засмеялась она.

Он покачал головой и вздохнул.

— Может, и в моде, не знаю. Я видел только белье, которое носила мать — нашел, когда разбирал ее вещи.

Она вздрогнула, увидев, каким черным отчаянием омрачилось его лицо. Очевидно, рана от потери матери была еще свежа.

— Северус... когда умерла твоя мама?

Он пожал плечами.

— В мае. За две недели до того, как я встретил тебя.

— Мне так жаль, — она взяла его за руку. — Жаль, что я не свалилась с неба раньше, чтобы разделить с тобой это горе.

Его лицо мучительно исказилось; он наклонился, отгораживаясь от нее волосами, точно шторкой.

— Правда? — хриплым шепотом спросил он. — Ты бы сделала это — ради меня?

— Да. Сделала бы. Я и сейчас могу. Давай ты отведешь меня на ее могилу и расскажешь мне о ней? Хочешь?

Его пальцы судорожно стиснули ее ладонь.

— Хочу, — сказал он.

— И я тоже.

Прижавшись щекой к его руке, она сказала:

— Северус, то, что мы испытываем друг к другу... это только между нами. И здесь нет места ни для каких-то посторонних людей, ни для их мнений. Если ты хочешь, чтобы я была с тобой, тебе нужно найти в себе чуточку больше смелости, чтобы бороться со своими сомнениями. Люди, которые считают, что у тебя не может быть такой девушки, как я — это те же самые люди, которые заставили тебя поверить в твою ничтожность. Они лгут. Не думай о том, что они видят, глядя на тебя. Или ты полагаешь, что летящий орел размышляет о том, как великолепно он смотрится? Ничего подобного. Он просто ищет добычу. А мы — восхищаемся. Будь собой. Мне нравится человек, которого я вижу, когда остаюсь с тобой наедине, и мне хочется проводить с этим человеком намного больше времени. Я действительно хочу быть твоей девушкой.

Он наклонился вперед, глядя ей в глаза из-за завесы волос.

— Гермиона, мне страшно... — его голос сорвался, и он досадливо поморщился. — Я не хочу выставлять себя идиотом, не хочу вновь страдать, и я в ужасе от того, насколько меня тянет к тебе. Я уже переживал такое раньше, и ничего, кроме боли и унижения, мне это не принесло.

Она вздохнула и подалась ближе.

— Тогда ты был один. Теперь нас двое. И нас обоих тянет друг к другу, — она подняла руку и убрала в сторону его волосы. — Я бы хотела кое-что попробовать. Позволишь?

Он моргнул и молча кивнул ей, лишь слегка расширив глаза, когда она пододвинулась вплотную. Ее лица коснулось его дыхание — их губы встретились, и они оба вздохнули. Она сильнее прижалась к его губам; они были теплые и мягкие, и ее ресницы затрепетали и сомкнулись, когда он нежно поцеловал ее в ответ, чуть наклонив голову в сторону — а потом еще раз и еще. Она отодвинулась, и он потянулся за ней, прежде чем сумел опомниться и остановиться. Они смотрели друг на друга молча и не отрываясь, охваченные изумлением; его взгляд скользил по ее чертам, словно запечатлевая их в памяти.

— Знаешь, почему это было так здорово?

Вместо ответа он едва заметно дернул головой.

— Потому что в тот момент ничто не могло бы встать между нами, — сказала она. — Ты мне по-настоящему дорог, Северус. Очень дорог. Я думаю, из нас может получиться потрясающая пара — главное, никому не позволять вмешиваться в наши отношения. Понимаешь?

Он прикусил нижнюю губу и кивнул.

— Поцелуй меня еще раз, — сказал он хрипловатым голосом, от которого у нее поджались пальчики на ногах.

Она улыбнулась — и накрыла его губы своими. Он обхватил ладонями ее лицо, пальцами зарылся в волосы и ответил на поцелуй — так осторожно и бережно, словно боялся ее сломать, а когда она опустила руки ему на плечи, то почувствовала, как отзывается дрожью его тело. Она поцеловала его крепче; он застонал и притянул ее к себе.

На мгновение отстранился, выдохнул:

— Почему? — и вновь принялся ее целовать.

Она поняла, что он хотел спросить, и между поцелуями ответила:

— Потому что с тобой я словно облачаюсь в кожу по размеру... Чем дольше я тебя знаю... тем больше ты меня завораживаешь... Ты умный... и с чувством юмора... и невероятно храбрый, когда это нужно... и такой романтичный... — она чувствовала, как после каждой фразы его улыбка становится все шире. — От твоего голоса у меня мурашки бегут по телу... и глаза у тебя потрясающие... а рот такой, что не оторваться...

Он фыркнул от смеха и отодвинулся.

— Пожалуйста, не отрывайся, — на его лице сияла улыбка. Он скрестил ноги и перетащил ее к себе на колени; она захихикала. Устроившись поудобнее, он наклонился вперед и прошептал: — Продолжай, — а потом совершенно лишил ее дара речи.

Немного придя в себя, она вновь заговорила:

— Когда у меня получается тебя рассмешить, я чувствую себя так, будто выиграла приз... Я все время о тебе думаю... — она отстранилась и посмотрела на него. — И хочу, чтобы и ты постоянно думал обо мне. Так хочу, что сегодня семь часов потратила в надежде на то, что ты посчитаешь меня красивой.

Он нахмурился и покачал головой.

— Гермиона, ты могла и семи минут на это не тратить — я и так считаю тебя красивой. Просто... — он досадливо сморщился. — Когда мы с тобой одни, у меня такое чувство, будто я всегда тебя знал, но как только рядом появляется кто-то еще...

Она улыбнулась ему и взяла его лицо в ладони.

— Тогда давай забудем про всех остальных.

Его глаза сверкнули.

— Хорошо.

С тихим вздохом он заключил Гермиону в объятья, нагнулся и поцеловал ее так, словно хотел дотянуться до самого сердца. Ее язык протиснулся у него между губами, скользнул глубже... Северуса будто током ударили. Он стиснул ее в объятиях, прижимая к груди; они дышали в едином ритме, пьянея с каждым глотком наполненного страстью воздуха. Гермиона словно со стороны слышала тихие вскрики и стоны; она казалась себе невесомой, неподвластной притяжению, и только его руки не давали ей воспарить над землей. На сгибе одной руки покоилась ее голова; вторая скользила по спине — вверх, разминая мышцы вдоль позвоночника, и вниз, поглаживая бока.

Ее пальцы впились в его плечи, чувствуя мышцы и кости под нарядной одеждой. Она толкнула его на спину и извернулась, стараясь аккуратно усесться на него сверху и при этом не разодрать платье и не прервать поцелуй. Устроившись поудобнее, прижалась к нему грудью и поймала губами его стон. Она смутно осознавала, что их обоих бьет дрожь, и его рука медленно ползет вниз, еще ниже, и еще — и наконец он подхватил ее под ягодицы и притянул к своему паху, и в груди стало мучительно-сладко. Он двинул бедрами, и они оба замерли, упиваясь ощущением упругой твердости между ее ног.

Она потерлась об него, он выдохнул:

— Ох, Гермиона, — и крепко прижал к себе, неистово целуя. Потом вдруг оторвался от ее губ — она протестующе затрепыхалась. — Нам нужно остановиться, пока я совсем не потерял голову.

Она провела кончиком языка по его нижней губе и прошептала:

— Не хочу останавливаться. Хочу, чтобы ты потерял голову.

Он сдавленно застонал и вновь с силой прижал Гермиону к себе, целуя ее и подаваясь бедрами ей навстречу. Коснувшись ее щеки, он тихо признался:

— Гермиона, я... я никогда...

Она поцелуем заставила его замолчать.

— Мне все равно.

По всему его телу прошла дрожь, и из горла вырвалось хриплое:

— Как же я тебя хочу...

Она поймала ртом его нижнюю губу и чуть-чуть втянула внутрь — он вновь застонал от удовольствия.

— Ты уже меня получил, — ответила она. — Я твоя. Только твоя...

— О Боже, — он яростно поцеловал ее, словно ставя свою печать, а потом обхватил ее руками и перекатил на спину. Она не могла оторвать от него взгляда — он смотрел на нее, как на лакомство. Его глаза сверкнули. — Только моя, — с хищной улыбкой он снова ее поцеловал — так, что у нее захватило дух. Она обняла его за шею, притянула ближе и вздохнула, почувствовав себя маленькой и хрупкой в кольце этих сильных рук. Именно об этом она мечтала долгими одинокими ночами, когда его не было рядом.

— Надо бы отвести тебя в мои комнаты, — от этого тихого бархатистого голоса все волоски у нее на руках встали дыбом. — Где в камине, потрескивая, горит огонь, и где нас ждет вино и постель, — он поцеловал ее в подбородок. — В моих мечтах о тебе всегда были треск огня, и вино, и ты — у меня в постели, — он провел рукой вдоль ее тела. — Но мне совершенно не хочется добираться туда через весь замок; кроме того, это место для меня в каком-то смысле символично.

— Почему? — спросила она, хотя и догадывалась о причине.

Он поцеловал Гермиону, дразняще прикусывая ее губы и проводя носом по ее щеке.

— Это долго рассказывать, — иронично прошептал он. — А я больше не хочу говорить. У меня и так уже путаются мысли, и я боюсь, что сейчас ляпну что-нибудь неимоверно глупое.

Она тихо засмеялась.

— Я тоже. Кажется, у нас такая традиция — говорить неуместные глупости по очереди, — она обвила руками его шею. — Тогда лучше поцелуй меня.

Он улыбнулся своей чудесной улыбкой, потянулся к ее губам, и они вновь позабыли обо всем, растворившись друг в друге. Он обхватил ладонью ее грудь, она приглушенно вскрикнула — а потом его язык ворвался к ней в рот, и у нее совсем перехватило дыхание. Она провела пальцами по его груди, по поджарому животу, чувствуя радостное волнение первооткрывательницы. Спустилась еще ниже и положила руку поверх брюк, накрыв его пах — у него вырвался протяжный, низкий стон, от которого у нее по телу пробежала дрожь.

— О да-а-а... — хрипло выдохнул он, толкаясь в ее руку.

Его яростный поцелуй отозвался в ней сумасшедшим желанием; она принялась поглаживать его, и его тихие, наполненные страстью стоны заставляли ее трепетать от восторга.

Не переставая ее целовать, Северус перенес свой вес на локоть, а другую руку подсунул ей под спину и принялся возиться с пуговицами на платье. Ничего не добившись, переключился на ее декольте — скользнул пальцем вдоль ткани и аккуратно попытался стянуть ее вниз. Ткань не стягивалась. Зацеловав Гермиону до исступления, он взялся за рукав платья, едва держащийся на ее плече — тот тоже не поддался. Он дергал и тянул, пока наконец не прервал поцелуй, хмуро глядя на ее одежду.

— Что за чертовщина творится с твоим платьем?

Она привстала и сама начала его теребить, но потом со стоном упала обратно в траву.

— Это все чары. Платье держится на мне только за счет чар, а ты их на мне закрепил.

Он хохотнул, и у нее в животе словно бабочки затрепетали.

— И все? А я-то боялся, что это какое-то испытание, и я его провалил.

Он потянулся за палочкой, но она его остановила:

— Тут такое дело... Если мы сейчас отменим эти чары, то обратно уже не наложим — у нас просто не будет на это семи часов.

Он поцеловал ее в уголок рта и помял грудь, безуспешно пытаясь вытащить ее из платья.

— Мне плевать.

— Я очень рада это слышать, но как же бал? Мне ведь нужно произвести там хорошее впечатление, а не вогнать в ступор всех гостей.

Он отодвинул в сторону украшенные стеклярусом кружева и принялся целовать ложбинку между ее грудей.

— На них мне тоже плевать. Считай, что бал для нас закончился. Тем более, ты же помнишь, что нам нет никакого дела до окружающих? Снимай свою проклятую штуковину, пора пить чай...

Его решительность заставила ее хихикнуть.

— Ладно, — сказала она, подвигав бровями. — Отменяй свои чары, а я уберу свои.

С хищной улыбкой он отодвинулся назад, присел на корточки и снова достал из рукава палочку. Волна его магии отозвалась в ней дрожью; она села, расстегнула маленькие пуговки на воротнике и бросила его рядом с собой на траву. Он прикрыл глаза, наблюдая за ней. Она вытащила свою палочку и аккуратно сняла часть заклятий, стараясь не тронуть остальные.

Он понял, что она делает, и хрипло сказал:

— Нет, убери их все, — дрогнувшей рукой он показал ей на грудь. — Я хочу видеть тебя.

Она наморщила нос:

— Но это испортит...

— Все, — оборвал ее он.

Это был приказ, не просьба, и его тон показался ей до неприличия сексуальным. Вздохнув, она прошептала:

— Фините Инкантатем.

Мятно-зеленое с черным кружевом платье, над которым она столько трудилась, сменило цвет на скучный оттенок пыльной розы, декольте превратилось в нелепо обрезанный ворот. Из прически вывалились два гребня — без мелких чар, удерживающих тяжелые пряди на месте, они оказались бесполезны. Поморщившись, она вытащила их, и по ее плечам и лицу рассыпались волосы. У Северуса отвисла челюсть, и он рассеянно погладил себя через брюки. Она потрясла головой, чтобы волосы закрыли шрамы, потянулась назад и начала неуклюже расстегивать пуговицы, понимая, что это зрелище совсем не похоже на тот элегантный стриптиз, который она надеялась ему показать. Он наклонился вперед и убрал ее волосы в сторону — она отшатнулась, отворачивая лицо. Это было уже слишком. А ей так хотелось подольше не видеть ни в чьих глазах жалости...

— Ну что ты, — нежно произнес он, притягивая ее к себе и обнимая. — Не надо, не прячься от меня.

— Они такие уродливые, — тихо сказала она.

— Я тоже, — он пожал плечами.

— Ты не!..

— Вот именно, — ответил он. — Если ты способна глядеть мне в лицо и не замечать очевидного, то почему я не могу видеть твои шрамы такими, как мне хочется? — он поцеловал ее и отодвинулся. — Смотри, — он скинул мантию и принялся яростно расстегивать рубашку у горла. Скоро воротник был расстегнут, как и верхние пуговицы до кромки жилета, и тогда он раздвинул белоснежную ткань и повернул голову набок. У него оказалась удивительно изящная шея — длинная, с выраженным бугорком адамова яблока, — и от ключицы до уха ее испещряли ярко-красные шрамы, которые было невозможно ни с чем перепутать. Шрамы от Круцио; у нее были такие же, только они уже успели поблекнуть со временем.

Боже, его шея! Неудивительно, что он прокусил язык. Она рванулась вперед и прижалась к его шрамам губами, жалея, что не способна стереть их силой своего желания.

— Прости меня, прости! — воскликнула она. — Это все я виновата. Ничего бы не случилось, если бы я не вмешалась тогда!

Он обнял ее и крепко прижал к себе.

— Ты действительно в это веришь? Веришь, что если бы ты не попала в прошлое, я бы сумел продержаться двадцать лет, ни разу не угодив ему под горячую руку? Гермиона, он делает это со всеми. Даже с Родольфусом. Единственная причина, почему раньше мне везло — я был слишком мелкой сошкой, чтобы обращать на меня внимание. Если ты говоришь, что в твое время я вошел в его внутренний круг, то без шрамов тут никак не обошлось, — он отстранил ее от себя и провел свободной рукой по ее шее — и вниз, по отметинам на ее груди. — К тому же, теперь у нас есть что-то общее, — он смущенно посмотрел на нее. — Хотя у тебя их намного больше. Мне неприятно думать о том, какую боль тебе пришлось вынести.

— А мне — о твоей боли, — улыбнувшись, она потянулась к пуговицам на его жилете. — Значит, давай не будем. Подумаем лучше об удовольствии.

Северус фыркнул, наклонился и принялся ее целовать, одновременно разбираясь с пуговицами у нее на спине. Он прикусывал, посасывал, ласкал ее рот — и уже не казался неопытным и неумелым. Она еще возилась с мелкими пуговичками у него на рубашке, когда он торжествующе зарычал и отодвинулся. Прикрыв ресницами глаза, медленно cтянул ткань вниз и наконец обнажил ее бюст.

Он беззвучно ахнул, и время для них обоих замерло — только его рука двигалась вперед, к ее груди... а потом накрыла ее.

— Ты такая мягкая, — прошептал он, нежно сжимая пальцы. Искоса посмотрел на Гермиону, словно спрашивал разрешения, и, не дожидаясь его, наклонил ее назад, приобнял и поцеловал в грудь — жадно вобрал ее в рот и тут же повернулся ко второй. Когда его губы сомкнулись на соске, она всхлипнула — он поднял голову и взглянул ей в лицо. — Тебе больно?

Она едва не засмеялась, но воздуха хватило лишь на то, чтобы выдохнуть:

— Боже, нет. Еще.

Облизнув губы, он поднял с земли свою мантию, с хлопком расправил и постелил на траве позади Гермионы. Потом через голову стянул с нее платье и отбросил его в сторону. И широко распахнул глаза, когда увидел ее — стоящую на коленях, одетую только в чулки и стринги.

— О Боже, Гермиона. Какая же ты красивая! — он провел рукой вдоль ее тела, погладил бедро, ягодицы, и притянул к своей груди, чтобы оценить вид сзади. — Господи Иисусе, в жизни не видел ничего сексуальнее, — он вновь посмотрел ей в глаза и поинтересовался: — Неужели тебе в этом удобно?

Она хихикнула — он покраснел, и она засмеялась громче.

— Не очень. Но твоя реакция стоила небольших неудобств.

Он усмехнулся и жестом предложил ей лечь на расстеленную мантию. В ответ она показала на его одежду — он встал и торопливо избавился от жилета и рубашки. Он был тощим, как гончий пес, но вполне симпатичным: у нее даже слюнки потекли при виде бледной кожи и мышц без грамма жира, а уходящая под брюки дорожка шелковистых черных волос едва не свела ее с ума. Он нервно на нее посмотрел — она широко улыбнулась и протянула к нему руки. Вздохнув, он опустился вниз и лег на нее сверху. Ощущение от прикосновения к телу обнаженной кожи оказалось настолько острым, что они оба ахнули и забыли обо всем на свете — остались только касания губ, и языков, и рук, и восторг узнавания. Его рука скользнула ей в трусики — она вонзила ногти ему в спину и застонала. Схватилась за застежку на его брюках, несколько раз надавила, потянула — пуговицы расстегнулись, ее пальцы пробрались внутрь и сомкнулись на его члене. Его голова дернулась вверх; он резко выдохнул, а потом шумно втянул в себя воздух и ошалело посмотрел на нее счастливыми, слегка расфокусированными глазами.

Она погладила шелковистую кожу, вырвав у него стон, от которого по всему ее телу пробежали искорки чистейшего наслаждения, и принялась ритмично двигать рукой. Он стиснул зубы, а через несколько мгновений срывающимся голосом забормотал:

— О... н-га-а-а... о Боже... пожалуйста... нет... да... перестань...

Она остановилась и приподняла голову, потянувшись к его губам; он проник языком в ее рот и снова мягко толкнулся ей в руку.

— Так ты хочешь, чтобы я остановилась, или нет? — озадаченно спросила она.

— Боже, нет, — простонал он. — Но так я долго не продержусь.

Она вновь погладила его член, и он подался бедрами ей навстречу.

— У нас еще будет возможность сделать все не торопясь, — сказала она. — Но сейчас я хочу тебя.

Он застонал, протяжно и сексуально, и поцеловал ее, запаленно и жарко дыша ей в щеку.

— Боже мой, Гермиона... Я так хочу тебя, что мне кажется, я сейчас умру.

Его новый поцелуй оказался жестким и почти неистовым; вместе они тянули, пихали и едва ли не дрались друг с другом — настолько велико было их желание как можно скорее стащить брюки с него и трусики с нее. Она обвила его талию ногами, и его слова стали совершенно бессвязными — он лишь чувствовал под собой ее плоть и толкался навстречу.

Она взяла в руку его член и направила внутрь, шепча:

— А теперь ме-едленно...

Он прикусил губу, закивал и начал медленно входить, то хватая ртом воздух и ругаясь, то останавливаясь, чтобы не потерять над собой контроль. Северус сосредоточенно хмурился, но как он ни старался, на его лице то и дело проступало выражение полнейшей расслабленности, и он глухо стонал и всхлипывал от наслаждения. Когда он заполнил ее, она охнула, вскидывая бедра и изгибаясь, позабыв о том, что не собиралась спешить.

Наконец он вошел в нее весь, целиком, и мысли о необходимости следить за языком окончательно испарились.

— Ой, бля! Боже, ты такая... ар-р-р! Черт! — она извивалась в экстазе, в то время как он пытался удержать ее на месте. — Не двигайся! Замри! Не — прах тебя побери, женщина! Не дви-гай-ся!

— Но мне хочется!

— Я же сейчас кончу!

— Так в этом весь смысл!

— Да, но вообще-то я надеялся хоть сколько-нибудь продержаться, — прорычал он, поднимаясь на локтях и недовольно глядя на нее. — Или собственное удовольствие тебя уже не интересует?

Она хохотнула, неприятно напомнив себе Беллатрикс.

— Северус, если ты считаешь, что я не получаю от этого удовольствия, то ты глубоко заблуждаешься.

Его глаза заблестели.

— Тебе нравится чувствовать меня внутри? — прошептал он.

Она провела руками вниз по его спине, притянула его ближе.

— Очень нравится, — выдохнула она. — А если ты начнешь двигаться, понравится еще сильнее.

Она толкнула его бедра вверх, потянула на себя, и его ресницы затрепетали и сомкнулись. Он прикусил губу — и уже сам приподнялся и с хриплым стоном скользнул обратно. Она чуть поторопила его, и он задвигался энергичнее.

— О... о... Боже... о... — его рот приоткрылся, губы расслабились.

Она завороженно глядела на его лицо. Больше не пытаясь сдерживаться, он сжал зубы и запрокинул голову так, что на шее от напряжения выступили жилы. Она и сама не заметила, как закрыла глаза, упиваясь ощущением его внутри себя, и очнулась только, когда он вновь начал сквернословить. Его черты застыли маской наслаждения, а изо рта неслись отрывистые выкрики:

— Да! Да! Блядь, да! — вдруг ритм его толчков изменился, и он дернулся, издав протяжный, низкий стон. — Черт, Гермиона... Я не могу... — его глаза распахнулись, он выдавил: — Я... — все остальное слилось в невнятный гортанный звук, и она почувствовала, как его член пульсирует глубоко внутри.

Он упал на нее сверху, вжимая ее в мягкую траву. Она ощущала, как колотится его сердце; он зарылся лицом в ее волосы, и его прерывистое дыхание щекотало ей ухо.

Северус так долго лежал не шевелясь, что она уже решила пихнуть его и проверить, не заснул ли он там, когда до ее слуха донесся едва различимый шепот:

— Я люблю тебя.