9
Осень окончательно вступает в свои права. Гермиона мерзнет почти постоянно и не видит смысла в согревающих заклинаниях, потому что мелкая дрожь не проходит и после них. Плыть по течению — иногда является наилучшим вариантом, особенно после всех битв со злом, сражениями с недугами пациентов и во время бури внутри самой себя. И Гермиона плывет, среди мелькающих событий, поступков и лиц. С одной стороны, Гермиона понимает, что если человек хочет встречи — он ее найдет; если хочет прислать сову — он ее присылает; если хочет найтись — он находится. Но Джордж не хочет, ведь Гермиона никуда не пропадает — она все так же коротает дни и иногда ночи в Мунго, а в редкие выходные — теплее кутается в одеяло, пытаясь согреться, в четырех стенах своей квартиры. Но с другой — она же сама может прийти и сама сделать первый шаг навстречу или вдогонку, но она не делает. Когда спасаешь кого-то, будь уверен — тебя не спасут. Но Малфой оказывается непозволительно, неприлично близко — вываливается прямо из ее камина во втором часу особенно промёрзшей ночи. Гермиона пугается, услышав ничем не обоснованный шум, а выработанные рефлексы срабатывают автоматически, и Малфой молниеносно оказывается под прицелом волшебной палочки растрепанной и опасно прищурившей глаза Гермионы. — Какого черта… — произносит она, узнав незваного гостя. Если бы во время учебы в Хогвартсе в ее комнате из камина вылез бы Малфой-младший с таким решительным видом, как сейчас, Гермиона его сразу бы заавадила, потому что ничего хорошего от столь позднего и неожиданного визита ждать не приходилось. Но сейчас она опускает палочку и, не успев среагировать на резкий выпад Малфоя, оказывается в окружении его бледных, худых рук. Спустя мгновение, и губы Гермионы тоже взяты в плен идеально очерченными и теплыми губами Малфоя, которые, явно не собираясь отступать, позволяют себе такое развратное поведение, что сердце Гермионы пропускает удары, а ноги становятся ватными. — Я больше не могу… так, — шепчет Малфой, перемещаясь губами по ее шее. Запах духов Малфоя приятно щекочет нос, а руки так приятно путаются в его волосах, что Гермиона теснее прижимается к нему. Получив невербальное одобрение своим действиям, Малфой становится еще наглее — дает волю рукам, которые начинают ласкать ее грудь, и Гермиона не успевает сдержать стон и не замечает, как остается без своего видавшего виды домашнего халата и ночнушки под ним. Малфой медленно опускает ее на пол, прямо перед камином, и покрывает все тело поцелуями. Гермионе снова тепло, влажно и совсем не стыдно. Она тянет руки к ремню его брюк и, даже не потрудившись снять сначала рубашку, избавляет Малфоя от них. Он двигается слишком медленно, будто дразня, но слишком сладко, чтобы изменить темп. Гермионе кажется, что она таит с каждым его прикосновением, и хочется вобрать в себя, запечатать на себе все его плавные движения и томные поцелуи. Гермиона стонет все громче, и, когда Мафой двигается быстрее, удовольствие, взорвавшись, наполняет каждую клеточку. Гермиона думает, что она впервые занимается любовью. * * * Гермиона просыпается от солнечного луча, который упорно светит ей в лицо. Она сворачивается калачиком, по привычке скрываясь от холода, но с удивлением обнаруживает, что его больше нет, а вместо своей кровати она лежит на полу, у камина, совершенно обнаженная, но не замершая. Воспоминания медленно возвращаются и, как стая назойливых ос, жалят в сердце. Сон сразу же улетучивается, и Гермиона резко садится. Щеки заливаются румянцем, Гермиона боится повернуть голову, чтобы посмотреть, есть ли кто рядом. Солнце, не пойми откуда взявшееся в конце октября, слепит глаза, заставляя часто-часто моргать. — Ты красивая, — слышит она знакомый голос и уже не может игнорировать его обладателя, который, вальяжно развалившись, складывает тонкие губы в улыбку и внимательно смотрит за ее реакцией своими серо-ртутными глазами. Гермиона уже представляет, как он сейчас возьмет и уйдет, так ничего и не объяснив, но он, видимо, никуда не собирается, гладит рукой ее по спине, переходя на живот и возвращаясь обратно. Но Гермиона напряжена, и он это замечает, убирает руку и лениво тянет: — Ах, объяснения… — Гермиона искренне надеется, что он не обладает навыками окклюменции, случайно озвучив ее собственные мысли. — Зачем это все? — спрашивает она. Малфой сначала театрально закатывает глаза, в любой ситуации оставаясь Малфоем, а потом, набрав в грудь воздуха, будто собираясь что-то сказать, передумывает и выдыхает. Гермиона не сводит с него пытливого взгляда и, если б могла, точно уперла бы руки в боки, как раньше всегда делала, гневно взирая на Гарри и Рона, и это срабатывало: они всегда все рассказывали. Но Малфою, видимо, хватает и взгляда, чтобы он начал говорить: — Ведь ты же не думала, что я просто так взял, и из Пожирателя Смерти стал образцом чести и благородства? Люди не меняются, Грейнджер. Гермиона уже готова услышать, что это план Темных сил по внедрению шпиона в окружение Гарри Поттера, или что это глупый спор с Гойлом по завоеванию мерзкой грязнокровки, и Малфой его выиграл этой ночью или… — Людей меняют люди, — не дав ее мыслям пойти дальше, продолжает Малфой и встает, собирая свои вещи. — Вот ты меня и изменила, наверное, — говорит Малфой, натягивая боксеры. — Наверное, когда врезала мне на третьем курсе, — ухмыляется он, — все же кулаком в лицо я до этого не получал. — Что-то щелкнуло у меня. Влияние отца было еще слишком сильным, да и воскрешение Лорда ситуацию не упрощало. Я, — замолкает он на секунду, надевая сначала правый, затем левый носок, — я, чуть не сошел с ума, пока чинил этот проклятый Исчезательный шкаф. Я даже плакал,представляешь? — сам себе снова ухмыляется он. — Спасибо Снейпу, он здорово помог, — продолжает Драко и от ухмылки не остается и следа, — Он любил мать Поттера, ты знаешь? Гермиона кивает и поправляет: — Любит. Малфой тоже кивает и надевает брюки. — Он сказал, что я буду как он, если оставлю все как есть. Вечные страдания. Рубашка отнимает немного времени, и монолог Малфоя подходит к концу. — Вы победили, а дальше ты знаешь. Я старался быть лучше, пошел за тобой в колдомедицину, и вот я тут, — застегнув последнюю пуговицу, он накидывает мантию, заходит в камин, берет в руку щепотку Летучего пороха и, до того как бросить его и исчезнуть в зеленом пламени, добавляет: — Я тебя люблю, Грейнджер.