11.
— Не хочешь выйти на свежий воздух? — спрашивает Кэтрин, отрывая взгляд от потрескивающих в огне поленьев.
Блейз перевёл на неё заинтересованный взгляд. Казалось, он изучал её состояние, с любопытством натуралиста, наткнувшегося на редкий образец.
— Надо же, принцесса, тебе не хватило веселья, и ты вновь решила отправиться на рандеву с дементором?
Кэтрин скривила губы, неприятное воспоминание царапнуло внутри.
— Здесь дышать нечем. Отвратительно.
— Ну, тут спорить не стану. Веди.
И она повела — вдоль каменных сводов, мимо усталых портретов, что уже не ворчали, а лишь исподлобья провожали их взглядами. Магические факелы горели вполсилы, будто устав от ночной суеты. Воздух был резким, хлестал по щекам остаточной зимней стужей — февраль брал своё. Ступени Астрономической башни были крутыми, холодными, под ногами скрипел намëрзший налёт инея. Иногда Кэтрин касалась перил и чувствовала, как ледяная влага впивается в кожу.
— Согревающие чары не помешали бы, — пробормотал Блейз, когда они добрались до узкого пролёта, откуда уже виднелось бледное свечение неба.
Кэтрин хмыкнула, бросив пару слов, и в считаные секунды мягкое тепло окутало их, словно невидимое одеяло, которое кто-то заботливо набросил на плечи.
— До рассвета меньше часа, — заметил он, глядя, как ночная тьма постепенно разбавляется тусклыми красками грядущего утра. — Кажется, мы гуляли слишком долго.
— Мы же не гриффиндорцы, чтобы ложиться спать в десять, — Кэтрин прищурилась, окинув взглядом ещё несколько ступеней.
Они вышли на площадку, продуваемую всеми ветрами. Пол там оказался скользким — растаявший снег превратился в мерзкую ледяную корку.
— Пожалуй, самое место, — кивнул Блейз, подходя к каменной балюстраде и опираясь на неё локтями.
Кэтрин встала рядом. Ледяной ветер слегка обжигал кожу, пробиваясь сквозь согревающие чары. Пришлось натянуть мантию поплотнее, но ей нравилось — после прокуренной, душной гостиной это было почти очищением. Воздух здесь был резким, пропахшим звёздной ночью, последними отголосками зимы и, может, свободой. Снизу доносился гул замка — кто-то ещё или уже не спал, Филч, кажется, ругался на замёрзший проход, а где-то вдали скрипнули ворота совятни. Они молчали пару минут. Сверху, вместо облаков сигаретного дыма и перегара, только безмолвные звёзды и светлеющее небо. Но внутри всё ещё билась адреналиновая волна от вечеринки, хотя голова уже начинала гудеть.
— Ты изменилась, — произнёс Блейз наконец, чуть медля, словно смакуя чистый морозный воздух вместе со словами.
— Ты уже говорил это, — тихо парировала Кэтрин.
Он покачал головой.
— Нет, ты действительно меняешься. Нет больше той холодной девчонки, колкой и настороженной. Ты раскрываешься. Перенимаешь наши повадки. Начинаешь играть.
Кэтрин потянулась, и опустила взгляд, рассматривая свои туфли, испачканные в пыли и снегу.
— Даже не знаю, радоваться мне этому или нет.
— Дело твоё, — ухмыльнулся Блейз. — Но я вижу, как ты учишься вплетать себя в нашу систему. И как при этом остаёшься собой.
Кэтрин, поджав губы, скосила на него взгляд.
— Ты поддерживаешь меня, Забини, только вот у тебя всегда есть скрытый мотив. Да, это часть твоего очарования и всё такое... Но может пришло время раскрыть карты?
Он усмехнулся, взгляд усталый, но в глубине зрачков по-прежнему тлела хитрая искорка.
— Всё просто. Я поддерживаю тех, кто знает, чего хочет. Остальные мне неинтересны — пустая трата времени и сил.
— Звучит неоднозначно.
— Зависит от угла зрения, — отозвался он, вставая вполоборота. — Пойми правильно, я не пытаюсь загнать тебя в ловушку. Но у нас тут не кружок добродушных идиотов. Все сложнее. Если в тебе есть стержень — я помогу тебе отрастить клыки.
Несколько секунд оба молчали, пока сквозняк не зашипел в расщелине камня.
— Не пойми неправильно, — заговорила она снова, — но меня всё же немного шокирует твоя «дружба». Ты... ты намекнул, что видишь меня среди «власти» Слизерина. А я не хочу быть пешкой.
— А я не говорил, что тебе придётся ею быть, — Блейз качнул головой, по-доброму улыбаясь. — Но, знаешь, даже те, кто привык сражаться в одиночку, иногда ломаются. Дело не в слабости — просто проще, когда кто-то прикрывает твой тыл, — он задержал на ней взгляд, чуть сузив глаза. — И уж если выбирать, кого впускать в ближний круг, ты не худший вариант, Вэберн.
Сказано это было без видимого сарказма, прямо, будто признание очевидного. Кэтрин почувствовала, как внутри щёлкнуло что-то похожее на доверие — слабое, но уже неоспоримое.
— Ты, пожалуй, первый, кто захотел быть моим другом. Никогда раньше я... — она сбилась и тряхнула головой, пряча смущение. — Не складывалось у меня с дружбой в общем.
Блейз наклонился чуть ближе, улыбка вновь скользнула по губам — лёгкая, насмешливая, с тем самым оттенком самодовольства, который работал безотказно.
— Так всё-таки, Вэберн... — он выдержал короткую паузу, смакуя момент. — Рад слышать, что в твоих фантазиях я уже второй раз оказываюсь на первом месте.
Его голос был достаточно громким, чтобы в повисшей тишине эта фраза прозвучала особенно отчётливо. Словно он нарочно оставил пространство для чужих ушей, которых здесь, конечно же, не было. Кэтрин чуть прищурилась, скользнув по нему взглядом:
— Не обольщайся, Забини. Просто среди предложенного выбора ты оказался наименее отвратительным.
Он тихо рассмеялся, не спеша отодвигаться.
— Всё равно приятно.
Кэтрин невесело хмыкнула, чувствуя, как февральский ветер царапает щеки и путает волосы.
— Только не рассчитывай, что я не сдамся лишь потому, что ты решил поставить меня на пьедестал. Если мне это не будет выгодно...
— Рассчитывал, — перебил Блейз медленно выдохнув, и в морозном воздухе его дыхание обернулось маленьким облачком. — В этом-то и весь интерес.
Они помолчали, ощущая, как небо меняет цвет — от почти чёрного к серому и, наконец, к слабому розоватому оттенку, что обычно приносит рассвет. Где-то внизу проснулся петух Хагрида (или его очередной диковинный гибрид), раздался надрывный клëкот. Кэтрин подняла глаза, глядя, как первые лучи солнца неловко проступают за горизонтом. Наверху было всё так же холодно и пустынно, но этот свет обволакивал пейзаж и фигуры на башне каким-то тихим волшебством.
— Вэберн, — протянул Блейз негромко. — Ты вызываешь во мне раздражение и восхищение одновременно. Странное чувство.
Она вскинула подбородок, полуприкрыв глаза от холодного света.
— Значит, я на правильном пути, — отозвалась она, и в голосе слышались улыбка и вызов одновременно.
Внизу замок медленно просыпался, готовясь к новому дню. Но здесь, на башне, в последние секунды рассвета, казалось, что всё ещё принадлежит им двоим.
Кэтрин вернулась в спальню, когда комната еще тонула в приглушённом свете догорающих магических свечей, еле теплящихся над кроватями. Воздух был застоявшийся, тягучий – пьяный коктейль из вина, духов и сладковатого перегара, застрявший между балдахинами и тяжёлыми шторами. Ткань шуршала при каждом движении спящих девушек, кто-то ворочался, кто-то бормотал во сне.
Она стянула туфли, бездумно бросив их куда-то в угол. Ноги ныли от усталости, от холода, от часов, проведённых на шпильках. Голова гудела — и от алкоголя, и от мыслей. Всё смешалось в затуманенной после ночи реальности: огонь в камине, пьяные крики, Блейз, их хмельная прогулка на башню, его слова, вплетённые в морозный воздух, её собственные ответы, от которых теперь веяло неуверенностью — всё это оглушало сильнее, чем громкая музыка на вечеринке. Привычно забравшись на подоконник, она прижалась спиной к промёрзшему камню. Слабые рассветные лучи пробивались сквозь воды Чёрного озера и витражи, размытые, как после слишком долгой пьянки. Замок ещё не проснулся полностью, но кое-где уже слышались шаги, голоса, хлопнула дальняя дверь.
Кэтрин никогда не считала себя одинокой. Но и не знала, как быть частью чего-то. Она привыкла к самостоятельности. Привыкла быть наблюдателем, а не участником. Другие дети её не сторонились, но и не спешили принимать. Слишком ровные манеры, слишком холодные взгляды, слишком чёткие движения. Всё это выглядело надменностью, даже если она не вкладывала в свои действия этот смысл. Она никогда не ставила себя выше, но со временем приняла эту роль. Потому что никто не пытался заговорить первым. Потому что каждый заведомо считал её недосягаемой, даже не узнав.
Сначала это было неловко. Потом — неважно. А потом стало нормой. Но теперь, впервые за долгое время, она поняла, что не просто не искала ничьей дружбы. Она не знала, как та должна выглядеть. Она жила, ни от кого не завися. Жила без ожиданий, без необходимости разбираться в чужих эмоциях, без страха, что однажды эти эмоции исчезнут. И теперь — Блейз Забини. Который сказал, что хочет для неё лучшего. Который назвал её другом. Который, возможно, видел в ней нечто большее. Она зажмурилась, уткнувшись лбом в согнутые колени. Сегодня ночью что-то изменилось. Она была там, среди них. Они признавали её. Она вплелась в их игры. И теперь внутри что-то сжималось. Что-то тянуло назад — в привычное, в холодное, в отстранённое. Но что-то, чёрт возьми, просило ещё.
Кэтрин проснулась поздно. Чертовски поздно. Когда она наконец открыла глаза, солнце уже медленно ползло к горизонту, а в комнате царила застывшая тишина — ни шороха, ни голосов, только слабый скрип кровати, когда она попыталась пошевелиться. Голова тяжёлая, мутная, как после долгого сна и тяжелых последствий затянувшейся попойки. Во рту — привкус затхлого вина, на волосах запах табака. Тело отзывается тупой ноющей болью — последствия слишком высоких каблуков, холодного ветра, адреналина и переизбытка эмоций. Кое-как она сползла с кровати, ощущая, как мышцы лениво сопротивляются движению. Бросила взгляд на соседок: Дафна с головой под одеялом, Пэнси так и лежит в мятом платье, шнуровка сползла на бок, волосы спутаны. Вечеринка удалась.
Она усмехнулась. Вчера они горели. Сегодня — тлеют. Воскресенье. Значит, можно не делать вид, что ты прилежный студент.
Она натянула халат, небрежно завязала пояс, отбросив идею даже расчесаться, и поплелась в ванную, по пути, на свой страх и риск, заглянув в гостиную. Запах. Чёрт, он был везде. Она едва не закашлялась. Алкоголь, магические зелья, чей-то терпкий парфюм, которым теперь пахли даже стены. Каменные своды, кажется, пропитались этим смрадом за ночь, и никакое проветривание не спасло бы. А если бы кто и рискнул открыть окно — затопило бы. Хотя может в данный момент это и не худший вариант. Гостиная вымерла. Хотя некоторые так и остались валяться на диванах — в нелепых позах, с разбросанными конечностями и головами, бессильно свесившимися с подлокотника. Как трупы. На полу — осколки, кто-то сбил факел, оставив на столе запёкшиеся пятна (лучше пусть это будет вино). Гора обломков, гора последствий бурной ночи.
Кэтрин хмыкнула. Вчера тут был храм разврата и хаоса, сегодня — кладбище трупов после удачной бойни. Она не спешила присоединяться к мёртвым, вместо этого вернулась к прежнему маршруту. Душ. Горячий, обжигающий, будто смывающий с кожи не только запах дыма и перегара, но и чужие взгляды, шёпот, прикосновения толпы. Только когда пар заволок зеркала, она наконец почувствовала себя не частью того безумия, а собой. Но вопрос остался. Она не могла выкинуть из головы контраст. Какими они были на публике – чистая, безупречная аристократическая гвардия, безукоризненные слизеринцы. Холодные, расчётливые, надменные. И какими они были ночью. Пьянство, хищные взгляды, разврат, поцелуи, которые длились дольше, чем следовало. Блейз, лениво потягивающий всевозможный крепкий алкоголь и смотрящий, как Пэнси вгрызается в губы Тео. Почему это допустимо?
Кэтрин задумчиво потёрла висок. Заглушающие заклинания? Их явно накладывали, но все понимали, что это — иллюзия. Стены замка слышали всё. И учителя слышали. Филч? Да плевать он хотел, лишь бы на его пути не попалась череда обдолбанных подростков. Макгонагалл? Скорее сдохнет, чем признает, что Хогвартс не такой благопристойный, каким хочет казаться. Но Снейп? Слизеринские вечеринки были легендой, Кэтрин слышала об этом с первого дня. Кто-то в коридорах шептался: «Они устраивают жёсткие тусовки, а декан молчит. Почему?». Теперь она понимала. Потому что это была их территория. Их правила. Их игра. Никакие гриффиндорцы, пуффендуйцы и когтевранцы не могли бы позволить себе такое. Разве на их факультетах не пили? Пили. Не трахались? Трахались. Не устраивали вечеринки? Устраивали. Но не так. Там это было детским баловством, максимум — попытками напиться на ночь в общей гостиной. А здесь — ритуал. Проверка. Посвящение. Ты входишь в их круг, и они смотрят, выдержишь ли ты их ритм...
Пальцы сжались на кромке раковины, она ощутила, как внутри пульсирует странное предчувствие, смешанное с тенью удовлетворения. Она выдержала их ритм. Теперь предстоит научиться задавать свой.
Когда она вернулась в спальню, зябко кутаясь в халат, — ни Дафны, ни Астории не оказалось. Пэнси всё ещё спала, раскинувшись на простынях, как марионетка с порванными нитями. Видимо, вчерашнее безумие выжало из Паркинсон все соки. Запахи вечеринки, въевшиеся в камень и ткани, наконец улетучились — очевидно, перед уходом старшая Гринграсс наложила очищающие чары. Утончённая аристократка не терпела бы подобный срач даже в похмельный день.
Проведя под обжигающе горячей водой почти час, Кэтрин почувствовала себя более-менее живой. Но налет мыслей она смыть не могла, как бы ей того ни хотелось. Они всё ещё гудели в голове, разъедая черепную коробку.
Вечер окрасил подземелья привычным тусклым зелёным светом. Воздух в коридорах оставался тёплым, но без вчерашней удушающей духоты. Слизеринская гостиная выглядела так, будто ночного разгрома и не было вовсе: диваны ровно на местах, столы сверкали чистотой, никаких пятен, никаких осколков. Разве что стойкий аромат заклинаний уборки чуть звенел в воздухе, смешиваясь с остаточными испарениями алкоголя.
Кэтрин заметила свободный стол у камина и, не теряя времени, направилась к нему, прижимая к груди учебники и пергамент с чернильницей. Но едва она протянула руку, чтобы разложить всё на поверхности, как к нему же двинулась Астория Гринграсс — плавно, без спешки, но с явным намерением занять место.
— Не помешаю? — негромко спросила она, удерживая под мышкой несколько толстых книг.
— Нет, конечно, — Кэтрин чуть сдвинула свои вещи, освобождая пространство.
Обе заняли места, разложив перед собой пергаменты и учебники. Кэтрин уткнулась в домашнее задание по Заклинаниям — долбаное эссе о нестабильных магических барьерах, которое она откладывала до последнего. Разумеется, теперь предстояло наспех собирать мысли в кучу, пытаясь изобразить хоть какую-то увлечённость темой. Она раздражённо провела пальцами по краю пергамента, разглаживая несуществующие складки, прежде чем взяться за перо. Астория писала что-то своё, и Кэтрин машинально скользнула взглядом по её книгам — аккуратно сложенные, все, как на подбор, с идеально новыми корешками, явно не из школьной библиотеки. История магии. Из тех предметов, что вечно раскачиваются между скукой и чем-то почти фундаментальным.
Несколько минут они работали в молчании. Тишина нарушалась только скрипом пера, едва слышными вздохами других слизеринцев, потрескиванием догорающих поленьев в камине и ленивым шорохом страниц, когда Астория переворачивала лист — неспешно, будто смакуя сам процесс. Кэтрин пару раз ловила на себе её взгляд. Не откровенно наглый, не вызывающий, но слишком пристальный, чтобы быть случайным. В нём читалось что-то оценивающее, но без осуждения, а в уголках губ таилась лёгкая насмешка, словно Астория что-то поняла о ней, прежде чем Кэтрин сама успела разобраться. Но та не торопилась заговорить, словно получала удовольствие от этого молчаливого изучения. Кэтрин настойчиво игнорировала это, но в какой-то момент рука Гринграсс замерла над страницей, а затем плавно отложила перо в сторону.
— Ну и как тебе вечеринка? — Астория наконец нарушила молчание. Её тон был ровным, скорее даже внимательным, оценивающим.
Кэтрин подняла на неё взгляд, оторвавшись от строчек.
— Интересный опыт, — она склонила голову, обдумывая ответ. — Я, конечно, ожидала чего-то... хм... впечатляющего, но не настолько.
На губах Астории мелькнула лёгкая улыбка, но не насмешливая, скорее тёплая, слишком простая для образа холодной аристократки, который Кэтрин успела увидеть в ней.
— Ты вписалась, — заметила она. — Бывает, новенькие или сливаются, или напиваются до потери сознания. А ты...
— Я что?.. — хмыкнула Кэтрин с интересом ожидая продолжения фразы.
— Ты вплелась в их ритм. Разве не так?
Кэтрин задумалась. Да. Она влилась. Она приняла их правила. А может, просто они приняли её.
— Ты так говоришь, будто сама в этом не участвовала, — заметила она, чуть прищурившись.
Астория пожала плечами.
— Я была. В начале. Пока это ещё походило на обычную вечеринку. Потом мы с Дафной и ещё парой ребят решили, что столь эксцентричная атмосфера не совсем подходит для общения.
Кэтрин скользнула взглядом по её книгам, потом снова на лицо.
— И ты не пожалела, что пропустила весь «угар»?
Астория фыркнула, скрывая смешок:
— Поверь, у нас эти вечеринки проводятся часто. Слишком часто, если честно. Я не против хаоса, но в меру.
Кэтрин прикусила губу, вспомнив, что происходило этой ночью.
— Знаешь, я почему-то думала, что вся «элита» Слизерина должна присутствовать там.
— «Элита» — слишком громкое определение, — Астория пожала плечами, и вдруг её глаза сверкнули лукавой насмешкой. — А вообще стереотипы классная штука, да? Не всегда совпадают с реальностью.
Ощутив легкий холодок от этих слов, Кэтрин чуть нахмурилась и склонила голову, словно рассматривая собеседницу под другим углом.
— Ты предпочла тишину хаосу?
— Я предпочла право выбора.
В этом ответе было что-то, что задело Кэтрин сильнее, чем ожидалось. Астория снова начала водить пером по пергаменту, оставляя витиеватые строчки. Кэтрин обдумывала её слова, когда из другого конца гостиной раздался грубый, раскатистый голос.
— Эй, Вэберн! — Маркус Флинт развалился в кресле, окружённый своими дружками из квиддичной команды, вытянул ноги и ухмыльнулся. — Вчера ты так сладко двигалась на столе... Может намекнёшь, что нужно сделать, чтобы увидеть продолжение, а?
Его друзья заржали, кто-то свистнул. Кэтрин отложила перо и медленно перевела взгляд на него. Астория первой подала голос:
— Иди нахер, Флинт.
Она даже не посмотрела в его сторону, просто подняла изящную руку в совсем не изящном жесте — средний палец, продолжая разглядывать текст в своей книге. Кэтрин моргнула. Маркус заржал ещё громче.
— О, Гринграсс, не знал, что ты такая неженка!
— И не узнаешь, — Астория обернулась к нему, мило улыбнувшись. — Ты мне слишком противен, чтобы даже тратить на тебя своё воображение.
Флинт с притворной обидой приложил руку к сердцу. Кэтрин всё ещё смотрела на Асторию.
— Что? — та пожала плечами, встретившись с её взглядом.
— Ты только что послала Флинта, показывая средний палец.
— И?
— И... ты же Гринграсс.
Астория рассмеялась.
— Вэберн, я аристократка, но не идиотка. Слова на него не действуют. А жесты — вполне, — а потом заговорщически понизив голос добавила, — но ты ничего не видела.
Кэтрин качнула головой и хмыкнула.
— Я бы ничего и не сказала.
Астория снова усмехнулась.
— Вот и славно.
Кэтрин поймала себя на том, что старый образ Гринграсс начал трескаться. Иронично. Ведь когда-то в прежней школе её саму считали высокомерной сукой просто потому, что никто не удосужился проверить, правда ли это.
— Знаешь, — снова заговорила Гринграсс, почти шёпотом, склонившись ближе к Кэтрин, — при всех наших играх, Слизерин — это семья. Мы можем плести интриги, соперничать и подсиживать друг друга, но если кто-то извне попробует зайти слишком далеко... он быстро поймёт, что совершил ошибку.
Кэтрин прикусила губу, вспоминая, как та же Пэнси, скривившись, демонстративно закатывала глаза при её появлении. Но всегда — только в кругу своих. Никогда перед остальными факультетами. Никогда так, чтобы выставить её чужой.
— Семья, говоришь... необычная у вас «семья».
Астория криво усмехнулась, но в глазах сверкнула искра тепла.
— Ага. Добро пожаловать.
На миг повисла тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием огня и шарканьем ног одного из слизеринцев, проходившего через гостиную к выходу. Кэтрин глянула на свои пергаменты — домашнее задание так и оставалось незавершённым. Но в голове, казалось, прояснилось нечто куда более важное: они не просто закрытая каста, не просто самодовольная верхушка. И те, кого она считала высокомерной «элитой», имели свои тайны, свой особый кодекс, пусть и грязный, но настоящий.
Она вздохнула, вернувшись к учебникам, но привычный порядок строк раздражал — слишком ровные буквы, слишком чёткие линии. В голове всё ещё звучал гул вечеринки: вспышками всплывали смех, алкоголь, чужие руки, огонь в камине. Как будто прежний мир, строгий и упорядоченный, пытался вернуть её обратно, но новый — хаотичный, живой, опасный — уже вцепился в неё и не собирался отпускать.
Кэтрин не сразу заметила их появление. Она увлеклась строчками, чернила медленно впитывались в пергамент, и только неестественный скрип распахнувшейся двери, привлек её внимание. Драко и Дафна. Малфой остановился у входа, небрежно засунув руки в карманы. Серая мантия, идеально отглаженная, расслабленная, но в то же время подчёркнуто невозмутимая поза — будто бы ему абсолютно наплевать, сколько голов в гостиной повернулось в их сторону. Дафна, в отличие от него, двигалась быстрее, шагнув к сестре, пока её свежий, терпкий запах не смешался с тяжёлым воздухом каминного зала. Миндаль и чистый холод, как февральское утро. Кэтрин не знала, почему её это зацепило, но запах казался настолько острым, настолько чуждым всему, что витало в этой комнате за последние сутки, что ей вдруг захотелось вдохнуть глубже. Астория напряглась всего на миг — едва уловимый изгиб бровей, призрачное движение губ, сжимающихся в раздражённую линию.
— Опять ты... — начала она, но осеклась встречаясь с сестрой взглядом.
Дафна смотрела на неё ровно, не вызывающе, но с тем самым молчаливым предупреждением, которое заставляет замолчать без явной угрозы. Кэтрин зацепилась за этот взгляд — вроде бы обычный, но наполненный каким-то неуловимым подтекстом. Она не знала, что именно разглядела Гринграсс-младшая в лице Дафны, но в следующую секунду Астория лишь едва заметно вздохнула и отвела взгляд, не сказав ни слова. Дафна скользнула глазами по Кэтрин, оценивая её, прежде чем слегка кивнуть в знак приветствия.
— Нам пора, — бросила она сестре. — Забини и Нотт уже ждут.
Астория закатила глаза, но без особого раздражения.
— А их точно безопасно оставлять вдвоём?
— Надеюсь, — Дафна пожала плечами. — А ещё надеюсь, что Паркинсон уже проспалась.
Кэтрин приподняла брови. Астория, словно почувствовав её интерес, повернулась с лёгкой, почти извиняющейся улыбкой.
— Увидимся, Вэберн, — и исчезла вслед за сестрой.
Кэтрин медленно выдохнула, чувствуя, как атмосфера вокруг будто бы сменяется на другую, едва Астория выходит за дверь. Малфой всё ещё стоял у входа. Не торопился уходить, не делал резких движений, не то чтобы он смотрел на Кэтрин, скорее, просто отметил её присутствие. Она снова взялась за эссе, заставляя себя не отвлекаться. Но, когда Драко наконец двинулся следом за сестрами Гринграсс, она отметила его шаги — размеренные, лёгкие, как холодный сквозняк, который проходит по спине, но не оставляет следов.
Какое-то время Кэтрин просто сидела, прокручивая в руках перо.
«Что ж, вот так оно работает», — мелькнула мысль. — «Система. Верхушка. Их круг.»
Она сделала ещё одну запись на пергаменте. Потом посмотрела на неё, вдохнула и отложила перо. Задержала дыхание... А потом выдохнула и отбросила мысли к чёрту. Слишком много всего. Слишком много разговоров, слишком много новых смыслов, слишком много слоёв под слоями. А между тем, её идиотское домашнее задание всё ещё не было закончено.