10.
Холод. Он был повсюду. В пальцах, в зубах, под рёбрами. Чужой, мертвящий, липкий, как чёрная плесень, въевшаяся в нутро. Грудь сжата. Лёгкие работают вхолостую. Воздух. Где воздух? Тьма. Размытая, скользкая, как пятно, которое невозможно разглядеть, но от которого нутром чувствуешь угрозу. А потом... Рывок. Чужие руки. Тёплые. Слишком тёплые.
— Кэтрин!
Голос. Глухой, немного хриплый. Мужской. Она открыла глаза. Люпин. Он был рядом. Очень близко. Смотрел пристально, хмуро, в уголках глаз — настороженность. Она попыталась вдохнуть, но воздух застрял в горле. Всё ещё холодный. Всё ещё неправильный.
— Ты меня слышишь? — его руки крепко держали её за плечи.
Она моргнула. Что... Что, чёрт возьми, только что произошло? Люпин отпустил её. Потом снова схватил за локоть. Рывок. Снова.
— Пошли.
Она не сопротивлялась. Слишком всё было размыто. Ноги шли по инерции. Глаза видели, но не понимали. Коридоры. Камень. Факелы, отбрасывающие неверные тени.
— Вы... — голос сорвался, дрожащий, чужой. Она сглотнула, пробуя ещё раз. — Вы что делаете?
— Спасаю тебя от самого глупого способа умереть, — бросил он, ускоряя шаг.
Что..? В голове всё ещё пусто. Только холод в костях и липкое ощущение, будто что-то невидимое растекается внутри. Потом дверь. Кабинет. Полумрак. Её усадили на кресло. Перед носом что-то появилось.
— Ешь.
Она моргнула. Шоколад? Подняла глаза на Люпина.
— Вы серьёзно?
— Абсолютно, — он облокотился на стол. — Ешь. Это помогает.
Кэтрин смотрела на него несколько секунд. Да. Конечно. Разумеется. Вот так вот решаются все проблемы в магическом мире. Чуть не сдох? Держи шоколадку.
— Вы хотите, чтобы я успокоилась, как ребёнок после падения с велосипеда?
— Я хочу, чтобы ты не вырубилась прямо здесь. Так что ешь.
Она закатила глаза, но отломила кусок. Шоколад мгновенно начал таять во рту. И внезапно стало легче. Не сразу, не полностью, но... тепло потекло по горлу, прогоняя ледяные остатки страха. Она молчала, жевала, пыталась хоть немного разобраться в мыслях. Люпин выждал. Потом спросил:
— Почему ты не использовала патронус?
Она замерла. Что? Подняла глаза на профессора.
— Вы о чём?
Люпин моргнул и непонимающе нахмурил брови.
— Ты не знаешь, что это?
Молчание. Он выпрямился.
— Ты хочешь сказать, что с твоим уровнем магии ты ни разу не слышала о патронусе?
Кэтрин смотрела на него, и внутри росло раздражение.
— Простите, но я не обладаю врождённой способностью знать всё на свете.
— Значит, пора просветить.
И он объяснил. Про защитное заклинание. Про дементоров. Про их влияние. Про то, почему они сейчас в Хогвартсе. Кэтрин слушала не перебивая. Казалось бы, несколько минут назад страх сковал её настолько, что она не могла дышать. Но теперь... Теперь она была зла.
— В третий раз напоминаю, — голос прозвучал резко. — Меня не особо обучали таким вещам.
Люпин кивнул.
— Именно поэтому я предлагал тебе дополнительные занятия.
Она помнила. Она обещала подумать. И ведь хотела, но со временем это вылетело из головы. А сейчас... Она стиснула зубы, откидываясь на спинку кресла. Люпин смотрел внимательно.
— Ты в порядке?
Кэтрин прикрыла глаза.
— Насколько это возможно.
Он кивнул и, кажется, выражение его лица чуть смягчилось.
— Иди в спальню. Я никому не скажу, что ты после отбоя шлялась по замку. И тем более, при каких условиях я тебя обнаружил. Хотя директору всё же следовало бы узнать об этом... Инциденте.
Она не ответила. Просто встала, молча направляясь к выходу. Рука уже лежала на дверной ручке, когда он добавил:
— Подумай насчёт уроков, Кэтрин.
Она чуть замедлилась. Подумала. И, чёрт возьми, всерьёз задумалась воспользоваться этой возможностью.
Ночь ушла, но оставила после себя след. Холод, поселившийся в костях, с утра растаял, но странное чувство не отпускало. Как будто остатки тьмы всё ещё скользили где-то на периферии сознания, мешая до конца проснуться. Кэтрин не думала, что будет об этом говорить. Но вот утро, вот гостиная, вот Блейз — скептически прищурившийся, расслабленный, но с той самой искоркой в глазах, которая говорила, что он не оставит эту тему в покое.
— То есть, — подитожил он, растягивая слова, — ты хочешь сказать, что за всё время в Хогвартсе не заметила дементоров? Вот этих, — он нарисовал в воздухе что-то обтекаемое, будто пытался изобразить дементора маггловским фломастером, — огромных тварей в чёрных тряпках, которые буквально поглощают душу?
Кэтрин нервно хихикнула и заправила за ухо прядь волос.
— Мало ли, — пожала она плечами. — В Хогвартсе странных птичек полно. Думаю, ну, зверушка какая-то у Хагрида сбежала. Может, эксперимент там... Или он ещё одну свою псевдо-драконью канарейку вывел. Чего сразу тыкать пальцем? «О, смотрите, неведомая херня, он же дементор!», — она драматично подняла руку, будто показывая на вымышленного монстра. — Могли бы и табличку при входе повесить: «Осторожно, на территории обитают уроды в чёрном!»
Блейз наклонился ближе, его взгляд стал ещё более скептическим.
— Птичка, говоришь? — повторил он, едва сдерживая смех. — Ты серьёзно? Они на тебя налетели, пытались высосать счастье, а ты подумала, что это декоративные курочки Хагрида?
Кэтрин махнула рукой, притворяясь обиженной.
— Ну, извини, мистер «я всё знаю о тёмных существах». Не каждый же день встречаешь что-то, что выглядит, как ковёр, которым оборачивают мёртвые тела. Я думала, это... ну, не знаю, маггловский декор на Хеллоуин оживили!
Блейз заржал, откинувшись назад.
— Ладно, птичка, — протянул он, чуть склонив голову. — Если в следующий раз их увидишь, просто зови меня. Я хоть посмеюсь.
Кэтрин фыркнула, но потом вдруг осеклась, чувствуя его взгляд. Не просто насмешливый. Настороженный.
— Ты реально подумала, что это была какая-то безобидная магическая херня? — спросил он, чуть серьёзнее, чем прежде.
Она хотела ответить, но вдруг поняла, что не знает. В тот момент её сознание просто не пустило страх дальше нужной границы. И теперь она ловила себя на том, что до сих пор не ощущала произошедшее по-настоящему. Кэтрин резко дёрнула плечом.
— Ну, в любом случае, я теперь в курсе, что это за тварь.
Блейз склонил голову, не отводя взгляда.
— Ага, — саркастично кивнул он, но в голосе прозвучало что-то ещё, что Кэтрин не хотела расшифровывать.
Она сделала вид, что не заметила. Блейз потянулся в кресле, но на его губах всё ещё играла та же ухмылка.
— Ты собираешься пойти? — спросил он, переводя тему.
Кэтрин посмотрела на него, чуть сощурив глаза.
— Куда? — с надеждой уточнила она, хотя уже догадывалась.
— На игру, конечно. Сегодня мы разорвём гриффиндорцев, — заявил он с обычной самоуверенностью, вытянув ноги вперёд, словно матч уже был выигран, и оставалось лишь подождать формальностей.
Кэтрин склонила голову, раздумывая.
— Я всё ещё не уверена, что квиддич — это моё.
Блейз на секунду завис, потом издал короткий смешок, будто она сказала что-то совершенно нелепое.
— Нет, ты обязана прийти. Это больше, чем игра, — голос раздался со стороны лестницы ведущей к спальням и принадлежал Тео. Он подошёл к ним, остановился, расслабленно прислоняясь к спинке дивана, и теперь смотрел на неё с явным вызовом отражающимся в карих радужках.
— О да, особенно для Малфоя, — подтвердил Блейз. — Он будет в ярости, если ты не поддержишь его.
Кэтрин закатила глаза, но уголки губ дрогнули.
— Вы говорите так, будто Драко на самом деле интересует, кто на трибунах.
— О, но он и правда интересуется, — Тео ухмыльнулся, склонив голову в сторону. — Просто никогда не признается.
Как по заказу, Малфой как раз проходил мимо. Помяни чёрта... Метла перекинута через плечо, мантия чуть развевается на ходу, взгляд сосредоточенный, но цепкий — как у человека, который видит всех и каждого, даже когда делает вид, что не видит никого. И, разумеется, он видит её.
— Ну что, Вэберн, — бросил Драко, даже не замедлив шаг, — ты собираешься сидеть здесь, пока мы побеждаем, или всё-таки покажешь, что Слизерин поддерживает своих?
Кэтрин прищурилась. Холодный утренний свет пробивался через высокие окна, отражаясь от тёмных камней. В воздухе висело ожидание — то самое, которое заставляло людей смотреть на тебя, будто ты уже принял решение, просто пока не знаешь об этом. Гриффиндор против Слизерина. Энергия матча уже витала в воздухе, как первые раскаты грома перед бурей. Она скользнула взглядом по Малфою. Бросает вызов или просто проверяет? Неважно. В глазах Кэтрин блеснул азарт. Она медленно поднялась с кресла, распрямляя плечи.
— Хорошо, — отозвалась она и, вернув остатки самообладания, заглянула ему прямо в глаза. — Покажите, на что вы способны.
Драко кивнул, Тео усмехнулся, Блейз протянул руку, ладонью вверх, как бы говоря: «Ну, вот и всё». Она отбила ему «пять», и направилась следом. Сегодняшний день обещал быть интересным.
Когда Кэтрин пришла на трибуны вместе с Блейзом и другими слизеринцами, всё вокруг уже кипело. Крики, магические вспышки, ревущий ветер, развевающий зелёные и красные флаги. Толпа жила своей жизнью — взрывами смеха, гулом предвкушения, спорами, которые ещё до начала матча разогревали кровь сильнее, чем любая разминка. На трибунах было тесно, шумно, пахло пылью, зельями для усиления голоса и чем-то сладким — недалеко от неё Миллисент Булстроуд жевала ириски, чавкая так, будто этот звук был важнее матча.
Кэтрин устроилась на верхнем ряду, закинув ногу на ногу, и медленно окинула взглядом поле. Она не разделяла общей истерии, но понаблюдать было интересно. Гриффиндорцы, во главе с Оливером Вудом, стояли в центре поля, их форма выглядела поношенной, но Кэтрин сразу отметила, что их команда держится слишком напористо, слишком напоказ — как будто они уже мысленно праздновали победу. Слизеринцы казались другими. Выверенные движения, никакой излишней бравады, только холодный, точный расчёт. Ни одного лишнего жеста, только уверенность, что результат уже предрешён. Драко, стоя рядом с товарищами, искусно делая вид, что ему наплевать, но раз за разом бросал взгляд на трибуны, чуть приподнимая подбородок, словно смакуя каждое мгновение. Кэтрин скользнула по нему взглядом и усмехнулась.
— Он действительно наслаждается вниманием.
Блейз фыркнул, откидываясь назад, и закинул руку на спинку её сиденья.
— Это его фишка. Но он знает, что делает.
– А вот и капитаны команд выходят на поле! – голос Ли Джордана доносился будто отовсюду, разливаясь эхом над стадионом. – Вуд и Флинт жмут друг другу руки... нет, скорее давят, чем жмут, но ничего удивительного! Это же Слизерин против Гриффиндора! Готовимся к игре века, дамы и господа!
На поле происходило стандартное вступительное действо – обмен жёсткими взглядами, ритуальное пожимание рук, предостерегающие слова мадам Трюк. Свисток. Игра началась.
— И ПОЛЕ РАЗРЫВАЕТСЯ! — Ли Джордан орал так, что его голос пробивал шум трибун.
Гриффиндорцы ломанулись вперёд, как алые молнии, слизеринцы рванули навстречу, перехватывая мяч в доли секунды. Кэтрин никогда не считала квиддич чем-то интересным. Ну, летать на метле — и что? Магия и так позволяла делать что угодно. Но теперь, глядя, как бладжеры рассекали воздух, как охотники на полном ходу меняли траектории, как загонщики выбивали мяч с хрустящими звуками удара, она вдруг поняла: эта игра – чистая, адреналиновая война. Что-то внутри дрогнуло.
— Вуд ловит квоффл и... ой, ну это было грязно, Флинт! Скажите мне, кто дал ему право играть локтями?
— Мистер Джордан! – донёсся грозный голос МакГонагалл.
— Я просто комментирую матч, профессор! А тем временем Поттер уходит в вираж, как бешеный гиппогриф, но Малфой на хвосте!
Кэтрин поймала себя на том, что не моргает. Поттер двигался слишком быстро. Но Малфой держался рядом. Они оба работали на пределе, но было одно отличие. Гарри мчался, ведомый азартом. Драко – расчётом. Он не просто гнался, он выжидал. Как хищник, который знает, когда жертва сделает ошибку.
– И, ну же, Гарри, давай! – Ли Джордан просто надрывался. – Снитч рядом, но Малфой... чёрт, этот слизеринец снова идёт по внутреннему радиусу!
Секунда. Гарри двигался слишком быстро, его фигура мелькала в воздухе, как рваная тень, охотничий взгляд прикован к небу. Но Драко... Внезапный рывок. Серебряно-зелёная мантия мелькнула среди облаков, он ушёл в крутое пике, будто падал, но в последний момент выровнял метлу, обходя Поттера по траектории. Кэтрин поймала себя на том, что в груди что-то сжалось. Не адреналин, не азарт. Гордость. Глупо, но факт. Как бы она ни относилась к Драко, он играл чисто, чётко, без ошибок. Но секунды не хватило. Очки росли, хоть разница и была минимальна.
Она заметила, как Вуд что-то выкрикнул Поттеру, и тот тут же сорвался вперёд — будто невидимый сигнал привёл его в движение. Снитч появился где-то вдалеке, хаотично метаясь над трибунами. Гарри понёсся к нему — его скорость была нечеловеческой, ветер рвал его мантию, но... Малфой был ближе. Кэтрин почувствовала, как люди вокруг замерли. Толпа просто перестала дышать. Трибуны наклонились вперёд, дыхание зрителей слилось в единое напряжённое ожидание. Он неумолимо приближался к цели, но Поттер настигал его. Драко перехватил древко метлы выравнивая равновесие, резко вильнул вбок, протянул руку... И его пальцы сомкнулись на снитче.
— «МАЛФОЙ ЛОВИТ СНИТЧ! И ЭТО... ЭТО ПОБЕДА СЛИЗЕРИНА!»
Кэтрин ещё секунду не двигалась. Сердце глухо ударило в рёбра. Трибуны разрываются. Зелёный сектор взрывается рёвом. Студенты подпрыгивают, размахивают шарфами, кто-то обнимается, кто-то орёт. Драко вскинул руку вверх, сжимая снитч, его лицо выражало смесь самодовольства и чистого, хищного удовлетворения. Блейз резко выдыхает, словно только что вышел из напряжённого транса. Кэтрин поднялась, не осознавая этого полностью, и, к собственному удивлению, захлопала в ладоши вместе со всеми.
— Ну, как тебе? — спрашивает Забини, и она замечает, что он и сам чуть запыхался, будто был там, в воздухе, вместе с ними.
Кэтрин ещё секунду смотрит на Малфоя, который приземляется на поле, принимая поздравления, потом переводит взгляд на Блейза. Она чувствует в груди нарастающий поток эмоций от игры.
— Впечатляет, — признаётся она, щёки слегка алеют. — Теперь я понимаю, почему вы так этим гордитесь.
И впервые за всё время, что она была в Хогвартсе, чувствует себя не просто гостьей этого замка.
К тому моменту, когда команда, наконец, спустилась в подземелья, гостиная уже бурлила, как проклятый котёл, доведённый до предела. Час назад они выиграли матч. Теперь выигрывает их дурь. Толпа растеклась по залу, забивая каждый угол, диван, подоконник, проёмы между книжными шкафами и стенами, которые, казалось, впитывали этот гул, чтобы потом годами отдавать его эхо. Воздух был густым, тяжёлым, пьянящим – смесь перегретого камня, алкоголя и чего-то ещё, сладковато-душного, въедающегося в кожу, будто пропитанный махоркой плащ. Слизеринцы тащили всё, что могли достать — контрабандные бутылки с огневиски и чем-то ещё, куда крепче, зелья сомнительного происхождения, сладости, что соблазнительно мерцали в темноте, намекая на эффект куда мощнее, чем просто прилив сахара. Музыка хлестала, басами вбиваясь в рёбра, проникая под кожу. Пол подрагивал от количества тел, гудевших в унисон. Голоса, смех, звон бокалов, азартные споры, от которых до драки — одно слово.
Кэтрин ушла в спальню, пообещав Блейзу вернуться через пару минут. Никаких задержек. Никаких раздумий. Всё в одном ритме, выверенном, отточенном, как будто в этом не было никакой подготовки, никакой игры. Короткое серебряное платье с открытой спиной — как вторая кожа, обволакивающее, но лёгкое, точно струящееся по фигуре. Высокие шпильки с узкими серебряными змейками-ремешками холодом обвивали щиколотки. Никаких излишеств. Никакой вычурности. Просто дорогая, хищная лаконичность.
Она вернулась в гостиную, и никто даже не подумал умолкнуть в благоговейном восторге. Скорее наоборот — музыка била по каменным стенам так, будто хотела их проломить, и Мерлин знает, насколько громче было бы без заглушающих чар. Рядом какая-то компания орала над очередной сальной шуткой, один из них, кажется, пытался разыграть эту же шутку на практике, вызывая приступы смеха у остальных. Немного в стороне второкурсник судорожно запихивал в карман целую бутылку огневиски, словно рассчитывал незаметно улизнуть и обмыть свой личный «конец света» в катакомбах. А двое старшекурсников, впившись друг в друга губами в углу, прижимались к стене так, словно завтра их ждала публичная казнь и они стремились урвать последний кусок наслаждения. Несколько человек всё-таки посмотрели в её сторону — скользнули взглядом, отметили, кто-то одобрительно фыркнул, кто-то приподнял бровь. Но не было тут ни всеобщего восхищения, ни выдоха затаённого удивления. Просто она вернулась — и это стало ещё одним пазлом в общей картине хаоса.
Блейз стоял у входа в женские спальни, прислонившись к стене. Не выглядя при этом нетерпеливым: он мог ждать вечно, если захочет, и всегда делал это красиво. Громкий смех рядом и всполох чьëго-то заклинания освещали его профиль резкими тенями. Стоило ей подойти — он уже подхватил её под локоть. Легко, без слов, будто в сотый раз.
— Мадемуазель, — произнёс он, наклоняя к ней голову, голос тёплый, лениво-разливающийся, как дорогой алкоголь. — Какая честь сопровождать вас сегодня.
По пути к центру комнаты они проскользнули мимо нескольких уже порядочно подвыпивших слизеринцев: один, кажется, даже хотел крикнуть «эй, красотка!», но передумал, завидев ухмылку Блейза. Другие были заняты своими играми и даже не заметили их. Кэтрин усмехнулась, не потрудившись ответить. Вечеринка только начиналась — и ей нравилось, что никто не превращает её появление в мыльную оперу. Здесь все были заняты собой или друг другом, а она просто вливалась в общий беспорядок, где всё кипело и бурлило.
Блейз провёл её к столу, где переливались в магическом свете бутылки сомнительных зелий и спиртного. Они поблёскивали в мягком свете магических ламп, стекло их отливало золотом и кровавыми оттенками. Он поднял одну из них, вопросительно взглянул на неё. Кэтрин хмыкнула:
— Не церемонься.
Он налил ей полный бокал и кивнул, словно подтверждая: теперь это их ночь. Кэтрин покачала бокал, наблюдая, как жидкость медленно скользит по стенкам. Вязкая. Густая. Как ночь, которая уже выбила из-под ног твёрдую почву, но пока ещё держала на плаву.
— А я уже понадеялась, что ты не придёшь, — Пэнси растягивала слова, точно глоток выдержанного вина. В её бокале плескалась жидкость, преломляя свет магических ламп, отбрасывая красноватые блики на бледную кожу. Она выглядела расслабленно, даже слишком. Как змея, свернувшаяся кольцами, хищно следящая за тем, кто замедлил шаг норовя угодить в ловушку.
Кэтрин ответила спокойным ровным взглядом. Уголок губ едва заметно приподнялся — не в улыбке, нет, в лёгкой тени насмешки. Пэнси требовала от неё реакции, но терпение — лучшая игра. Кто первый отведёт глаза, тот проиграл. Пэнси моргнула. Секунду спустя пожала плечами, словно ей было плевать. Но Кэтрин заметила, как её пальцы крепче сжали ножку бокала.
Чужие разговоры накладывались друг на друга, создавая вязкий шум, в котором тонули отдельные фразы. Кто-то ржал, кто-то орал, где-то магия взвизгнула над головами, оставляя запах гари — мантия загорелась. Но её не тушили. Нет. Смотрели, смеялись, выжидали, пока владелец не взревел, покрывая всех отборным матом. Пэнси держалась ровно, будто этот хаос не касался её идеально уложенных волос. Но в глубине глаз что-то сверкнуло — то ли азарт, то ли раздражение. Кэтрин прокрутила бокал в руке, наблюдая, как полупрозрачная жидкость перекатывается, преломляя огонь камина. Вдохнула пропитанный вином и потом воздух, сделала глоток. Глаза Пэнси продолжали сверлить её поверх бокала, жадные, насмешливые, прожигающие насквозь.
— Не боишься ли ты сама, Паркинсон?
Тихий вопрос, упавший в этот гул, как капля в омут. Пэнси дёрнула уголком губ.
— Кого? Тебя?
Она фыркнула, и это могло бы прозвучать беззаботно, если бы не секундная задержка, если бы не то, как напряглись её пальцы, сжимая стекло. Кэтрин усмехнулась и снова сделала глоток. На этом факультете все понимали друг друга без слов.
А потом всё разлетелось к чёрту...
Музыка долбила стены рваными басами, воздух густел от смеси алкоголя, пота и неизвестных зелий, а вино уже не жгло, а текло под кожей, сладкое, приторное, с запахом какой-то едкой синтетики, которая явно шла не из школьной аптечки. Кто-то из младшекурсников — кажется, Эйвери — захлебнулся собственным смехом, свалился прямо на колени к Миллисент Булстроуд, которая лишь покосилась в его сторону, словно раздумывая: поднять или придушить. На диване рядом Боннэр визжала от очередного плоского комплимента, а Маркус Флинт обхватил её за талию, будто уже подыскивая место потемнее.
Кэтрин даже не поняла, как очутилась на столе. Одно резкое движение — и вот она смотрит на пляшущую внизу толпу, будто выше всей этой пьяной, развратной кутерьмы. По мебели бьёт ритм музыки, бокалы вибрируют, норовя соскользнуть в пропасть. Толпа взревела, завидев её. Десятки глаз — горячие, жадные, не знающие пределов. Музыка гремела в груди, дробилась где-то у рёбер, оставляя металлический привкус на языке. Кажется, кто-то из парней из квиддичной команды — Монтегю или, может, Уоррингтон — крикнул что-то пошлое, потом сам же расхохотался, надорвав горло. И тут на стол взобралась Пэнси. Качая бедрами, обтянутыми чёрной кожей её платья. Глаза расширены и блестят неестественным сиянием: алкоголь плюс что-то весёленькое, эйфоричное, что заставляет её смеяться на выдохе и чуть дрожать в коленях. Волосы, рассыпавшись по плечам, обнажали шею — влажную, взмокшую, с пульсом бьющимся под тонкой, бархатной кожей.
— Ты хороша, Вэберн, — нараспев произносит она, но голос звучит ниже, чем обычно. Может, хрипота, может, химия растягивала слова.
Паркинсон шагнула ближе, танцуя не просто под музыку, а под собственный сбившийся ритм тела. За её спиной кто-то пролил зелёное искрящиеся зелье, и стол заскользил под ногами, но Пэнси лишь ухмыльнулась. Кэтрин рассмеялась в ответ — коротко, дерзко, с налётом адреналина. Чувствовала, как груди касается чужой взгляд, как липкая волна жара проникает в виски, как воздух тяжелеет, становясь почти масляным. Они двигались синхронно, сближались то на полшага, то снова расходились, заставляя любопытные взгляды тянуться к ним ещё сильнее. Пэнси извивалась, будто хотела сказать: «Это мой вечер, и я накачаюсь любой грязью, которая сделает его ещё ярче». У самой Кэтрин адреналин хлестал в кровь. Она никогда не хотела оказаться в центре, но раз уж жизнь выкинула её на эту импровизированную сцену, то почему бы не сыграть свою роль до конца?
— Хороша, да? — повторила Кэтрин с насмешкой, заглядывая ей в глаза.
Кто-то снизу выкрикнул её имя, кажется, Блейз. Но она не услышала слов, только улавливала вибрацию его голоса, ушедшего в пустоту. Пэнси улыбнулась, влажно облизывая губы — взгляд безумный, расплывчатый, будто бы ей уже всё равно, что под ногами шаткая поверхность стола, а не пол, и что толпа разрывает глотки внизу.
— А ты лучше, чем я думала, — выдохнула она, качнув бёдрами навстречу.
Вспышки пламени подсвечивали их фигуры в полумраке, магические лампы мигали, выбивая резкие тени. Кто-то уронил бутылку, и на пол полился коньяк или что-то ещё, не менее крепкое, но никто не удосужился убрать. Кэтрин и Пэнси уже не замечали, как внизу девушки спорили о том, какие зелья мощнее, а парни смеясь предлагали смешать всё в одном котле. В этом моменте были только их движения, этот проклято-сладкий воздух, и музыка, превращавшаяся в шум крови. Кэтрин чувствовала, как тело налилось теплом, как комок удовольствия смешивался с опасностью. Ведь в эту ночь Слизерин пил до дна. И никто не выходил чистым.
Блейз вертел бокал в пальцах, неосознанно, но с той сосредоточенной ленцой, с какой хищники наблюдают за тем, что, возможно, станет их добычей. В янтарной жидкости отражались вспышки магического огня, дробясь на световые блики при каждом плавном повороте стекла. Тео без слов подлил ему ещё выпивки, ухмыльнувшись — не просто так, не из-за настроения, а будто уже знал, к чему всё идёт.
— Слизерин снова напоминает мне, за что я его люблю, — протянул Блейз, лениво скользнув взглядом по толпе и делая неторопливый глоток.
— Поделись своим энтузиазмом с Малфоем, — фыркнул Тео, кидая незримый камень в сторону дальнего угла.
Драко и правда держался в стороне. В компании своих извечных телохранителей Крэбба и Гойла. Не потому, что его что-то тяготило. Просто ему не нужно было находиться в сердце толпы, чтобы чувствовать себя центром. Он развалился в кресле, небрежно откинувшись, удерживая бокал с чем-то густым и тёмным. В свете ламп жидкость в нём походила на расплавленный янтарь, неторопливо оседавший на стенках стекла при каждом движении. Голова чуть склонена, лицо неподвижное, но со слишком тщательно изображëнной отстранённостью, чтобы быть по-настоящему безразличным. Он слушал — вроде бы, — но не вникал. Вроде бы не участвовал. Но и не выпадал. Блейз ухмыльнулся.
— Хотя, кажется, кто-то всё-таки наблюдает, — и когда он сделал новый глоток, на мгновение, в переливающихся бликах магических ламп, его улыбка показалась особенно хищной — оскаленный отблеск, короткий, как вспышка заклинания.
Кэтрин не видела его взгляда. Но чувствовала. То самое едва уловимое присутствие. Как толчок в толпе. Как движение в периферии зрения. Как чувство, что за тобой наблюдают, но ты не можешь это доказать. Она не оборачивалась. Но знала. Музыка гудела в костях, вибрации расходились по полу, стенам, по коже — и Кэтрин вдруг поняла, что ей становится жарко. Не от огня в камине, не от алкоголя, не от танца. Просто жарко. Смех, крики, звон стекла — может, очередной бокал разлетелся по полу. Пэнси уже не пыталась контролировать происходящее — только смеялась, запрокидывая голову, позволяя шуму вечеринки поглотить её целиком. Кэтрин тоже двигалась, но теперь медленнее, осознаннее. Ощущая себя в этом ритме, ощущая себя в этом моменте. И ощущая это внимание.
Блейз хмыкнул, уловив что-то в её движениях — или в её взгляде, который на мгновение стал резче. Кэтрин скользнула к нему, проводя ладонями по волосам, точно отгоняя жар налипший во время танцев.
— Ох, Вэберн, — протянул он, лениво потягивая вино. — Даже не знаешь, во что влезла, да?
Кэтрин улыбнулась. Мягко, расслабленно. Как человек, которому абсолютно нечего терять.
— Как раз наоборот, — ответила она, забирая у него бокал и делая глоток. И вкус алкоголя на языке показался ей менее обжигающим, чем этот проклятый взгляд из дальнего угла.
В какой-то момент раздался громкий голос, прорезая многоголосый шум гостиной:
— Давайте в «Правду или действие»!
Толпа тут же подхватила идею. Блейз повернулся к Кэтрин, забавляясь над её попытками восстановить дыхание.
— Ты обязана участвовать.
Она нахмурилась переводя взгляд на собирающуюся в центре комнаты компанию.
— Я не фанат таких игр.
— Тем интереснее, — усмехнулся он, мягко придерживая за спину и подталкивая к толпе.
Никаких вопросов, никаких колебаний. Как если бы это было неизбежно. Кэтрин скользнула взглядом по собравшимся. Глаза у всех блестели — от алкоголя, азарта, предвкушения. Никто не собирался оставаться в тени. Всем участникам раздали по пробирке с более безопасным и бюджетным аналогом зелья правды. Да уж, преимущество магии над маггловским «ну, надеюсь никто не соврëт».
Игра началась. Сначала всё было невинно — если можно так назвать чужие признания, слетающие с губ в полутёмной комнате, где алкогольный дух мешался со смрадом перегретого камня и дыма. Но, как и в любой слизеринской игре, лёгкость была только иллюзией. Шум, смех, вспышки магии — границы размывались, и вот уже кто-то выполняет задание: одна из старшекурсниц в танце скидывает и без того почти ничего не скрывающее платье, демонстрируя всем достаточно откровенный кружевной комплект. Публика одобрительно улюлюкает. Вторая жертва, смеясь, обхватывает руками чужую шею, проводя языком вдоль скулы.
Пэнси велели поцеловать Тео. Толпа загудела. Это был не просто вызов — это было шоу. Кэтрин уже знала, что Паркинсон не сделает ничего просто так. Она подошла к Нотту, движения были хищными, размеренными, будто Пэнси намеренно растягивала момент, позволяя всем замереть в ожидании. Тео ухмыльнулся в ответ, не отводя глаз, расслабленный, но напряжённый в какой-то глубокой, животной части себя. Встав вплотную и запрокинув голову, она провела ногтями выкрашенными чёрным лаком по его шее, чуть надавила, оставляя алые полосы и намёк на силу, прежде чем взять то, зачем пришла. Не осторожно. Не мягко. А с требованием. Грязно, с напором, так, что даже сквозь общий шум вечеринки Кэтрин могла расслышать влажный звук, с которым Пэнси притянула Тео ближе, прикусывая его нижнюю губу, не спрашивая, а властвуя. Толпа завыла, кто-то свистнул, кто-то разразился одобрительным смешком, но всё это было фоном. Поцелуй был долгим. Вызывающим. Тео не был пассивным зрителем — его пальцы впились в её талию, притягивая ближе, и когда она наконец отстранилась, он не сразу разжал хватку. Грудь тяжело поднималась и опускалась, уголки его губ дрогнули в ухмылке — довольной, почти жестокой.
— Адская ты сука, — выдохнул он, облизывая губы, на которых ещё остался привкус Пэнси.
Паркинсон ухмыльнулась, наклонив голову чуть набок.
— Только заметил?
Кэтрин наблюдала за этим, делая очередной глоток из бокала. Этот факультет не играл в игры. Он ими дышал. А затем очередь дошла до неё. Флинт медленно облизнул губы, пальцы отбивали ритм по подлокотнику — неторопливо, но с тем хищным оттенком, который предвещал удар. Он явно наслаждался собственной дерзостью, смакуя момент. Но главное — он проверял, насколько далеко может зайти с Кэтрин.
— Правда или действие?
На мгновение в комнате стало тише. Голоса понизились до перешёптываний, взгляды — стали внимательнее. Блейз растянул губы в ухмылке, небрежно откинувшись на спинку дивана. Тео крутил бокал в пальцах, наблюдая за происходящим с невозмутимым выражением — не вмешивался, но явно следил за разворачивающейся сценой. Кэтрин выдохнула.
— Правда.
Флинт ухмыльнулся, медленно, будто оттягивая момент.
— Кого бы из присутствующих ты трахнула первым?
Кто-то из студентов резко втянул воздух. Остальные одобрительно загудели. Вопрос был хлёстким, точным, и Кэтрин осознала: любой ответ будет играть против неё. Если назовёт имя — оно станет поводом для новых игр и обсуждений. Если уйдёт от ответа — это будет выглядеть как слабость. Она взяла бокал, сделала небольшой глоток. Внутри всё будто на миг провалилось в пустоту.
— Зависит от обстоятельств.
Флинт склонил голову набок.
— Хороший ход. Но ты же понимаешь, что звучит как «я боюсь сказать»?
Пальцы чуть дрогнули на стекле. Он не наседал, но его напор ощущался — плавный, уверенный, от которого трудно отмахнуться.
— А тебе нужно имя? — её голос прозвучал мягко, но с холодком. — Ладно.
Она позволила короткую паузу. Будто давала время толпе, играла с их воображением, а заодно оттягивала момент, стараясь выбрать ответ. Глаза скользнули по лицам вокруг. Флинт ухмылялся притворяясь беспечным, но было заметно, что ждал ответа. Тео заинтересованно прищурился. Блейз... а Блейз смотрел прямо на неё. Она опустила бокал.
— Блейз Забини.
Гул эмоций заполнил пространство, со всех сторон доносились возгласы и комментарии. Флинт дёрнул уголком губ.
— Что ж... Значит поэтому ты постоянно трëшься рядом? Забини, а ты хорош, с первого дня такую малышку забрал.
Она встретилась с Блейзом взглядом. Тот приподнял бровь — вопросительно, почти удивлённо. Кэтрин улыбнулась и вновь посмотрела на Маркуса.
— Нет. Просто, если уж выбирать, то хотя бы человека, который не застрял в пубертате и не пытается компенсировать свою ущербность дешёвыми пафосом и хронической озабоченностью.
Кто-то в толпе громко рассмеялся. Флинт откинулся назад, но в его глазах промелькнуло что-то нехорошее. Блейз наклонил голову.
— Забавный выбор, Вэберн. Может, обсудим позже?
Она бросила короткий взгляд в его сторону, прежде чем снова сделать глоток.
— Посмотрим, Забини.
Маркус криво усмехнулся, но уже не так уверенно. Он пытался сохранить лицо:
— Ладно. Тогда твоя охота подождёт. Малфой, твоя очередь.
Из угла комнаты раздался насмешливый голос — кто-то из младших слизеринцев поверивших в себя, решил вставить слово:
— Поцелуй новенькую!
Толпа оживилась. Несколько человек переглянулись, кто-то шепнул соседу на ухо что-то мерзкое. Все дружно уставились на Драко. Он лениво поднял голову, как будто это объявление вывело его из глубоких размышлений о том, насколько этот вечер его утомил.
— Ну же, Малфой, — поддразнил кто-то. — Ты в игре?
Драко помедлил. Сделал глоток, будто проверяя, есть ли в этом хоть намёк на выгоду. Потом всё же встал. Не спеша. Без пафоса. Просто потому что решил, что так будет интереснее. Он двигался плавно, не торопился. Толпа слегка расступилась, замершая в предвкушении. Кэтрин смотрела, как он приближается, и в какой-то момент поняла, что её дыхание стало чуть глубже, чем обычно. Он остановился так близко, что она почувствовала тепло его тела. И запах. Вино. Огневиски. Что-то терпкое, древесное, смешанное с цитрусом. Приятно. Слишком приятно для такого придурка. Она не шелохнулась. Но сердце стукнуло чуть сильнее, чем хотелось бы. Он не торопился. Поднял руку, наклонился чуть ниже. Пальцы — холодные, лёгкие — скользнули по её подбородку, едва касаясь, вынуждая поднять голову. Зрачки Кэтрин расширились. Нет, он не сделает этого.
Толпа замерла. Хищное ожидание — они хотели увидеть, как новенькая потеряет лицо. Она знала, что он видит её реакцию. Видит, как она не отходит, но её тело предательски напряжено. Чёрт. Пальцы на её подбородке чуть сжались. Совсем немного. Настолько, чтобы она поняла: он знает, что делает с ней сейчас. И вот — Малфой медленно склонился, почти касаясь её виска дыханием.
— Не думаю, что ты достойна быть моим вызовом, — выдохнул он медленно, акцентируя на каждом слове. Голос его был ровный, холодный, но за этой холодностью скрывалось что-то ещё. Она замечала, как некоторые девушки затаили дыхание. Кто-то ждал, что она взорвётся. Кто-то — что она просто проглотит это унижение. — Но если хочешь, можешь попытаться меня заинтересовать, Вэберн.
Она не сделала ни того, ни другого.
— Если мне это будет нужно, — негромко бросила она, не прерывая зрительного контакта. — Но пока ты не вошёл в мой список приоритетов.
Холодная улыбка Малфоя на долю секунды дрогнула. В толпе кто-то протянул:«Стерва...» Но Драко лишь медленно кивнул.
— Посмотрим, Вэберн, — и ушёл.
Гул оживления прокатился по комнате, чей-то смех прорезал напряжение. Кто-то восхищённо фыркнул, кто-то зашептался, обсуждая произошедшее, но Кэтрин всё это слышала как сквозь вату. Она сделала медленный вдох. Зелье правды слегка жгло на губах. Драко Малфой, ты — ублюдок. И в этом была самая большая проблема. Маркус Флинт, почувствовав, что теряет нити в своих руках, махнул, будто это его не касается:
— Ладно, идём дальше!
Игра продолжалась. Алкоголь, магия, смех — всё смешалось в общий хмельной хаос. Но грань между развлечением и соревнованием оставалась острой, в каждом взгляде читался расчёт. Здесь никто не забывал, что любое слово можно обернуть против говорящего.
***
Кто-то уже спал в кресле, уронив полупустой стакан на пол; кто-то, истощённый, сидел рядом, вдыхая сигаретный пепел и алкогольные пары. Воздух был насыщен гарью, потом и остаточными частицами магии, но общая буря вечеринки постепенно угасала. Кэтрин стояла у камина, всматриваясь в гущу тлеющих поленьев, будто искала в них какой-то ответ. В руке зажат пустой бокал, но она не замечала его уже несколько минут. Блейз подошёл позже, без лишнего шума, будто был здесь всё это время. Он не заговорил сразу, просто встал рядом, лениво скользнул взглядом по ней, по огню.
— Неплохо для твоей первой слизеринской вечеринки, — бросил он, растягивая слова, точно дегустировал их, как крепкий напиток.
Кэтрин повернула голову, поймала его взгляд. В нём сквозили усталое веселье и скрытая оценка.
— Это было посвящение? Я думала, мы просто празднуем победу.
Блейз усмехнулся, приподняв бровь:
— Мы не гриффиндорцы, чтобы зацикливаться на чём-то настолько очевидном. Победа — наша по праву. А вечеринка... просто повод.
Он встал за её спиной, слегка приобняв за плечи и опустив подбородок на её макушку — не навязчиво, не призывая ни к чему, но так, будто это было естественно. Как будто между ними не было той границы, что она выстроила для других. Кэтрин не отстранилась, только перевела взгляд на огонь. Жар обжигал кожу, но она не делала ни шага в сторону. Не потому что не чувствовала его близости, просто... не возражала.
— Всё здесь повод для чего-то, — сказала она вполголоса, не объясняя, что именно имеет в виду.
Блейз наблюдал за ней и тут, его губы растянулись в улыбке:
— Кстати о поводах. Надеюсь, ты не рассчитываешь, что я начну воспринимать твою «правду» как приглашение?
— Даже если бы рассчитывала — ты бы не рискнул.
Блейз, усмехаясь, склонил голову в неком почтении:
— Верно. Я слишком уважаю женщин, которые могут меня уничтожить... но не уверены, хотят ли.
Пламя плясало в её зрачках, и в тишине этой уставшей ночи она чувствовала, как Слизерин окончательно впустил её в свою темноту. Вопрос только в том, как долго это продлится... И на чьих условиях.