3.
Второй день занятий в Хогвартсе начался безжалостно, словно школа хотела проверить студентов на прочность. Казалось, преподаватели решили отбросить любую снисходительность и напомнить расслабившимся студентам, как на самом деле выглядит учебный режим, заваливая их заданиями с таким энтузиазмом, будто на кон была поставлена судьба волшебного мира. Расписание давило — зелья, защита, заклинания, трансфигурация. Каждый урок был как испытание, после которого хотелось либо исчезнуть, либо развалиться в кресле с бутылкой огневиски, затягиваясь сигаретой (чего, конечно, никто не признавал). Но вместо этого — домашние задания, на фоне которых мысль о свободном вечере выглядела извращённым юмором.
Учиться в Хогвартсе, как выяснилось, означало не только изучать магию, но и балансировать между знаниями по магическим дисциплинам и выживанием в потоках социального хаоса. Каждое слово, каждый взгляд превращались в оружие. Водоворот интриг, сплетен и фальшивых улыбок крутился быстрее, чем удавалось сделать вдох, и Кэтрин быстро поняла: это не игра. Это стиль жизни. Либо ты участник, либо добыча.
Совы наконец-то доставили ей заказанные вещи. Для этого дня был подобран простой, но эффектный наряд: чёрная, уже классическая по меркам Хогвартса, мантия, накинутая поверх аккуратно сидящего тёмно-зелёного жакета, из-под которого виднелся высокий воротник белой рубашки, и слегка расклешённая юбка до середины бедра. Кожаные сапоги с небольшим каблуком ритмично отстукивали по каменным коридорам, невольно привлекая к себе внимание и заставляя студентов оборачиваться на звук. Если уж её собирались втянуть в эту игру против воли, Кэтрин твёрдо решила повернуть ситуацию в свою пользу. Прежде всего — сохранить достоинство и продемонстрировать, что умеет играть не менее красиво и с собственным шармом.
Накануне вечером Блейз зачитал ей короткую лекцию-введение, чтобы помочь быстрее разобраться в тонкостях местной «иерархии». В отличие от других факультетов, на Слизерине существовала чёткая система распределения власти, основанная на понятиях статуса, амбиций и чистоты крови. На вершине этой структуры находились представители древних волшебных родов, где особое место занимал Драко Малфой вместе со своей свитой. Он был своего рода «принцем» Слизерина, и большинство студентов предпочитали не перечить ему, чтобы не навлечь на себя проблемы и сохранить репутацию. Вместе с Драко в «верхнем эшелоне» неизменно упоминали Блейза Забини, Теодора Нотта, Пэнси Паркинсон и сестёр Гринграсс, чьи семьи славились преданностью традициям и обширными связями в волшебном мире. Все они ходили по коридорам с нескрываемой уверенностью, осознавая, что их лидерство не подлежит обсуждению.
Чуть ниже располагались прочие студенты, которые старались доказать свою полезность или хотя бы не попасть в немилость к сильным мира сего. К ним относились второстепенные «союзники» Драко и члены квиддичной команды, укреплявшие его влияние. Многие из них, в первую очередь Крэбб и Гойл, пытались снискать одобрение «слизеринской элиты» — ведь от расположения верхушки зависело, сумеют ли они подняться выше по социальной лестнице факультета. Именно в такой расстановке сил предстояло найти своё место Кэтрин Вэберн, соблюдая — или лучше меняя под себя — негласные правила, управляющие этим закрытым, и во многом таинственным, миром Слизерина.
***
Подземелья Хогвартса, где проходили уроки зельеварения, словно хранили в себе древние шёпоты и дыхание холодной сырости. Тусклый свет факелов, венчавших изуродованные трещинами стены, плясал неясными тенями, превращая обычные предметы в жутковатые силуэты. Воздух был пропитан тяжëлым запахом влажного камня, прогорклой плесени и еле уловимыми остатками ароматов старых зелий — резкие нотки рога базилиска, кислоты асфоделя и чего-то, напоминающего горелую ткань, переплетались в странном симфоническом хаосе. Пол казался липким, а приглушённые звуки шагов превращались в шуршащее эхо голосов, словно кто-то неустанно следил за каждым движением.
Кэтрин невольно вспомнила слова наставницы, отправившей её сюда: «Ты раскроешь свой потенциал в Хогвартсе». Да уж, именно тут, в холодных подземельях, где зельеварение больше походило на алхимическое испытание, способное раскрыть всё лучшее или уничтожить твою уверенность одним неправильно добавленным ингредиентом. Она выпрямилась, скользнув взглядом по рассевшимся студентам, и опустилась на место рядом с Блейзом. Тот игриво приподнял бровь
— Удобно устроилась, аристократка? — его голос был лёгким, но в словах ощущалась скрытая насмешка. Он чуть подался вперёд, сокращая пространство между ними, будто проверяя, как далеко можно зайти.
— Я не привыкла мириться с дискомфортом, — отозвалась Кэтрин, бросив в котёл первый ингредиент для озвученного профессором зелья. Её тон был ровным, без намёка на колебание.
Блейз сохранял беспечное выражение, наблюдая за ней. Тёмные глаза блестели иронией, но в них промелькнуло что-то ещё — оттенок заинтересованности, скрытого уважения. Или, может, это просто скука, завуалированная под игру?
Снейп перемещался по классу, как тень, мантия шуршала, разрезая воздух. Его властный и пронзительный голос выстрелил в сторону новой ученицы:
— Надеюсь, вы не собираетесь взрывать мой класс, мисс Вэберн.
Она подняла на него взгляд, в котором читался ответный вызов, и спокойно произнесла:
— Только если это не часть задания, профессор.
Снейп на мгновение задержался, сверля её глазами, но ничего не ответил. Зато Малфой, сидящий чуть поодаль, не упустил возможности вставить своё:
— Интересно, как долго продержится этот эффект новизны, прежде чем всё скатится в предсказуемость.
Кэтрин, не поднимая глаз от котла, бросила:
— Так много слов, но так мало смысла. Ты не боишься, что растратишь весь свой словарный запас до конца дня?
Блейз одобрительно хмыкнул, но быстро подавил смешок за кашлем, чтобы не привлекать внимание профессора. Когда урок закончился, Кэтрин собрала свои вещи и направилась к выходу, но проход ей перекрыла знакомая фигура. Паркинсон стояла, скрестив руки на груди, и её лицо выражало плохо скрываемую неприязнь.
— Забавно, ты и правда думаешь, что «эти» манеры и тщательно подобранный гардероб могут тебя сделать одной из нас?
Кэтрин остановилась, смерив её ледяным взглядом.
— Оу, а кто сказал, что мне вообще нужно ваше расположение?
Блейз, остановившись неподалёку, усмехнулся так, будто это был лучший момент его дня.
— Оставь её, Пэнс, — лениво протянул он. — По крайней мере, с ней не так скучно, как с тобой.
Пэнси сверкнула глазами, но заметив что-то на лице Забини решила не продолжать. Лишь круто развернулась и выскочила из класса, оставив в воздухе запах парфюма и непроглоченной злости. Кэтрин кивнула Блейзу в знак благодарности, но он только небрежно пожал плечами.
— О, это не помощь, Вэберн, — ухмыльнулся он, слегка склонив голову набок. — Просто прекрасная возможность поиграть на нервах моей дорогой подружки. Но не могу не отметить — ты умеешь ставить людей на место, — он сделал паузу, позволив словам повиснуть в воздухе. — Если когда-нибудь понадобится союзник в этом змеином логове, ты знаешь, где меня искать.
Она ответила лёгкой, почти невидимой улыбкой, но промолчала. Просто развернулась и ушла, оставляя за собой только приглушённый стук каблуков по каменному полу.
***
К вечеру слизеринская гостиная утопала в звуках смеха, громких разговорах и резком гуле, напоминающем скверно настроенное радио. Полумрак помещения казался ещё плотнее из-за танцующих теней, отбрасываемых зеленоватым светом камина. Воздух был густым, пропитанным запахами нелегально пронесëнного алкоголя, пролитого на ковёр, и горьковатого дыма трав, что парочка старшекурсников поджигала в углу, смеясь, поочерёдно делая затяжки, и переговариваясь. Здесь царил хаос — развязный, переплетëнный интригами, но по-своему живой. Кэтрин сидела в дальнем углу комнаты, облокотившись на подлокотник массивного кресла. Поза была расслабленной, но взгляд, цепкий, наблюдающий за действом, выдавал скрытое напряжение. Она изучала окружающих, словно собирала улики, мысленно отмеряя, кто играет главные роли в этом спектакле, а кто остаётся в тени.
— Держу пари, ты ещё никогда не была на такой вечеринке, — раздался знакомый голос.
Она подняла глаза. Блейз Забини, легко и непринуждённо, опустился на диван напротив неё. В руке он привычно держал бокал с какой-то тёмной, подозрительно вязкой жидкостью.
— Почему ты так уверен? — спросила Кэтрин, слегка склонив голову, голос был ровным, но с тонким намёком на провокацию.
— Ты слишком... изысканная для этого бала дураков, — он махнул рукой в сторону парочки второкурсников, устроивших что-то среднее между дуэлью и неуклюжим цирковым номером. Один из них явно был на грани сознания, а второй всячески старался это скрыть.
— Думаешь, изысканность мешает веселиться?
Его губы растянулись в широкой, почти хищной улыбке.
— Теперь это и впрямь звучит как вызов.
Кэтрин уже собиралась ответить, но в этот момент кто-то схватил её за руку и, смеясь, потянул в центр комнаты. Рефлекс сработал мгновенно — развернуться, выдернуть запястье. Но прежде чем она успела это сделать, услышала в стороне знакомое, растянутое подобно змеиному, шипение:
— Скучная.
Пэнси. Кэтрин остановилась на долю секунды. А потом, внутренне усмехнувшись, позволила себя втянуть в движение. Из старого магического граммофона лился плавный, глубокий джаз — саксофонные переливы, басы, рваные ритмы, в которых чувствовалась хищная расслабленность. Музыка не для наивных. Не для шумных школьных вечеринок. Она была для тех, кто знал, что власть — это не всегда крик. Иногда это пауза перед следующим аккордом.
Кэтрин шагнула в такт. Взгляд скользнул по толпе. Кто её вытащил? Какой-то парень — из квиддичной команды, кажется. Высокий, с тёмными волосами, с улыбкой, в которой было что-то между угрозой и интересом. Имени она не знала. Да и какая разница? Она танцевала не для него. Её не интересовали его руки на её талии, не интересовало, куда он пытался её повести.
Но интересовало другое. Потому движения были нарочито плавными, почти гипнотическими, в них чувствовалось нечто большее, чем простое желание соответствовать атмосфере. Она не поддавалась ритму — она им управляла. Скользила по полу легко, но сдержанно, как будто сознательно пропускала энергию мелодии через движения и собственную кожу. Она не пыталась веселиться. Она играла. Играла на внимании, на том, как взгляды — сначала рассеянные, потом всё более пристальные — находили её и задерживались.
Разговоры замедлились. Гостиная не затихла полностью, но в воздухе появилось напряжение — не резкое, не агрессивное, а оценивающее. Некоторые всё ещё лениво перебрасывался словами, но музыка будто усиливалась между паузами в чужих фразах. Кэтрин не была здесь ни первой, ни последней, но в эту минуту — была центром. Она видела, как смотрят на неё. Блейз, склонив голову, чуть усмехнулся — будто не ожидал, но в то же время... будто делал ставку: рискнёт ли пойти дальше? За столиком у стены кто-то бросил недовольный взгляд. Несколько слизеринцев откровенно пялились, изучая её так, как изучают новое неизвестное оружие.
Музыка продолжала течь, саксофон выводил мелодию, раскалённую, как глоток чего-то крепкого, и Кэтрин, не сбиваясь с ритма, сделала последний плавный шаг — и вышла из танца. Чужие руки соскользнули с её талии. Игра закончилась. Но в глазах людей напротив она всё ещё продолжалась.
Когда музыка сменилась новым мотивом, а танец растворился в ритме вечера, Блейз подошёл ближе. Спокойно, без спешки, будто давал ей время осознать, что только что произошло. В руке у него был бокал. Тот самый, который он держал всё это время. Он протянул его Кэтрин:
— Кажется, ты меняешь правила игры, Вэберн.
Она приняла его, пальцы легко скользнули по стеклу. Сделала небольшой глоток — тепло и терпкость растеклись по рецепторам, обжигая, но не спеша. Она не отвела взгляда от его глаз.
— Иногда это единственный способ выжить, — голос ровный. Тон — не высокомерный, не вызывающий, на равных.
Блейз чуть склонил голову, наблюдая за ней. Оценивая. Он не улыбнулся, но в его глазах отразилась тень одобрения.
Позже, когда вечеринка начала угасать, воздух в гостиной стал тяжёлым, застоявшимся, пропитанным жаром тел и сладковатым дымом. Большинство студентов разбрелись по спальням, оставив после себя хаос: опрокинутые бокалы, забытые мантии, треск тлеющих углей в камине. Запах пепла и алкоголя смешался с потом и дорогими духами, оседая на коже липким налётом. Блейз всё ещё был рядом. Но теперь его обычная легкость растворилась вместе с шумом вечеринки. Они сидели у камина. Огонь догорал, тени играли на их лицах, растягивая выражения, придавая им глубину, которой, возможно, не было на самом деле.
— Знаешь, — он смотрел в огонь, будто пытался поймать собственные мысли, разложить их в голове. — Я не знаю, что ты затеваешь, но одно могу сказать точно — ты не такая, как остальные.
Кэтрин скрестила ноги, опустив руки на подлокотники и чуть склонила голову, наблюдая за ним с лёгкой, едва заметной улыбкой.
— Что ты имеешь в виду? Только не говори, что хочешь покорить меня пресловутой концепцией: «Ты не такая, как все. Ты — особенная».
Она вложила в голос достаточно иронии, чтобы он понял — дешёвые фразы на неё не подействуют. Но Блейз не улыбнулся. Он перевёл взгляд на неё, и в тёмных глазах не было ни привычной насмешки, ни флирта — только внимательность, слишком глубокая для лёгкой беседы.
— Они живут интригами, гордостью, наследием. А ты... У тебя словно есть цель. Что-то иное. Это чувствуется, — он сделал паузу, разглядывая её, будто сложную загадку, в которой пока не все кусочки сложились. — Не каждый здесь поймёт и примет это.
Кэтрин улыбнулась чуть шире, но в этом жесте было что-то оценивающее, осторожное.
— А ты? Может быть, ты поймёшь?
Он, как обычно, подался чуть ближе. Но теперь в его движении было нечто другое — не просто игра, а желание проверить, насколько далеко готова зайти она. Серьёзность во взгляде всё же дрогнула, смягчаясь в той самой ухмылке, которую он носил, как вторую кожу.
— Возможно. Но если и так, тебе придётся доказать, что ты не только умеешь держать себя в руках, но и... способна доверять.
Кэтрин не ответила. Её улыбка застыла, но в глазах промелькнуло что-то острое, отстранённое. Доверие? Слово, которое всегда звучало как что-то опасное.